Тьма. Том 9

Глава 1

Сетевая волна «100», передача «Утро добрым не бывает»

— И-и-и! Доброе утро, сонное царство!

— И хотя утро добрым не бывает, мы находим поводы для радости!

— Потому что мы тут немного пошумели, затем отбились от кучи странного зверья… А теперь готовы слушать с вами музыку на волнах нашего радио «Сто». С вами Александр Пискарёв!

— И я, Анна Лоскутова! Из Серых земель, где каждый день что-то новенькое!

— И мы очень радуемся, когда это «новенькое» заканчивается!

— К сожалению, наше поселение покинула цесаревна и её спутники!

— Зато нас посетил настоящий скрытень! Ромейский, между прочим!

— Два, Саша! Два ромейских скрытня!

— Второй меня не впечатлил. А вот тот, что постарше, очень необычный тип!

— Ты, уж извини, когда это стал ценителем мужчин?

— Так сразу после того, как ромейский скрытень пообещал спалить всё наше поселение, если не будем ему содействовать. Это, знаешь, Ань, очень впечатляет… Да уж…

— Сжечь наше поселение, Саша, кто угодно из двусердых может. А вот проклясть…

— А вот я не соглашусь!

— Да?..

— Проклясть у нас, считай, каждая вторая сударыня может. Было бы желание!

— А я к какой половине отношусь, Саш?

— Ты?.. Ты, Аня, конечно, не такая.

— Ой, спасибо!

— Впрочем, это я сказал бы в любом случае, а то вдруг проклянёшь!

— Ах ты!.. Ну-ка, стой!.. Куда⁈

[Голос звучит издалека]:

— Просто принесу нам чайку, Ань!..

— Ушёл, лосяра… Ну а пока Саша наливает чай с травами, предлагаю послушать песню легендарной ватаги «Царь и скоморох» под названием «Ведунья и ишак».

В весенних путешествиях на север есть огромный минус. Это как будто ты съездил накануне зимы в тёплые края. А потом возвращаешься домой. И приходится перемещаться из лета в зиму. Резко и без подготовки. Это, надо сказать, не очень приятно.

Вот и с нашим путешествием так вышло. Если на юге Серых земель апрельское солнышко уже пригревало, растапливая снег, то здесь, на севере, стояли трескучие морозы.

Чем дальше мы уезжали, тем холоднее становилось. Слева вставали вершины Урал-камня, становясь всё ближе. А справа раскинулись бесконечные болота. Впрочем, вершины гор здесь были не такие высокие, как рядом со Стопервым. Да и болота — не слишком болотистые, даже летом.

А ещё здесь было русло какого-то из притоков Оби. На карте, которую вручили цесаревне перед походом, он обозначался названием Какпйола. Как объяснил мне Бархан, оно сохранилось со стародавних времён.

К сожалению, самой реки не стало задолго до того, как сюда нагрянула Русь. Просто растворилась в растущем болоте Западной Сибири.

Как и обещал дядя Женя, первые часы колонну никто не трогал. Плетение, выданное мне, имело радиус где-то в полверсты. И я даже представить не мог, как именно это заклятие действует. Совсем не мой уровень.

И всё же мало-помалу плетение начало слабеть. А изменённое зверьё появлялось всё чаще. И всё ближе к колонне. Звериные потоки текли на запад откуда-то из глубины болот. В итоге, было принято решение ехать до тех пор, покуда позволяет обстановка. И даже ночью.

Плетение, хоть и ослабевшее, продержалось ещё долго. Почти шестнадцать часов, а не восемь, как обещал дядя Женя. Пропало оно уже глубокой ночью, когда мы ушли так далеко на север, что вокруг снова залегли глубокие сугробы.

Зарядивший под вечер снегопад не унимался ни на минуту. Наше следы стремительно заметало. И это давало надежду, что ромейские скрытни потеряют наш след.

Всё-таки мы ехали под защитой плетения. И несколько раз это заставляло стада животных расступаться перед нами. Грекам же, вероятно, оставалось либо прорываться силой, либо ждать, когда зверьё пройдёт.

