УГРО: операция «Волкодав»

Глава 3 Иногда для того, чтобы отвлечься, надо разгрести кучу дел

Речь получилась убедительная. Может быть, мне следовало пустить горестную слезу, но я не умел плакать. От слова совсем.

Эту досадную особенность я обнаружил в себе, когда у меня пропал пес Пират, еще когда был школьником, там, в будущем. В таком далеком и недостижимом будущем. Переживал очень сильно, но плакать не мог. Не получалось.

Потом, когда умерли бабушка и дедушка, я все равно не мог выдавить из себя и слезинки. Ходил с сухими глазами, как бездушная скотина.

Мне даже двоюродная сестра из Саратова заметила, что не мешало бы хотя бы для вида всплакнуть. Но зато потом, помнится, когда все родственники и знакомые разъехались и я остался один, то целые сутки напролет выл волком в подушку.

— Ну что же, я готов, — ответил я на лекцию Юры. — Тем более, что в будущем я и так работал в поли…, в правоохранительных органах. И ломал всяких волков, на это меня долго натаскивали. Так что да, вы обратились по адресу.

Юшков кивнул. Он и не сомневался в моем согласии. А мне и в самом деле некуда было деваться. Либо я сейчас присоединяюсь к моим советским коллегам, либо отправляюсь за решетку, как чертовски подозрительный тип и враг народа.

Даже если Юшков меня отпустит, рано или поздно я все равно туда попаду, потому что у меня нет самого главного — документов. Про это я и напомнил своему новому товарищу.

— Ты все-таки упорно цепляешься за свою выдумку, — Юшков сокрушенно покачал головой. — Хватит уже играть в эти дурацкие игры, не смешно, если честно. Ты весь ободранный, исцарапанный и в грязной одежде. Возможно, ты и в самом деле попал в какую-то плохую историю, например, напился, подрался и потерял документы. Так просто скажи правду и не надо выдумывать небылицы.

Я не стал улыбаться.

— Иногда глупые небылицы реальнее самой настоящей правды.

После завершения всех процедур мы поехали в районный отдел милиции. Огородников, тот самый суровый лысый майор, отвечал за уголовный розыск и Юшков находился у него в подчинении.

Он переговорил с майором насчет меня с глазу на глаз, а потом Огородников позвал меня и сообщил, что я могу оставаться в отделе. О том, что Юшков сказал начальнику, я до поры до времени не знал, но предполагал, что он состряпал правдоподобную байку о том, что я работал в органах недавно и повздорил с руководством. Кроме того, недавно в Ленинском районе очень удачно сгорел архив и Юшков объяснил, что именно тогда пропало мое дело.

— Я много на себя взял, — сказал он, когда мы вышли от начальника и на время остались одни в кабинете. — Но я исхожу из того, что ты сегодня спас мне жизнь. И не только мне, да и другим, иначе нам пришлось бы туго. Поэтому я склонен тебе доверять.

Так моя судьба временно устроилась и я был пока что определен внештатником. Юшков созвонился с паспортным отделом и мне выписали справку об утере документов. Как легализоваться в этом мире для меня все еще оставалось глубочайшей загадкой, но сейчас я мог хотя бы вздохнуть спокойно.

Линией уголовного розыска ведал Огородников, в подчинении у него было трое человек.

Юшков Юра был самым болтливым из них, любил обсудить все новости, посмаковать последние городские сплетни и еще, судя по всему, был охоч до женского пола. Свои густые усы он то и дело поглаживал, чистую, без единой пылинки форму носил с артистизмом и изяществом. Перевелся он в Горький из Ленинграда в прошлом году и не очень любил рассказывать, по какой такой причине это произошло.

Другим сотрудником был Молчанов Коля. Этот соответствовал своей фамилии, был полной противоположностью Юшкова. Высокий, немолодой уже, седовласый, в милицию он пришел из пожарной службы. Обычно всегда сидел за своим столом и скрупулезно заполнял бумаги. В разговорах участвовал редко, только посмеивался и похмыкивал.

Ну, а третьим был молодой сотрудник, Антон Гущин, быстрый и проворный. Похож на моего шустрого друга Ильюху, такой же пробивной и умелый. Этот мог найти контакт с любым человеком.

Помимо них, для расследования важных дел и организации охоты на бандформирования отделу разрешалось привлекать других сотрудников, с благословения начальства, разумеется.

