В бой идут одни оркобойцы (клинок командора – 2)

Глава 8

Неведомые фрукты, появившиеся в немалом количестве в округе, привлекли внимание многих жителей. Безматерных оказался буквально завален ими и объявил, что больше принимать не будет. По-видимому, никакой пользы в них не увидели и покупатели контрабанды. Любители наживы, бросившись на поиски недозревших помидоров, или, как их сразу прозвали, орчьей травки, разочаровавшись, перестали обращать на них внимание. И зря. Несколько штук полковник отослал в Москву на экспертизу. Команду он имел недвусмысленную — отправлять в центр все принадлежащее оркам.

Ученых в очередной раз охватил экстаз. Невзрачные фрукты-овощи оказались хорошими аккумуляторами. Настолько хорошими, что, по их подсчетам, элитный Мерседес-600 мог полгода гонять без продуху. Правда, подзаряжать их оказалось невозможно. Зато существовала Зона с ее плантациями. Безматерных получил инструкцию организовать сбор плодов орчьей травки в максимальном количестве. Добыча аккумуляторов признавалась настолько важной, что правительство, наконец, раскачалось и создало давно обещанную конную трассу между городом и Большой землей. Немецкие першероны и обычные российские лошадки потянули в город продовольствие и другие необходимые товары, вывозя обратно печень орков и плоды орчьей травки.

После таких известий население орчьих Зон стало расти. На место робких, стремящихся к мирной, размеренной жизни людей приходили рисковые искатели бешеных денег.

Город снова стал заполняться. Люди тянулись к каменным коробкам, имеющим вполне жилой вид, хотя проще и комфортабельнее было устроиться в одной из близлежащих деревень. Но в городе безопаснее — орки довольно неохотно забредали на его территорию. Кое-где к тому же работали радиостанции, дизели нескольких мини-электростанций позволяли пользовать минимум электроприборов, среди которых главное место занимали, конечно, телевизоры и холодильники. Люди стеклили выбранные квартиры, ставили печки-буржуйки, а кто и настоящие кирпичные печи, в общем, обустраивались как могли.

Володю такие прелести цивилизации не занимали. Все равно он не мог посмотреть телевизор, а продукты у него портиться не успевали. Ему немного не понравилось другое, хотя однозначно к безумной идее Безматерных он отнестись не смог. Полковник вновь открыл институт, отправив учиться всех оставшихся в городе студентов. Вообще-то стояло лето, по всем существующим положениям и законам шли каникулы, но Безматерных под предлогом срыва занятий в мае предложил продолжить учебу не только в июне, но и в июле.

В первое время, когда шло выселение, в списке эвакуации студенты и преподаватели пединститута оказались далеко не на первом месте. Большая часть из них сумела уйти самоходом, но кое-кто остался, собираясь дать деру при первой же возможности. Кормежка не ахти какая, снабжение никак не удавалось наладить. И не из-за опасности на дорогах, а, как всегда, нехватки денег у государства.

Народ жил, как мог. Часть подалась к Безматерных, остальные вообще черт знает на что существовали. Полковник, которому такой рассадник возможных конфликтов совершенно не нравился, как-то раз доверительно сообщил Володе, что вскоре начнется вторая волна эвакуации ненужных в городе людей.

Их вывоз так и не начался, когда обнаружилась орчья травка. Взгляды на Зону сразу изменились. У высокого начальства в Москве появилась мысль провести эксперимент и сохранить несколько вузов. Наладить, так сказать, в ряде городов полноценную жизнь. Так или иначе, но в их институте четыре факультета, в том числе исторический, были оставлены. Разумеется, те, кто хотел уехать, отправились в более спокойные места. Но таких оказалось мало, так мало, что все удивились. Как быстро человек привыкает к опасности, к возможности за пару минут разбогатеть, а затем оказаться разорванным в клочья орком или своим братом старателем. Почти полторы сотни студентов и три десятка преподавателей приступили к привычной жизни. А ректором стал человек, которого дружинники не могли не приветствовать — Леонид Владимирович Калинин.

