[Помехи]
[Помехи]
[Помехи]
[Помехи]
Мёртвый мир. Холодный мир. Собачий холод — и стена льда по левую руку. Она ещё далеко, конечно. Мелькает вдали только изредка. И то, когда мы слишком сильно забираем на север. Но она всегда там. Молодой ледник, накрывший весь Северный Ледовитый океан. Правда, здесь он иначе называется. Хотя название из жизни Андрея подошло бы как нельзя лучше.
Он и северный, и ледовитый, и безумно холодный. Стоит ветру подуть с севера, как температура воздуха падает сразу градусов на десять. И это в середине весны. Страшно представить, что здесь происходило всего месяц назад, зимой.
За прошедший день мы добрались до Молгонзейского моря. Того самого, которое в мире Андрея акватория Обского и Тазовского заливов. Ну а тут уже пришлось делать передышку. Потому что впереди были сплошные торосы. Где-то там, на юге, реки, освободившись ото льда, погнали свои воды на север. И теперь они давили на здешний лёд, заставляя его вставать дыбом.
— Проверили по следам, пока ещё светло было. Двое ромеев свернули на юг… — сообщил Енот, усаживаясь у костра, возле которого уже притулились я, Авелина, Бубен и Папоротников.
Ветер, к счастью, опять дул с юга. И даже так холод стоял лютый. Кутаясь в тёплые одежды, мы согревались чаем из котелка.
— Через торосы не полезли? — дуя на исходящую паром кружку, уточнил Бубен.
— Пытались, ваше благородие. Тем более, есть следы воздействия плетениями, — ответил Енот. — Пробита дорога на километр вглубь. Но это разве же расстояние? Молгонзейское море, оно тут… Да как бы и не под двести вёрст. А вот если взять на сотню вёрст южнее, там можно как по дороге.
— Бывал, что ли, здесь? — удивился я.
— Я? Да Господь с вами, ваше благородие! Я нет. А вот деду приходилось разок… — признался разведчик.
— Это что твой дед тут забыл-то? — высунув нос из воротника шубы, полюбопытствовал Папоротников.
Невинный вопрос, казалось бы. Однако жизнь иногда подбрасывает невероятные ответы на такие невинные вопросы.
— Да разве же он сам бы пошёл? Чего тут людям ловить? — удивился Енот.
Если бы спросили меня, то я мог бы, конечно, ответить… Память Андрея подсказывала, что здесь рукой подать до мест, где в его мире располагался Новый Уренгой. И пусть рука должна быть под полтыщи вёрст в длину… Так это же разве расстояние для Сибири? Особенно если впереди Уренгойское газовое месторождение. Всего лишь третье в мире по объёмам запасов.
Но вопрос Папоротникова был из тех, которые ответа не требуют. Вот и Енот, рассказывая дальше, прерываться не стал:
— Он здесь был, когда сопровождал какого-то дворянина с отрядом. У меня ведь семья перебралась в Ишим из Серых земель. А в те времена они ещё тут жили. Ну южнее, конечно, а не тут: куда ближе к Тоболу. Городок вроде как назывался Суркут. Это если мне память не изменяет… — разведчик замолчал, наливая себе чаю, а это дело требует на морозе большой сосредоточенности.
— Вспоминаю! Рыбы там было хоть завались… Даже во Владимире суркутская рыбка спросом пользовалась. Во всяком случае, когда я ребёнком был! — вытащил из памяти Бубен.
— Так оно и было, ваше благородие! А дальше, правда, зверьё нагрянуло. Ну и всё, нету больше городка. Одни руины от Суркута остались!.. — вздохнул Енот.
— Ты это, не отвлекайся! — сказал Папоротников, ещё глубже прячась в воротник шубы, отчего стал похож на нахохленного воробья. — Что там у твоего деда за история с дворянином?
