Ужасно-прекрасные лица

Глава 9. Четыре года назад

"Сладкая каденция" становится мегапопулярной.

Имена наших персонажей специально выбраны с использованием наших реальных прозвищ, чтобы получился плавный переход, когда мы дебютируем как поп-группа.

Кэнди — идеальная дочь иммигранта, преуспевает в учёбе на классического музыканта, но втайне мечтает стать поп-айдолом.

Минни — неоткрытый талант, замкнутая изгнанница, скрывающая свои амбициозные мечты и мощный голос.

Санни — игривая чирлидерша, разрывающаяся между желанием вписаться в популярную школьную тусовку и своей любовью к азиатской поп-музыке.

Сюжет следует за нашим превращением из обычных подростков в знаменитых айдолов, затрагивая проблемы дружбы, семейных ожиданий и романы в том, что критики называют "позитивным и нюансированным" изображением девочек-американок азиатского происхождения.

Всего после нескольких серий несколько наших популярных песен возглавляют стриминговые чарты, и к концу первого сезона фанаты узнают меня на улице, в торговом центре, в кинотеатрах, ресторанах. Однажды кто-то окликнул меня из своей машины, когда я остановилась рядом с ними на красный свет.

Предложения о спонсорстве и производстве мерча поступают потоком, и внезапно мне показывают прототипы коробок для ланча и пижамы с моим лицом на них. Менеджер Кэнди, мисс Тао, стала музыкальным менеджером "Сладкой каденции", и она наполняет нам программу съёмками, репетициями, выступлениями, интервью и фотосессиями.

Как фанату, мне всегда было интересно, каково айдолам вести такое возвышенное существование, когда ты уже не человек, а символ, живое воплощение одержимости. И теперь, когда я нахожусь по другую сторону телеэкрана, у меня наконец-то есть ответ.

Этого просто класс. Как фейерверки и парады, которые проходят ежечасно, как пробуждение и прыжки с парашютом каждый божий день. Десятки тысяч незнакомых людей одновременно обнимают тебя, говоря, что ты красивая, талантливая и особенная, что они тебя очень, очень любят.

Это самое прекрасное чувство в мире.

Но за невероятными взлётами следуют резкие падения. Многие внезапно убеждаются, что наше шоу либо слишком хайповое, либо слишком показушное. Опубликовано множество статей о том, что авторы пытаются поместить симпатичную мордашку на фоне уродливых реалий индустрии поп-айдолов, и что наши персонажи насаждают вредные азиатские стереотипы. А затем раздаются призывы к бойкоту, нас досаждают сообщениями от "Возвращайтесь в свою страну" до "Вам должно быть стыдно участвовать в превращении нашей культуры в товар".

А потом по коже бегут мурашки. Отвратительные сообщения в личку. Неприятные комментарии о наших телах. Мужчины средних лет отсчитывают дни до того, как мы станем совершеннолетними. Стратегия Мины — блокировать и игнорировать, и я знаю, что Кэнди тоже не читает свои сообщения, а вот я не могу остановиться. Я читаю каждый комментарий, пытаюсь отреагировать на каждую проблему. Я так сильно стараюсь угодить всем, но в итоге только проваливаюсь в каждую яму, и после всего, что я публикую, начинается новый раунд ещё более жарких дебатов, пока Мина не грозится отобрать у меня телефон.

У обеих Кэнди и Мины огромные фан-базы, и я пытаюсь напомнить себе, что так всё и было задумано. Кэнди — прекрасная принцесса-айдол, Мина — приземлённая и милая, а мой персонаж — "малышка" (макнэ) группы, и я начинаю беспокоиться, что меня воспринимают как неполноценную младшую сестру, пытающуюся испортить вечеринку гораздо более крутых старших сестёр. Из зависти я постоянно прокручиваю упоминания о себе и просматриваю хэштеги, чтобы видеть, что обо мне говорят.

Как-то я получаю действительно приятное сообщение одной от фанатки, от которого приятно всю неделю.

Я улыбаюсь про себя, набирая ответ.

— Я подумала, что, когда мы вернёмся в студию на следующей неделе, то могли бы попробовать… Санни, ты слушаешь? Ты можешь хоть на секунду оторваться от своего телефона?

— Э-э-э… что? — я отрываюсь от набора сообщения и вижу раздражённое лицо Кэнди.

— Я с тобой разговаривала, — говорит она.

— Я весь день слушала, как кто-то со мной разговаривает, а сейчас мой мозг — это манная каша, — стону я, убирая телефон.

Аккуратные уголки её бровей сходятся вместе, и я готовлюсь к предстоящей лекции, но сегодня мой счастливый день, и Кэнди просто отворачивается и продолжает собирать вещи. Я втайне вздыхаю с облегчением.

Мы будем вместе.

