Тьма. Том 9

Глава 13

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

— Я задам два вопроса, — вернувшись к костру, я пристально взглянул Базилеусу в глаза. — Чего ещё ты добиваешься, напрашиваясь в вассалы? И какая нам от этого выгода?

— Выгоды ваши, Фёдор Андреевич и Авелина Павловна, очень просты, — ответил разведчик. — Я проклинатель. А проклинателей на Руси мало. Мои родовые плетения часто проходят через обычные щиты. Сами знаете. И это первое. А ведь есть и второе. Я готов драться за ваш род не хуже, чем дрался за родину. Может, ваша Русь и не мне станет родной. А вот вы для меня будете всем. Ведь без вас эти добры молодцы…

Базилеус с усмешкой кивнул на Бубна и Папоротникова. Ну а те ответили ему одинаково мрачными взглядами.

— … Быстро меня в цепи закуют. А значит, только вы будете моей защитой. И за это я готов рисковать жизнью. Ну и в-третьих, я многое знаю. И своими знаниями я готов делиться с вами. Причём охотно и по первому требованию.

Мы с Авелиной переглянулись. И, ожидая продолжения, едва заметно друг другу кивнули.

— А чего ещё я хочу… Вы бояре. И пусть ваше земство пока под Тьмой, но лишь там я смогу получить новый дом. Я хочу землю, хочу основать свой род… И этого осмелюсь ждать в награду за верную службу.

— Принимается, — ответил я.

Приём в вассалы, при наличии сердца рода, не представлял сложности. И да, ни Бубен, ни Папоротников вмешиваться не стали. Правда, выбили обещание, что в любой момент смогут пообщаться с Базилеусом. Ну и молодцы, на самом деле. Им своей выгоды в рабочих вопросах никак упускать нельзя.

И нет, я даже не думал проклинателю доверять. В конце концов, на его руках крови столько, что можно было целый дом красным покрасить. Да и умение повернуть разговор в свою пользу как бы намекало, что есть у проклинателей разные таланты. Может, не такие, как у менталистов, но худо-бедно расположить к себе недавних врагов — уметь надо. Ну а что, тоже своего рода воздействие на живое существо…

С другой стороны, Тёма отнёсся на сей раз к Базилеусу нормально. Без большой симпатии, конечно, но терпеть поблизости, судя по занятому месту, согласился. А уж этот зверь в людях разбирается куда лучше и моего внутреннего Андрея, и опытного Бубна, и до сих пор не до конца прозрачного для меня Папоротникова.

В любом случае, понять Базилеуса я мог. Я и сам не был соискателем ангельских крыльев. Что в прошлой жизни, что в этой мне приходилось убивать. И не одних лишь отродьев и зверьё. А значит, не мне судить скрытня. Особенно если он принесёт пользу мне и моей родине.

Ну а что Базилеус пытался выжить и основать новый род — это я, тем более, понимал. Лишившись всего, он выбрал, пожалуй, единственный способ устроиться на Руси. И, мало того, сумел этот способ в нужный момент использовать. А за подобный ум можно не только союзника, но и открытого врага уважать.

Возможно, будь Базилеус один, и Бубен с Папоротниковым не позволили бы взять его в вассалы. Но рядом по-прежнему валялся в наличии Ливелий. Он всё так же лежал на куче камней, с ней обнимаясь. И, судя по отсутствующему выражению лица, сбегать не собирался.

Оставалось лишь нацепить ему блокирующие теньку браслеты и ошейник, а затем преспокойненько утащить с собой.

И вот тут внезапно начались сложности… Ливелий не хотел, чтобы его куда-то тащили. Когда цепляли кандалы, он даже не сопротивлялся, всё ещё ни на что не реагируя.

Однако стоило попытаться оторвать его от камней…

Скрытень ругался на греческом, обзывал всех нехорошими словами, пинался ногами. И никакие уговоры не действовали. Он цеплялся за проклятые булыжники так, что разодрал себе перчатки, а затем и пальцы до крови.

А главное, пока Ливелий орал, цепляясь за камни, а мы орали, цепляясь за скрытня, никто не заметил изменений вокруг. Впрочем, даже если бы заметили, что в подобной ситуации делать-то? Лагерь уже обустроен, время позднее… А земля трясётся? Так оно в горах случается.

Первыми опасность заметили Авелина, Тёма и разведчики, не принимавшие участия в вытягивании ромейской репки. Они все дружно принялись кричать, указывая на землю под нашими ногами:

— Земля трясётся!

— Камни прыгают!

— Землетрясение!

— Мяу! Мря!