Володя с приятелями после некоторой ломки под сильным давлением Безматерных, пригрозившим даже расторжением контракта, тоже вернулся в успевшие запылиться аудитории. Остальные студенты попытались побузеть, но поскольку почти все они вслед за троицей подписали контракты с ГОВД, Безматерных коротко указал им на дверь. С ними он церемониться не собирался. Деваться было некуда и, пока в округе продолжалась эвакуация некоторой части штатского населения, шалили орки, они привычно рассматривали проблемы внешней политики Александра Третьего или психолого-педагогическую характеристику на ученика Васю Сидорова.

С увеличением интереса к аномальной Зоне финансирование улучшилось. Даже студентам и преподавателям стали прилично платить. Стипендия в их вузе раза в четыре превышала среднюю по стране. Питание тоже улучшилось. Куда там пресловутому московскому снабжению!

Жизнь вступала в прежнюю колею, хотя и на новый лад. Занятия в институте чем дальше, тем больше напоминали военную подготовку. Число военных предметов постоянно увеличивалось. Часть преподавателей помоложе надела форму с офицерскими погонами. Сам Калинин ходил в капитанских, а затем — по новой должности — майорских. Студентов пока никто не обмундировывал, но все чувствовали — до поры до времени. Они просто пока мало значили. А вот троице оркобойцев прямо предложили подать заявление на зачисление во внутренние войска с обещанием чина прапорщика, а через некоторое время и лейтенанта. Друзья посмотрели на Володю. Тот молча покачал головой, и власть предержащие настаивать не стали. Единственное, где Безматерных отыгрался — в так называемом тренировочном клубе. Там дисциплина для всех была железной. Тренер — невысокий, но от этого не менее свирепый дяденька сорока лет, — гонял всех как сидоровых коз, не спуская ни малейшей ошибки при отработке приемов или небольшом опоздании. Никакие доводы о задержке на дежурстве или затянувшихся занятиях на него не влияли. Особенно хорошо жили друзья. Троица студентов — оркобойцев вызывала у него какую-то просто животную неприязнь, и они уже второй месяц ходили сплошь покрытые синяками.

Отношения с властями были не самым худшим моментом в их жизни. Бестолковая информация в центральных СМИ и слухи об огромных заработках старателей, за один летний сезон способных настричь по несколько сот тысяч зеленых, привели к понятному результату. Вскоре в их край хлынула масса народу. Как и когда собирать плоды орчьей травки они не знали, зато были готовы идти на все ради наживы. Орки против такого пополнения источника их питания не возражали, но жителям города стало туго. Участились грабежи, убийства, кое-как замаскированные под нападения орков. Милиция, подкрепленная подразделениями внутренних войск, устроила крутые разборки. Хотя полностью вытеснить старателей не удалось (за дело принялась мафия, от которой так просто не избавишься), но стало потише.

Безматерных, давший клятву избавиться от конкурентов еще при первой встрече с их представителем отряда Игнатьева, только развел руками. Освободить окрестные леса от свободных охотников было невозможно. Те размножались почище тараканов. Пришлось примириться с наиболее опытными, обязав их сдавать хотя бы часть продукции, и заняться новичками, постоянно прорывавшихся в Зону, несмотря на усилия пограничников и вэвэшников, стоявших на границе. Борьба с лесными жителями становилась нечто обычным как профилактическая работа с хулиганьем в прошлом.

Народ совсем успокоился, когда в их край перебросили специальную армейскую дивизию, вооруженную на средневековый манер копьями, мечами, саблями и прочими видами холодного оружия, всплывшего в воображении интендантов.

Дивизия, пусть и была разбросана на большом расстоянии, но перекрывала все опасные участками. При необходимости, дымовые сигналы собирали роты и батальоны для возможной крупной схватки. В этом не было необходимости — орки предпочитали охотиться на людей поодиночке, или, в лучшем случае, парами. Но военные желали быть готовыми во всеоружии. Володе сильно хотелось проверить на нескольких солдатиках их способность к драке на мечах, но случая все никак не выдавалось.