Впрочем, едва мы познакомились, как Огородников снова поручил нам выехать по новому делу.

— Произошло убийство священника Троицкой церкви, — неторопливо и веско сказал майор. — Я сейчас еду в горком по вопросам создания транспортной милиции, а вы езжайте, осмотритесь там. Идеологический сектор с меня шкуру сдерет, если мы не найдем убийц. Причем в самое ближайшее время.

Уже в машине Юшков сначала задумчиво молчал и только когда мы проехали половину пути, оживился. Я смотрел на улицы города и дивился, какой он сейчас весь малоэтажный и притихший.

Людей на улицах мало, машин еще меньше. Автобусы разъезжали по дорогам, развозя пассажиров. Повсюду шла стройка, после суровой зимы и прошедшей войны люди потихоньку восстанавливали город. Насколько я знал, его не раз подвергли обстрелам и налетам.

— Там наверняка грабеж, — сказал Юшков задумчиво. — Церковь — это богатая организация, даже в наши дни. Как-то выживают попы, спекулируют на суевериях неграмотного народа. Наверное, кто-то соблазнился церковной казной, отец Алексей застал воров на месте преступления и его порешили. Эх, хороший был человек, хоть и поп.

Я поглядел на его округлый профиль. Я сидел один сзади, широко расставив ноги, потому что мне было мало места, а Юшков забрался вперед, рядом с водителем, дядей Мишей.

— А ты что же, атеист, что ли? — громко спросил я. — В бога не веришь?

Юшков оглянулся на меня, перемигнулся с водителем.

— Ну да, а как же еще? Религия — опиум для народа. Сколько веков с ее помощью держали в рабстве трудящихся, а? Знаешь, какие богатства церковь накопила?

Да, точно, ведь в советское время все были материалистами и атеистами. Для меня, с малолетства почтительно взиравшего на лики святых в церкви, было дико слышать такие рассуждения.

— Меня мама по-другому учила, — сказал я упрямо. — У нас религия не под запретом.

Юшков покосился на водителя, который навострил уши и примирительно сказал:

— Если мы с тобой начнем дискуссию перед тем, как едем расследовать убийство священника, то добра от этого не жди. Мы с тобой об этом потом поговорим. Устроим диспут, так сказать.

Троицкая церковь располагалась в селе Высоково, неподалеку от Горького. Желтые небольшие здания, ворота в виде арки. Во дворе стояла небольшая группа людей.

Вход оцеплен, возле молельного зала стоял постовой, никого не пускал внутрь. Юшков показал удостоверение и мы вошли внутрь.

Священника убили в собственной келье. Когда мы увидели скрюченное тело пожилого мужчины, привязанное к стулу, Юшков нахмурился. Да и я тоже был поражен.

— Оказывается, это не просто грабеж, — сказал Юшков и подошел ближе. — Ты смотри, его же пытали. Наверняка хотели узнать, где спрятана казна. Я же говорю, церковь — богатая контора. Вся страна в руинах, а у них подвалы ломятся от золота.

Меня его агрессия по отношению к религии раздражала, но я пока что помалкивал. Во-первых, не то у меня сейчас положение, чтобы спорить насчет религии. Если буду слишком ерепениться, меня живо выпрут из органов.

А во-вторых, жизнь сейчас такая, как я понимаю. Люди верят в мощь науки, в технический прогресс, в силу разума. Они сейчас считают, что этого достаточно, для того, чтобы на земле наступил рай. Насчет экологии никто не задумывался.

Впрочем, совсем уж молчать я тоже не собирался. Не в моем это характере.

— Так-то оно может и так, но это не дает права пытать и убивать человека, — ответил я и с вызовом поглядел на Юшкова.

Он пожал плечами.

— Само собой. Тут я с тобой не спорю. Правда, это деньги выманенные обманом у трудового народа, но отбирать их силой никому нельзя. Кроме самого государства, разумеется.

— Слушай, давай уже без религиозных диспутов, — предложил я. — Мы просто делаем свою работу, договорились?

Мы продолжили осмотр места преступления и вскоре картина происшедшего выяснилась окончательно. Преступление произошло ночью. Церковный сторож находился в отлучке и поэтому его не было на территории церкви. Юшков сразу распорядился отыскать его и привезти на допрос.