— Чего-чего, известное дело… Заявился дворянин с отрядом: так, мол, и так, нужны проводники, — пояснил Енот. — А мой дед же наполовину местных кровей. И друзья у него все поголовно из местных. Ну и вызвались они проводить, чего уж…
— А чего дворянину здесь было нужно? — удивился Папоротников. — Место под земли неужто тут искал?
— Не-не! Там дворянин был не из молодых. Мне дед вырезку из газеты показывал, с фотокарточкой. Этот дворянин седой весь был… — Енот прищурился и принялся щёлкать пальцами. — Да как же у него там было-то…
— В газете? — усмехнулся Папоротников.
— Фамилия известная же!.. — Енот возвёл глаза к небу и даже пальцем по голове постучал. — Забыл… Вот прямо совсем, с концами, забыл…
— А чего дворянину с отрядом надо-то было? — напомнил Бубен.
— Да они какое-то место искали, связанное с космосом! — пояснил Енот. — Я же говорю, фамилия известная у него, хоть и странная… Поляцкая, что ли?
— Это в каком году-то было? — прищурился из-за воротника Папоротников.
— Да кто же упомнит… В вырезке даты не было, — ответил Енот. — Венглинский?.. Нет…
— Вержбицкий? — предложил Бубен. — Верцеховский?
— Нет, не на «в». Говорю же, странная, жуть просто! — и тут лицо разведчика озарилось улыбкой. — Вспомнил!.. Цо-е-ковский!
Ответил ему дуэт из рёва опричника и сотрудника ПУПа:
— Замолчи!
— Рот закрой!
От неожиданности бедняга-разведчик мало того, что поперхнулся чаем, так ещё и чашку выронил, забрызгав всё вокруг.
— Да вы чего, ваши благородия? — ошарашенно спросил он, прокашлявшись, пока я переводил удивлённый взгляд с одного слуги государева на другого.
А Бубен в этот момент как раз переглядывался с Папоротниковым. Наконец, ПУПовец приглашающе махнул рукой, видимо, уступая опричнику право объяснять. Тяжело вздохнув, Бубен начал с того, что нагнулся к земле, поднял кружку Енота и заново налил горячий чай.
После чего с кряхтением человека, которому лень вставать с места, передал разведчику.
— Вообще-то… Сейчас уже и не знаю, можно ли об этом рассказывать… — признался он. — Исследовательский поход Цоековского закончился неудачей. Весь отряд целиком тогда не вернулся.
— Как это не вернулся? — удивился Енот. — Мой дед и двое его приятелей точно вернулись… Они дальше на восток подземными газами потравились. Лето выдалось тёплое, даже Молгонзейское море оттаяло. Вот они и попали в низинку, где эти газы скопились. Дело ближе к Плоскоглавым горам было. Деда с приятелями оставили во времянке отлёживаться. Ну а дворянин с отрядом дальше пошёл…
— Плоскоглавые горы — это где? — не понял Бубен.
— Это мы так прозвали… Горы с плоскими вершинами. В северной части Сердцесибирского нагорья, — пояснил Енот.
— А-а-а… А чего дворянин искал, знаешь? — деловито сдвинув брови, спросил Бубен.
— Да что-то немного дед рассказывал… — с опаской поглядывая на опричника с ПУПовцем, признался Енот.
— Вот и молчи тогда! — выразительно посмотрел на него Папоротников. — И не надо вспоминать, чего они там искали. А как вернёмся на «точку 101», я с тебя ещё подписку возьму.
Род Цоековского в этом мире был неплохо известен — даже я сумел кое-что вспомнить. Возник он ещё на заре борьбы с Тьмой, и основал его выходец из простых крестьян. После чего Цоековские годами отражали набеги отродий на землях балтийских пруссов. Именно они, кстати, были составителями первых «бестиариев» по отродьям.
Цоековские не только убивали чудовищ, но и препарировали их тела. Искали слабые места, определяли виды животных, от которых произошло то или иное отродье. Труд одного из Цоековских «Сердце Тьмы» до сих пор стоял почти в любой библиотеке, пусть и ближе к секции сказок.