Бытие успокоилось и наладилось. Все счастливыми, конечно, не стали, но всех и не осчастливишь. Во всяком случае, троица студентов 3 курса исторического факультета своей существованием была вполне довольна.

Они жили весьма полноценной по выражению Безматерных жизнью, не дававшей им расслабиться и задуматься — а как, собственно, все изменилось вокруг и в кого они сами превратились за последние месяцы. С утра шли занятия в институте, которые значительно отличались от лекций и семинаров в вузах Большой земли. После лекции по истории Февральской революции следовал практикум по рукопашному бою, а после обеденного перерыва — семинар по педагогике, плавно перетекавший в занятие по методике выживания в экстремальных условиях. С таким расписанием не заскучаешь.

С завершением занятий бывшие дружинники, а ныне вольнонаемные контрактники Экспедиции по использованию ресурсов городской Зоны (их официальным нанимателем был Никитин, ставший к этому времени подполковником), спешили, как и полагается государственным служащим, на службу. Протекала она у них по-разному, в разное время и с разной оплатой, но одинаково долго и с полной отдачей сил. Безматерных и Никитин за этим не забывали следить.

А после окончания работы их ждал так называемый тренировочный клуб «Ромашка». Не ожидавшие подвоха студенты после первого же посещения цветочного учреждения пришли к выводу о беспримерном издевательском названии данной организации. Основным предназначением тренера и двух его помощников, неведомо откуда разысканных Безматерных, было избиение подопечных. И ведь не подкопаешься к гадам!

Поначалу их били, обучая элементарным, как мягко объяснил тренер Василий Сергеевич, навыкам рукопашного боя. Он просто показывал, как надо действовать на самих же обучающихся. Петя Ромашин сломал руку, еще несколько душ отделались вывихами, остальные украсились синяками и шишками. Попытка доказать дяде Васе (прозванного так сразу же по приезде за щуплый вид) его несправедливость с помощью дворницкого ледоруба закончилась для Лехи Губанова тремя сломанными ребрами и шестью или семью порезами. Тренер взял в руки любимую саблю и… Володя был рад, что у него хватило способности потерпеть, не пытаясь объяснить кто есть кто в городе. Такого унижения он бы не выдержал.

Переход к тренировкам с использованием холодного оружия, а проще говоря, мечей, кроме них все равно ничего не завезли, был воспринят большинством облегченно. И напрасно. К синякам прибавились порезы, которыми поощрялись как самые слабые, так и сильные. Все бы стерпелось, но дядя Вася никогда не говорил, за что он «поучает» своим клинком в очередной раз. Тренер проводил за занятие до двадцати — тридцати учебных боев, показывая на примере очередного «соперника» как надо издеваться над учениками. И никогда не уставал.

А еще приходилось привыкать к постоянному ношению доспехов. Некое подобие кольчуги, усиленное пластинами на груди, кольчужные же штаны, шлем, щит весили без малого килограмм пятнадцать. А как в них жарко! Их выдали далеко не всем, и непонятно было, кому радоваться больше. Студенты, как могли отлынивали, выискивая множество причин, требующих отсутствия доспехов. Но выкрутиться удавалось не всегда.

В общем, радостей жизни хватало. Володя, завершивший очередной рабочий день, а трудился он как ударник капиталистического труда — с семи утра до девяти-десяти вечера (если не было ночного дежурства), — блаженно развалился на кровати и вытянул ноги. Лишь бы сегодня Марина не пришла, — лениво подумал он. Две красавицы стали его откровенно изводить своими сексуальными аппетитами. Он уже видел серую плиту надгробия с собственной фамилией, датами жизни и смерти и надписью мелом завистника: «Умер от истощения».

К счастью для него, Валя решила навестить родителей, живших вне Зоны. Володя в лепешку разбился, но достал ей пропуск на проезд туда-обратно и позавчера с оказией отправил. Две недели он может передохнуть.

