Тьма. Том 7

Глава 2

Сетевая волна «100», передача «Утро добрым не бывает»

— Доброе утро, сонное-сонное царство!

— Хотя такое морозное утро точно не может быть д-д-д-д-добрым!

— И это опять мы на волнах нашего несравненного сетевого радио «Сто». Или даже «Минус сто». С вами Александр Пискарёв!

— И несравненная… Я, Анна Лоскутова! Вместе с Сашей мы попытаемся сделать утро добрее! И теплее!

— А вещаем мы прямиком из Серых земель, где зима, снег и солнце! Самое время прокатиться на лыжах!

— Только солнышко нас почему-то не греет. Саша!

— Да?

— Саша!

— Что, Ань⁈

— Ты новую шутку читал?

— Где я её должен был прочесть?

— Как где? В предсказаниях погоды в Ишиме на завтра!

— Вроде бы погодники занимаются расчётами, а не предсказаниями, Ань…

— Да-а-а-а? Слушай, а почему они тогда написали, что сегодня в княжестве была самая холодная ночь?

— А она была самая холодная?..

— Ой, всего-то минус пятьдесят, а дальше, как они предсказали, будет теплее!

[На заднем плане раздаётся дружный злодейский хохот]

— В самом деле, смешная шутка… Жаль, вряд ли кто-то в Ишиме её поймёт. Во всяком случае, до завтра-послезавтра.

— Боже! Саша, ты плачешь!

— Это не то, о чём ты подумала.

— Я думаю о стойком северном ветре, что дует в сторону Ишима. И о том, что сегодня буду ночевать в убежище, потому что трубы отопления, идущие к моему дому, этой ночью со мной попрощались.

— Минус сто, судари и сударыни! Минус сто идут к вам с лёгким северным ветром! Те самые минус сто, что я видел сегодня на термометре, когда проснулся ночью, замёрзнув под тремя одеялами.

— Да-да! Дорогие наши слушатели! Невероятная температура воздуха, отмеченная сто лет назад…

— Минус девяносто восемь!

— Эта отметка побита! Так и есть! Минус сто!

— Пока я шёл на работу, думал, всё себе отморожу… А мне пройти-то надо двести метров!

— А… Вот чего ты плакал… Саша!..

— Что?

— Саша!..

— Нет, всё не так плохо…

— На волнах нашего сетевого радио «Сто»! Для Саши! Звучит! Легендарная песня! Легендарной ватаги «Скоморохи Сибири»! Песня, которую не услышать на Руси, а только у нас, в Серых землях: «Милая, прости, но я совсем всё отморозил…».

Я тщательно отмывал руки в старой раковине у входа в подвальную комнату. Как и в прошлый раз, на экспресс-допросе присутствовал только Давид. Боец, помогавший доставить пленников, выдержал от силы пять минут, а потом всё же сбежал.

Зрелище было тяжёлое, не поспоришь. И дело даже не физическом насилии — неприятно, но терпимо — а в том, что приходилось морально ломать людей. После сеанса короткого «общения» на стуле оставался скулящий, трясущийся и готовый на всё человек.

И что самое главное — почти целый. Честно говоря, если бы не память Андрея, я бы тоже, наверно, не смог смотреть. Одна лишь мысль, что любого можно превратить в такое убожество — и меня, в том числе — вызывала гремучую смесь из душевной боли и физического отвращения.

Чтобы творить такое с человеком, надо пройти длительную подготовку. Почувствовать боль на себе и понять, как быстро ты сам сломаешься под этим давлением. Давид явно свой предел знал, поэтому хоть и кривился, но не уходил, смотрел. И даже записывал имена и фамилии.

Мне всё это тоже не нравилось. Не просто так я тщательно отскребал руки после допроса. Однако меня уже успели достать последние события. И штурмы особняка, и вмешательство каких-то левых кабанов, и прочие странности.

— Берем этих двоих, которых они назвали? — уточнил Давид, когда я закончил мытьё рук.

Во время допроса пленники назвали два имени. Те люди, которые послали их группу устранить Ладу. Некий Иван Морозников по прозвищу Злыдень. И Анатолий Бережковский по прозвищу Облом. Причём, где скрывается последний, бандитам было категорически неизвестно. Они о его участии-то узнали совершенно случайно.

— А тихо и быстро взять сможете? — задумался я.

— Боюсь, заранее не угадаешь, — честно признался Давид.

— Посылай две группы… Но если тихо не получится, не рискуйте. Сиятельный князь нам, конечно, многое прощает, но если вдруг палку перегнём… Может и по шапке прилететь. Так что… В общем, столкновения с полицией нам не нужны.

