[Помехи]
[Помехи]
[Помехи]
[Помехи]
Самое сложное было разобраться с дверью. Открыть её сами мы не могли: я уже пробовал как-то, приложив ключ-пропуск. Ну а навыками взлома электронных замков никто из нас не владел, даром что я вырос в глухом углу. Зато у нас с Авелиной хватало теньки и всяких разных заклятий. А если учесть, что дверь в наши покои не была бронированной…
В общем, сдалась она почти мгновенно.
Дело было так: мы с Авелиной сплели самые горячие плетения, которые только могли, ударили в район замка… И даже не ожидали, что получим такой результат, какой получили. Дверь начала просто стекать на пол тёмной лужей. Потому что была, как оказалось, пластиковой. И надо сказать, на волне такого быстрого успеха мы растерялись. Сильно растерялись.
Впрочем, не мы одни. Разве что Тёма не сплоховал. Радостно мяукнув, перепрыгнул через горячий пластик и скрылся где-то в тени. А вот бойцы службы безопасности, стоявшие за дверью, тоже были, как и мы, удивлены и растеряны.
И всё же они начали стрелять первыми. Правда, их пули лишь бессильно вязли в артефактном щите. Ну а мы с Авелиной, придя в себя, обрушили в ответ все плетения, которые могли вырубить, но не убить противника.
К слову, бойцов оказалось не десять-двадцать, как я предполагал, основываясь на том, что успел подслушать. Их было всего два молодых паренька, которые даже шлемы не успели нацепить. Вот и получили по десятку ударов в лоб каждый. После чего мирно прилегли отдохнуть.
Впрочем, оглядевшись, я обнаружил, что всё-таки не ошибся. У нашей комнаты были видны следы пребывания гораздо большего числа бойцов. А именно сейчас все они куда-то отправились. И, судя по беспорядку и вещам, забытым на скамейках и стульях, выставленных прямо в коридоре — в большой спешке.
В этот момент подземный городок тряхнуло так, что я еле устоял на ногах. Авелина же плюхнулась на ближайший стул, удачно избежав падения на пол. И всё это было очень странно. Потому что, честно говоря, ну какое тут вообще землетрясение? Ни в этом мире, ни в мире Андрея их здесь практически не бывало.
А самое смешное заключалось в том, что план-минимум мы уже выполнили. Дверь открыта, Тёма выбрался на оперативный простор. И даже если нас с Авелиной поймают, у них в научном предприятии вот-вот начнёт действовать такой страшный скрытень от мира природы и Тьмы, что нам ещё и приплатят, чтобы мы с женой из-под ареста вышли.
— Как-то всё куда проще, чем мы предполагали? Да, Федь? — по-прежнему с лёгкой растерянностью спросила Авелина.
— Ну да… Или нет… И что здесь, любопытно мне, происходит? — отозвался я.
— А что мы теперь делаем-то? — заволновалась жена.
— Ну раз мы собирались прорваться к дружине, так давай попробуем! — напомнил я.
И протянул руку жене, чтобы помочь ей встать со стула. Однако в этот момент научное предприятие снова тряхнуло. Причём сразу дважды. И это точно было не землетрясение. Это было нападение. И либо противник использовал тяжёлое вооружение… Либо был очень сильным двусердым.
— Это не грек ли пришёл? — испуганно спросила жена, сделавшая те же выводы.
— Если это он… Тогда я бы предпочёл, чтобы мы все оказались от него как можно дальше! — заметил я, а потом задумался и внёс предложение: — А давай-ка мы с тобой вначале до той комнаты пройдёмся, где записи оставили?
— Согласна, — закивала Авелина. — Царь же сказал, если что, записи уничтожить.
На сей раз, когда я ей подал руку, подземное здание трясти не стало. Но, прежде чем идти с Авелиной к первой цели, я решил обыскать наших охранников. В этом закрытом учреждении без пропуска даже подъёмники не работали. Надо было обзавестись хоть каким-то документом.
Увы, никаких результатов обыск не принёс. Кроме оружия, у охранников были деньги, патроны, ножи, рация… А вот пропусков не было. Я протянул Авелине один из изъятых пистолетов и запасные обоймы к нему. С артефактными патронами, между прочим. А затем накрепко стянул руки и ноги оглушённых бойцов ремнями. И только после этого, поцеловав жену в макушку, двинулся вместе с ней к дверям подъёмников.
