УГРО: операция «Волкодав»

Глава 10 Налет

Джураев оказался крепким орешком. Юшков колол его три часа, но тот не поддавался. Я присутствовал на одном из допросов. Для того, чтобы оказать психологическое давление. Своей массой и габаритами.

— Ну, говори, сука, — Юшков уже перестал играть роль доброго следователя. Он навис над подозреваемым. Тот сидел на стуле у стены. — Я тебя спрашиваю, это ты отца Алексея замочил?

Джураев испуганно смотрел на сыщика.

— А я уже все сказал, начальник. Я его и пальцем не трогал. Я даже не знаю, кто это такой…

Юшков усмехнулся.

— Ломов, дай признания его сожительницы, — я передал ему листок, исписанный мелким почерком. Юшков потряс им в воздухе, над головой Джураева. Читать, однако, не дал. — Вот, видишь, вот! Она уже все написала! Призналась, что не видела тебя в ту ночь! Сейчас ее приведут, мы вам очнулся ставку устроим! Где ты был, как не на грабеже церкви? Опять отнекиваться будешь?

Он отдал бумажку мне. Я сложил ее в папку. Джураев проследил за бумагой, взволнованно облизал губы.

Конечно же, никакого признания у нас не было. Это обычная уловка, обман, чтобы расколоть подозреваемого.

— Не знаю, начальник, о чем ты говоришь, — Джураев продолжал упорно сопротивляться. — Не знаю, почему она отрицает. Я у нее был. Наверное, вы ее запутали, запугали.

Непонятно, врет или нет. Я, во всяком случае, не мог окончательно решить для себя. Виновен он или нет? Не могу сказать точно.

Юшков внезапно переменился. Подошел к Джураеву, положил руку на плечо. Сказал проникновенно:

— Ну, раз так, давай тогда поступим по-другому, Иоган. Все возможно. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, ты и вправду совершенно невиновен. Прости меня, за то, что подозревал.

Джураев кивнул. Снова облизал губы.

— А вот тогда расскажи мне, как прошел тот вечер и ночь? — попросил Юшков.

— Так ведь я рассказывал уже! — напомнил допрашиваемый.

Юшков пожал плечами.

— А ты еще раз расскажи. Я забыл подробности. Если все сходится, ты уйдешь отсюда.

Джураев наклонил голову, вспоминал.

— Я тогда освободился со смены, пошел домой. Прогулялся до остановки вместе с Парновым Милославом. Он уехал на другом автобусе, а я дождался своего.

— На каком маршруте уехал Парнов? — перебил Юшков.

— На двадцать втором, — ответил Джураев после секундной заминки. — Он тоже поехал к себе домой. По крайней мере, он так сказал.

— Хорошо, дальше, — кивнул Юшков.

— Я дождался своего автобуса, поехал на нем. Сошел на своей остановке, потом зашел в магазин за продуктами, — продолжал вспоминать Джураев. — Потом пошел домой. Вскоре пришла подруга, Алевтина. Мы с ней…

— Что купил? — снова перебил Юшков. — Вспоминай по списку.

— Ну, хлеб, колбасу, консервы, — принялся перечислять Джураев. — Яйца, макароны.

— А чем подтвердишь? — спросил Юшков. — У тебя остались билет на автобус или чек от магазина?

— Не, я их не храню, выбрасываю сразу, — Джураев покачал головой.

— Ага, продолжай, — Юшков снова кивнул. Он внимательно слушал, следя за задержанным, как кот за мышью. — Очень интересно.

— Ну вот, потом пришла Алевтина. Мы с ней поужинали.

— Кто готовил ужин? — спросил Юшков. — Что за ужин?

— Обычный ужин. Картошка жареная, яичница, колбаска, — Джураев сглотнул слюну. — Покушали, значит, потом я газету читал, журналы всякие. Спать легли. Утром Аля проснулась, пошла на работу, а я дальше спал.

Юшков кивнул.

— А что за газета? Что за журналы?

— Как обычно, спортивная. «Спортивный листок» называется. Журналы про горы там всякие. Про путешествия.

Юшков прошелся взад-вперед. Задумчиво посмотрел на Джураева.

— А как же так получилось, что не видели тебя в магазине? Вот показания продавщицы, которая работала в тот вечер.

Он кивнул мне, я достал из папки другой лист. Только там уже были настоящие показания, от настоящей продавщицы. Из того самого магазина.

— А вот показания кондуктора. Не ездил ты в тот день после смены на автобусе. Или куда-то в другое место поехал.

С кондуктором мы тоже успели поговорить. Джураев сделал круглые глаза.

