Я долго стояла в зале собраний одна, пока не привели Сестер.
Сначала я прошла по ней без повязки на глазах, вспоминая, чем отличается нынешняя версия меня от той, что сидела за этим столом в прошлый раз. Не то чтобы я могла что-то разглядеть глазами в такой темной комнате, даже тени. Но все же было что-то такое, что заставляло меня чувствовать воздух на своих открытых глазах и приносило ясность.
Я с ужасом ждала этой встречи.
Атриус впервые предложил ее неделю назад, и хотя он был первым, кто ее озвучил, я прокручивала эту идею в голове с того самого дня, как проснулась в этой новой, младенческой версии новой жизни моего королевства. После смерти Зрячей Матери Арахессены представляли собой разрозненную и безголовую организацию. Две старейшие советницы Зрячей, единственные хранительницы ее секрета, были убиты, когда по глупости попытались захватить Атриуса после ухода богов. Но остальные Сестры остались здесь, в Соляной Крепости. Люди Атриуса захватили большинство из них во время его первого захвата, но о некоторых, ушедших на Крепости, с тех пор ничего не было слышно. После этого с ними обращались хорошо, хотя и очень тщательно охраняли, пока мы с Атриусом решали насущные проблемы, связанные с захватом королевства.
Но я знала, что мне придется вернуться, и скорее рано, чем поздно.
Каждый раз, когда я садилась за этот стол, я чувствовала себя такой открытой — глубоко связанной с моими Сестрами и стыдилась того, что эта связь могла невольно открыть. Я любила своих Сестер, или, по крайней мере, думала, что любила. Теперь мне было жаль ту версию себя, для которой любовь означала сокрытие стольких аспектов себя.
И все же, возможно, какая-то часть той девушки все еще жила во мне, потому что я покрывалась холодным потом при одной мысли о том, чтобы снова сесть за этот стол, иррационально боясь того, что могут увидеть во мне остальные.
Атриус, конечно же, почувствовал мое беспокойство прошлой ночью, когда я ворочалась в постели. Он притянул меня к себе, обхватив своим телом, и пробормотал мне в волосы:
— Они тебя послушают. Если нет, мы просто убьем их всех.
Я была благодарна за то, что мне есть над чем посмеяться, хотя на самом деле не была уверена, что он шутит.
Я чувствовала давление этой встречи. Это было неоспоримо. Но сейчас, когда я стояла здесь, в этой комнате, давление было таким же, как перед любой из многочисленных дипломатических встреч, которые я проводила за последние несколько недель. Я ожидала, что в этой комнате будет какое-то волшебное ощущение. Благословенное. Как будто она видела слишком много от меня.
Но я уже убедилась в этом, когда взглянул в лицо самой Акаэи.
Я наблюдала это каждый раз, когда находилась в присутствии Атриуса.
А здесь? Это была всего лишь комната.
И все же в ритуале была какая-то сила. Я сама расставила стулья, равномерно расположив их вокруг круглого стола. Рассыпала соль. Нет, все это не было магией. Ничего из этого не было божественным. Но это помогло нам всем почувствовать себя не такими одинокими в этом мире, а это уже кое-что значит.
Когда я почувствовала приближение Сестер в сопровождении Эреккуса и его людей, я снова завязала глаза в знак уважения к ним и к нашей общей истории. Меня усадили в центр стола, в кресло, которое когда-то занимала Зрячая Мать, прижав кончики пальцев к соли. Сестер проводили внутрь и усадили на свои места. Все они были здоровы и чисты. И все же я чувствовала их страх, настороженный и ощутимый.
Некоторые сразу же протянули руки к соли, благодарные за что-то знакомое. Другие колебались несколько тревожных мгновений, прежде чем согласиться.
Аша действовала последней. Ее присутствие было самым холодным.
— Можешь не делать этого, — сказала я, — если не хочешь. Я просто хотела, чтобы вы все увидели мою правду, как я вижу вашу.
Аша не признала меня и продолжала держать руки на коленях. Это было прекрасно.
Я повернула голову, чувствуя вокруг себя знакомые души. Я улыбнулась.
— Рада снова видеть вас всех вместе. Я скучала по вас.
Правда. Сегодня я не собиралась говорить ничего, кроме правды.
— Надеюсь, вам всем было комфортно… хотя я знаю, что обстоятельства не были идеальными в последние несколько недель. И я сожалею об этом. Многое изменилось.
— Ты убила Зрячую Мать, — прошипела Аша.
По столу прокатилась волна страха, горя и гнева. Эреккус сделал полшага ближе, словно готовясь сдержать Ашу, но я подняла руку.
— Я этого не делала, — сказал я, — но я возьму на себя ответственность за ее смерть.
Ее губы дернулись в усмешке.
— Ты всегда была такой потерянной в своих мирских желаниях. Никто из нас не удивлен, что ты убила Зрячую и занялась сексом с вампиром, чтобы стать королевой. И ты ждешь, что мы последуем за тобой?
Когда-то ее слова причинили бы боль.
Теперь же я не чувствовала к ней ничего, кроме жалости. Это был страх. Вот и все.
— Нет, — сказала я. — Я ничего от тебя не жду. Я просто пытаюсь дать тебе кое-что. Ты можешь взять это, если хочешь, или нет.
— И что же это? — усмехнулась она.
— То, что было скрыто от всех нас. Правду.
Я прижала ладони к крупинкам соли. Я выдохнула свою нервозность.
Никогда прежде я не была откровенна за этим столом.