Преступники допрашивали священника довольно долгое время, судя по почти полностью сгоревшим свечам. Избивали, выдергивали ногти, тушили об него папиросы…

— Крепкий мужик оказался, долго держался, — уважительно заметил Юшков.

В конце концов грабители узнали, где спрятан тайник с богатствами: деньги, пожертвованные прихожанами, украшения и ценные иконы. Все это они вынесли из церкви и скрылись в неизвестном направлении. Перед этим убили священника, перерезав ему горло. Розыскная собака, отправленная по следам, вскоре потеряла их. Судя по всему, убийц было трое, максимум, пятеро человек.

Кто совершил преступление, пока непонятно. Черт, у них ведь здесь никаких методик еще нет, ни анализа ДНК, ни компьютерного моделирования. Фото отпечатков не отправишь по мессенджеру в лабораторию. На месте уже работали криминалисты, собирали отпечатки и готовились брать гипсовые отливки следов.

Мда, что поделать, прошлый век, ни тебе компьютеров, ни смартфонов, ни мощных баз данных. Все надо делать ручками, всюду бегать ножками. И шевелить собственными мозгами.

— Подниму осведов, наверняка слухи уже поползли, — пробормотал Юшков. — Они уже наверняка что-то слышали. Среди них много религиозных, такие же, как и ты, так что они тоже будут возмущаться и поделятся информацией.

Это хорошо, когда есть сеть агентов. Без них многого не расследуешь. Земля слухами полнится, а криминальная среда — так тем более, там все на разговорах и сплетнях держится.

Я почувствовал себя голодным. Усталость еще не особо овладел мной, я еще долго могу держаться. Но вот чувство голода — это самая невыносимая пытка для меня. Когда я сказал об этом Юшкову, он отправил меня обратно с водителем в райотдел. Дал талоны на обед, в столовой рядом с работой.

— Что же ты мне раньше не сказал, — спохватился он. — Такому кабану, как ты, много калорий надо. Я пока прошвырнусь по своим делам, а ты потом, после обеда, поступаешь в распоряжение Молчанова. Он сегодня на дежурстве, а это значит, что вы, скорее всего, пойдете на обход. Сегодня, кажется, будут ловить Шнурка, так что ты у дяди Коли оружие попроси. Твои патроны скоро закончатся, а наши не подходят, я уже видел. Ну все, я побежал.

Мы довезли его до нужного места через пару улиц и Юшков чуть ли не на ходу выскочил из машины. Мы поехали дальше и вскоре остановились у здания отдела. Первым делом пообедали вместе с дядей Мишей, а потом я отправился к Молчанову.

— Вечером заступаем на дежурство, — ответил тот. — Иди пока, получи оружие, а потом жди. У меня сейчас допросы, так что не путайся под ногами.

Я получил видавший виды вальтер, впрочем, вполне еще работоспособный и в хорошем состоянии. Разобрал его, почистил, снарядил обойму и приготовил запасные. Потом уселся на стул и сам не заметил, как уснул.

Во сне мне казалось, будто я лечу сквозь пространство, прямо в космосе. Без скафандра и каких-либо защитных средств. Солнце горит вдали огромным раскаленным шаром, повсюду россыпи звезд и вокруг стоит абсолютная тишина. Я наслаждался моментом, а потом ощутил, как меня кто-то трясет за плечо.

— Эй, Лом, ну-ка, сходи с Судаковым, тут надо помочь гражданочке.

Я разлепил веки, огляделся. Рядом стоял Молчанов, указывал на постового. Тоже крепкий малый, высокий и кучерявый, в белом милицейском мундире. Интересно, насколько он силен?

— Какой такой гражданочке? — спросил я. — Вы о чем?

— Да вот же она. — дядя Коля указал на заплаканную женщину, стоящую за постовым. — Талоны продуктовые выхватили посреди бела дня. У меня опять допрос и Огород вызывает, а ты иди, помоги Судакову.

Он ушел, а я обратился к женщине:

— Что у вас стряслось?

Спрашиваю, а сам вижу, что она в полном отчаянии. Глаза горят, рот превратился в тоненькую ниточку.

— Если вы мне не поможете, я под поезд брошусь, — ответила женщина. — Бандиты у меня сумку украли, а там продовольственные карточки на всю семью, деньги последние. Мы теперь с голоду помрем. Кто нам другие карточки даст?

В голосе ее слышались истерические нотки. И впрямь может броситься под поезд.

