Следующие дни прошли как в тумане. Шли до изнеможения. Ели до сна. Спали посменно, в редкие, дробные часы. Просыпались и шли. Повторялось. Не было ни солнца, ни луны, чтобы следить за течением времени. Местность становилась все более пересеченной, мои голени и лодыжки болели и покрывались синяками, а часто и царапинами, потому что я не могла сосредоточиться на том, чтобы вести группу и при этом ориентироваться самому. Я все больше опиралась на Атриуса, а он, в свою очередь, — на меня, потому что по мере того как камень становился все более грубым, увеличивался и наш путь вперед. Теперь путь очень часто разветвлялся, заставляя меня проникать взглядом сквозь камень далеко вперед, чтобы отсечь тупики и найти наиболее безопасный путь вперед.
Иногда даже те тропинки, которые никуда не вели, тянулись на многие мили, и было почти невозможно определить, какой из них верный. У некоторых из таких ответвлений я прижималась щекой к камню, на лбу выступали бисеринки пота, пока я долгие, мучительные минуты перебирала нити, пытаясь принять решение.
Я постоянно осознавала, что ставки в этом выборе высоки. Чем дальше мы шли, тем чаще натыкались на останки путешественников, которым повезло гораздо меньше, чем нам. Некоторые из них были древними костями, облаченными в помятые, потрескавшиеся доспехи, проржавевшие от времени. Другие были более свежими — настолько свежими, что на них можно было различить следы зубов и когтей сливиков, обчистивших их тело. Самой свежей оказалась пара — взрослый и ребенок.
Эреккус остановился на ней, и в его нитях промелькнул короткий, сильный укол печали.
— Зачем кому-то брать с собой ребенка… — начал он, но тут же резко замолчал, словно уже на полпути понял, каким будет ответ.
Конечно, он понял. Мы все понимали. Отчаяние. Возможно, то самое отчаяние, которое заставило бы человека отдать своего ребенка в странствия по миру, в чужие страны, в поисках нового дома.
Атриус положил руку на плечо Эреккуса, легонько подтолкнул его вперед, и мы больше не смотрели на это крошечное тельце.
По мере того как мы продвигались на север, я все чаще стал ощущать сливиков. С каждым ответвлением нашего маршрута я проверяла не только наличие тупиков, из-за которых мы могли бы идти кругами до самой смерти, но и наличие зверей. На севере они обычно собирались группами, поэтому их было легче избежать, но и встретить гораздо опаснее. Иногда я вела нас опасными запутанными маршрутами, чтобы избежать их скоплений, которые я чувствовала поблизости. Хотя это и замедляло движение, я не могла заставить себя пожалеть о принятом решении, когда мы слышали эти недостаточно далекие крики.
Атриус вел счет дням, делая пометки в маленьком, испачканном кровью блокноте, который он носил в кармане, хотя я скептически относилась к тому, насколько точно он чувствует время. Я была уверена, что никто из нас, включая его самого, не знает, сколько времени прошло.
Цикл был бесконечным. Хождение. Сон. Хождение. Задерживание дыхание. Смена курс. Хождение.
По совершенно ненадежным оценкам Атриуса, прошло уже семь дней, когда я почувствовала это.
Мы подошли к очередной развилке на нашем пути. Высота начала увеличиваться, а пространство между скалами стало еще более узким, так что наша тропа, состоящая из двух солдат, превратилась в длинную, извилистую линию в один ряд. За несколько миль до этого я подвернул лодыжку, и я был не единственным, кто получил травму на этой местности. Мы продвигались медленно.
Хуже того, у нас заканчивалась еда.
На задворках моего сознания зародился ужасный вопрос — а что, если я привела нас не туда?
Эти сомнения громко зашептали мне в ухо на той самой развилке, когда я прислонилась к камню и нащупала нити… пошла по ним…
Я рывком поднялась на ноги, едва не врезавшись спиной в грудь Атриуса.
— Что? — встревоженно спросил он.
— Ш, — прошипела я.
Я снова прижалась к скалам.
Я была в ужасе от того, что мне показалось. Я боялась, что просто ошиблась.
Но нет.
Нет, мне ничего не привиделось.
Я прижалась лицом к холодному, пыльному камню и издала дрожащий вздох, больше похожий на всхлип. Я не знала, смеяться мне или плакать. В итоге получилось и то, и другое.
Ткачиха, будь мы прокляты.
Атриус схватил меня за плечо и наклонился ближе.
— Виви, что?
Мне не должно было нравиться, когда он так меня называл. Но мне нравилось. Жизнь была слишком коротка, чтобы лгать себе. Очень короткая.