— Все, о чем я прошу вас, — мягко сказал я, — это выслушать меня.
Но сегодня я открыла свою душу, обнажила нити, которые всегда так отчаянно пыталась скрыть, и я отдала им все.
Я отдала им всю правду.
Я была готова к их реакции. То, что я им открыла, противоречило всему, что они знали об Арахессенах. Нас всех воспитывали в полной, беспрекословной вере в нашу Зрячую Мать и нашу богиню. То, что я рассказывала им сейчас… это было настолько обидным предательством, что им было проще отрицать это.
Некоторые из них по мере того, как я говорила, становились все злее и злее, бросая ядовитые обвинения. Другие отстранялись и молчали. Я ответила на все их вопросы. Я предоставила им все скудные доказательства, какие только могла. Я предложила им взглянуть на тело Короля Пифора в его явно манипулируемом состоянии.
Несколько часов мы разговаривали. Я честно рассказала обо всем — о том, что знала, и о том, чего не знала. На многие вопросы я так и не смог ответить, как бы мне этого ни хотелось.
И когда я чувствовала их боль в сердце, я переживала свою заново.
К лучшему или к худшему, но мы построили нечто прекрасное на нашей непоколебимой вере друг в друга. Я скорбела, когда оно разбивалось. Я была здесь, чтобы вместе с ними создать что-то новое, но это не меняло трагедии разрушенного.
В конце концов, спустя несколько часов, мы исчерпали себя. Все, что можно было сказать, было сказано. Мы склонились над неразрывной цепочкой соли, кипя от горя друг друга.
Только тогда я подняла голову и повернулась ко всем, протягивая руку помощи.
— Я знаю, что то, что я вам рассказала, трудно услышать, а еще труднее понять, — сказала я. — Я знаю, что и мне предстоит провести большую часть своей жизни, пытаясь понять это. Мне бы хотелось дать вам все ответы, которые вы ищете. Я бы хотела найти их сама. — Мой голос слегка надломился, и я прочистила его, сглатывая эмоции. — Но хотя мы не можем контролировать нашу расплату с прошлым, мы можем контролировать наше будущее. Короля Пифора, в какой бы форме он ни существовал, больше нет. Теперь у нас осталось разрушенное королевство, которое нуждается в нас, и мир возможностей для того, что можно сделать с его осколками. — Я вдохнула и выдохнула. — Как давно, Сестры, Глаэи не принадлежал своему народу?
— Вампир не принадлежит к народу Глаэи, — заметила Найя.
— Нет, — согласилась я. — И он первым признает это. Но я — да, и я стою рядом с ним. Он не Глаэн, но он знает, что такое быть потерянным и преданным теми, кто должен был тебя защищать. Он знает, что это королевство заслуживает большего, как и мы. И наши голоса так же сильны, как и его. Я знаю, что это большой вопрос, и я дала вам много поводов для размышлений. Но это все, о чем я прошу вас. Обдумать.
Слова повисли в воздухе на долгий миг. Я затаил дыхание вместе с ними.
Малышка Айлин, да благословит ее Ткачиха, встала первой.
— Да, — сказала она, ее тоненький голосок едва заполнил комнату. — Да. Я помогу.
Я не смогла подавить ухмылку. Не только по поводу моего первого союзника, но и по поводу того, что это была она — молодая девушка, которая, как и я, всегда так боролась со своими эмоциями.
Вскоре после нее встала еще одна Сестра, и еще. Они ничего не сказали. Им больше нечего было сказать. Но я все равно чувствовала их солидарность.
В конце концов, половина стола стояла в тот вечер, предлагая мне свою поддержку — больше, чем я когда-либо думала, что получу. Остальные не заявили о своей верности прямо, но и не отрицали ее, говоря, что им нужно время подумать. Это я понимала. Я дам им столько, сколько потребуется.
Когда собрание закончилось и Сестры покинули зал, осталась только Аша, ее руки по-прежнему лежали на коленях, а лицо было каменным. Ее внутренние нити окружала стена — стена настолько прочная, что я поняла: какие бы раны ни кровоточили внутри, они были глубокими.
Эреккус бросил на меня взгляд, когда остальные Арахессены вышли из комнаты, и тихо спросил, не нужна ли мне помощь, но я покачала головой и отмахнулся от него.
Затем я пересел на сиденье рядом с Ашей и коснулся ее плеча.
— Сестра.
Она отшатнулась от меня, ярость в ее ауре выплеснулась внезапной волной.
— Ты мне не Сестра, — прошипела она. — Ты не заслуживаешь этого звания.
— Аша…
— Ты лжешь. Ты лжешь обо всем этом. Думаешь, я этого не вижу?
Я мягко ответила:
— Я не лгу.
— Ты никогда не была одной из нас. Ты ненавидела Зрячую, потому что она видела, что…
— Я любила Зрячую, — выдохнула я. — Она была всем, чем я хотела быть.
Она повернулась ко мне, искривив рот и обнажив зубы.
— Я отдала ей свою жизнь. Свою жизнь. Дольше, чем ты живешь. И ты думаешь, я поверю, что она лгала нам таким образом, и никто никогда не узнал, кроме… тебя?
Она выплюнула это слово, и плевок разлетелся по столу.
Я молчала.
В этот момент я знала, что ничто из того, что я могу сказать, не заставит ее поверить мне. Она до конца жизни будет верить, что я лжец, потому что альтернатива была слишком сложна для восприятия.
Поэтому я не пыталась с ней спорить. Я не остановила ее, когда она вскочила на ноги, с грохотом опрокинула стул и ушла.