А теперь наши следы и вовсе замело. Тем более, колонна, как я заметил, несколько раз меняла направление движения во время снегопада. Очевидно, как раз для этого. Так-то мы могли бы чуть ли не по прямой ехать. Дороги здесь всё равно не было.

Так далеко на север не забирались никакие поселенцы в Серых землях. Разве что во время вылазок из Ишима отдельные смельчаки заходили. Кстати, где-то там, впереди, начинался Уральский Ледяной щит, тянувшийся до самого Молгонзейского моря.

Когда грузовики и броневики, наконец, остановились, я, Авелина и Тёма вместе с полудесятком новых охранников тут же выбрались наружу. Ноги, а у кого-то и лапы затекли за время пути. И теперь отчаянно требовали нормальной разминки.

Пока бойцы расставляли палатки, мы с Авелиной решили посмотреть, что за суета началась среди ратников цесаревны. Оказалось, они размещали на снегу какое-то устройство. Выглядело оно, как антенна, растущая из переплетения трубок и проводов.

— И что это такое, твоё высочество? — удивился я, остановившись рядом с Сашей.

— Это указатель, — не смутившись, пояснила Рюриковна.

— А кому и что он должен здесь указывать? — с улыбкой спросила Авелина, выразительно окинув взглядом безлюдные просторы.

— Нам… Дорогу на «точку 101», — очень серьёзно ответила Саша. — Ведь на картах этой точки нет. Да и быть не может.

— И как это чудо техники работает? — заинтересовался я.

— Ловит скрытые волны от нужного передатчика, — пояснила Саша. — Да, связь не особо работает… Но если задаться целью, всегда можно найти способ. Конечно, повторить усилитель Стопервого у нас не получилось. Однако кое-какие наработки есть. И это одна из них.

— И что? Прямо вот подключите, и мы сразу узнаем, куда ехать? — уточнил я.

— Если бы… Несколько часов надо, чтобы направление обнаружилось! — засмеялась Саша. — Быстрее никак. Зато потом сигнал уже не потеряет. Будем, как по лазерной указке ехать.

— И долго нам ехать? — подал голос подошедший Арсений. — А то едем-едем… А толку никакого. Будто в дурную бесконечность ныряем.

Я его, кстати, отлично понимал. Тоже возникали подобные ощущения. Слишком уж однообразные вокруг были пейзажи. Не знаю, как тут летом, когда сходит снег… Но сейчас, куда ни глянь, было белым-бело и унылым-уныло.

— Направление мы держали верное. Завтра должны добраться. Если, конечно, ничего не случится… — ответила Саша, которой, судя по выражению лица, тоже осточертела бесконечная поездка.

Правда, у меня на словах цесаревны мелькнула мысль, что эдак и накаркать можно. Оставалось надеяться, что больше в пути никаких сюрпризов не будет. Всё-таки создавалось ощущение, что мы забрались на такой край света, куда редко заходит даже изменённое зверьё.

Хотя, если я правильно понимал, мы до полярного круга не добрались. Что же там ещё севернее творится-то? Если здесь в апреле метёт, как в Ишиме в середине зимы?

Снегом, кстати, пока мы стояли, заметало всё: машины, броневики, крыши палаток. Оно и хорошо, вроде бы, если палатки снегом сверху присыпет. Это не самое плохое утепление, медведи не дадут соврать. Но ведь за ночь может так завалить, что задохнёшься и не встанешь.

— Пойдём проверим, как там наши устроились? — предложил я Авелине, у которой успел мило покраснеть носик, едва торчавший из тёплого шарфа.

— Пошли, — кивнула жена, поглубже нырнув и в шарф, и в воротник.

Моя дружина устроилась неплохо. Вместе с разведчиками. Развели костры, готовили ужин. А те, кто сегодня ночью не дежурил, разбирали стаканы с алкоголем. Я думал было возмутиться, а потом прикусил язык. Догадался, по какому поводу собираются опрокинуть стаканчик.

— Ваши благородия! Вам тоже! — один из дружинников поднёс и нам.