— Понимаю, — кивнул Давид. — Сам прослежу.

— Хорошо, — одобрил я.

Заодно подумал, что вот и случай проверить Давида на профессионализм. «Ирбисы» были хорошими охранниками и городскими бойцами. Как я подозревал, в этом была заслуга именно Давида. Он их взрастил и обучил.

Кем был глава охраны? Откуда набирал людей? Уж точно не из бывших солдат. Половина охранников даже не служили, а сразу же взращивались в отряде. Подозреваю, что практически все мои охранники — вчерашние ребята из глухих углов.

И раз Давид претендовал на главенство одновременно и в охране, и в дружине, будет нелишним посмотреть на его успехи в части взаимодействия с полицией и местным криминалом. Наверняка у него есть связи. И он сумеет их применить в случае острого конфликта интересов.

Ну а пока охранники готовились к выезду, я вернулся к нашим гостям и Авелине. Все трое дожидались меня в покоях. Причём Лада явно ещё не до конца пришла в себя. Жалась в тени объёмного Теневольского, словно боялась даже Авелину — единственную, кто присутствовал в покоях, кроме главного редактора. А в чашку с горячим исходящим паром чаем и вовсе вцепилась так, будто это была её последняя защита.

— Прошу прощения, что задержался. Сами понимаете: время в таких делах дорого! — преувеличенно бодро извинился я, присаживаясь рядом с женой.

— Эти бандиты что-то сказали, ваше благородие? — с интересом уточнил Теневольский. — Назвали какие-то имена?

— Морозников по кличке Злыдень, и Бережковский по кличке Облом, — не стал я скрывать и заметил, как главный редактор болезненно сморщился. — Вы кого-то из них знаете, Антон Михайлович?

— Ну как сказать… Прямых доказательств у меня нет, — с сожалением вздохнул Теневольский. — Однако ходят слухи, что Облом — это человек Кафарова. Как я и думал, этот подлец постарался… Все ниточки к нему сходятся.

— А главная ниточка — это Лада? — уточнил я.

И перевёл взгляд на девушку, которая вся запунцовела, ещё крепче вцепившись в чашку.

— Ну да, Кафаров эту дурёху охмурил… — ещё больше помрачнев, пояснил Теневольский. — Давай уже, Лада, расскажи им…

Начать рассказ девушке оказалось нелегко. Никто не любит говорить о своих ошибках. И, чего уж скрывать, преступлениях. А то, что сделала Лада, было именно преступлением. Если не против законов Руси, то супротив правил «Ишимского вестника».

Однако то ли девушка устала бояться, то ли долго готовилась… В любом случае, сильно уговаривать её не пришлось. И вскоре мы узнали всю историю с подробностями.

И да, в ней не было ничего принципиально нового.

Краткую суть-то нам уже изложил Теневольский. Зато я в подробностях услышал, как Кафаров всё это дельце провернул.

Он лично попросил девушку об услуге. Сам подсказал, где заострить углы в статье. И даже пообещал защиту от главного редактора.

И всё это в дополнение к руке и сердцу, обещанным ранее. А потом её вывезли из города и выбросили на тракте. А когда запахло жареным, Кафаров ещё и подослал людей, чтобы Ладу убить.

— Я сначала думала, это вы людей за мной послали… Уже потом… Простите меня, пожалуйста-а-а-а! — под конец рассказа девушка ревела в три ручья, однако что я, что Авелина сочувствия к ней не испытывали.

Память Андрея нашёптывала, что если ты ещё ни разу не был жертвой мошенников, то не спеши гордиться. Возможно, они ещё не подобрали ключик, рассчитанный именно на тебя. А возможно, ты их просто не интересуешь.

Всех можно обмануть. Если очень постараться.

А вот с Ладой ситуация была хуже. Девушка и сама рада была обманываться.

Да, она была амбициозна и сообразительна. Не умна, нет. Именно сообразительна. Быть умным в двадцать лет сложновато. Если за плечами, конечно, нет прожитой жизни где-то в полвека длиной.

Лада согласилась на предложение Кафарова, мечтая о выгодном браке. И плевать ей было, что она подставляет и двух человек, и их новый род. Плевать ей было и на редакцию, которая дала ей шанс себя проявить.

И плевать ей было на Теневольского, который явно с симпатией к ней относился.

Вот и сейчас он сочувственно погладил девочку по плечу. А я её утешать не собирался. Только покачал головой, глядя на ручьи Ладиных слёз.

— Странно, что он так подставился… — хмуря брови, заметила Авелина. — Он ведь неглупый человек, да?

