В чужом клане

Глава 27

Дана Юстина положила тонкую ладонь мне на плечо.

— Вам стоит быть осторожней, Рейн.

— Но если он сектант, почему его в первую очередь не лишили сана? Почему позволили оставаться жрецом?

Дана Юстина вздохнула.

— Церковь не любит об этом упоминать, но белые секты зародились внутри ее структуры и до сих пор именно жречество является самой благодатной почвой для новых рекрутов. Церковь построена вокруг идеи выживания человечества, а белые секты доводят эту идею до логического завершения, уничтожая все, что кажется им представляющим угрозу. Так что молодой жрец, попавший в сети белых сектантов, для Церкви достаточно частое событие. И если такой жрец, будучи пойман, выказывает должное раскаяние и готовность отринуть ложное учение, если за его спиной стоят влиятельные родичи или иные покровители, то сан ему оставляют, хотя переводят на ан прийнито…

— Испытательный срок, значит, — сказал я, только через мгновение осознав, что последние два слова принадлежали другому языку, название которого я, конечно, не знал.

— Верно, — согласила дана Юстина. — Длится этот срок обычно от года до трех лет.

— Старейшины Церкви используют ментальное давление, чтобы убедиться, что такой жрец не вернется к сектантам, едва наказание будет снято?

— На принявших сан ментальное давление не действует. Таково благословение богини, что поделать.

Я моргнул. До этого момента я считал, что защиты от ментального давления не существует.

— Но тогда как старейшины могут быть уверены, что такой жрец говорит правду?

— А вот это хороший вопрос, — в улыбке даны Юстины блеснули зубы. — Очень хороший.

— То есть они не знают? Все зависит от того, насколько искренним будет выглядеть его раскаяние?

— Именно.

На следующее утро я проснулся от странного ощущения, не похожего ни на что испытанное прежде. Будто откуда-то доносился звон туго натянутой струны, но при этом в реальности царила тишина.

Некоторое время я лежал, пытаясь определить источник не-звука, потом мысленно махнул рукой. Это явно было связано с преждевременным отбытием Небесных Лис и вряд ли касалось меня напрямую.

А немного позднее появился слуга с запиской от ваны а-Корак, где не было ничего, кроме нового адреса.

Надоедливый звук продолжал звучать у меня в голове все то время, пока я шел по улицам города, ища нужное место, но постепенно я приноровился его игнорировать словно надоедливый комариный писк.

На шестой день фестиваля город весьма отличался от себя-предыдущего. Во-первых, на улицах появились патрули в уже знакомой мне униформе аль-Ифрит, а во-вторых, люди, продолжающие праздновать, выглядели и вели себя иначе — исчез особый налет рассеянной благожелательности и добродушия, принесенный Лисами, так что каждый житель и гость города стал таким, каким и был изначально.

— Повезло, что на этом постоялом дворе нашлись свободные комнаты, — вана а-Корак отпивала чай маленькими глотками, паузы между которыми были чуть длиннее, чем обычно. И взгляд ее на время этих пауз замирал, направленный куда-то в пустоту, а глаза чуть прищуривались, от чего обычно приятное лицо пожилой матроны приобретало недоброе выражение. — Конечно, после страха, который Кассия пережила, мы не могли оставаться в той же гостинице, что и этот… молодой дан, — по интонации чувствовалось, что она бы предпочла назвать его совсем по-другому.

— Дасан принесли извинения?

— А сам как думаешь? — задала она ответный вопрос, и я лишь вздохнул, прежде чем спросить:

— Вы будете подавать официальную жалобу на Гедена Дасан?

— А ты знаешь, что ему грозит в том маловероятном случае, если мою жалобу удовлетворят?

Этого я не знал.

— Предупреждение, — сказала она с отвращением в голосе. — Всего лишь устное предупреждение… А вот аль-Ифрит извинения принесли, объяснив это тем, что молодой человек вел себя недостойно именно на их территории, — добавила она задумчиво, и недоброе выражение с ее лица исчезло, будто бы мне просто привиделось. — А еще они оплатили наше проживание и в предыдущей гостинице, и в этой, в полтора раза повысили сумму гонорара за выступления и пригласили нас с Кассией в городскую резиденцию на бал в честь закрытия фестиваля, «дабы бедная девочка отвлеклась от неприятных воспоминаний», — по изменившейся интонации я понял, что последние слова были прямой цитатой.

— Почему они принесли извинения? — спросил я и с секундным запозданием понял, что прозвучал мой вопрос как-то черство. В том смысле, что мне стоило одобрить такое великодушие, а не удивляться ему.

Вана а-Корак не обиделась. Лишь посмотрела на меня со знающей полуулыбкой.