— Да я не знаю, начальник, почему они так написали. У них же там сотни, тысячи людей в день бывают. Может, не заметили, обознались.

Вот теперь я видел, что он лжет. Лжет, как школьник, которого поймали с невыученными уроками. Вот только здесь проблема была похуже. Гораздо хуже.

— Ясно с тобой все, — Юшков вздохнул, собрал все бумаги, направился к выходу. — Посиди пока здесь, подумай. Мы скоро продолжим.

Мы вышли, оставив Джураева в кабинете. Когда возвращались к себе, Юшков сказал:

— Он упрямый, как осел. Видно, что врет, но не признается. И улики у нас косвенные.

— Если бы мы нашли у него украденное, другой разговор, — согласился я. — А Парнова взяли?

— Да, его уже Сгущенка допрашивает, — это так Юшков называл Гущина. — Тоже молчит. Скоро привезут эту Алевтину, может, ее сможем раскачать? Но если не получится, придется отпускать.

У кабинета мы столкнулись с Огородниковым. Начальник УГРО довольно улыбался.

— Ну что, птенчики, раскололи задержанных? Или нет?

— Молчат, не признаются, — Юшков мрачно покачал головой.

— Теперь признаются, — Огородников показал копию протокола обыска. — Вот, гляньте. На квартире у Парнова нашли. Икона из Троицкой церкви, золотая ложечка. Попались, голубчики.

Здоровяк неспешно поднялся, но Шрам поднял руку. Борзой стоял с осколком в руке и был готов воткнуть его в брюхо любому, кто нападет на него.

— Ша, хватит! — Шрам хлопнул ладонью по столу. Миски и стаканы жалобно звякнули. — Отстаньте от Борзого. Пока мы не выяснили, что он крыса, не трожьте его. И помогите ему с ксивой.

Мужик зубоскал, по лицу которого текла кровь, поднялся с пола. Зарычал:

— Урою, тварь! — и хотел броситься на Борзого.

Но Шрам крикнул:

— Эй, Жорик, остынь! Я сказал, не лезьте к нему.

И мужик остановился. Вытер лицо, проворчал матерное ругательство, отошел к умывальнику. Борзой чуток расслабился.

— Ты смотри, больше такого не спущу, — Шрам посмотрел на него. — К тебе не лезут, но и ты не рыпайся.

— Ну и лады, — согласился Борзой. — Я человек мирный. Не трожь меня и я не трону.

Все, что он хотел, так это выспаться. Попросил разрешения прилечь, потому что сильно устал.

— Вон, лежаки, — указал Шрам на постели из неоструганных досок, возле стены. — Бери любой свободный и отдыхай. Завтра ты нам понадобишься.

Что там будет завтра, Борзой уже и думать не хотел. Завалился на один из лежаков, прикрылся овечьим тулупом, сунул кулак под голову вместо подушки и заснул.

Утром его разбудил Карась. Потряс за плечо.

— Вставай, уходим.

Борзой сонно похлопал глазами. Поглядел на часы на стене. Они показывали одиннадцать.

— Это что, полдень почти? — прохрипел он. — А что так рано? Стоянку меняем?

Карась качнул головой.

— Уже полночь скоро, какой полдень? Ну, ты и здоров дрыхнуть. Пошли, складуху будем брать.

Борзой поднялся, вытер лицо. Подошел к умывальнику, сполоснул.

Остальные уже сидели за столом, работали ложками. Со вчерашнего вечера их прибавилось. Сейчас за столом сидело человек десять бандитов.

Борзой сел за краешек, придвинул к себе миску с картошкой и жареной рыбой. Захрустел соленым огурцом и квашеной капустой. Вкусно.

Вчерашний мужик, раненый им, Жорик, сидел напротив, хмуро зыркал на новичка. На лбу рана с запекшейся кровью. Даже забинтовывать не стал, ишь, какой отчаянный.

— Значит так, на выходе делимся, — сказал Шрам. — Работаем по двое. Одна двойка пойдет в разведку. Чтобы не было засады, как в прошлый раз. Две другие двойки — на стреме. Чтобы ни одна птица мимо не пролетела! Чижик и Синус — поведете арбу.

Он оглядел всех, зацепился мрачным взглядом за Борзого.

— Новенький, ты держись Карася. И чтобы без фокусов там, понял?

Борзой кивнул. Бандиты закончили ужин, встали, проверили пистолеты и оделись. Тусклая лампочка слабо освещала их страшные, небритые рожи. Борзой получил от здоровяка свой пистолет, тоже осмотрел его. Вроде все в порядке.