— Этот Кафаров, он… Понимаете, ваши благородия… — Теневольский замялся. — Вы уж простите мою прямоту, но кобель он. Вот ни одну женскую задницу пропустить не может!

Я заметил краем глаза, как вздрогнула, как от оплеухи, Лада. Ну да, этот самый орган, который задница, был у неё выдающимся. В нижних пропорциях ей даже Вася проигрывала. При этом Лада была не толстушкой. Видимо, хорошо следила за собой. Можно сказать, работала в нужном направлении.

— Если он такой кобель, как пробился настолько высоко? — продолжала удивляться Авелина.

— Он хитрый, подлый и изворотливый, — неодобрительно покачал щеками Антон Михайлович. — А что касается девушек… Я с ним не так часто общался, но заметил, что стоит ему увидеть красотку, он все силы бросает на то, чтобы её охмурить. Да и внешность у него необычная. Смуглый, нос с горбинкой. Приехал откуда-то с юго-запада.

— Напористый, уверенный в себе, мужественный, — проговорил я. — Во всяком случае, наверняка так кажется девушкам.

— Вы с ним встречались? — удивлённо подняла на меня взгляд Лада.

Кажется, впервые за весь наш разговор.

— Чтобы описать придурка, необязательно с ним встречаться, — мрачно ответил я, заставив Ладу покраснеть и снова уткнуться взглядом в пол.

— Всё равно не верится, чтобы серьёзный человек так глупо подставился… — вздохнула Авелина.

— Лина, у него при виде красивых девушек процесс мышления переходит из головы в другое место, — пояснил я. — А когда думаешь одновременно головой и другим местом, немудрено ошибиться. Даже с опытными людьми такое бывает.

Я не удержался и скосил глаза на Ладу, которая, видимо, страдала тем же недугом, только женской его разновидностью.

— И что вы собираетесь делать? — осторожно спросил Теневольский, когда взаимное молчание затянулось.

— А что тут делать? Лада остаётся пока у нас здесь, под охраной. Всю эту историю не я должен расследовать. Кафаров с подельниками не просто так ополчились на нас… — я вздохнул и, наконец, решил отпить чаю, дымившегося в чашке и ждавшего меня. — Тут явно казнокрадство маячит. Пусть с этим его сиятельство разбирается. Ну а к вам и «Ишимскому вестнику» у меня больше вопросов нет. Как только вы опубликуете опровержение, мы отзовём иск.

— А что будет с Ладой? — заволновавшись всей своей массой, не сдержался Теневольский.

Чем-то всё-таки зацепила старика эта профурсетка. Бывает иногда такое. Андрей не раз видел подобные примеры. И всякий раз этим скрывалась личная и глубоко спрятанная история.

Может, Лада напоминала Теневольскому старую любовь, ну или молодую родственницу. Дочь, возможно, или любимую внучку. А может, его самого напоминала в молодости. Чужая душа — потёмки.

Однако топтаться по чувствам Теневольского я не собирался. И, опережая колкий ответ Авелины, которая уже приоткрыла рот, поторопился сказать сам:

— Лично к Ладе мы тоже обвинений не имеем. Надо бы, конечно… Но раз обещали, то против неё в суд подавать не станем. А пока история с Кафаровым тянется, пускай, так и быть, поживёт у нас. После двух нападений этот особняк защищён, пожалуй, не хуже, чем кремль. А когда всё закончится, может идти на все четыре стороны.

— Спасибо, ваши благородия! — от всего сердца обрадовался за эту дурёху главный редактор. — Лада, ты слышала?

— Да…

— Остаёшься тут. А как всё закончится, сразу же позвони мне! — строго погрозил ей пальцем Теневольский.

Но я видел, что она не позвонит. Как только мы выпустим дурёху из особняка, она рванёт до ближайшего вокзала, возьмёт билет на ближайший поезд — и уедет куда-нибудь подальше, чтобы там попытаться начать всё заново.

— Обязательно, Антон Михайлович! Спасибо вам! — соврала Лада, и глазом не моргнув.

Пока мы разговаривали, Давид успел уехать в сопровождении двух десятков. Поэтому я обратился к его заместителю Льву, чтобы тот выделил охрану для нашей гостьи, а сам пошёл договариваться с рабочими, чтобы оборудовали комнату с функциями камеры.

Когда вернулся, Теневольский уже уходил. Он попрощался со мной и Авелиной, снова искренне поблагодарил, а затем радостно поспешил прочь через разрушенную площадь.

И, провожая его взглядом, я подумал, что он, пожалуй, единственный человек, которого мне жалко во всей этой истории…

— Как ты вообще её выдерживаешь? — то ли возмутилась, то ли удивилась Авелина, когда мы вернулись в покои. — Я бы эту дуру лично придушила…

— И получила бы Антона Михайловича в личные враги, — заметил я с улыбкой, притянув жену к себе поближе. — Оно тебе надо?