Само собой, в пылу борьбы с упрямым Ливелием мы их не услышали. Ну мало ли что кричат люди и коты? Тут, понимаете ли, другая проблема: человек не хочет от камней отцепляться, прижимается к мать-земле и орёт на греческом матерном…

Хорошо ещё, моя первооснова не спрашивает, в какой момент себя проявить. Когда звуки вокруг стали тягучими, а воздух превратился в густой кисель, я, наконец, понял: происходит что-то очень плохое. И даже успел оглядеться вокруг, чтобы обнаружить неведомую угрозу.

А надо было просто прислушаться к ощущениям. Ещё доля мгновения, и земля под ногами — и моими, и всех тех, кто вязал греческого скрытня, да и под самим скрытнем — заходила ходуном. Камни подпрыгивали вверх, а лёд ручья трескался, превращаясь в прозрачное крошево. И весь этот кошмар творился на ограниченном участке. А значит, ни о каком землетрясении и речи не шло.

Первым желанием было банально рвануть подальше. Однако тем и полезно ускоренное восприятие, что позволяет со всех сторон оценить ситуацию. И самым лучшим выходом было не бежать, а ставить щиты. Прямо у себя и товарищей под ногами, а заодно под пузом у Ливелия. Чем я и занялся, бросив непокорного ромея и начав выпускать одно плетение за другим.

И когда земная дрожь переросла в маленький взрыв, нас не убило сразу, а всего лишь отбросило. А затем раздался громоподобный рёв, и из-под земли, там, где недавно лежал Ливелий с камнями в обнимку, раскидывая эти камни в стороны, полезло что-то огромное.

Такое огромное, что взгляд с трудом даже верхнюю часть охватывал. Настолько громадных «изменышей» я ещё в жизни не встречал…

К счастью, прилетело нам не в полную силу. Иначе бы весь бой завершился связкой звуков «шлёп-хлюп». А так, бурому исполину ещё надо было продавить мои защитные плетения.

Ну а потом это бурое «нечто» вскинуло огромные лапы над головой… И вновь огласило окрестности рассерженным рёвом.

Странно, но почему-то ни у одного умника не возникло желания пошутить: мол, разбудили мишку, нашумели в берложку. Наверно, потому что мишка, судя по верхней части, был размером со слона, смотрел очень злобно, а в его шерсти проскакивали натуральные молнии.

И это было совсем не весело. Ни в одной из двух своих жизней я не знал, каково это, испугаться до острого желания надуть в штаны. А на сей раз, натурально, познал все прелести безотчётного ужаса, когда сдержать позывы к мочеиспусканию — уже подвиг, достойный какого-нибудь Геракла…

Если увижу кого с мокрыми штанами — клянусь, и не подумаю подкалывать! Мне даже в замедленном времени стоило немалых усилий удержать содержимое мочевого пузыря. А когда я справился с ужасом, то понял, что рефлекторно развернул почти сотню огненных шариков… И теперь они висят вокруг, в воздухе, а мне остаётся лишь направить их в цель.

Что я и сделал, обрушив на морду мишки огненный дождь. Пахнуло палёной шерстью и чуть-чуть мясом. Окрестные горы вновь содрогнулись от рёва этого переростка. А со всех участников действа будто сняли заклятие, не позволявшее им шевелиться.

Разведчики бросились в стороны, на ходу подхватывая оружие. Их командир Енот кинулся к медведю, на ходу стреляя в огромную, как бочка, морду. Тёма, благоразумно оценив свои шансы, исчез в тени. Бубен и Папоротников принялись выпускать какие-то мощные плетения. А Авелина отступила, перенастраивая щит и в то же время посылая в мишку воздушные лезвия.

Всё было впустую. Лезвия моей жены лишь подбривали густую шерсть косолапого. А мои огненные шарики, конечно, доставили ему неудобств, но всерьёз не повредили. И даже пули с сердечником из хладного железа бесполезно вязли в густом мехе и застревали в шкуре.

Это лишь кажется, что огнестрельное оружие — панацея от всех зол. Как бы не так… Размер имеет значение. И речь не только про размер пули и ствола. Размер заряда в патроне не менее важен. Чем больше давление газов, тем выше начальная скорость пули. Так вот, автоматный калибр с огромным медведем не справлялся совершенно…

Шерсть этой могучей твари выступала своеобразным доспехом. Может, она и не останавливала пули полностью, но значительно снижала их скорость. Эх, был бы у нас крупнокалиберный пулемёт! Вот это было бы другое дело! А так, мы лишь расходовали боезапас и теньку, не причиняя этому гиганту особого вреда. Ну пострадала кожа, ну разозлился он ещё сильнее… А дальше-то что?

