Давно уже я не боксировал, но этого тощего парнишку уж точно пришибу, решил я, натягивая перчатки. Как раз будет полезно перед допросом. Надеюсь, после этого он станет сговорчивее.
— А ты уверен, что мы с тобой подходим по весовых категориям? — спросил я, перед тем, как взбираться на ринг. — Может, все-таки подумаешь еще?
Джураев усмехнулся.
— А кто сказал, что это я буду с тобой драться? Вот, постучи с нашим чемпионом.
И он указал на здоровенного парня, вышедшего из тенистой глубины гаража. До этого другие рабочие цеха скрывали его своими телами. Он походил на разъяренного медведя. Огромное брюхо и кулаки-кувалды.
— Э, нам точно нужен этот бой? — слегка нервно спросил Юшков. — С любым другим я бы тебе позволил драться, но с этим… Он же настоящий убийца.
Но уже поздно было сдавать назад. Рабочие закричали:
— Ну, давай, Кабан, порви его на куски! Что, уже обосрался от страха?
Я перелез через канаты на ринг и указал на Джураева перчаткой.
— После того, как я покончу с ним, наступит твоя очередь.
Но Джураев нисколько не испугался. Кивнул, растянув губы в улыбке.
— Конечно, конечно. Только тебя унесут отсюда ногами вперед, у тебя не будет возможности дотянуться до меня.
Гигант тоже взобрался на ринг. Я еще раз поглядел на него и сравнил наши габариты. Я редко встречал людей, способных сравниться со мной ростом, но этот был выше аж на пол-головы. Телосложение тоже мощное, правда, он успел отрастить себе пузо. Если что, можно будет его погонять по рингу, а потом добить, когда он высунет язык.
— Ну, начали! — крикнул Джураев. — Кабан, сделай из него отбивную!
Что, вот так без подготовки и приветствия? И без арбитра? Что же это за соревнования здесь такие? Я едва успел сунуть капу в рот.
Великан обрадованно улыбнулся, поднял кулаки и рванул ко мне. Ну что же, сейчас я испробую его череп на прочность.
Я не стал уходить и уклоняться. Тоже пошел вперед и мы столкнулись в центре ринга.
Кабан успел ударить первым и выкинул вперед длинный прямой удар в мою голову. Я прикрылся плечом и отбил его кулак. Удар противника получился очень сильным.
В моей голове с непривычки зазвенела туго натянутая струна. На губах появился соленый вкус. Кабан ударил второй рукой. Сильный боковой, тоже метил мне в голову. Я блокировал и его, на этот раз удачнее.
Зрители вопили от восторга и подбадривали своего бойца. Краем глаза я заметил хмурого Юшкова и радостного Джураева, стоящих у канатов.
Кабан толкнул меня плечом и снова слегка размахнулся правой. Не очень-то он и стремился соблюдать правила.
Ладно, хватит развлечений. Как я уже выяснил, тактика у Кабана ниже среднего. Он старается взять силой. Раскрывается при ударах, так хоть Камаз в ворота загоняй.
Я чуть опустил руки и даже выставил подбородок вперед. Мол, давай, делай красиво. Бей меня в рыло. Урони на настил, хлебать собственное дерьмо. Наверное, это особый кайф, нокаутировать мента.
Кабан попался на эту удочку. Провел новый прямой удар. Я чуточку согнулся, прошел вперед и очутился рядом с ним. Чуть развернул корпус и ударил левой. Сбоку, сильно и в челюсть противника.
Кабан выпучил глаза. Отшатнулся назад. Но я не отставал. Куда же ты, голуба? Удар левой только на затравку. Основное блюдо — это мой боковой правой. Ведущей сильной рукой.
Я сделал стремительный подшаг, подскочил к Кабану и ударил правой. Хороший смачный удар. Будто кувалдой по туше свиньи, висящей на крюке.
Получилось очень даже неплохо. Рабочие перестали кричать, а Джураев больше не улыбался. Противник закатил глаза и завалился назад. Я хотел добавить ему в печень, контрольный выстрел, но понял, что в этом уже нет необходимости.
Бабах! Кабан с грохотом рухнул на настил, чуть не разломав его к чертовой бабушке. Рабочие ошарашенно смотрели на него и на меня.
— Ну, кто-нибудь будет вести счет — я выплюнул капу изо рта, чтобы спросить.
— Я думаю, тут и так все понятно, — с улыбкой заметил Юшков. — Этот парень еще не скоро очухается.