Словно бесенята в пекле, подумал вдруг Борзой. Их бы приодеть, умыть, как его молодцов в двадцать первом веке. Получилась бы реальная банда, с уважаемым людьми.

С которыми можно делать большие дела, а не сшибать копейки на складах. Ладно, это дело будущего. Сейчас надо выжить и зацепиться за удобный случай.

По очереди вышли на улицу. Борзой, как и сказано — вместе с Карасем. Вышли со двора, повернули влево.

Зашагали по темной улице. Под ногами чавкала грязь. Вокруг черным-черно. Где-то выли собаки. Вдали желтели фонари.

Карась поначалу молчал, потом начал посвистывать. Руки держал в карманах.

— Ну, и где это? — спросил Борзой. Ему показалось, что Карась насвистывает фальшиво. — Далеко идти еще? Че сразу не предупредили?

Теперь, когда Шрама не было поблизости, Карась снова стал нахальным.

— А зачем тебе знать? — развязно улыбнулся он. В полумраке белели зубы. — Вдруг ты и в самом деле крыса засланная? Еще заложишь нас ментам.

— Ты за метлой присматривай, — проворчал Борзой. — Или тебе тоже башку разбить? Как этому вашему Жорику?

Карась промолчал. Снова засвистел. Так они прошли несколько улиц.

Всюду темень. Фонари редкие. Иногда вдали проезжали машины, освещали дороги фарами.

Затем поворот направо, снова направо. Прямо три квартала. Поворот налево. Узкие улочки, темно, хоть глаза выколи. На всякий случай, Борзой запоминал дорогу.

Затем вышли на мост, пересекли Оку и очутились в Заречной части города. Здесь домов было еще меньше. Фонарей тоже мало. Все больше заводы и фабрики, с рабочими поселками вокруг. Дороги затоплены талой водой.

— Долго еще? — спросил Борзой. — Чего так далеко забрались?

— Чем дальше будем, тем меньше риска, что накроют, — ответил Карась. — Не бзди, скоро уже.

Они прошли вдоль заводской стены. Внутри за стеной в темноте чернели трубы. Вскоре стена закончилась, налетчики миновали улочку и только теперь Карась остановился. Рядом высился кирпичный забор, но только уже пониже, чем заводская стена.

— Давай, дергай вперед, — Карась указал на деревянный забор. — И давай, без шума.

Борзой прошел вперед, ища место, как бы пройти внутрь. Вдоль стены увидел кучку людей. Темная несуразная масса. Борзой остановился и нащупал в кармане рукоять пистолета.

— Ты чего? — Карась толкнул его в бок. — Это же наши. Давай, за ними.

Они подошли ближе. Это и в самом деле оказался Шрам и остальные члены шайки.

— Вы и вы, на стреме, — Шрам указал на еле различимых во мраке мужиков. — Остальные, за мной. Дубана сразу заленить (блатн. жарг. — сторожа сразу убить). Как дам сигнал — откройте ворота, пусть Чиж заводит арбу во двор.

Они подошли к стене и один за другим полезли внутрь по небольшой приставной лесенке. Вдали на улице неподвижно стоял грузовик — арба для перевозки награбленного.

— Ну, пшел, — Карась толкнул Борзого в спину.

— Э, слышь, не пихайся! — Борзой ткнул локтем назад.

— Закройте пасти! — зашипел в темноте Шрам. — Дубан услышит, шмалять начнет раньше времени. Быстро пошли!

Борзой забрался по лесенке на вершину стены. Потом спрыгнул внутрь огражденной территории.

Той же ночью к Кирпича пришел Паша-Паштет. Грузный мужчина в возрасте, с отвисшими щеками. Несмотря на то, что чалился по зонам не меньше Кирпича, выглядел хорошо. Не цветущий, конечно, но кожа светлая, румяная. Может, потому что родом с Алтая, вырос в деревне.

— Вот мой кусман в общак, — он положил на стол деньги и золотые украшения. — Мои ребята на прошлой неделе этих, как его, инкассаторов обломили.

Кирпич слышал эту историю. При нападении шайки Паштета двое охранников банка начали отстреливаться. Одного бандита убили наповал, второго ранили.

Нападающие не испугались, потому что их было с десяток человек. Навалились разом, одолели числом. Оба инкассатора погибли. Бандиты взяли неплохой куш.

В газетах о происшествии промолчали или отделались парой строк. Но слухи ходили, что сумма награбленного оказалась огромной.

Кирпич осмотрел сумку с деньгами, пощупал золото.

— Молодец. Только ты знаешь, что теперь власти усилили охрану?

— Ну и что? — Паштет усмехнулся. — В тот раз мы пистолетами были, потом автоматы возьмем. А надо будет, и пулемет найдем.