А дальше зверь, всё больше и больше распаляясь, стал выбираться из-под земли уже в полный рост. На морде застыл свирепый оскал, из пасти неслось зловонное дыхание и злобное рычание, а огромные когти крошили камни у ручья… Ну кто же знал, что прямо у воды здесь имеется медвежья берлога?..

Откуда она вообще там взялась? Конечно, медведь выглядел жутко большим, в основном, из-за шерсти. Так-то они обычно довольно худые, особенно весной, когда часть нагулянного за лето уже израсходовали. Но ведь и зверь этот не обычный, а изменённый тенькой. К тому же, обычно медведи не копают берлоги в камне… Я о таком, во всяком случае, никогда не слышал.

И, что логично, дыра, откуда выбирался косолапый, была немаленькая. Занимала почти всю поверхность полуостровка, образованного ручьём. Откуда сверху вообще взялись камни, с которыми ещё недавно обнимался Ливелий? Да кто бы знал… Сейчас был более своевременным вопрос: как сбежать, не потеряв никого из соратников?

Тот же Енот, успевший близко подобраться к медведю, уже понял ошибку. Развернулся и пустился наутёк, прямо на бегу меняя рожок в автомате. Он критически не успевал: медведь почти выбрался из своей громадной норы. Но я тоже не терял времени даром: на пределе сил и скорости вешал позади бегущего разведчика плетения щитов. И, в итоге, навешал почти столько же, сколько на себя.

Это-то нас всех и спасло… Атака медведя началась внезапно. Совершенно не по-медвежьи. Ни предупреждающего рёва, ни подъёма на задние лапы. Просто вдруг по шерсти вновь проскочили разряды… А затем во все стороны долбанули настоящие молнии.

Накрыло всех, кто близко стоял. Меня, Енота, Бубна, Папоротникова, Базилеуса. И даже Ливелия.

Все мы, к счастью, успели выставить защиты. Купол Бубна прикрыл ещё и ромейского скрытня, который из-за кандалов пользоваться тенькой не мог. Да он и не пытался, блин… Ливелий с упорством помешанного всё ещё старался уползти обратно, в сторону дыры, из которой медведь вылез. И если бы не щит Бубна, уже валялся бы на земле, дымясь и подёргивая конечностями.

Сила разряда была такова, что аж гром прогремел. Я и Базилеус кувырком полетели по земле. Папоротников проехался по камням пятой точкой, но ему наждачный путь шуба смягчила. И только Бубен единственный устоял на ногах. Но, конечно, жуть как рассердился.

А когда Бубен злится, ревёт он не хуже медведя. Не переставая драть глотку, опричник послал в полёт какое-то плетение, которое раскрылось, будто ловчая сеть, и оплело огромную бурую тушу. А потом, не мешкая, добавил в это обширное плетение стихию.

Грохнуло знатно. Меня снова протащило по камням, уронив прямо к ногам жены. Базилеус лишился защиты, которую успел выставить. Ну а Енот был ловок, быстр и успешен, как одноимённый зверь — ушёл из-под удара, успев отбежать метров на пятьдесят за те мгновения, что промелькнули после молний.

Медведь в долгу не остался. Махнул исполинской лапой, снося подальше и Бубна, и Папоротникова, и Ливелия. Опричник и ПУПовец перелёт выдержали успешно, смягчив падение щитами. А вот Ливелий, приземлившись не так удачно, потерял сознание.

Зато пока мы все лежали, Авелина не растерялась. Тихонько взвизгнув от ужаса, она бросила в медведя острую сосульку из чёрного колдовского льда. Бесполезная попытка, конечно, но храбрая, да… Особенно для ученицы всего-то второго года «Васильков».

Снаряд мишка отбил легко, взмахнув лапой. И тут же замахнулся другой, чтобы припечатать жену, а заодно и меня, к земле — я всё так же валялся в ногах благоверной. Однако получил рой моих огненных шариков в морду, и вынужден был, мотая громадной башкой, повременить с местью слабой женщине.

Я честно пытался ему глаза выжечь. Но разве же попадёшь в маленький глаз на такой обширной ряхе? Глаза-то у него были, как у обычного мишки. Это морда выросла до непотребных размеров. В итоге мне оставалось разве что вскочить на ноги, не обращая внимания на боль — по камням меня знатно помотало — и, подхватив жену, броситься прочь, пока мишка ещё отбивался от моих плетений.

Но медведь всё-таки улучил момент. Ударил нам вслед молнией, разбившейся, к счастью, об артефактную защиту. И тут же сам получил огромным валуном по башке. Камень появился прямо над ним, метрах в пятнадцати над землёй. Обычный косолапый от такого подарка бы лепёшкой по земле растёкся. Однако этот медведь лишь обиженно заревел, мотая башкой.