Он толкнул печального Джураева локтем.
— Ну что, пойдем, поговорим?
Я стащил с руки влажные от пота перчатки и бросил на неподвижно тело Кабана. Потом спросил:
— Ему кто-нибудь собирается помочь? Вытащите капу изо рта, а то задохнется. — вылез за канаты, спрыгнул с ринга и пошел вслед за Юшковым и Джураевым.
Рабочие полезли на ринг, приводить Кабана в чувство.
Я догнал Юшкова и Джураева, когда они остановились неподалеку от гаража.
— Отец Алексей? Церковь? Да вы смеетесь, что ли? Я их близко не знаю. Ни о каком убийстве даже не слышал, — судя по всему, мой товарищ решил, что Джураев сбит с толку и его можно брать тепленьким. Но тот отбивался изо всех сил.
— Хорошо, Иоган, а скажи пожалуйста, где ты был вчера ночью? — ласково спросил Юшков.
Судя по всему, он решил играть доброго дядю. Значит, мне предстоит быть злым. Хотя, сейчас, на территории противника, все эти трюки лучше не применять. Вот когда он придет к нам в отдел, тогда испробуем на нем все способы.
— Я был с подругой, — тут же ответил Джураев. — Мы поужинали и легли спать. У меня же смена сегодня, как же я мог пропустить?
— А, так ты образцовый работник? Наверное, ночами не спишь, думаешь, как бы план выполнить. Даже твоя подруга, наверное, жалуется, — уважительно спросил Юшков. — Ну что же, тогда поехали к нам в отдел, прогуляемся. Там и поговорим. А еще давай данные твоей подруги. Кто она, где живет и работает. Мы с ней тоже поговорим.
— Э-э, начальник, мне работать надо, — Джураев попятился, но я схватил его за руку. — Что за беспредел? Мы же просто поговорить хотели!
— Ничего, сегодня ты освобожден от работы. Мы с тобой долго говорить будем, — Юшков тоже взял Джураева под локоть и мы повели его прочь.
Если бы Борзой был чуть менее духовитый или на самом деле был бы «крысой», то он испугался бы. Все-таки, взгляд у Шрама был тяжелый и угнетающий.
Но на Борзого и не такие люди смотрели. Он в свое время и с генералами преступного мира общался. И успешно с ними воевал. И нескольких даже завалил.
Так что от мрачного взгляда Шрама он не оцепенел. Наоборот, приободрился. Кто такой этот Шрам, в конце концов? Мелкий уркаган, во главе небольшой кодлы, не больше десяти человек под ним ходит.
Все, чего он пытается сейчас добиться — это психологическое преимущество над новичком. Но на все эти штуки Борзой хрен с болтом положил.
— Это что, предъява? — спросил он, выйдя вперед и оставив Карася позади у двери. — А есть чем подкрепить конкретно или это просто слова на ветер?
Шрам продолжал пристально смотреть на него.
— А ты кто такой? Откуда нарисовался? — зловеще спросил он. — Наших людей половину положили, а ты тут как тут. Может, среди нас кто-то в случайности верит? Кто еще, кроме засланной крысы, может появиться в такой момент? Сколько я по лагерям сроков оттарабанил, всегда во время хипеша всякие левые типы возникали. А потом они крысами оказались. Вот зуб даю.
Борзой прикинул, что говорить дальше. Ситуация и впрямь опасная. Стоит Шраму сказать слово и пришельца тут же возьмут на ножи. И никакая пушка не поможет.
Хотя обнадеживало то, что Шрам до сих пор не назвал его крысой напрямую. Значит, у него и в самом деле нет никаких доказательств. Хотя какие тут могут быть доказательства? Значит, надо переть вперед, потому что предъявить нечего.
— Я Борзой. Ты меня впервые видишь, я вас тоже, — ответил Борзой, отодвинул стул от стола и демонстративно уселся на него. — Но это не помешало мне замочить двух ментов, как только я увидел вашу заварушку. Считай, я ваши задницы спас. Может, и твою тоже. Если бы не я, они бы еще больше ваших положили.
Шрам еще с минуту буравил его взглядом. Потом понял, что пока что этот раунд остался за пришельцем. Пока что.
— Это правда? — спросил он у Карася. — Он и правда помог?
Тому ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Хоть он и не видел, как Борзой стрелял в ментов. Но признаваться сейчас в этом было смертельно опасно. Шрам зол из-за провала и готов выместить злобу на первом попавшемся под руку.