— Что будем делать без пропусков? — уточнила по пути Авелина.
— Вроде рядом с подъёмниками был выход на пожарную лестницу, — ответил я.
Там, конечно, замок тоже электронный… Но уж с обычной дверью я как-нибудь разберусь. Тем более, что некоторые из них, как выяснилось, здесь из пластика.
В этот момент у меня за спиной что-то зашуршало. Видимо, чья-то открывающаяся дверь. Мы с женой обернулись, не сговариваясь. И оба нацелили оружие на вышедшего из своей комнаты пожилого мужчину.
Правда, старичок наших стволов ни разу не испугался. И даже руку поднял только одну: с картой-допуском, зажатой между указательным и средним пальцем.
— Судари Седовы-Покровские! — дребезжащим голосом проговорил он. — Если вы собираетесь покинуть сие богопротивное заведение, то не соблаговолите ли взять меня с собой? Взамен готов быть вам полезным и отвести туда, куда вы захотите. У меня и ключ, знаете ли, с хорошим допуском. И коды я знаю для разных закрытых мест.
— А вы, сударь, простите, кто будете? — спросил я.
Впрочем, «пушка» опустил.
И не потому, что перестал опасаться пусть и пожилого, но незнакомца. Просто у старичка был чёрный шрам на щеке. А двусердый в таком возрасте либо уже не боится огнестрела. Либо ничего из себя не представляет, как противник.
— Я руководитель направления «потоковой теньки», Иоанн Пафнутьевич Стрелкин, — вежливо, пусть и чуть старомодно поклонившись, представился старичок.
— И что вас заставило решиться на побег? — спросила Авелина, которая тоже опустила пистолет, но взгляда со старичка не сводила.
— Конечно же, удобный случай, в вашем лице! — с обаятельной и очень живой улыбкой отозвался старичок. — Ну и страшно нездоровый дух в местном сообществе… Мне, видите ли, по положению надо знать, что происходит в других отделах. И второй год я наблюдаю за тем, как здесь всё прибирают к рукам… Гхм… Не самые уважаемые люди, в общем… Я бы, может, и возмутился!.. Но знаю, что кое-кто уже возмутился. И теперь сидит под замком. Но… Я думаю, нам с вами не стоит всё-таки здесь долго стоять! Надо бы побыстрее уходить!
— Пойдёмте! — кивнул я. — Заодно расскажете поподробнее, что у вас происходит.
— Я к сожалению, сам не так много знаю! — признался старичок. — Понимаете, я ведь не вхожу в научный совет, не занимаю важную должность… Просто руковожу одним из направлений исследований. Но знаю, конечно, чуть больше рядовых сотрудников.
— Так и что здесь происх… — я осёкся, увидев, как открываются двери подъёмника.
И тут же вскинул «пушка», отталкивая жену и старика к стене.
Время замедлилось. Это было верным признаком: опасность есть, и она реальна. Из лифта показался один из сотрудников службы безопасности. Причём в полном боевом облачении. И сворачивал он в сторону наших с Авелиной покоев. С очень решительным и недобрым видом.
Поэтому я посчитал себя вправе стрелять.
«Пушок» зарявкал, посылая, одну за другой, пули по ногам безопасника. Четыре выстрела, и тот начал, как в замедленной съёмке, заваливаться на пол. Заодно открывая мне вид на своего напарника, который, оказывается, шёл следом — и уже поднимал укороченный автомат, висевший на груди.
Не успел, конечно же. И ноги я ему прострелил так же надёжно, как и первому. Бил между щитком на бедре и наколенником, стараясь зацепить кость. Такие ранения очень болезненны, и побегать с ними до излечения не выйдет.
Орущие безопасники ещё оседали на пол, а я уже мчался к ним, чтобы вырвать из ослабевших рук оружие и надавать по башке. А то вдруг геройствовать начнут? Попробуют из положения лёжа пострелять? А вот мне оно надо?
Авелина у меня за спиной спешно перенастраивала щит, чтобы прикрыть всех беглецов… Но я был не уверен, что она успеет, так что не стал рисковать. Вырвал у одного безопасника автомат, у второго — пистолет, тут же отбросив в сторону, как можно дальше. И, отскочив от орущих мужчин, взял их на мушку.
В тот же миг время вновь потекло с обычной скоростью. А на мои уши буквально обрушились вопли бойцов, корчащихся от боли на полу.