— Аль-Ифрит очень интересный клан. Средний уровень магических сил, никаких особенных способностей, да еще это демоническое наследие, которое в свое время принесло им немало проблем. И посмотри, чего они добились. Всего за три века из обычной семьи превратились в Старший клан, породнились с императорской семьей, рассадили своих союзников во все важные министерства и гильдии, возглавили центристскую фракцию в Совете Старших кланов и при этом умудрились практически не нажить врагов — кроме энхардцев, конечно, но те особый случай.

— И вы знаете, как у них это все получилось?

Вана а-Корак долила себе чая.

— Они… — она сделала паузу, явно подбирая нужные слова. — Они очаровательны. Харизматичны. Дело не только в приятной внешности, хотя она не помешает, ведь люди инстинктивно склонны доверять тем, кто красив, но в их умении подбирать правильные ключики к сердцам. Люди быстро забывают нанесенные аль-Ифрит обиды, но долго помнят благодеяния, хотя, сам понимаешь, обычно все бывает наоборот. А еще аль-Ифрит умеют не ссориться с важными людьми, — она взяла истекающий медом пряник и жестом предложила мне тоже угощаться.

Я не мог бы сказать, что слова а-Корак об аль-Ифрит несли для меня новую информацию, хотя мне и было любопытно сравнить свое восприятие с чужим. Сейчас меня больше интересовал конкретный момент в ее речи, который и был ответом на мой вопрос — аль-Ифрит извинились, поскольку сочли ее труппу «важными людьми», с которыми не стоит ссориться. Но почему? Всего лишь не захотели лишаться талантливых исполнителей для своих будущих фестивалей? Или они знали об этих лицедеях что-то еще?

— Как Кассия? — спросил я. Чай и пряники сегодня принесла другая актриса, не имевшая с ваной а-Корак родственных связей, а саму ее внучку я не видел.

— Затащила к себе в комнату подружек и сидит там с ними, отказывается выходить, — отозвалась лицедейка со вздохом. — Ей всего четырнадцать, перепугалась. Я всегда ее берегла, отпускала только в сопровождении взрослых, а тут — безопасный город, благословенный фестиваль, расслабилась. И вот…

Четырнадцать? Значит, девчонка была еще младше, чем я думал.

— Благодаря тебе, Рейн, ничего непоправимого не произошло, — вана а-Корак серьезно посмотрела на меня. — Прими мою искреннюю благодарность. И если я или моя труппа что-то можем для тебя сделать, скажи.

— Ну-у, — я потер подбородок. В памяти вновь всплыли прежние мысли о том, чем еще, кроме выступлений, могли зарабатывать лицедеи. И это, пожалуй, даже объясняло внимание аль-Ифрит. Уж они-то наверняка знали то, о чем я мог только догадываться. — Я буду очень признателен, если вы никому не расскажете обо мне.

Вана а-Корак продолжила выжидательно смотреть на меня, и я пожал плечами.

— Ну и все, собственно.

— Очень скромная просьба. Конечно, я ее выполню, — она улыбнулась.

— Что это? — жрец с любопытством смотрел на засахаренные кусочки фруктов, нанизанные на тонкие черные палочки.

— Бин-тан, кажется, — отозвался я, припоминая то, что говорил мне торговец, потом вытащил из пакета такие же засахаренные ягоды. — А вот это бин-лу. И то, и другое — местная сладость.

Гостиница, где пекли пирожки с заварным кремом, находилась на другом конце города, кроме того, там теперь проживали Дасан, так что я решил купить что-нибудь новое взамен и фруктовые сладости показались самым интересным из всего, что было выставлено на продажу.

— Действительно, в столице мне такое не попадалось, — согласился жрец.

Он с энтузиазмом вгрызся во карамельные фрукты, а я смотрел на него, пытаясь за уже привычным фасадом внешности и поведения увидеть… другое. Но не получалось.

Белые сектанты вообще хоть как-то отличались от обычных людей?

Черные сектанты должны были отличаться — с их поклонением демоническому богу, участием в запрещенных ритуалах, скверной, которая наверняка касалась их сути и искажала ее. Но белые отвергали все демоническое еще яростнее, чем сама Церковь. Они были защитниками идеала. Жаль только, что таким, как я, в этом идеале не было места.

Я вздохнул.

— Что вас тревожит, Рейн? — привычно доброжелательным тоном поинтересовался жрец. Со второго дня нашего общения он начал называть меня по имени, но продолжал говорить «вы».

Естественно, я не мог сказать, что меня тревожила его прежняя и, возможно, существующая до сих пор, принадлежность к белой секте.