А Папоротников, нам подсобивший, начал спешно плести новое заклинание. Жаль, он уже обидно просчитался. И с крепостью снаряда, и с высотой падения, и с прочностью медвежьего черепа. А медведь-изменыш, в результате, разозлился ещё больше. Ситуация возникла критическая. Бубен, самый сильный из нас, только поднимался с земли… На пули разведчиков медведь внимания почти не обращал…

А вот тёмный сгусток, влепившийся ему в грудь, оценил.

Шерсть на том месте, куда прилетело проклятие Базилеуса, начала стремительно седеть, превращаясь в прах и обнажая тёмную кожу, покрытую язвами. Судя по всему, они тоже были следствием прилёта тёмного сгустка.

Косолапый зарычал, перевёл взгляд на Базилеуса, затем на Папоротникова, будто решая, кого прикончить первым… И тут же получил в нос сосулькой. Черный крепкий лёд, пробив кожу в слабом месте, прошил хрящ насквозь, слева направо. Не смертельно, но, скорее всего, чувствительно. Я помнил, что животные очень не любят удары по носу.

Чья была сосулька, я и так знал. Авелина эти штуки любила и всегда имела запас. Понимая, что сейчас мишка переключится на нас, я начал срочно формировать огненные шарики.

Но тут наконец-то поднялся на ноги Бубен, злой, как десяток таких вот изменённых медведей… Он ответил зверю банально и очень по-русски. Влепил со всей силы воздушным кулаком в челюсть. Медведь аж вскинулся на задние лапы, на долю секунды уставившись в небо — и летящий по нему обломок собственного клыка в окружении кровавых капель.

Красоту картинки, наверно, лишь я и мог оценить со своим восприятием. Как и мгновенные изменения в самом медведе, чьи глазки быстро-злобно налились кровью. Зубные лекари дорого берут, да и вообще зверьё не обслуживают. Так что, в целом, я понимаю его чувства. Сам бы расстроился.

Очень злой мишка ещё приходил в себя от удара Бубна, а молнии по шерсти уже проскакивали чаще и чаще… Бросив в него огненные шарики, я начал торопливо ставить защиту перед артефактным щитом. Судя по молниям, нам всем должно было вот-вот больно прилететь.

К слову, разведчики это успели осознать — и даже попытались найти укрытие. Жаль, укрытие поблизости было только одно: я и Авелина, ну и выставленные перед нами защиты. Поэтому все бойцы, включая Енота, который успел за воротник куртки ещё и Ливелия зацепить, плотной группой сбились за нашими спинами.

Последнее, что я увидел перед ответным ударом косолапого — влетевший ему в пузо воздушный кулак Бубна. А ещё очередной чёрный сгусток Базилеуса. И новый валун Папоротникова, летящий с высоты метров двадцати на медвежью башку.

Вспышка!

Мир потонул в слепящем пламени разряда. Громовой раскат буквально затопил ущелье. Звук бил со всех сторон, заставляя внутренности трястись и, кажется, перемешиваться.

Я закричал. Видел лицо Авелины рядом — она тоже кричала. А потом звук прекратился, и только давящее эхо продолжало гулять вдали. Я лежал на земле, пытаясь прикрыть корчащуюся от боли жену. Она почему-то держалась за живот, хотя впору было за уши. И, судя по ощущениям, у меня, кажется, тоже шла оттуда кровь.

— Тихон! — заорал я, призывая молоденького лекаря, который поехал с нами.

Но не услышал своего голоса. Просто надеялся и, кажется, даже молился, чтобы лекарь меня услышал. В тот же миг я развернулся к медведю. И, наверное, так и замер бы от ужаса, если бы не находился в ускорении. Потому что мишка стоял на земле, на всех четырёх лапах, и ревел, по всей видимости, хоть я со своей глухотой и не слышал — но видел распахнутую пасть. Его шерсть была покрыта уже не десятками, а сотнями маленьких молний, которые складывались над бурой головой в подобие короны.

И эта корона отражала всё, чем люди пытались бить в медведя. Плетения рассыпались, пули бессильно опадали, а зверь явно готовился жестоко ответить…

Я оглянулся на жену, к которой уже подбежал лекарь и что-то кричал мне. Я не слышал, но у меня всё и так сложилось в голове: и отстранённое поведение Авелины в последние дни, и периодический отказ от еды, и даже внезапная страсть к кофе, которую она сегодня проявила. А главное — то, что сейчас она беспомощно держится за низ живота, а не за уши, из которых кровь на снег капает…

Не то, чтобы у меня опыт большой, но за пару жизней можно разобраться. Просто я балбес и тугодум в плане тонких материй, и всегда им был — в обеих жизнях… Да и жена, похоже, только сейчас поняла, чем именно мы здесь рискуем.