Я выпрямилась и повернулась к нему.
— До конца перевала осталось меньше нескольких миль, — сказала я.
Боги, я никогда не видела, чтобы Атриус так ухмылялся. Мне показалось, что он сейчас расплачется от радости.
— Но между нами и концом перевала целое гнездо сливиков, — сказала я.
Лицо Атриуса опустилось.
— Верно, — сказала я.
Сливикам нравился более холодный воздух. Большинство их гнезд находилось у северной границы скал. Нам повезло, и мы наткнулись на их чертову кучу. У меня не выходило точно сосчитать, сколько их было, но знал, что много. Лучшее, что я могла сказать Атриусу:
— Больше пятнадцати.
Выражение его лица ничуть не изменилось, но я поняла, как тяжело ему дается этот стоицизм.
— А меньше?
Я долго не отвечала. А потом догадалась:
— Пятидесяти?
Атриус шипел проклятия, а Эреккус откинул назад голову и хохотал, хохотал.
Я не могла его винить. Мне тоже хотелось смеяться.
Как же измученная, полуголодная, раненая группа солдат, выстроившаяся в узкие, медленные шеренги, смогла победить целых пятьдесят величайших хищников, которых когда-либо порождала природа или боги?
Мы долго стояли вместе, молча, размышляя над этим вопросом.
— Нам пора отдохнуть, — сказал наконец Атриус, и я поняла, что он хотел сказать, Я понятия не имею, что делать, и мне нужно время, чтобы подумать.
Ни у кого не было идей получше.
Поразмыслив еще несколько часов, мы пришли к выводу, что нам конец.
Мы не сможем пробиться через сливиков — один подросток едва не убил нас с Атриусом. Даже подготовленные, мы никак не могли справиться с десятками этих тварей, особенно без пространства для маневра. Они были агрессивными существами. Они не дадут нам просто так пройти.
Эреккус, Атриус и я говорили по кругу, пытаясь найти решение. На самом деле это означало, что мы с Эреккусом разговаривали, а Атриус сидел, упершись взглядом в даль, с яростным видом, и время от времени предлагал какую-нибудь идею, которая, как мы все знали, не сработает, включая его самого.
В конце концов, в порыве разочарования я вернулась к камню и нащупал его, снова потянувшись к нитям.
— Что ты делаешь? — огрызнулся Эреккус. — Ты же сказала, что другого пути нет!
Он становился очень, очень раздражительным.
Я отмахнулась от него и прислонился к стене.
Да, я уже много раз подтверждала, что обойти гнездо невозможно, по крайней мере, без очень большого риска отправить нас всех на верную смерть.
— Так что ты ищешь? — раздраженно спросил он, и я снова шикнула на него, уже громче.
— Пусть работает! — рявкнул другой солдат, и Эреккус повернулся к нему, сжимая кулаки, явно отчаянно желая дать выход своему разочарованию.
Ткачиха спаси нас. Мужчины.
Я постаралась не обращать внимания на ссору на заднем плане и сосредоточиться. Честно говоря, я не смогла бы ответить на вопрос Эреккуса, даже если бы захотела — я не знала, что искала, разве что какую-то упущенную информацию, что-то критически важное, что могло бы нас спасти. Чудо, полагала я.
Сливики не рассеялись и не стали менее активными. Возможно, их стало даже больше, чем раньше, хотя точно сказать было невозможно. С такого расстояния в нитях было много помех, отчасти потому, что движения сливиков было особенно трудно отследить, а отчасти потому, что рядом было множество других гнезд на других ответвлениях троп. С такого расстояния все эти движения сливались воедино.
Странно, подумала я сонно, что такие территориальные существа…
Что-то твердое ударилось о мою спину, отбросив меня от стены. Я охнула, когда шальной локоть задел мои ребра.
Я опомнилась: Атриус кричал на Эреккуса и другого солдата на резком, грубом Обитраэнском языке, а двое мужчин шипели друг на друга проклятия, неохотно расходясь.
Атриус вернулся ко мне и неодобрительно посмотрел им вслед.
— Ребячество, — проворчал он. — Им нужно думать не только о своем эго.
Я пожала плечами. Меня немного успокаивало то, что борьба мужчин за господство над вещами, которые не имеют значения, была универсальной, человеческой или…
Я перестала дышать. Моя рука потянулась к плечу Атриуса. Когда я слабо рассмеялась, он посмотрел на меня так, что я засомневалась в своем здравом уме.
Он собирался усомниться в этом еще больше.
— Я знаю, — сказала я. — Я знаю, как нам пройти.