Кирпич пронзительно смотрел на помощника.

— А может, танк раздобудешь? Или бронепоезд? Чего мелочиться?

— Могу и танк, — Паштет продолжал улыбаться, но потом заметил мрачный взгляд пахана и осекся. — А что не так, Кирпич?

Дед отвернулся, подошел к столу и взял бумагу, исписанную большим стариковским почерком. Передал Паштету:

— Вот здесь список блатных ребят по нашему городу. Добавь, кого забыл. И собирай сходку. Всех тащи, даже самых отмороженных.

— А по какому поводу базар? — спросил Паштет, проглядев список. — Спрашивать будут.

— Беспредела много, — строго сказал Кирпич. — Надо утихомирить людей. Иначе нам абздец будет.

Паштет поглядел на авторитета. Подивился его опасениям.

— Так ведь повсюду сейчас так, Кирпич, — он попытался убедить старика. — После войны разруха, у народа денег нет. Или грабь, или с голоду подыхай. Сейчас все за волыны взялись. Тем более, с войны мужики вернулись, без дела остались. Без куска хлеба.

— Я все понимаю, — ответил Кирпич. — Но власть этого долго не потерпит. Стрелять будет, как бешеных псов. На улицах. Зуб даю, скоро так и будет. И нас всех завалит.

Паштет задумался.

— Есть резон, — наконец, ответил он. — Мне ребята из блокадного Ленинграда сказывали. Там за кражу продуктовых карточек на месте расстреливали. Без суда и следствия. Но тогда военное время было. Трибунал. А сейчас суды.

— Короче, надо эту тему с обществом обкашлять, — решил Кирпич. — Воровать воруйте, а крови лить не надо. Иначе власть вконец обозлится. Созывай сходку.

Дверь спальни открылась, вышла растрепанная Клеопатра. Улыбнулась Паштету, подошла к столу. Жадно выпила квасу. Бесстыдно поглядела на Паштета:

— Горло пересохло. У меня всегда так, после кувырков в кроватке, — запахнула чересчур открытые полы халата.

Паштет посмотрел на ее щедрые формы, едва скрытые халатом, едва отвел взгляд. Только и ответил старику:

— Как скажешь, Кирпич.

У него еще было много вопросов, чтобы обсудить с теневым хозяином города. Они еще долго сидели за столом. Закусывали, пили и разговаривали. Далеко за полночь Паштет встал.

— Понял, все сделаю.

Кирпич вышел его проводить, да и освежиться на свежем воздухе. Выкурить самокрутку и облегчиться. Клеопатра сидела в кресле, листала журналы.

Они вышли на крыльцо. Кирпич жил в скромной одноэтажной хибаре на краю рабочего поселка. Вокруг забор из кольев. Небольшой садик.

Деревья еще голые, без листьев. Трава не выросла. Грязь и слякоть. Дальше у забора — туалет. Возле дома поленница.

Паштет спустился на ступень ниже, тоже закурил. Стояли, пускали в воздух кольца дыма.

— Кстати, насчет сормовских… — начал было Кирпич и со стороны ворот раздались выстрелы.

Неизвестный стрелял из пистолета. Бах! Бах! Бах! Сам стрелок надежно укрылся за воротами, невидимый в полумраке.

Кирпич тут же присел, ушел в сторону. Одна пуля впилась в дверь, другая в косяк. Еще одна ударила в стену.

— Хр-р-р, — заклокотал Паштет, качнулся, осел на колени.

На Кирпича брызнуло что-то теплое. Он не сразу понял, что это кровь помощника. Сам он опустился еще ниже, спрятался за Паштета. Тот как раз, хрипя, распластался на крыльце.

— Кирпич! — закричала Морозова из дома. — Кирпич! Кто там шмаляет?

Выстрелы прекратились, от ворот в сторону метнулась низкая тень.

— Стой, падла! — с обеих сторон раздались крики. Это наконец-то пристяжь очнулась, его торпеды, которые должны были охранять пахана. — Стой, не уйдешь!

— Он к реке побежал! — закричал Кирпич. — Держи мразь!

Обернулся к дому, остановил Клеопатру:

— Сиди там, не высовывайся! Он Пашу задел!

А сам уже наклонился к Паштету. Тот лежал, еще дергался, тряс руками и ногами. Горло и грудь прострелены навылет, кровищи натекло целое ведро.

— Лепилу сюда, быстро! — заорал Кирпич, но никто не отозвался.

Но когда его подручные, наконец, прибежали, Паштету помощь врача уже была не нужна.

— Нашли мразь? — глухо спросил Кирпич.

Его адъютанты кивнули.