Кэнди сдержала слово. Она всегда готова дополнительно потренироваться и порепетировать со мной в любое время, когда я захочу. Похоже, она не разделяет моей неуверенности в том, нравлюсь ли я людям, достаточно ли я хороша. Кэнди ни с кем себя не сравнивает.

Работать бок о бок с Кэнди было мечтой, ставшей явью, но это также означало познакомиться с настоящей Кэндис Цай — критичной, темпераментной, одержимой перфекционисткой.

Я смотрю, как Кэнди собирает последние вещи, выражение её лица отстранённое и бурное — такое бывает у неё, когда камеры выключены и она думает, что никто не смотрит. Наклон её плеч говорит об одиночестве, замкнутости, окутывающем её фигуру. Она известная звезда популярного шоу с легионами поклонников, которые замирают при одном её виде, но Кэнди редко кажется... счастливой.

Я думаю о нашей первой встрече, о розовых глазах Кэнди, о её тихих всхлипываниях.

Как бы мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы она была счастлива.

— Завтра вечером Минни придёт ко мне домой посмотреть фильм, — говорю я ей. — Хочешь присоединиться к нам?

Она поворачивается ко мне, торжественный взгляд уже пропал, его сменило то, что, как я теперь знаю, является её отработанной фальшивой улыбкой:

— Может быть, в другой раз.

— Ты занята? — хмурюсь я.

— Да.

— Чем?

Она не отвечает, и я заговорщически наклоняюсь вперёд:

— Серьёзно, почему ты всегда нам отказываешь? Ты живёшь двойной жизнью, как Ханна Монтана?

Она издаёт сухой, умиротворяющий смешок.

— Или, может быть, у тебя запрещённые отношения со звездой К-поп, вынужденной встречаться тайно из-за запрета на свидания? — ахаю я, напуская на себя возмущённое выражение лица.

— Да. Именно так. Ты меня спалила, — говорит она невозмутимо.

— Я вижу тебя насквозь, — я указываю на неё пальцем, вращая им в воздухе, как будто могу выманить у неё все секреты. Кэнди закатывает глаза и отталкивает мой палец от своего лица.

Я испускаю надрывный вздох:

— Я знаю, что наши отношения вышли за рамки кринжовой парасоциальной эпохи, но мне по-прежнему кажется, что я ничего о тебе не знаю.

— Что ты хочешь знать? — Кэнди смотрит на меня так, словно не понимает, в чём проблема.

— Э-э… что-нибудь эдакое? Чем ты занимаешься, когда не работаешь? Какая у тебя семья?

— Я читаю, занимаюсь музыкой, снимаю видео, — она пожимает плечами. — Я живу с тётей и маленькими двоюродными сёстрами, но последние несколько лет учусь в школе-интернате.

От меня не ускользает, что она подчёркнуто ничего не говорит о родителях.

В этот момент Мина просовывает голову в студию через дверной проём:

— Девочки, вы готовы? Папа уже приехал.

Родители Мины без колебаний приняли нас с Кэнди в качестве дополнительных дочерей. Миссис Пак заискивает перед нами и всякий раз, когда приходит на съёмочную площадку, приносит кастрюли с джапче, а мистер Пак следит за тем, чтобы мы ни минуты не работали сверх отведённого времени, разрешённого законами о детском труде, и всегда предлагает подбросить нас с Кэнди домой по вечерам. Мину воспитали в таком изобилии безусловной любви, что она не может не излучать её.

Я обвиняюще указываю пальцем на Кэнди, не желая позволять ей сорваться с крючка:

— Она не захотела смотреть с нами кино. Уже в который раз.

Мина поворачивается к Кэнди и упирает руки в бёдра в позе старшей сестры:

— Ты уже, наверное, в пятый раз нам отказываешь. Давай, Кэнди. Мы же застрянем в этом здании на всё лето, работая над альбомом. Разве нельзя взять выходной, чтобы потусоваться с нами?

В глазах Кэнди появляется чувство вины из-за того, что её тут же призвали к ответу. Обожаю, когда Мина пользуется положением старшей. Наконец, Кэнди вздыхает и уступает:

— Хорошо, хорошо, я приду.

— Наконец-то мы удостоены аудиенции у её королевского высочества! — театрально произносит Мина.

— О, какой чудесный день! — я закрываю глаза рукой, как будто вот-вот упаду в обморок. — Смотрите, её высочество улыбнулась нам!

Кэнди мотает головой:

— Всё, больше не хочу.

Мина смеётся и обнимает Кэнди за левый локоть, а я провожу рукой по правому локтю Кэнди с другой стороны, игнорируя её притворный протест. Мы выводим её, как пленницу, из студии к передней части здания, где нас ждёт мистер Пак.

— Кэнди?

Раздаётся незнакомый голос, и я поднимаю взгляд. Какой-то молодой мужчина слоняется в другом конце коридора. Я ломаю голову, пытаясь вспомнить, не он ли один из звукорежиссёров, с которыми мы сегодня познакомились.