По большей части, в нём содержались измышления, что такое Тьма. Естественно, с точки зрения людей тех стародавних времён. Измышления подкрепляла сказка о том, как основатель рода решился на смелый поход на север. Не один, естественно, а в дружине одного из поморских князей. Дело было давнее, впрочем — и на момент написания «Сердца Тьмы» тоже. И в эту сказку, естественно, никто сильно не верил.
Кроме, видимо, наследников рода Цоековских.
А глядя, как насупились люди, имевшие допуск в закрытые архивы, я засомневался, что сказка была лишь сказкой. Возможно, в «Сердце Тьмы» было спрятано что-то важное…
Но я не стал выдавать интереса, только удивился, чтобы это выглядело натурально. Зато с укором посмотрел на Бубна и Папоротникова:
— Хватит стращать Енота! — попросил я. — Ваши тайны здесь никому не сдались. А чего ты, кстати, начал вспоминать деда и его поход?
Вопрос был задан невинным тоном. Однако ответ Енота был мне очень важен. А ещё важно было, чтобы Бубен и Папоротников не успели заткнуть разведчика. И мне удалось. Енот ответил, а оба царёвых человека не успели помешать.
— Да у нас просто путь совпадает с тем, что дед описывал! След ведёт прямо вот туда же! — пояснил Енот.
— И что там могло грекам понадобиться? — с недоумением покачал я головой. — Им бы к югу дальше выбираться…
— Отсюда на юг — это уже выход в Черноземские владения! — просветил меня Папоротников. — Ромеи на каждое княжество ставят своего главного скрытня. А если Никодим не соврал, Ливелию сейчас лучше на чужих угодьях не появляться. Его там ждут не с распростёртыми объятиями.
— Тем более, ему надо скрываться и уходить на юг, просто дальше, — пожал плечами я.
— А там гнёзда и Ишимская рать, — пояснил Бубен. — Он, скорее всего, рассчитывает выбраться к Енасею. Это такая река на востоке. По Енасею можно спуститься вниз, а дальше пробраться через северные заставы Ишима. У них там всегда граница была дырявая. Сам же туда ездил, Федь, должен помнить!..
— Плохо… — вздохнул я. — Двигается он быстрее нас.
— Долго он так двигаться не сможет! — успокоил меня Бубен. — Каким бы сильным Ливелий ни был, топливо из воздуха ещё никто создавать не научился.
И тут Бубен оказался прав. Топливо у беглецов кончилось к исходу следующего дня. Брошенный снегоход мы обнаружили вечером, когда высматривали себе место для лагеря.
Мест, правда, здесь таких не обнаружилось. Что неудивительно в краю вечной зимы, ещё и близ стены ледника, перекрывавшей теперь весь север. Да и с топливом для костра здесь была беда. Всё-таки деревья обычно растут там, где лето хотя бы три месяца в году бывает. А в краях, где весна плавно перетекает в осень — они вырасти нормально не успевают.
От брошенного снегохода шли следы обычных лыж. И тут-то я вспомнил, что мы ещё ни разу не встретили признаков ромейского привала. А значит, всё это время скрытни не спали. Объяснение я получил от старших товарищей. Однако не сразу, а когда мы нашли место для привала и сели есть из котелка горячую кашу с мясом:
— Понимаешь, Федь, на моём ранге, да и на ранге Ливелия, сон — это не самое важное… Трое-четверо суток, если очень надо, можно протерпеть. На большее количество суток хватит и пяти-десяти часов сна. А так-то, если приноровиться, спать и на ходу можно.
— Но Ливелий ведь не знает, что мы идём по его следам! — заметил я, с аппетитом наворачивая густое варево из миски.