Я поглядел на напряженного Судакова. Тот внимательно слушал пострадавшую.

Да, дело плохо. Я от деда помню, в послевоенные годы был жесткий контроль за выдачей продуктов. Каждая карточка именная, если потеряешь, никто не восстановит. Впрочем, для криминальных умельцев подделать фамилию — ничего необычного, главное, чтобы сама карточка была подлинная.

— Вы успокойтесь, гражданочка, — сказал я. — Мы сейчас осмотрим окрестности, вы скажите, где это было.

Она назвала улицу, я вопросительно поглядел на Судакова.

— Знаю, это тут, недалеко, — кивнул головой постовой.

Тогда мы отвели женщину к дежурному, а сами отправились на место происшествия. Женщина снова принялась плакать, но обещала никуда не уходить, пока мы не найдем талоны.

— Вот дура-то, — сказал Судаков, размашисто шагая рядом со мной. — Чего сумку отдавать? Надо было бежать, что есть сил.

Я поглядел на него. Хорошо так говорить, когда ты молод, силен и мужского пола. А если ты женщина, тебя держат за руки и силой вырывают сумку, то тут вряд ли что можно сделать против злоумышленников. Хорошо еще, что ножом в бок не ткнули.

Вскоре мы подошли к дому. Длинное четырехэтажное каменное здание. На главной улице, неподалеку ездят машины и автобусы, ходят другие люди. Чуть ли не в двух шагах от райотдела милиции.

Бандиты действительно вконец обнаглели. Правда, сейчас уже не день, а вечер. Хотя еще светло, сумерки только наступают.

— Я в тот двор, а ты дальше, — распорядился я.

Судаков дернулся, потому что он милиционер и в форме, а я так и ходил в гражданской одежде, причем не самой чистой после путешествия через временную пещеру. Но возражать не стал, молодец. Только буркнул:

— Ладно, — и зашагал по улице, все также размашисто.

Я хотел его окликнуть, сказать, что мы оба войдем во двор, а там уже разделимся. Ну да ладно, сам разберусь.

Во дворе пусто. Сквозь деревья, еще с голыми ветвями, виднелись редкие обитатели. Никого нет, кроме женщины с ребенком, старушки, спешащей по своим делам и мужичонки, нырнувшего в соседний подъезд.

А еще я увидел дворника. Это хорошо, он всех здесь знает.

— Эй, дружище, я из милиции, — сказал я, подойдя ближе. — Ты тут не видел группу молодых людей?

Дворник был пожилой, смуглый и равнодушный.

— Это те бандюки, что ли? — спросил он, перестав шоркать метлой по тротуару. — Да вон в тот подъезд зашли. А ты что же, за ними? Один, что ли? Справишься?

— А сколько их? — поинтересовался я. Если больше трех, то будет трудно.

— Трое, — безразлично ответил дворник. — Рожи звериные. Ты бы за подкреплением сходил, что ли. Хотя ты и так не слабый, как я погляжу.

— Если что, свисти, — сказал я и направился к подъезду.

Открыл дверь, огляделся. На первом этаже никого. Спустился в подвал, осмотрелся, ударился макушкой о низкий потолок, выругался. Тоже никого.

Когда я поднялся на площадку второго этажа, то тоже никого не обнаружил. Зато сверху послышались приглушенные голоса. Вот они где, голубчики. Если это они, конечно же.

На четвертом этаже и вправду стояли трое парней. Мешковатые штаны, рубахи, кепки. В зубах папироски. Типичная гопота.

— Эй, Крот, а почему Ржавому тот червонец достался? — закричал один возмущенно. Высокий, длинный, худой. — Мы с ним наравне работали. За что такие заслуги?

Крот ответить не успел. Они заметили меня и переполошились. Я достал вальтер, показал им, потом загремел на весь дом:

— А ну-ка руки, сволочи! Пристрелю на месте, кто будет рыпаться!

Это у меня еще давняя привычка. Когда надо, у меня получалось кричать громко и оглушающе. Это как ударить по голове дубиной, обмотанной тряпьем. Слабые духом противники теряются от мощного крика.

Могут испачкать штаны, поднять руки и сдаться. Даже стрелять не надо. Психология, так ее раз эдак.

Но в этот раз психология не сработала. Парни вытащили ножи и бросились на меня с отчаянием обреченных.