Авелина посмотрела на меня, а я чуть качнул головой, предупреждая возможные вопросы. Собственно, объяснение ей подъехало в лице Давида, который привлёк к себе внимание, постучав ложкой по пустой бутылке.

— Ну, братцы, помянем… Хлебова, Молчуна, Пехтуру, Свистуна и Лаптёнова… — проговорил он, когда остальные дружинники затихли. — Фёдор Андреевич говорит, что даже тел наверняка не осталось: всё пеплом развеялось. Но мир их праху! Вечное Царствие!

Давид отсалютовал всем стаканом. А затем опрокинул в рот содержимое одним длинным глотком. Остальные дружинники, да и мы с Авелиной, так не смогли. Сто пятьдесят арбуна залпом не выпьешь. Если, конечно, в этом деле не тренировался.

Честно, я жуть как привязался к Хлебову и его полудесятку. Привык к их присутствию. К регулярной жизнерадостной болтовне. Новый полудесяток был более молчаливым и серьёзным. Что, конечно, неплохо… Но совсем по-другому ощущается.

Что удивительно, старую охрану я до конца не воспринимал погибшей. То ли мозг спасался от правды, то ли не мог её принять, не получив зрительных сигналов. Для меня Хлебов и его ребята просто занялись другими делами. Вот их рядом больше и не было.

Я не видел их трупов, я не видел их смерти… И хотя понимал, что выжить в аду, который грек устроил в подземельях Стопервого, невозможно, мозг отказывался от неприятной правды.

Я хмыкнул, задумавшись об этом. Получается, я всё больше удалялся от Андрея, который под конец жизни оброс такой бронёй цинизма, что его мало чья судьба трогала…

На удивление, ночь прошла спокойно. И даже снегопад прекратился ближе к утру. А чудо-агрегат цесаревны, наконец, поймал сигнал. И теперь держал устойчивую связь, показывая направление.

Выдвинулись мы сразу после быстрого завтрака. Броневики, ревя, торили путь по свежему снегу. Следом одной длинной металлической гусеницей ползли грузовики, взбивая снег колёсами. Скорость, правда, была такая, что вспомнились первые дни пути.

Кузов раскачивался туда-сюда. Кислый ругался из кабины, заставляя Тёму недовольно прясти ушами во сне. А я честно пытался заниматься, но куда там… При такой качке лучше было покрепче держаться за кресло, где сидишь. Авелина и вовсе периодически зеленела, храбро сражаясь с приступами тошноты.

А потом я услышал то, чего не могло быть здесь, на просторах Западносибирской равнины.

Трубный рёв слона.

— Это ещё что за звук? — успел удивиться полудесятник Атом, прежде чем грузовик содрогнулся и попытался завалиться на бок.

— Щит давят! — сменив зелень лица на бледность, вскрикнула Авелина.

Из кабины ей вторил трёхэтажным матом Кислый, пытавшийся удержать машину. Я быстро отстегнул растерявшуюся Авелину и показал ей, куда нырнуть, чтобы не остаться в опрокинутом кузове. Благо за Тёму можно было не переживать: кот, как всегда, испарился за секунду до начала событий. А затем я и сам, отстегнувшись, рванул к выходу по наклонённому полу. Снаружи доносилась стрельба и крики.

А ещё рёв. Трубный рёв, какой издают слоны. И в этом рёве чувствовалась первобытная ярость. Что мне совершенно не нравилось. Эта ярость уже смогла остановить колонну броневиков с грузовиками. А теперь ещё угрожала опрокинуть тот, где находился я с бойцами.

На выходе из кузова путь мне преградило что-то белое, толстое, как нога, и, похоже, костяное. И я не сразу поднял взгляд, чтобы проследить, куда это белое ведёт.

А вело оно к косматому, коричневому и большому… Раза в два выше нашего грузовика. И это нечто смотрело на меня, как на врага всего слоновьего племени.

Бивень! Я упирался руками в бивень, перегородивший мне выход из кузова. А там, снаружи, наш грузовик пытался опрокинуть не слон, а самый настоящий мамонт. Ну а в отдалении лезли к другим грузовикам ещё несколько. В памяти Андрея было достаточно информации, чтобы узнать вымерших гигантов.