— А ещё он не может быть уверен, что Никодим погиб. У погибшего, к слову, был второй артефакт, вот только заряд в нём уже исчерпался! — сказал Папоротников. — Это такое высшее исцеление, которое сумели выразить в рунах. Коряво, но смогли. Похоже, Ливелий почти убил Никодима в самом начале. А тот взял и вылечился. Но Ливелий не знает, есть ли у Никодима ещё амулеты такого рода. Конечно, они очень редкие и дорогие, но…
— Или просто Ливелий жуть как спешит! — добавил Бубен, облизнув ложку и погрозив ею в ту сторону, куда ушли ромеи. — А причины не так уж важны. Мы его просто догоним, побьём и заберём наши записи, верно?
— Ага, побьём… — не стал спорить я.
А перед глазами, как наяву, встала воронка от метеорита. И ополовиненный в результате взрыва Никодим.
Благо, к этому моменту я успел почти всё доесть. Ну а теперь думал отправляться спать. Жена сегодня ушла без каши, сославшись на дикую усталость. И я мог её понять: сам едва-едва стоял на ногах. В отличие от Бубна, я-то пока не мог сон долго игнорировать. Поэтому держаться мне помогала исключительно сила молодости. И обида на ромеев за украденные записи.
К Енисею, который здесь Енасей, мы выехали на следующий день. Река напоминала медленно сползающий с гор ледник. Торосы, торосы, торосы — без конца и края. Зато на этом фоне чётко было видно прямую линию сбитого льда. И даже следы лыж не пришлось искать. Не было здесь других психов, способных проложить дорогу в нижних течениях Енисея.
А нам пришлось решать важный вопрос: что делать дальше? По-хорошему, стоило либо разворачиваться и ехать обратно — припасы и топливо заканчивались… Либо искать, где всё это можно пополнить.
И вот тут знания Енота ой как пригодились. Он предложил рискнуть и всё-таки продолжить погоню, завернув по пути в небольшой городок. Называлось это поселение Тура. И располагалось на острове, в месте слияния Енисея и Катэнги, как эту реку называли местные народы эвенкил.
На наших планах, само собой, всего этого не было. Земли в ответственности Ишимского княжества заканчивались восточнее. Ну а у Черноземска были свои задачи в Серых землях. И так далеко на север они, естественно, не распространялись.
— А я вообще не думаю, что эта Тура есть на картах и планах! — сообщил Енот. — Там же заливной остров был. Кто бы там жить стал? Но местным, когда Тьма наступала, выбирать не пришлось. Сумели кое-как натаскать земли и камней… А уж потом, когда русские добрались, то и стены появились. Тьма, по преданиям местных, очень зиму не любила… Ну а летом лучше, когда тебя от отродий отделяет река.
По-моему, утверждение было сомнительное. Всё-таки отродья не сильно-то воду боятся, просто недолюбливают. Переправиться им не проблема. И всего-то сложностей, что быстро плавать не умеют. Но кто знает, каково пришлось эвенкил в те времена? Может, только вода и спасала их в те дни.
— Как бы след не упустить! — недовольно скривил лицо Бубен.
— Мы все излишки топлива и еды скинем на Мальца! — предложил Енот, указав на низкорослого разведчика с азиатским лицом. — Он тут неплохо всё знает, из местных как-никак. Себе возьмём самое необходимое. Быстро метнёмся туда и обратно. А Малец пойдёт по следу ромеев и знаки будет нам оставлять. Так мы ромеев и догоним.
— А без Туры догнать ромеев точно не получится? — уточнил я.
— Не-не, ваше благородие… Не успеем. Без еды и топлива там, куда мы идём, делать нечего! — ответственно заявил Енот.
— А куда мы идём? — глядя вперёд, на белые торосы, уточнил Бубен.
— В горы, ваше благородие… Мы в горы идём, — ответил разведчик, и я его экспертному мнению не поверил, однако заострять не стал.