Рука Кэнди напрягается в моей. Я поворачиваюсь к ней, и от выражения её лица у меня по спине пробегают мурашки беспокойства.

Мужчина приближается к нам медленно, почти осторожно, но чем ближе он подходит, тем больше я напрягаюсь. В его походке сквозит враждебность, во взгляде — нервирующая напряжённость:

— Ты не захотела мне отвечать, поэтому мне пришлось прийти к тебе самому.

— Кто вы? — спрашивает Мина с другой стороны.

— Ты позвала меня в своём последнем видео. Мы знакомы! — мужчина уже стоит от нас всего в нескольких футах.

Кэнди давно не обновляла свой канал из-за плотного графика, но я помню последнее, что она запостила. Она обратилась с каким-то призывом к "подписчикам, которые были с ней с самого начала".

— Мне очень жаль, но в-вам нельзя здесь находиться, — я стараюсь, чтобы голос звучал ровно, убедительно, но требование выходит дрожащим. — Если вы не уйдёте, мы вызовем охрану.

Мужчина достаёт из кармана куртки чёрный предмет.

Взгляд фиксируют форму предмета, который он держит: ствол, рукоятка, спусковой крючок, — пистолет, это пистолет. Но мозг спотыкается, запинается, не может осознать происходящего. Разум застрял на том, насколько это нереально, что нас держат под дулом пистолета в коридорах студии звукозаписи, и насколько странно нормальным выглядит этот человек. Он похож на студента, работающего кассиром в супермаркете: чисто выбритое лицо, песочного цвета волосы под бейсболкой, серая куртка с капюшоном и джинсы. Он не похож на маньяка.

Этим утром мама ушла на работу до того, как я проснулась. Я не успела попрощаться с ней до ухода...

— Пожалуйста, не трогайте нас, — умоляет его Мина. Кажется, что она плачет.

— Это всё из-за неё! — он поднимает пистолет и направляет его в лицо Кэнди.

Одна мысль поднимается над удушающим страхом: сейчас он её застрелит.

Тело движется инстинктивно. Я поворачиваюсь и обнимаю Кэнди за плечи, прижимаю её к земле, прикрываю её тело своим. Мина кричит. Раздаётся выстрел, и он такой шокирующе громкий, что после него я вообще ничего не слышу, только приглушённый звон и собственное бешеное дыхание.

Мы с Кэнди растянулись на земле. Я не чувствую боли, не вижу крови. Кэнди приподнимается на локтях и обнимает меня за плечи, крепко прижимая к себе.

— Опусти пистолет, — произносит голос Кэнди рядом с моим ухом, чистый, как колокол, и непреклонный, как сталь.

Я растерянно моргаю, глядя на неё, но она смотрит не на меня, а прямо перед собой, на мужчину, её взгляд жёсткий и непреклонный. Рядом с нами Мина дрожит всем телом, её лицо залито слезами.

Я хочу крикнуть Кэнди: "Что ты делаешь? Почему ты пытаешься унять этого психа? Надо вставать и БЕЖАТЬ!" — но губы слишком сильно дрожат, чтобы что-то произносить.

Внезапно, словно щёлкнул выключатель, мужчина опускает руку, пальцы разжимаются один за другим. Пистолет с грохотом падает на землю.

— Ложись на пол, лицом вниз, — говорит Кэнди. — И не двигайся.

Мужчина опускается на колени, затем наклоняется всем телом вперёд, пока не оказывается лицом вниз на полу, полностью распростёртым ничком. Он лежит неподвижно, как деревянная плита, совершенно беззвучно, и остаётся так до тех пор, пока из-за угла не выбегают охранники.

После этого всё как в тумане.

Охранники окружают нас, переговариваясь, некоторые опускаются на колени, чтобы удержать неподвижного мужчину на полу. Кто-то набрасывает мне на плечи свою куртку. Снаружи ревут полицейские сирены, в окнах мелькают красные и синие огни. Мистер Пак обнимает Мину, которая рыдает у него на плече. Офицеры задают мне вопросы прямо в лицо:

— Что случилось? Вы ранены? Вам знаком этот человек? Мы позвонили вашей матери, она скоро будет здесь.

Я стою молча, ошеломлённая произошедшим, и не отвечаю ни на один из вопросов, которые мне задают. Я не могу объяснить, что только что видела: Кэнди велела мужчине бросить пистолет — и он бросил; она велела ему лечь на пол — и он лёг. Я не знаю как, но она остановила этого человека.

И спасла нас.

Кэнди сидит рядом со мной в конференц-зале и даёт показания полиции. Её дыхание прерывистое, а лицо застывшее. Какой бы собранной и храброй она ни была раньше, сейчас она выглядит так, словно тоже пребывает в шоке.

Её взгляд перемещается на меня, и она замечает, что я пристально смотрю на неё. Под столом её пальцы соприкасаются с моими, она берёт меня за руку.

И не выпускает до конца вечера.