— Да, я видел. Застрелил сбоку, — подтвердил Карась. — Да он ровный перец, Шрам! Не местный, прибыл из этого, как его там… О, точно, из Кубышева! У него там тоже нелады с органами.
Шрам кивнул. Здоровяк рядом с ним расслабился.
— Мы люди добрые, — главарь наконец-то кивнул Борзому. — Если ты и впрямь ровный и духовитый, то мы таким завсегда рады. Тем более сейчас, когда нас чуть не положили всех. Пока живи с нами, а мы про тебя порасспрашиваем, кого надо. Если все сойдется, то хорошо. А если нет, то не обессудь.
Борзой тоже кивнул. На большее он и не рассчитывал. Взял со стола колбасу, кусок ржаного хлеба, откусил. Прожевал, запил квасом.
— Благодарствую. Если бы вы мне, братские сердца, еще помогли с доками, я был бы очень…
— Что за доки? — перебил один из мужиков, сидящих тоже за столом. — Ты как-то чудно метешь. Не по-нашему. Вроде по фене, а вроде и нет.
Борзой посмотрел на него и прищурился. Он сейчас вступил в новую банду. Здесь строгая иерархия и волчья законы.
Для того, чтобы показать себя, надо кого-то показательно наказать. Может быть, этот тощий мужик с морщинистым лицом подходит на эту роль? Почему бы и нет?
— Доки — это документы, — ответил Борзой. — А говор мой, само собой, иногородний. Везде свои примочки. Ты не обращайтесь внимания. Или ты предъявить мне что-то хочешь?
Мужчина усмехнулся и выпил водки из стакана.
— Что-то ты и впрямь борзеешь на ровном месте. Недаром тебя Борзой прозвали. Тебе никто еще ничего не предъявляет, что ты бултыхаешься, как дерьмо в канаве?
Вот она, проверка. Такого спускать точно нельзя. Лучше рискнуть и потерять все, чем допустить, чтобы тебя потом чморили. Борзой дожевал колбасу с непроницаемым лицом, потом сказал:
— Там, откуда я родом, назвать человека дерьмом — это косяк. И ты его сейчас как раз упорол.
Мужик покосился на Шрама и усмехнулся. Он думал, что находится в безопасности.
Борзой схватил с края стола кувшин с отбитым горлышком и ударил мужика по голове. Бамц! Кувшин разлетелся на осколки. Мужик упал с табурета, по лицу его текла кровь. Заворочался на полу, пытался подняться.
— Ты че творишь, падла?! — второй мужик вскочил, в руке сверкнула заточка. — Завалю!
Ольга поправила выбившийся локон и снова погляделась в зеркало. Хороша, очень хороша. У мужиков дыхание захватывает при взгляде на нее.
Ну, а как же тут не заглядеться? Зеленые глаза с поволокой, золотистые волосы, медовая кожа, личико белое-пребелое. Выражение пай-девочки, круглой отличницы, комсомолки. Особенно, если очки напялить и косички заплести.
Фигура восхитительная: упругие округлые груди, тонкий стан, широкие бедра. Неудивительно, что с юных лет, как только она расцвела, мужики слетались на Ольгу Морозову, как пчелы на мед. А она этим пользовалась.
— Милый, ты чего такой кислый? — спросила девушка, сладко потянувшись перед зеркалом. — Весь вечер молчишь, как бука.
В комнате она была не одна. Сегодня она ужинала вместе с Кирпичом, теневым правителем города Горького, криминальным авторитетом, чьей девушкой она и считалась. По возрасту Ольга годилась ему в дочери, он был вдвое старше девушки.
Кирпич сидел за столом, пил крепкий чифир, курил самокрутки и думал. Действительно, весь вечер молчал, отделывался на вопросы односложными ответами типа «Да» или «Нет», а то и вовсе не отвечал.
Низкорослый сутулый старик, полжизни провел за колючей проволокой. Каждое слово и действие фильтровал по два-три раза. Глаза черные, живые и блестящие. Волосы седые. Сейчас он думал насчет ситуации в городе.
Ольга подошла, обняла его сзади за шею, поцеловала в щеку. Подумала, что сейчас могла бы его задушить. Хотя, нет, вряд ли. У старика всегда козырь в рукаве. Вернее, заточка. Он бы ее в два счета заколол.
От нежного прикосновения и аромата духов с запахом роз старик очнулся.