— Без благословения Небесных Лисиц город так изменился, — сказал я. — Будто совсем другое место, и обитают в нем другие люди.

Жрец отложил сладости в сторону и задумчиво потер подбородок.

— Да, вчера мы одновременно почувствовали уход Лис, а новый фестиваль, увы, будет лишь через год. Теперь остается лишь вспоминать, каково это было. Вы ведь с самого начала ощутили их благословение, раскинутое над городом?

Я кивнул.

— Будто теплое пушистое облако радости жизни.

— И вы ведь видели самих Небесных Лисиц? — мечтательно-задумчивым тоном продолжил жрец. — Скажите же, они все как на подбор невероятно красивы!

Я открыл рот — и закрыл. Нет, мне определенно были нужны еще лицедейские уроки. Много-много лицедейских уроков. Потому что я был практически уверен, что выражение моего лица изменилось и выдало жрецу тот факт, что да, Лисиц я видел.

— Вы, светлейший, их встречали? — попытался я сменить направление вопросов.

Жрец чуть нахмурился.

— Конечно, встречал… Рейн, в том, что вы видели Лис, нет ничего дурного. Напротив, такая способность означает благоволение к вам Пресветлой Хеймы. Скрывать это нет никакой нужды.

Хм… Голос жреца звучал вроде бы искренне и ничто ни в выражении его лица, ни в движениях тела не выдавало лжи.

— Благоволение богини? — повторил я. — В каком смысле?

— Умение видеть Небесных Лисиц — очень редкая способность и обычно идет рука об руку с рядом других. Все вместе это называется даром этера, — ответил жрец и на мое недоумение пояснил: — Этер — это общее название для слоев реальностей, невидимых обычным людям. Например, когда Небесные Лисы спускаются на землю, для глаз простых людей они выглядят такими же людьми, и только те, кому богиня благоволит, те, кто читают этер, видят реальный облик Лис… Кстати, мне еще вчера подумалось, что у вас, Рейн, есть этот дар. Я говорю о том моменте, когда вы ощутили уход Лис; вы даже, помню, тогда изменились в лице. А ваше описание «пушистого облака», окутавшего город, один в один совпадает с тем, что рассказывают другие благословленные.

Ну, звучало это все вроде неплохо. Благословение богини было куда лучше, чем демоническая особенность или последствие осквернения.

— Этот дар этера — разновидность магического дара? — уточнил я, практически уверенный в положительном ответе, но жрец покачал головой.

— Нет, к магии он отношения не имеет. Это просто врожденная способность, как, например, идеальный музыкальный слух.

Возможно, дар этера объяснял и тот факт, что я уже пару раз «проваливался» в теневые королевства? Они ведь тоже были видом иных реальностей.

— В старые времена людей с даром этера почитали, как посланников Небес, — продолжал говорить жрец. — И даже сейчас, хотя подобные суеверия сохранились лишь в самых отдаленных уголках Империи, человек с даром этера проходит по всем ступеням церковной иерархии куда быстрее, чем обычные жрецы, и во главе Церкви тоже почти всегда стоит тот, кто умеет видеть невидимое. Ведь кому еще суждено служить богине, как не человеку, который, едва родившись, уже получил ее благословение?

Я моргнул. Он что, только что предложил мне стать жрецом? Но прозвучало это как-то так, будто особого выбора у меня и не было…

— Нет, — сказал я. — Я не гожусь! В смысле, в жрецы не гожусь. Вот совсем!

Мой собеседник посмотрел на меня вопросительно, и я торопливо добавил:

— Я мрачный, злой, эгоистичный, с отвратительным характером, и вообще…

С каждым следующим словом брови жреца поднимались все выше, а потом он расхохотался, перебив мою прочувствованную речь.

— Во имя всех Ее воплощений! Рейн! Никто не заставит вас идти по церковной стезе против воли!

— Точно нет?

— Точно, — жрец больше не смеялся, но его губы так и продолжали расплываться в улыбке, а глаза щурились. — Честное слово. Желающих стать послушниками всегда было в десятки раз больше, чем свободных мест. Будьте уверены, последнее, что нужно Церкви — это человек, оказавшийся в ее рядах против своей воли.

— Ну… хорошо тогда.

— Но все же, утолите мое любопытство. Чем вам так не угодила наша стезя?

— В первую очередь целибатом, — проворчал я. Жрец пару раз упоминал этот обычай во время своих предыдущих рассказов.

— Целибат временный, только до тридцати лет, пока не окончится время активного служения, — уточнил жрец.

— Пусть так, — отозвался я. — Это мало что меняет.