— Боже мой! — воскликнул Стрелкин, семеня мимо тел и стараясь прикрывать глаза сухой старческой ладошкой. — Зачем я только смотрел на это?.. Как же я теперь спать-то буду?..
— Держите подъёмник, Иоанн Пафнутьевич! — рявкнул я ему, заприметив на поясах бойцов аптечки.
К счастью для моих невольных жертв, в аптечках был обычный армейский набор. Так что, пока Авелина держала обоих на мушке, я быстро оказывал им первую помощь. Натянул жгут, вколол обезбол и стимулятор, сунул в руки вскрытые бинты.
— Жгут снять не забудьте! — буркнул я, отбирая у них рации и выкидывая в шахту подъёмника, а потом кивнул головой Авелине, чтобы шла со мной. — Бывайте!
Стоило мне и жене оказаться внутри кабины, как Стрелкин спешно нажал кнопку закрытия дверей.
— К выходу поднимаемся? — с явной надеждой в голосе уточнил он.
— Если бы всё было так просто… Знаете, где находится отдел изучения материалов? — спросил я.
— Да… А зачем вам туда? — удивился старичок, наткнулся на мой хмурый взгляд и закивал. — Знаю-знаю! И даже пропуск мой у них сработает! А ещё это по пути. Просто, видите ли, опасно нам задерживаться…
— Давайте, Иоанн Пафнутьевич, мы сами решим, что опасно, а что нет… — улыбнулся ему я. — Едем сначала в этот отдел. А затем туда, где разместили наши дружины.
— Вы не собираетесь отсюда бежать? — очень удивился Стрелкин.
— Втроём мы отсюда не собираемся уходить, — ответил я учёному, забивая барабан «пушка» новыми патронами. — Мне нужны мои люди. Знаете, где их разместили?
— Ну… Догадываюсь, конечно! — отозвался старичок. — Но ведь их могли и в плен взять.
— Полторы сотни человек? — засомневался я. — Не представляю, как такое возможно.
— А я уже ничему не удивляюсь!.. — печально вздохнул Стрелкин. — Чего только за последние пару лет не навидался… И не наслушался…
Подъёмник остановился, и двери начали открываться. Посмотрев на жену, я дождался её кивка, который означал, что щит она выставила. И вскинул «пушка», целясь между расходящихся створок. Однако знакомый коридор был пуст. Ни охраны, ни учёных.
Зато в нужном мне отделе, за стеклянными дверями, горел свет. А за столом сидел начальник отдела, Кожевенников. Я показал Стрелкину на дверь, чтобы он её открыл. Учёный поднёс пропуск к считывателю, однако в ответ раздался лишь противный писк. Ну и красный огонёк замигал вместо зелёного.
— Да как же так! — возмутился старичок.
За стеклянной дверью тут же встрепенулся Кожевенников. Увидев нас, он подскочил со стула и бегом кинулся к коммуникатору. Ждать, когда он вызовет безопасников, я не стал. В барабане каждый второй патрон был артефактным, очень убойным. Но чтобы разбить стекло, мне всё же потребовалось выстрелить пять раз. Ещё и всаживая пули в одно и то же место.
Стекло треснуло, вышибить его уже не составило труда. Мне даже самому делать это не пришлось. Жена постаралась, и всего парой плетений. А я просто перевёл оружие на заметавшегося по комнате учёного. И аккуратно, практически бережно всадил ему пару пуль в ноги.
— А я гляжу, сударь, вы тут наконец-то прибрались! — заявил я, вламываясь в отдел. — Жаль, конечно, что вы меня не удостоили порядком на рабочем месте… Но это, наверно, и неважно. Где они?
Я остановился у поскуливающего на полу Кожевенникова, ожидая ответа. Однако тот, видимо, не понял, что обращаются к нему.
— Спрашиваю второй раз: где записи? — проговорил я.
И терпеливо выждал несколько секунд, как порядочный человек. А потом от души зарядил Кожевенникову ногой по лицу.
— А-а-а-а!.. А-а-а-а! — мужчина закрылся руками, открывая живот, но бить по органам я не стал.
Хотя, честно признаюсь, искушение было очень велико. Вся эта глупая ситуация изначально возникла по его вине. Из-за его упрямства и лени. Если уж кто тут и заслуживал болезненных тумаков, то это был именно он, Кожевенников. Не он один, естественно… Однако этот тип явно был где-то в начале очереди.