Я это прочитал в её испуганных, широко раскрытых глазах, встретившись взглядом… А потом такая невероятная злость взяла…

На себя, толстокожего, на медведя этого треклятого, Дикого, мать его, Вождя, чтоб ему пусто было! Ну вот надо же было прийти прямо к его логову… Проклятое «везение» неудержимого…

Откуда я знал, что это Дикий Вождь? Так я его слышал! Не ушами, а мысленно… Стоило потянуться к чёрному сердцу, как я почувствовал его мысли и желания. Это даже словами не расшифровывалось, просто поток ощущений.

Медведь был зол на то, что мы сделали ему больно. Он недоумевал, как мы прошли через зверей на юге, он звал на помощь всех изменышей округи, но знал, что никто не успеет прийти. Ведь он сам всех их прогнал, чтобы обезопасить себя.

Он давно жил тут. Не первый год, не второй… Он тщательно скрывался. А теперь очень досадовал на то, что его раскрыли. И собирался убить нас всех. Всех до единого. Чтобы не смогли про него рассказать другим таким же, как мы. Он готовился к рывку, который станет для каждого из тех, кто его нашёл, последним.

Время замедлилось ещё больше. Оно мне было очень нужно, каждая его капля. Я видел мечущего плетения Бубна, видел, как бьёт заклятиями Папоротников, видел летящие проклятия Базилеуса… А ещё я видел, как медведь напитывает свою защиту тенькой, скопившейся вокруг его логова.

И уже было бесполезно корить себя, что видел, куда стягивается вся тенька, но не придал значения. И щиты на траектории удара зверя было бесполезно ставить. С учётом его нереальной силищи это бы нам не помогло. Я даже не уверен, выжил бы Бубен в такой ситуации…

Да, можно было обнять жену, почувствовать её сердце и насытить защиту… Но даже она не справилась бы с гневом Дикого Вождя. Слишком большую силу он собрал здесь за годы своего тайного правления…

…И, наверно, можно было согласиться с Тьмой, которая тихо шепнула:

«Какая жаль!..»

Но у меня ещё была первооснова. Чтобы мир замер на мгновение, чтобы я жил в тысячу раз быстрее всего вокруг, я буквально выдавливал из себя тысячи капель теньки каждую секунду. И я чувствовал её сейчас так хорошо, как никогда.

Это была не сырая сила. Не просто хлопья, которые через мгновение истлеют в воздухе. Это был я сам. Каждая капля — это был я. И вместе с тенькой я устремился вперёд, к медведю, к его голове. Моё физическое тело, конечно же, и не подумало сдвигаться. А вот тенька, с которой мы были сейчас едины, плотным сгустком рванула вперёд… И столкнулась с мощнейшей защитой косолапого. Стало так больно, будто я автобус на полном ходу головой боднул.

Я сгорал в молниях, я растворялся в воздухе, я рычал от боли, но пробивался к своей цели. К огромной, как дубовая бочка, и талантливой, как лучшие маги этого мира, медвежьей голове.

И в тот момент, когда медведь рванул вперёд, моя первооснова, превратившаяся в диск, встала у него на пути…

А дальше время для меня потекло с обычной скоростью.

Я сам направил всю силу, ускорявшую восприятие, во врага. И, понятное дело, тут же выпал в обычное течение времени. Треск, хруст… Разряд молнии, ударивший неподалёку… Мелькнувшие ошмётки разорванной артефактной защиты…

Меня бросило на землю, протащило несколько метров. А потом удар… Шелест… Снова удар…

Я уже не мог шевелиться. Глаза пытались закрыться, погружая меня в беспамятство. Но я последним усилием воли держался в сознании. И отчётливо видел, как по камням катится, слегка подскакивая, будто сдувшийся мяч, огромная голова, оторванная в момент, когда медведь рванул вперёд.

Время и материя в нашей реальности неразрывно связаны. Для любого физика время — не более чем форма протекания физических процессов. Когда моя первооснова столкнулась с медвежьей шеей, та на мгновение замерла для всего окружающего мира. А сила рывка завершила дело, оторвав замерший участок от тела и головы…

…Закрывая глаза, я слышал тихий шёпот у себя в голове:

«А нет, не жаль… Пришло время поиграть, Феденька!»

А потом меня укутала тишина и темнота.