И мне бы захлебнуться от восторга, радостно крича про исторический момент… Ну и что Русь — родина слонов… Вот только эта зверюга, как и все изменыши, нас ненавидела. Причём так люто, что умудрилась щит Авелины продавить. А теперь ещё и ко мне какие-то личные счёты заимела. И решила ухватить меня своим хоботом, который вынырнул откуда-то сверху и, обдувая тёплым воздухом, потянулся ко мне.

Время привычно замедлилось, едва возникла реальная опасность. Из оружия у меня с собой был только «пушок», но я же двусердый как-никак. И я начал пулять в надвигающийся хобот своими огненными шариками. Пусть огонь не слишком эффективен против мокрой шерсти… Зато шариков было много, а летели они, при моей сноровке, очень быстро.

Животное, даже изменённое, остаётся животным. Столкнувшись с таким плотным градом огня, который я выпустил за пару секунд, мамонт резко отпрянул. И затрубил совсем уж зло и обиженно. Надо было добивать, конечно… Однако я всё ещё пребывал в глубоком удивлении. И в кои-то веки даже потерял несколько секунд, спешно копаясь в памяти Андрея.

В его мире они вымерли где-то за четыре тысячи до любителя блинов. А здесь… Здесь, похоже, что-то пошло не так, и мамонты продолжили существование. Иначе откуда эти изменённые животные взялись бы в Серых землях?

Конечно, гнёзда могли вывести их и на основе древних останков… Но кто бы тогда помешал восстановить и других вымерших животных? Тех же динозавров, с которыми наступление на земли людей прошло бы быстро, кроваво и победоносно. Однако же нет: динозавров, к счастью, видно не было, а вот мамонт…

Мамонт снова потянулся ко мне хоботом. И я врезал по нему несколькими воздушными лезвиями. Правда, дополнительно втянул в них грязь из кузова, чтобы получился мелкий абразив. Животному мои методы не понравились. Хобот оно снова отдёрнуло, вместо этого изготовившись навалиться на грузовик бивнями.

Но в этот момент заговорили тяжелые пулемёты броневиков. Вот они-то и поставили итоговую точку в нашей встрече с живой историей. Пули автоматов с шерстью мамонтов плохо справлялись. Изменыши-реликты дёргались, ревели, но продолжали своё чёрное дело. А вот очередь из пулемёта быстро добиралась до жизненно важных органов.

Огромные туши начали валиться в снег, истекая кровью. Авелина и бойцы, выскочившие из кузова, тоже вступили в бой. А я всё стоял и смотрел, как падают в снег древние животные, которых в мире Андрея никто вживую не видел…

— Федя, ты чего встал⁈ — долетел до меня крик Авелины, растянутый во времени моим восприятием.

Но я не ответил. Где-то на грани сознания зудела настойчивая мысль… И она не давала мне покоя. Мамонты… На мысль меня натолкнули они. Но я никак не мог ухватить догадку за хвост.

— Федя? — Авелина говорила уже нормальным голосом. — Ты чего?

— Я?.. — я тряхнул головой, вдыхая едкий запах крови и пороха.

Последний шерстистый гигант бился в агонии в десятке шагов от меня. И постепенно замирал, прощаясь с жизнью. А я пытался вспомнить, что здешнему Феде говорили в школе про этих гигантов… И никак не мог. Точно ведь было, но что конкретно?

— Мысль в голову пришла неожиданная, — признался я. — Ты знаешь, кто это?

— Слоны… Такие на севере Африки водятся и в Бхарате! — вспомнила Авелина.

— Это не слоны, — ответил я, глядя на туши. — Это не те слоны… У слонов кожа голая. А у этих по всему телу мех.

— Ну, знаешь, у елефантусов вообще бронированные пластины! — отмахнулась Авелина. — Но в основе-то всё равно те же слоны.

— Это шерстистый слон, Лин… Это не африканский, не бхаратский, а шерстистый, — покачал я головой.