— Ты либо отвечаешь мне, либо становишься инвалидом, — стараясь не нервировать старичка, топтавшегося в углу, негромко пообещал я Кожевенникову. — Где записи, придурок?
— Они… Они там! — подстреленный учёный указал мне за спину, и я спокойно повернулся в указанную сторону.
А потом так же спокойно, ничего не увидев, снова повернулся к Кожевенникову. Который пытался ползти к устройству внутренней связи.
— Ай-яй-яй! Кожевенников! — укорил я его. — Ну что же ты о себе не заботишься?
Моя ступня, обутая в армейский ботинок, обрушилась ему на голень. Кость противно затрещала, а Кожевенников завыл, судорожно дёргаясь на полу.
— Итак, в последний раз спрашиваю по-хорошему! — очень злым голосом просветил я оппонента о дальнейших планах. — Спрашиваю и либо получаю ответ, либо начинаю его из тебя вытаскивать… Это, кстати, что там на столе, сударь Стрелкин?
— Что? Там? — слегка бледноватый старичок взглянул на стол рядом с собой. — Кажется, паяльник, сударь.
— Паяльник! — я с радостной улыбкой склонился к Кожевенникову и пообещал: — В четвёртый раз я буду спрашивать, когда этот паяльник у тебя в задницу вставлен будет. Он сразу не нагреется, конечно. И у тебя будет время, чтобы решить для себя, стоит ли честный ответ подгорающей жопы или нет.
— Да нет их тут! Нет! — истерично заорал учёный, ещё сильнее скорчившись.
— Я не спрашиваю, тут они или нет… — я распрямился, подошёл к устройству связи и выдрал из него провод, а затем повернулся к учёному и объяснил: — Я спросил: где они?
В этот момент научное предприятие снова тряхнуло. Не так сильно, как в первые разы, но ощутимо. Мы все, включая Кожевенникова, на миг застыли, тревожно поглядывая на потолок. А затем я опустил взгляд и снова задал вопрос:
— Итак… Где записи, которые я привёз?
— Да откуда мне знать? — перешёл со скулежа на крик Кожевенников. — Мне они днём с огнём не нужны были! Плевать мне на них!
Я молча двинулся к столу с паяльником.
— Я их Шмырьковой отдал! Клянусь!.. — сразу же истошно заверещал учёный. — Это ей их проверять, вот пусть у неё они и лежали бы!.. Да что вы творите⁈
Я просто брал в руки паяльник. Ничего криминального пока не делал. Правда, очень хотел. Даже несмотря на то, что этот гусь всё-таки ответил на мой вопрос. И ответил, похоже, честно.
— Не надо!.. Пожалуйста!.. Нет!.. — у Кожевенникова, похоже, истерика началась, когда я молча приблизился к нему с паяльником.
Уподобляться бандитам из мира Андрея я, конечно, не собирался. Если уж пытать, то не так бесчеловечно. Однако наказать придурка, который меня подставил, стоило. Как минимум, в назидание, чтобы больше подобного с людьми не творил. Поэтому я положил паяльник рядом с ним, в зоне видимости. А сам сел возле, сложив ноги на восточный манер, и спросил:
— Где сейчас Шмырькова?
— У себя в покоях она! Ушла два часа назад! Это три этажа ниже! Сорок восьмая комната! — тут же зачастил Кожевенников.
— Записи точно у неё? — спросил я, внимательно рассматривая паяльник.
— Нет… Нет… Не у неё… — Кожевенников разрыдался, но говорить не перестал. — Их Фома забрал, обещал избавиться без следа… Я просто не хотел этим заниматься!.. У моего отдела работы и так навалом! Нас и так задра…
Я едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ценнейшие записи, за которые мы жизнями рисковали. И ведь даже не продать хотели каким-нибудь иностранным шпионам. А просто избавиться без следа.
Похоже, оторванность от мира что-то всерьёз пошатнула в этих некогда светлых головах.
— Ну и как? — поборов испанский стыд, спросил я. — Нравится тебе, Кожевенников, к чему всё пришло?
Начальник отдела, трясясь в рыданиях и затравленно глядя на меня, не ответил.
— Я бы прочитал тебе небольшую лекцию о последствиях… Об ответственности и неотвратимости наказания… Но времени, знаешь ли, очень мало. Где твой Фома живёт?
— Три этажа ниже, покои пятьдесят!.. — выдавил из себя Кожевенников.