Когда мы перебрались через реку, время близилось к вечеру. Пришлось искать место для лагеря, а это здесь, как я уже упоминал — дело небыстрое. Вымотавшись, никто планы на сон грядущий обсуждать не стал, благоразумно отложив их до утра.
А ночью я встал, отозвал разведчика в сторону — и прямо спросил, что он скрывает. Енот старательно мялся, всеми силами пытаясь увильнуть от ответа. Пришлось напомнить ему, кому он подчиняется в походе, и какие я отзывы могу об отряде «Сахар» оставить.
Подставлять Бархана и остальных Енот не хотел. И, повздыхав, всё-таки начал рассказывать:
— Вот туда, ещё на восток вёрст двадцать, и будет удобное место, где хорошо лагерем встать. Там моего деда когда-то и оставили после отравления газами…
— Значит, мы по-прежнему идём по следам того давнего похода? — уточнил я.
— Фёдор Андреевич, ваше благородие, ну откуда мне-то знать, как именно они шли? Это у деда надо было спрашивать подробности… — расстроенно пояснил Енот. — Я только с его слов могу примерно объяснить.
— Но место ты ведь узнал… — задумчиво посмотрел я ему в глаза.
— По описаниям всё очень уж сходится!.. — засмущался Енот.
— И что там будет? — спросил я, не отрывая от него взгляда.
— Холмы там пойдут. Дальше приток Катэнги. А дальше уже начинаются Плоскоглавые горы. Енасей там ведь изгибается, видите… — глядя в сторону, начал тараторить Енот.
— Я вижу, что ты врёшь и не краснеешь, — усмехнулся я. — Давай прямо. Видел ты эти места. Либо у деда изображения были, либо сам побывал. По одним описаниям эти заснеженные равнины ты бы в жизни не узнал.
— Ну…
— Баранки гну! Правду давай! — нахмурившись, потребовал я.
— Да… Ну… — Енот мялся под моим взглядом, а затем глубоко выдохнул и решился: — Тут дело такое, ваше благородие, что кинули тогда моего деда… Никто в том отряде и не думал, что выживут они с товарищами. Вот и вышло, что их оставили вместе с частью вещей, которые исследователи не пожелали с собой тащить. С таким расчётом, видимо, что, если получится, на обратном пути заберут. Вот…
— Так и?
— Ну а дед продышался… И товарищей выходил. Оружие у них, уходя, исследователи прихватили. А вот охотничий лук-то никто не подумал забирать. И он, значит, луком подбил дичь, которую они дальше ели с приятелями, чтобы выжить. А потом они сил набрались, брошенные вещи забрали, ну и пошли на юг.
— Вот что тебя волнует! — догадался я. — Понимаю и не осуждаю… Ценности взяли, чтобы дикарями не идти.
— Да, так и было… — покаянно кивнул Енот. — Часть вещей в Туре обменяли на припасы. Часть с собой донесли. Там зарисовки были, фотокарточки, которые я в детстве смотрел… До сих пор где-то у брата лежат на чердаке…
— Так, с фотокарточками разберёмся. Всё равно за давностью лет не осудит никто! — усмехнулся я, похлопав Енота по плечу, чтобы не переживал. — А теперь второй вопрос. Почему ты уверен, что ромеи дальше на восток пойдут?
— Это только догадки, ваше благородие, — признался Енот.
— Да мне и догадки подойдут. Давай уже, колись!.. — с успокаивающей улыбкой потребовал я.
— Я, честно говоря, только по рассказам сужу… Его благородие Бубенцов говорил же, что ромей, который из двух беглецов главный, странно себя вёл при встрече: морщился, голову руками трогал… А вы сказали, что ему бы на юг уже надо подаваться. Я услышал тогда и запомнил. Ну а дед говорил, что этот Цоековский так же себя вёл. Морщился, жаловался всё время, что голова у него болит. А как до Енасея добрались, Цоековский совсем дурной стал. Людей бросал, кто идти не может. Ценные вещи оставлял по пути, тоже без жалости. И всё требовал не останавливаться. Гнал отряд без продыху, устраивая вместо ночёвок четырёхчасовые привалы…
— А вначале он не такой был? — догадался я.