Он почесал скулу и скривился от боли. Дядя Вася на вечерней тренировке пробил его защиту и тренировочным мечом — здоровенной железной палкой метр с копейками длиной — «нечаянно» попал по запястью. Оно, разумеется, сразу же распухло. Вот ведь скотина дорогой Василий Сергеевич. Слабее его раз в пять, но постоянно так лупит, словно все обстояло как раз наоборот. Опухоли с его орчьими подарками и климатом Зоны хватит на сутки. Дядя Вася пользуется этим и бьет направо и налево, зная, что завтра, крайний случай послезавтра, студент будет в норме.

Володя осторожно сжал пальцы правой руки в кулак. Больно! Хотя, надо признать, жуткие методы дяди Васи давали свои результаты. Теперь он, как и многие другие студенты, серьезно отнесшиеся к тренировке, со смешком вспоминали о своем ополченческом прошлом, когда они с секирами выходили на орков. И как-то еще уцелели!

Сейчас у него, правда, пока та же самая секира, с которой он начинал свою «трудовую» деятельность. Пришлось только сменить трубу на другую, потолще и покрепче. Жалко оставлять верного друга, не раз спасшего от верной смерти. Однако секира слишком простое оружие, у нее нет тех возможностей, как у меча. Да и самоделка к тому же. Прошлое. Он ее не оставит, выделив почетное место на стене в комнате, но брать в бой вряд ли станет.

Скоро, хотелось верить, очень скоро, он получит в свое владение настоящий меч, воз которых доставлен в город. Милиция получила их сразу и гордо заходила по городу, то и дело запинаясь об ножны. Тоже мне вояки. Контрактники станут их обладателями только после подтверждения дядей Васей их статуса мечника. Какова дискриминация! Безматерных не только подтвердил слова тренера, но и пообещал разорвать контракт с теми, кто не сумеет стать мечником. Вот ведь чудо-юдо! Доспехи выдал, а мечи нет.

Сегодня дядя Вася в утешение, так сказать в компенсацию за полученную травму, сказал, что он на пути к владению мечом. Спасибо и на этом. Впрочем, и он, и его друзья вполне могли остаться ни с чем. И дядя Вася здесь не при чем. В милиции появилось целых два оркобойца. С их, кстати, помощью. А они по-прежнему хамят и ведут себя независимо к неудовольствию высших городских чинов милиции. Безматерных, когда они слишком надоедят ему, воспользуется своими людьми и, при желании, выгонит их. От родимого и любимого государства следовало ожидать чего угодно. С помощью двух оркобойцев милиция вполне сможет увеличить их число до нужного.

Что-то сегодня одни дурные мысли в голову лезут. О чем не подумаешь, все плохо или еще хуже. Володя осторожно повернулся на бок и незаметно задремал. Раздеться бы, — лениво всплыла в голове мысль.

Громкие крики в коридоре стряхнули дрему. Опять кто-то напился и качает права. Как и предполагал Володя, после их снятия в общежитии воцарились порядки по принципу анархия — мать порядка. Каждый занимался в свободное время чем душе угодно. Для некоторых душ угодно было выпить. Они отыскивали старые запасы водки и самогон появившихся подпольных фирмочек и стали спиваться и спаивать других. Постепенно несколько человек перестали ходить на учебу, их выгнал Безматерных за прогулы и пьянки. И вся жизнь этих людей свелась к принципу — наливай и пей. Где постоянная пьянка — там и драка. Самое обидное то, что пить начали хорошие ребята. Но он пока не вмешивался. Пусть сами решают. Он им не отец родной.

Общежитские алкаши отыскали знакомцев в городе и все чаще приводили их для гульбы к себе. В общежитии безопаснее. А, кроме того, жили девочки — почти четыре десятка после возвращения некоторых обратно в Зону. Девчонки и не прочь ответить на ухаживания мужской части. Но не с пьяными же им общаться. Серега Савельев едва успевал наводить порядок. Но выгнать пьяниц не решался. Да и не поддержало бы его большинство парней. У них все еще бродил угар казацкой демократии — каждый делает то, что желает.

В последние дни общежитие вообще стало напоминать забегаловку в час пик. Позавчера на глазах у Володи через вахту проволокли две фляги литров по пятьдесят, наполненные самогоном. Дежурные хотя бы ухом повели. И уже третий день шла пьянка.