— Если ты соврал или снова что-то напутал, я вернусь сюда. И тогда ты обязательно пожалеешь, — пообещал я, а затем подождал десять долгих секунд, давая время изменить показания.
Однако Кожевенников лишь истерично кивал и мотал головой, как игрушечный болванчик.
Ловить его на классическом выборе, к чему какой ответ относится, я не стал. Просто молча сделал знак Авелине и Стрелкину следовать за мной. Мы вернулись к подъёмнику, и старичок нажал кнопку вызова.
— Вам не кажется, Фёдор Андреевич… Что это было как-то слишком жестоко? — расстроенно пряча взгляд, спросил он.
— Я с женой неделю просидел взаперти, без воды и электричества. Я не знаю, что с моими людьми. Я не знаю, что с цесаревной и Булатовым, но, подозреваю, тоже ничего хорошего… А ещё кто-то очень сильный пытается пробиться под землю, сюда… И всё потому, что одному нехорошему человеку очень не хотелось выполнять поставленную задачу… — я покачал головой. — А я ведь его почти и не калечил, Иоанн Пафнутьевич.
— Это вы называете «не калечили»? — удивился Стрелкин.
— Поверьте, так оно и есть, — кивнул я, открыто взглянув пожилому учёному в глаза.
— Тогда беру свои слова обратно, Фёдор Андреевич… Спасибо, что сдерживаетесь, — закивал старичок, а потом нахмурился и потыкал в кнопку вызова подъёмника.
После чего ещё раз приложил ключ к считывателю. А тот лишь мерзко пропищал в ответ.
— Не работает? — догадался я.
— Но почему? У меня что, уже так быстро отобрали доступ? — с лёгкой обидой изумился Стрелкин. — После всех тех лет, которые я здесь отработал?
— Либо доступ отобрали, либо подъёмники отключены… — кивнул я. — Идёмте по лестнице!
На лестнице пропуск Стрелкина тоже не сработал. Зато отлично справился выпущенный в замок барабан артефактных пуль.
Пока шёл по лестнице, очень хотелось зачитать стишок из мира Андрея. Тот самый, где рассказчик вдруг обнаружил у себя огромную семью. К сожалению, я не поэт, и вряд ли бы красиво переложил стихотворение на местный русский. Но и тогда смысла его зачитывать не было, ведь только я понял бы юмор.
Ярусы в научном предприятии были высокие. Гораздо выше, чем потолки в жилой части. Так что на ярус уходило несколько пролётов лестницы. И всё же мы не на небоскрёб поднимались. Хотя я по-прежнему не знал, насколько мы глубоко забрались. Может, ещё и придётся.
Ради открытия двери вновь пришлось спустить весь барабан. А затем спешно перезаряжаться, слушая панические крики и визги снаружи. Этот ярус явно был жилым, и людей испугали звуки стрельбы. А ещё мои выстрелы привлекли двух безопасников, видимо, дежуривших на этаже. И стрелять они начали раньше, чем у меня время замедлилось.
Хорошо, что щит Авелины принял на себя все пули. А вот я сплоховал… Или не сплоховал… Тут как посмотреть. У меня не запустилось замедление времени. Видимо, потому что я был под защитой артефакта. Зато армейские реакции сработали без осечки. Прервав перезарядку, я вскинул оружие и выстрелил четыре раза…
Безопасников я уложил наглухо. Стрелял в шеи: головы были прикрыты шлемами, грудь и пах — брониками. А додуматься, что стрелять надо бы опять по ногам, я не успел. Сработали вбитые рефлексы.
— Чёрт… — я оглянулся на жену и поймал её сочувствующий взгляд.
А затем быстро перезарядил револьвер. И, не теряя времени, вышел в коридор.
К этому времени все любопытные успели забиться обратно в свои покои. И даже носа оттуда не показывали. Так что я без проблем нашёл нужную комнату. И даже вежливо позвонил, но мне не ответили.
— Фома! Открывай, гадёныш! — потребовал я, однако из-за двери не доносилось ни звука. — Ну как хочешь…
Вдвоём с женой мы снова расплавили пластиковую дверь. В коридоре противно завоняло палёным и чем-то ещё. На всякий случай, внутрь покоев я не вошёл, а вкатился, оценивая обстановку вокруг. Учёный там живет или нет — неважно. Никто не мешает ему чем-нибудь тяжёлым дать мне по башке.