В здешних учебниках им было уделено до смешного мало внимания. Это в мире Андрея понимали, какую роль мамонт играл в жизни древних людей. А здесь, что до мамонтов, что до древних людей никому дела не было. Ну были и были… И что с них взять-то теперь, если они все вымерли?

Были, конечно, и здесь фанатики от науки, пытавшиеся копаться в древней истории. Но всё равно местный мир знал про далёкое прошлое исчезающе мало. Про тот же Древний Рим я мог бы местным рассказать на порядок больше, чем они знали.

И даже мамонтов здесь называли просто «шерстистыми слонами». Кстати, тут они тоже считались вымершими задолго до появления первых цивилизаций. Да что там говорить, если тут древний Сеннаар, который Шумер, до сих пор считали выдумкой переписчиков Библии. Как и Вавилон: его здесь никто не искал и не откапывал. И град Илион тоже был просто выдумкой Гомера.

Если бы я решил рассказать про некую цивилизацию, которая придумала делить круг на триста шестьдесят градусов, день на двенадцать часов, год на двенадцать месяцев, а час на шестьдесят минут… Боюсь, научное сообщество сразу подняло бы меня на смех.

— Так они же вымерли, Федь! Бог знает сколько тысяч лет назад! — вот и Авелина удивилась, даже глядя на мохнатые туши.

— Забавно, да? — проговорил я, чмокнув её в покрасневший от мороза нос.

А затем решительно двинулся к огромным тушам. Снизу требовательно заорали. Я посмотрел вниз и увидел Тёму, который, топорща угольно-чёрную шерсть, сидел на глубоком снегу. Вид у кота был очень недовольный. Пришлось брать на руки и дальше идти уже с ним.

— Барин, осторожнее! — предупредил один из дружинников, но я даже отвечать не стал.

Подошёл к гиганту, обошёл его по кругу, провёл свободной рукой по бивню… И убедился, что это самый настоящий мамонт. Никакой не вымерший, вполне себе живой. Ну то есть был живой. До дождя из пулемётных пуль.

Глядя на этот оживший реликт прошлого, я почему-то думал о бабочках.

И о мелких неточностях.

И о том, что истории наших с Андреем миров почти не отличались.

Но потом тут появилась Тьма…

И ещё тут живут мамонты…

Где-то в древности — не такой уж и седой, если вдуматься — две истории разошлись. Сначала столь незначительно, что это почти не сказалось на развитии человечества. А потом, возможно, вызвало огромные изменения где-то в начале второго тысячелетия. И в этот мир пришла Тьма.

Как могли быть связаны мамонты и Тьма? Что заставило одних выжить и не вымереть, а другую — возникнуть и захватывать мир?

Когда случилось событие, навсегда разделившее миры Андрея и Феди?

Об этом я думал всё время, пока колонна готовилась снова выступать в путь. И в пути тоже думал, подпрыгивая в кресле на ухабах под взглядами жены, не понимавшей, что со мной произошло.

А я думал о том, что в мире Андрея мамонты вымерли на рубеже второго-третьего тысячелетия до нашей эры. Сам я в той жизни, конечно, не вспомнил бы такого. Но мне-то память Андрея была доступна в гораздо более полном объёме, чем ему. И выудить нужные данные не составило труда.

Мамонты долго ещё выживали в природных убежищах. Таких, как остров Врангеля и материковые остатки древних степей. А потом окончательно вымерли. Все примерно в одно и то же время. Почему так случилось, учёные определить не смогли. Возможно, резкое изменение климата добило изолированные и болезненные популяции. А может, накопившие проблемы со здоровьем привели к грустному концу.

А здесь они не вымерли. Тьма умеет создавать новых зверей, изменяя старые виды. Но в Серых землях зверьё изменяется само, без её прямого участия. Происходит что-то вроде мутации, под воздействием теньки — ещё на этапе гнезда.

А значит, мамонты пришли оттуда, где они всё ещё жили и продолжали род.

Но в чём всё-таки разница? И как здесь выжили их неизменённые прототипы?

Ответов у меня не было. И я очень хотел разобраться в различиях между этими мирами.