Сейчас забулдыги пошли покурить на улицу. Орки вечерами не ходили, соблюдая строгий режим. Опасаться им некого, кроме таких же как они.Какого черта только они свернули в их угол. Вскоре после «отставки» трое друзей переселились на первый этаж, в противоположное крыло от их прежнего места проживания на втором этаже. Так спокойнее и им самим и остальным студентам. В их крыле стояла тишина. Душ не работал со времени появления пришельцев, и никто в крыло, кроме своих, не лазил.

Подгулявшая компания решила, что несправедливо, когда кто-то так рано ложится спать. Она остановилась около вахты, галдя так, что звуки разносились на пол-общежития, а на первом этаже стояла жуткая какофония. Он раздражено засунул голову под подушку. Не помогает.

— Володька, подъем! — Крикнул кто-то из алкашей сиплым от беспробудной пьянки голосом. Раздалось дружное гоготанье.

Его терпение истощилось. Хотите жрать — нажирайтесь, но зачем других-то тревожить. Рывком поднявшись — куда усталость делась? — он распахнул дверь и выскочил в коридор. Он немного опоздал. Бутылочные друзья уже вышли на улицу, не ожидая его ответа.

— Кто кричал? — Мертвым от злости голосом спросил Володя, выходя на крыльцо.

Даже до совершенно пьяного, до помутнения в глазах, студента с филфака — Володя не помнил, как его зовут, он только окончил первый курс — дошло, что дело пахнет керосином.

— Я не специально, — пробормотал он. Больше слов для оправдания опьяненный мозг не находил. — Извини, брат.

Нашел брата. Володя скривился. Дать, что ли по морде на память?

Остальные ханурики, не чувствуя себя виноватыми, посмеивались над провинившимся.

— Не описялся? — Подкольнул его городской алкоголик из числа новых друзей компании. — На колени встань, прощения попроси.

Издевка подействовала на филолога как красная тряпка на быка.

— А чо, — вызывающе сказал он, — что хочу, то и говорю. Чо выкобенивешься, время еще раннее.

До пресловутых одиннадцати часов вечера, после которых по общежитским правилам еще той, ушедшей эпохи, наступала тишина, было действительно далековато. Володю это не смутило.

— Еще что скажешь? — Спокойно спросил он.

— О, какой генерал! — Восхитился городской пьяница. — По взгляду чую — шестерка ментов.

— Точно! — Обрадовался возможности выкрутиться филолог. — Каждый день у ментов шестерит.

Компания ментов недолюбливало и была за что. Пьяная гульба по приказу Безматерных запрещалась. Гуляк хватали, тащили в милицию и составляли протокол с многообещающими последствиями — от выговора и штрафа до высылки из Зоны.

— Слышь, шестерка, — взял инициативу в свои руки горожанин, — катись отсюда, пока цел. Я правильно говорю, мужики?

— Ну! — Одобрительно раздалось в ответ. Правда, согласились не все. Володю несмотря ни на что в общежитии уважали.

Ему стало скучно. Не этим пропившимся до посинения алкашам качать права. Он слегка толкнул городского гостя. Тот не удержался на подкашивающихся ногах и упал.

— … мать! — Озвучил он падение. Поверхность крыльца по давности лет представляла неровную поверхность с галечными отложениями. Бросать бренное тело на нее не очень приятно.

Володя слегка добавил ногой, и искатель справедливости затих, стремясь унять боль.

Теперь следовало наказать филолога. Что б впредь думал, на кого тявкать. Звук хорошей затрещины нарушил воцарившуюся тишину. Филолог тоненько пискнул, но защищаться не решился.

— Хотя бы шорох услышу, раздавлю, — пообещал Володя и отправился в свою комнату. Злость на них была настолько велика, что вздумай кто-нибудь просто шевельнуться, не поздоровилось бы всем. И вряд ли бы все кончилось только синяками. Но слегка протрезвевшие от страха студенты и их городской друг поняли ситуацию правильно. Почти бесшумно — для пьяных, конечно, — они прошли через вахту и растворились в темноте коридора, чтобы продолжить возлияние.