Вот только в гостиной никого не было. Попросив Авелину и Стрелкина подождать у входа, я прошёлся по всем комнаткам… Но в покоях Фомы везде было пусто. И лишь в ванной витал какой-то неприятный душок.
Заметив дверь в техническую шахту, где проходили трубы, я решил проверить и там… И нашёл.
Правда, не Фому, а труп. И труп тоже не Фомы… Какой-то женщины, слегка присыпанный известью. И, судя по виду, лежала она там не первый день.
— Твою мать… — выдохнул я, вываливаясь обратно в гостиную.
— Что там? — забеспокоилась Авелина.
— Труп там… — не став щадить ничьи чувства, ответил я.
— Фомы? — удивился Стрелкин.
— Нет, женский… — ответил я.
— Позвольте-ка я взгляну! — нервно сглотнув, всё же решительно выпятил грудь старичок.
— Да ради Бога! — я радушно указал на ванную комнату. — В закутке с трубами…
Стрелкин вышел через несколько секунд. Бледно-зелёным, мрачным и задумчивым.
— Ну и как? — уточнил я.
— Ну как… Это Аня, жена Фомы, — грустно ответил Стрелкин. — Душевная сударыня была… За что же с ней так?
— Когда я пришёл, она уже была мертва, — на всякий случай уточнил я.
— Да я понимаю… Она там давно лежит, — кивнул старик. — Ссорились они с Фомой в последнее время… Сильно ссорились.
— Думаете, он её и того? — закусив губу, спросила Авелина.
— Ну… Я не следователь, — пожал плечами старичок.
— Это всё очень грустно… Но где нам теперь искать Фому? — полюбопытствовал я.
И в наступившей тишине расслышал отчётливый писк в коридоре:
— А это кто у нас там к подъёмнику полез?..
В коридор мы выскочили все вместе. Правда, Стрелкина и жену я успел задвинуть за спину.
На площадке у подъёмника топтался второй сотрудник Кожевенникова. Тот самый Фома, ныне вдовец. Возможно, даже скорбящий… Нельзя же огульно обвинять человека, не зная всех обстоятельств. А рядом с Фомой стояла женщина лет двадцати пяти, которая нервно озиралась, кося взглядом себе за спину, на коридор. Увидев нас, она испуганно закричала:
— Фома! Они нас нашли! — и быстроногой оленихой метнулась к лестнице.
Скорбящий вдовец живо подхватил с пола сумку с вещами. И опрометью кинулся вслед за нервной дамочкой.
— Стой, скотина! — проревел я, чувствуя, что меня начинает охватывать бешенство от адского цирка, происходящего вокруг.
Нервную девицу я догнал почти сразу. Она и следующего яруса не достигла. Сдулась — видимо, спортивной подготовкой пренебрегала. В итоге, беглянку я просто оглушил, аккуратно приложив по затылку рукоятью «пушка».
А вот за Фомой пришлось бежать ещё с десяток пролётов. И ведь он почти оторвался. На удивление шустрый был учёный. Явно следил за своей физической формой. Но бегать с набитой вещами сумкой — не самая удачная затея. И хотя под конец Фома догадался бросить багаж, это ему уже не помогло.
На очередном витке под ноги беглецу метнулась чёрная тень. Фома, не ожидавший такой подлости, споткнулся. И болезненно приложился об ступеньки грудью и лицом. После чего мне не составило труда заломить ему руки.
Спустя пять минут мы сидели в покоях номер шестьдесят восемь. Фома, привязанный к стулу, мелко дрожал. Его бесчувственная спутница, которую, как сказал Стрелкин, звали Марией, отдыхала на полу, рядом с диваном.
Вернее, сначала я положил её на диван. Однако там, с повязкой на рту, связанный по рукам и ногам, уже возлежал её законный муж. Совершенно голый. Мы, если что, по обоим пунктам были ни при чём.
И он не упустил случая отомстить коварной изменнице, спихнув её с дивана.
— Фома… — позвал я. — Фома! Слышишь меня?
Вдовец мрачно посмотрел на меня. А потом снова опустил голову.
— У меня два вопроса. И на первый я получу ответ, чего бы это ни стоило, — сообщил ему я, перезаряжая револьвер. — А второй… А на него я тоже ответ получу. Итак… Первый вопрос: где записи, которые я привез?
Фома молчал, хотя вот зачем так делать, а? Я этого совершенно не понимаю. Ведь ясно же, что если молчать, то тебя будут либо долго мучать, либо очень долго мучать. Ну и чего отпираться-то?
