Убить Вампира-Завоевателя

ГЛАВА 19

Ласковое прикосновение к обнаженной коже моего плеча почти щекотало. Почти.

Мне было тепло. Спокойно. Что-то нежное гладило мою кожу, туда-сюда, легкими прикосновениями. Мои волосы шелестели, словно от далекого ветерка.

Такое приятное ощущение.

У меня еще не было мыслей, только нервные окончания. Только чужое, первобытное чувство безопасности, товарищества и…

…чего-то еще, чего-то, что шептало о том, что я позволял себе чувствовать только ночью в одиночестве.

Прикосновение снова пробежало по моей руке.

На этот раз я была достаточно осведомлена, чтобы почувствовать, как мурашки поднимаются от прикосновения ногтя. По моей коже пробежали мурашки, и по самым чувствительным частям тела — груди, внутренней поверхности бедер — пробежали мурашки, как будто прося о большем.

Мм. Приятный сон.

Я выгнула спину. Почувствовала толстую твердь у себя за спиной. Почувствовала твердую стену тела. Низкий стон отозвался во мне, когда руки притянули меня обратно к этому теплу, а губы прижались к раковине моего уха.

Я напряглась.

И тут же проснулась.

Мой сон был совсем не сном.

Я больше не хотела спать. Я рывком поднялась на ноги, отчего Атриус грубо перекатился на спину, ослепительно моргая и явно дезориентированный.

Я прочистила горло.

— Доброе…

Вампиры ведь не говорят «доброе утро», верно?

— Вечер.

Он моргнул. Успокоительное должно было сделать его сонливым. Казалось, что ему приходится бороться со сном.

Затем его охватил медленный ужас.

Он практически вскочил на ноги.

— Я прошу прощения, — сказал он. — Я.… я думал…

Я была благодарна за то, что многолетние тренировки позволили мне выглядеть совершенно безучастным, даже если я этого не чувствовала. Я подняла руку и слабо улыбнулась ему.

— Ничего страшного.

— Я думал, ты… — Он прочистил горло. — У меня были… сны.

О, у него точно были сны. Как будто я не замечала, как его глаза задерживаются на том, как много кожи я сейчас показываю. Или то, как он сложил руки на коленях.

Я сказала себе, что это хорошо. Для моей задачи будет лучше, если он захочет меня трахнуть. Чем ближе я смогу подобраться к нему, тем лучше.

Ткачиха, он действительно покраснел. Это было так забавно, что я с блаженством проигнорировала маленькую, неудобную правду — что мне было приятно, когда меня так трогали. Я не хотела слишком много думать о том, как мое собственное тело отреагировало на его прикосновения.

— Все в порядке, — сказала я. — Правда. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что хороший сон был для вас приятной передышкой.

Я была слишком очаровательна, прокладывая себе путь к его привязанности. И все же… это была правда. Его боль все еще пульсировала под моей кожей, отдаваясь далеким эхом. Я умела противостоять боли, но даже я не могла представить, как жить с этим каждый день.

Долгое время он молчал. Его рука скользнула к груди и замерла там, словно в ожидании.

— Тебе очень больно, — сказала я.

Его глаза вернулись ко мне, в них был безмолвный упрек, но я твердо стояла на своем, даже если бы он этого не сделал.

— Я никому не скажу, — сказала я. — Я знаю, что ты не из тех, кто любит раскрывать свои слабости.

Его челюсть сжалась. Он опустил руку.

— Хорошо. Я на это и рассчитывал.

Я встала. Его взгляд задержался на моем теле. Я вдруг осознала, как много кожи не прикрывает этот дурацкий клочок шелка.

Я лишь улыбнулась.

— Наслаждаешься видом?

— Иди переоденься в настоящую одежду, — пробормотал он. — Пока тебя не увидели остальные.

— Почему? Ты ревнуешь?

Рискованно так дразнить его, когда он так явно смущен. Я не знала, почему я это сделала, кроме необъяснимой, навязчивой потребности облегчить неприятное ощущение, от которого я не могла избавиться.

Он окинул меня ровным взглядом.

— Нет, — сказал он. — Им больше не нужны отвлекающие факторы.

— Я отвлекающий маневр? Это очень лестно. А я-то думала, что ты не замечаешь.

Такт. На его лице появилось странное выражение. Почти улыбка, может быть — хотя и от того, кто никогда не видел ее раньше.

— Я не слепой, — сказал он.

Я была настолько застигнута врасплох, что без моего разрешения у меня вырвался придушенный смех, и, возможно, мне почудился проблеск удовлетворения, проскользнувший между стенами вечно охраняемого присутствия Атриуса.

Нет, он не был слепым.

Это была я, и все же я прекрасно ощущала его голую кожу, когда он вел меня к двери.

— Я заметил, что ты вчера не вернулась в свою комнату.

Это была долгая, напряженная ночь. Атриус готовился к новому походу, оставляя за собой каркас сил для контроля над Алькой, а это означало, что здесь нужно было многое сделать, а времени на это было не так много.