По крайней мере, это мало что меняло лично для меня. Амана точно не будет ждать одиннадцать лет, пока это самое «время активного служения» закончится. Да и в целом, зачем ей в мужья жрец, чья верность в первую очередь будет принадлежать Пресветлой Хейме и ее Церкве, и только потом — семье?

— А что еще вас смущает? Кроме целибата? — продолжал спрашивать жрец.

Я не стал упоминать тот факт, что далеко не все послушники выживали и становились жрецами, и далеко не все жрецы жили достаточно долго, чтобы закончить свое «время активного служения». И о том, и о другом, кстати, сам жрец и рассказывал в предыдущие дни, тоже между делом, как о вещах, само собой разумеющихся.

Впрочем, в мире, кишащим чудовищами, это и было само собой разумеющимся.

— Я не готов отдать свою жизнь ради человечества, — сказал я честно. В памяти всплыл разговор с императорским советником, который допрашивал меня под воздействием ментальной магии, заставляющей говорить правду, и то, как он возмутился моему признанию, что я служу только самому себе.

Однако, в отличие от советника, жрец никакого негодования не выказал.

— Это естественно, — сказал он безмятежно. — Даже среди принявших сан альтруистов не так много. Большинство из нас предпочтет процветать вместе с человечеством, а не погибать ради его выживания. Но иногда другого выхода просто нет.

Последние слова прозвучали как нечто очень личное и основанное на жизни самого жреца. Как-то ведь он получил свою травму?

Я подумал было о том, чтобы спросить об этом, но в это мгновение звон несуществующей струны, которую я целый день старался игнорировать, стал в разы громче. И не просто громче, но еще и обрел направление. Теперь я мог сказать, откуда исходил этот надоедливый не-звук. Хм, странно, именно в той стороне находился корневой замок аль-Ифрит.

— Светлейший, насчет дара этера — он включает в себя только умение видеть невидимое, или к слуху это тоже относится?

— К слуху? — вежливо переспросил жрец.

— Умение слышать то, что не имеет звука, — я неопределенно повел в воздухе рукой.

Выражение лица жреца не изменилось, но он чуть шевельнулся, и у меня тут же возникло ощущение, будто из спокойного и расслабленного состояния его тело перешло в состояние сжатой пружины, разом напомнив мне о том, что все жрецы были еще и воинами.

— Да, тоже относится, — проговорил он так же безмятежно, как и прежде, но сейчас его интонация показалась мне фальшивой. — Что именно вы слышите, Рейн?

— А вы сами не можете этого сказать?

— Боюсь, я лишен дара этера, — отозвался он.

— Но вы сказали, что видели Лис!

По лицу жреца скользнула мимолетная улыбка.

— Видел, но не во время фестиваля. Как и все обычные люди, я могу видеть их истинный облик только тогда, когда они сами этого желают. Так какой же не-звук вас беспокоит?

— Натянутой струны, — сказал я неохотно.

Поведение жреца подсказало, что с этим не-звуком все было непросто, но меня слишком смущало как усиление громкости, так и направление, а он был единственным, кто мог сейчас объяснить происходящее.

После моих слов жрец дернулся всем телом.

— Как давно? Изменения были? Откуда струна идет? — вопросы прозвучали обрывисто и почти грубо, без намека на прежнюю безмятежность.

— С утра. Только что стало в разы громче. Струна начинается там, — я махнул рукой, показывая. — А теперь объясните, что это значит!

— Это значит, что вы слышите рвущуюся защиту неинициированного мага. Когда струна лопнет, произойдет прорыв дикой магии. Все люди с даром этера способны это слышать.

Я знал только об одном случае такого прорыва, но и этого было достаточно!

Не-звук, будто ждал именно этого откровения, стал еще громче. А потом я «увидел» струну, что уже столько часов не давала мне покоя, на всем ее протяжении. Здесь, в городе, она была прозрачной, и такой же оставалась в полях и лесах за ним, но вблизи ворот корневого замка становилась бледно-красной, а внутри замка — алой, и тянулась к невзрачному, незнакомому мне парню…

Я моргнул, и видение исчезло. Если я правильно понял его значение, при прорыве пострадает лишь сам замок — и, конечно, все его обитатели — дальше дикая магия не пойдет.

Но в замке была Амана!

Я вскочил на ноги…

— Стойте! — крикнул жрец, и когда я замер, торопливо добавил: — Ни в коем случае не убивайте этого неинициированного мага! Иначе, в момент его смерти, прорыв точно произойдет.

— Понял, — сказал я и кинулся бежать.

Дорогие читатели! Третья книга будет здесь — https://author.today/work/293107 Чтобы не потерять, добавьте сразу в библиотеку.