— Хорошо… — кивнул я. — Давай начнём с зубочисток под ногти.
— А-а-а! А-а-а! — одобрительно замычал с дивана голый муж Марии.
— Слушай, я понимаю твои чувства… Но вот можешь, чисто по-человечески, не мешать? Ты давай, лучше молча радуйся! — попросил я его.
— Айо! — согласился тот покладисто.
Я сочувственно похлопал его по плечу. И, подвинув свой стул ближе к Фоме, попросил Авелину:
— Лина, поищи, пожалуйста, зубочистки. Вероятно, они могут быть на кухне или в ванной.
— Уаой! — замычал связанный голый мужик, кивая на нужную дверь.
— Сейчас принесу, — улыбнувшись милейшей своей улыбкой, Авелина двинулась на поиски пыточного инструмента.
— Не надумал ещё говорить? — участливо спросил я у Фомы. — А то, смотри, пока я готов удовлетвориться просто ответами. А вот когда начну тебе зубочистки под ногти загонять, могу не сдержаться. Очень уж вы мне насолили с твоим начальником… Сердце прямо-таки требует мести…
— А если отвечу, ты меня не будешь пытать и убивать? — хрипло спросил пленник, с надеждой уставившись мне в глаза.
— Нет, обещаю, — ответил я.
— Нет у меня этих бумажек! — признался Фома.
— А где они? — терпеливо уточнил я.
— Продал безопаснику… Веснушкину Мишке.
— А ему-то они зачем? — удивился я.
— Он обещал их сбросить, когда в вылазку пойдёт за мясом! — ответил Фома.
— В смысле «сбросить»? — я просто не поверил своим ушам. — Просто в снег, что ли? Вы тут вообще психи что ли?..
— Да не, не в снег… Это у нас так говорят просто, — разъяснил пленник. — Он их там собирался кому-то продать… Я не знаю, кому.
— Я-а-а-асно… — кивнул я, откидываясь на спинку стула.
Вернувшаяся Авелина передала мне зубочистки. Однако я честно, как и обещал, поставил их на стол.
В голове было пусто. Ни одной полезной мысли. И лишь один вопрос, который я и задал вдовцу:
— Жену ты убил?
— Я… — ответил Фома и, опустив голову, замолчал.
Все молчали. Даже муж Марии перестал на диване дёргаться, пытаясь избавиться от пут. Все смотрели на Фому, который сидел на стуле, низко опустив голову. Ну или не все — Маша не смотрела, она ещё без сознания была.
Когда плечи Фомы начали вздрагивать, я не сразу понял, что мужик натурально плачет.
— Это случайно получилось!.. — сквозь рыдания выдавил из себя он. — Я не хотел!.. Мы поссорились опять!.. Она кинула в меня чашкой… А я так разозлился… Кинул тем, что в руках держал!.. Я случайно, понимаете⁈.. Я не виноват!.. Ни в чём!..
— Что-то тяжёлое в руках было? — со вздохом уточнил я.
— Бутылка… — ответил Фома.
— И ты просто спрятал Аню в ванной? А сам решил бежать? — вмешался молчавший до того старичок, и в его голосе отчётливо слышалась брезгливость.
— А что мне было делать⁈ — заорал вдовец, подняв голову и уставившись на нас свирепым взглядом. — Что⁈ Под суд идти⁈ А я не хочу под суд! Я пожить хочу! Как человек! Без этой дуры!
— Пойдёмте отсюда… — я поднялся со стула и вытащил нож.
— Ты обещал не убивать меня! И не пытать! — снова завопил Фома, увидев нож.
Я молча взял со стола зубочистки, подошёл к дивану и положил упаковку с ними на подлокотник. А потом так же молча срезал путы с рук голого мужа Марии. Бедняга сразу принялся возиться с узлами, чтобы побыстрее освободить ноги. А я напоследок не удержался от совета:
— Ты лучше каждую на щепки распусти. И втыкай по несколько рядышком, чтобы ногтевая пластина отслаивалась медленно. Ну и жену свою свяжи, чтобы она на помощь любовнику не кинулась…
Первый вопль Фомы застал нас уже на лестнице. Орал он так, что никакие двери помехой звукам не стали.
И это был тот редкий случай, когда чужие страдания не только не вызывали жалости, но и рождали где-то в душе чувство глубокого удовлетворения.