То, что я сделала, чтобы помочь Атриусу, выходило за рамки моих обычных способностей, и такое напряжение основательно вымотало меня. Голова болела до конца дня, и я была необычайно неуклюжей, потому что нити вокруг меня стали более пушистыми и трудноуловимыми.

К тому времени, когда я рухнул в кресло в своей опочивальне, я уже был готов спать. Но на замечание Эреккуса я вскинул голову. Я изогнула брови.

— Ты заметил?

— Вообще-то это моя работа — следить за твоими приходами и уходами. — Он сузил глаза, опустившись в кресло напротив моего. — Я всю ночь думал, почему ты так устала.

— Когда Атриус велел тебе следить за моими приходами и уходами, я не думаю, что он просил тебя следить за такими приходами.

Эреккус фыркнул, затем наклонился вперед.

— Значит, приход был.

Помоги мне Ткачиха. Вот что я получила за глупые шутки.

— Нет. Не был.

— Я не уверен, что верю тебе.

— Он твой друг. Если хочешь услышать дразнящие подробности его сексуальной жизни, спроси у него. Он скажет тебе то же самое, что и я.

Эреккус разразился звонким смехом.

— Друг. Богиня, ты думаешь, что я друг Атриуса. Как будто у Атриуса есть друзья.

Это меня заинтересовало.

— Вы двое, кажется, ладите. Он разговаривает с тобой чаще, чем с остальными.

— Возможно, но это как будто… — Он нахмурился, подыскивая подходящее слово. — У вас тут есть бездомные кошки?

— Уже не так много.

Это одно из первых животных, которые погибали во время голода. В городах все, что имело мясо на костях, отлавливалось и съедалось голодающими семьями. После этого домашние животные уже никогда не возвращались.

— Ну, — сказал Эреккус, — он как кошка. У него нет друзей. Он просто терпит твое присутствие.

Я с преувеличенным недоверием спросила:

— И твое присутствие для него самое терпимое?

Он нахмурился.

— Я могу сказать то же самое о тебе, Сестра. Очевидно, ему удавалось «терпеть» тебя весь день.

— Ничего пикантного. Клянусь. — Я подняла руки и едва успела остановить себя, прежде чем добавила «Ткачиха» к этому заявлению. — Ему просто нужна была моя помощь.

— Уверен, что нужна. Думаю, платье помогло. Если это можно назвать платьем.

Я насмешливо хмыкнула.

— Не так.

— Я же говорил, — ворчал Эреккус. — Как раз в его вкусе. Прекрасная неприятность.

Это было немного лестно.

Мне стало интересно, была ли та, о ком мечтал Атриус, прекрасной неприятностью.

Эреккус поднялся с ворчанием и стонами. Он направился к двери и остановился там.

— Что бы ты ни сделала, спасибо, — сказал он. — Сегодня у него было гораздо лучшее настроение.

Затем он ушел, закрыв за собой дверь, и в комнате воцарилась тишина. Я доползла до своей кровати и упала в нее. Мое тело и душа были измотаны. Я закрыла глаза и ждала, когда сон заберет меня.

А потом, в тайной тишине, где никто не мог меня видеть, я провела кончиками пальцев по собственной руке. Просто из любопытства. Чтобы вспомнить свои ощущения.

Бессмысленное прикосновение.

Странное желание.

Стук заставил меня проснуться.

Я заставила себя подняться на ноги, осознание происходящего оседало вокруг меня. Кто-то стоял у моей двери. Не Эреккус. Но и не Атриус.

Я поднялся и открыл ее, обнаружив одного из мальчиков на побегушках у Атриуса.

— Прошу прощения, что разбудил тебя, провидец, — сказал он. — Он просит тебя.

Больше ничего не нужно было говорить. Я снова нашла Атриуса у огня, скорчившегося в кресле. На этот раз обошлось без разговоров. Он бросил на меня слегка смущенный взгляд и открыл рот, но я остановил его прежде, чем слова успели вырваться наружу.

— Все в порядке, — сказала я. — Я знаю. Тебе не нужно объяснять.

Сострадание в моем голосе удивило меня.

Прогресс, которого я добилась прошлой ночью, ослабил узел внутри него, хотя сегодня боль снова была сильной. Мы молчали, пока я работала над ним, освобождая его нити от проклятия, а затем погружая его в сон. На этот раз я последовала за ним вскоре после этого.

Он пришел за мной и на следующую ночь, и на следующую. И вот, наконец, на пятую ночь — последнюю, когда мы оставались в Альке, — я по собственной воле подошла к его двери, когда уже наступил рассвет.

Когда он открыл дверь и уставился на меня, я сказала:

— Я решила сэкономить нам время.

Он долго молчал, потом кивнул и впустил меня.

Помогать ему было тяжелой работой. Это не было для меня естественным. Она оставляла меня истощенным и обессиленным. Так почему же какая-то часть меня почувствовала облегчение, когда он впустил меня внутрь? Почему в тепле его души рядом со своей я находила некий тревожный комфорт? В его комнате мне не снились кошмары. Я не знала, что с этим делать.

Может, мы все просто животные, подумала я про себя, засыпая той ночью, когда моя хватка все еще ослабевала от присутствия Атриуса. Приятно спать не в одиночестве.