— Молчу, потому что думу думаю. — наконец проворчал он. — Ну, ты чего? Покувыркаться захотелось?
Женщин он считал за кошек. Красивые, эгоистичные и гордые создания. Их надо холить и лелеять, но близко к себе не подпускать. Тем более, что воровской закон не позволял сожительствовать с женщиной или, тем более, жениться на ней.
Но на Ольгу Морозову по кличке Клеопатра это правило не распространялось. Она с юных лет была карманницей и зарабатывала на жизнь воровством. Потом попалась, отсидела, но не завязала, а, наоборот, перешла на грабежи квартир и магазинов. Сколотила шайку из трех подручных, держала власть в железных руках. Быстро приобрела известность в преступном мире.
Мужиков меняла, как перчатки. Пока, наконец, не оказалась в постели Кирпича. Старик прикипел к ней душой. И неудивительно. Помимо красивой внешности, Клеопатра обладала и острым умом.
— Покувыркаться всегда успеем, — томно прошептала Ольга. — А вот скажи, что тебя тревожит? Может, я помогу?
Кирпич посмотрел на девушку через плечо. В миру его звали Кирпичев Дмитрий Евгеньевич, отсюда и кличка. Он родился еще в царской России, пережил все передряги первой половины двадцатого века.
И поэтому знал жизнь без прикрас. Еще он знал, что баба иногда может дать хороший совет.
— Я думаю о том, что сейчас беспредела много, — вздохнул Кирпич. — Людская кровь льется рекой.
Клеопатра усмехнулась.
— А ты разве сам мало ее пролил? Тебе ли бояться крови?
Кирпич покачал головой.
— А я не крови боюсь. Я боюсь нашей власти. Сейчас мы кровь пускаем барыгам, а завтра власть за это начнет нам пускать. Тоже по беспределу. Ты власть знаешь. Они могут. И мы им ничего не скажем. Много хороших людей ляжет в землю.
Ольга тоже вздохнула. Что правда, то правда.
— А разве ты что-то можешь сделать? — спросила она. — Власти не будут слушать, поступят, как считают нужным.
— Но наши-то разбойники должны хоть что-то уразуметь! — заворчал старик. — Я их укоротить должен. Чтобы успокоились. А то они совсем распоясались. Вот только они меня не послушают. Они сейчас бешеные, как дикие псы. Укусят даже мою руку. А это урон моему авторитету. Скажут, что я не рулю городом.
Ольга отошла от Кирпича, подсела к столу, выпила ликеру. Тоже подумала.
— Я как-то общалась с профессором физики, — наконец сказала девушка. Кирпич усмехнулся, потому что понял, как она общалась. — Нет, он был молодой и красивый, но потом уехал в Ленинград, а меня не захотел взять, потому что я не понравилась его матери. Зато я украла у них все столовое серебро. Но речь не об этом. Он говорил, что любое затруднение надо делить на составные части, тогда его легче решить.
Кирпич перестал ухмыляться и слушал с интересом.
— Вот, например, насчет твоего затруднения, — продолжила Клеопатра. — Что, если ты соберешь список всех банд Горького и разделишь его на три части? Одна часть — это те, кто послушают тебя и прекратят беспредел. С ними проблем не будет.
Старик допил чай и почесал подбородок.
— Две других части — это сильные и слабые шайки. С сильными придется договариваться, — Морозова рассуждал дальше. — С кем-то удастся договориться, а с кем-то — нет. С теми, с кем не удалось договориться, придется расправиться. Причем против них ты сможешь бросить первую, послушную тебе часть и тех сильных, кто согласился с тобой. Ну, а там и со слабыми можно будет решить. Им деваться некуда будет.
Кирпич снова улыбнулся.
— Значит, надо созвать сходку всех городских авторитетов, и там все решить. Кто-то будет за меня, а кто-то против. Их я и буду использовать друг против друга. Хороший план, хороший. Вот за что я тебя люблю, девочка, так это не за красивую задницу и смазливое личико, а за твой ум. Редкое сочетание для бабы. Иди сюда, моя ты золотая.
Клеопатра мило улыбнулась. Подошла к Кирпичу, снова обняла за плечи. Прошептала:
— Обращайся в любое время дня и ночи, милый.
Кирпич поднялся, поднял ее на руки и понес в спальню. Несмотря на возраст, он был крепкий и сильный.
— Нет, ночью нам не до разговоров будет. Я тебя теперь любить буду, до утра.