— Да, поначалу добрый был, весёлый. В Серых землях, правда, веселиться сходу перестал, — пояснил Енот. — Жаловался, что голова болит постоянно. И чем дальше, тем больше.
Я вспомнил то, что удалось почитать по дефектам чёрного сердца. Или, как здесь говорили, его изъянам. Один из них давал отличные возможности достигнуть высоких рангов. Однако имелся у этого изъяна побочный эффект. Чем дальше на территорию Тьмы или в Серые земли — тем сильнее болит голова.
И всё же многие богачи обращались в лекарни за сердцем с этим изъяном. Благо, достоинства в их случае перевешивали минусы. Но поголовным спросом изъян не пользовался. А почему? А потому что двусердый дворянин — в первую очередь, воин и защитник. Он, по определению, должен воевать с отродьями. А как воевать, если чем глубже лезешь в земли, поражённые Тьмой, тем невыносимей болит голова?
В итоге, такое двусердие, полученное в лекарне, давало лишь личное дворянство. Детям, чтобы они стали дворянами, всё равно пришлось бы рисковать. И выбирать варианты чёрного сердца, более подходящие для будущей службы.
Иногда похожие «побочки» наблюдались и у потомственных дворян, использовавших иные схемы проращивания. Правда, у всех народов подобное считалось позорным недугом. Ещё и похлеще срамной болячки: ну где вы видели воина, падающего в обморок, к примеру, при виде крови?
— … А чем дальше, тем жёстче! Будто одержимый стал! — между тем, продолжал Енот. — И шёл, совсем почти не останавливаясь. Вот как дело было, ваше благородие.
— Печально, но случается. Значит, они в горы шли?
— Да, ваше благородие.
— Хотели найти сердце Тьмы? — уточнил я.
— Хотели… В смысле, нет! Ничего подобного! — Енот слишком поздно опомнился.
Невинные вопросы хороши тем, что если их задать в нужное время, нужным тоном и с нужным настроением — собеседник не учует подвоха. Ответ сам сорвётся с губ и выдаст истинное положение дел.
Это уже потом придёт понимание, что проболтался.
— Да ладно, я и сам уже догадался, — отмахнулся я. — Завтра поедем в эту твою Туру. Чего нам там ждать, если по-честному?
— Да сложно сказать, ваше благородие… Город небольшой. Больше половины населения — эвенкилы и другие местные. Русских мало. Но с югом торгуют через десятые руки. Власть никакую не признают, живут замкнуто… Однако гостей принимают.
— Не враги и не друзья… — кивнул я. — Ладно. Спасибо, что поделился!
— Да не за что, ваше благородие… — вздохнул Енот, явно чувствуя себя виноватым, что сболтнул лишнего про деда.
— Я никому не расскажу, не переживай! — пообещал я, вызвав у разведчика вздох облегчения. — Ну и да, по-хорошему, твой дед был в своём праве.
По поводу того, что хитростью заставил Енота разговориться, я чувства вины не испытывал. Как там писал мне наш многоуважаемый царь? Серые земли — удивительное место, способное подарить глубокие знания о природе Тьмы.
Если уметь смотреть по сторонам и внимательно слушать. И, конечно, если не упускать возможности. Вот я и не собирался эту возможность упускать. Пройти по следам одного из Цоековских, искавших сердце Тьмы, которое вроде как сказка и выдумка? Пожалуй, я бы никогда не простил себе, если бы смалодушничал и не решился.
И даже то, что я рискую не только своей жизнью, но и жизнью жены — меня не остановило. Всё-таки нас сопровождали очень сильные двусердые. Если уж они не смогут защитить в этом походе, который вдруг обрёл вторую цель, то кто тогда?