— И чего он её защищает? — насупилась та. — Она же почти плёха! Свербигузка чёртова! Предаст его снова и на поминках не заплачет!

— Ну знаешь… У каждого свои недостатки! — улыбнулся я, в очередной раз увидев непривычную сторону вечно царственной и спокойной на людях Авелины. — Пусть живёт. А нам чиновников надо прижать.

— Будешь князю сообщать? — переключилась жена на деловой лад.

— Пока Бубну наберу. Заодно узнаю, что там по записям Лампы… — решил я.

Однако не успел. Явились следователи из Полицейского и Тайного Приказов. К счастью, из последнего прибыл Арсений Булатов, который по-прежнему тепло ко мне относился. А при нём полицейские хоть и возмущались моим самоуправством, но не слишком рьяно.

Пока общался с ними, пришёл посыльный с приглашением на сегодняшний вечер в кремль, где под приглядом Дашкова должен был решиться вопрос с выплатой моей награды. Ехать не хотелось, конечно, отчаянно — а можно мне эти деньги просто на счёт перевести, а? — но надо было. В случае таких приглашений отказы обычно не принимаются.

Ну а поскольку Дашков пригласил не только меня, но и Авелину, пришлось ей тоже собираться. Может, подобный приём и нельзя было сравнить с Рождественским, но платье всё равно стоило бы подобрать. И это из не слишком большого набора «приличных» туалетов, который был у жены.

Надо, кстати, будет её гардероб расширить… Красивая жена — не только радость моих глаз, но и почёт и уважение в обществе.

Шучу. Просто Авелина до сих пор радуется, как ребёнок, качественным обновкам. И вроде бы у деньги у неё и раньше были… Однако, во-первых, не так много, а во-вторых, обновки ещё надо куда-то носить. А вот с этим у моей жены раньше была проблема, да…

Провожая следователей, я «на дорожку» всучил им наших пленников, которые бледно выглядели и нездорово вздрагивали при виде меня. Возможно, оттого что я им это здоровье слегка подпортил. О чём полиция и «тайники», само собой, сразу догадались.

— Надеюсь, ваше благородие, вы у себя дома всё это творили, а не где-нибудь ещё? — пробурчал следователь от Полицейского Приказа.

— Исключительно после того, как они меня оскорбили. И даже пытались убить ядовитой слюной! — с видом очень законопослушного человека подтвердил я.

Была в царском указе, том самом, который портил жизнь двусердым, маленькая лазейка. И рода, имевшие собственные вотчины и особняки, периодически её использовали.

Та лазейка, которая не позволяла всяким «безтёмовцам» с целью погромов врываться в эти самые вотчины и особняки.

На своей земле дворянин имел право наказать врага, если уж тот имел глупость на ней оказаться. Беда в том, что обычные люди и неродовитые двусердые не имели своей земли: они её лишь арендовали у царя. Да, на огромные сроки, что-то порядка двухсот пятидесяти лет. Однако всё-таки аренда есть аренда.

И только дворянин мог, пусть и за безумные деньги, приобрести землю в собственность. Ну или получить её же в дар от царя. Что и произошло с нашим особняком. И пусть выделил мне землю Дашков, но ведь произошло это по приказу царя…

Как объяснил мне Пьер, эта земля теперь приравнивалась к родовой вотчине. Так что… Именно здесь мне сошло бы с рук что угодно, в крайнем случае — даже убийство.

Правда, пришлось бы доказывать, что это была жёсткая необходимость, и у меня не было выхода… Однако такое дело даже в суд бы не отправилось. В общем, применять телесное воздействие к захваченным бандитам я имел полное право. Хотя, конечно, представители власти смотрели на такое косо.

Однако и это сходило мне с рук, пока ещё живы были воспоминания о пушке, из которой стреляли по моему жилищу. И всё же я понимал: вскоре мне намекнут, что больше своевольничать нельзя. Есть, мол, в городе Ишим такое заведение, как Полицейский Приказ. Вот пусть его работники и отрабатывают свой хлеб, занимаясь дознаниями.

— Ну раз так, то ладно… — кивнул следователь и больше вопросов не задавал.

Бубну я всё-таки дозвонился, но уже сидя в машине, ехавшей в кремль. И не смог сдержать улыбки, услышав его вечно недовольный голос:

— Привет, Федь… Что у тебя там? Только не говори, что на тебя опять напали!

— Привет! Вовсе нет. Нападений больше не было. Зато у меня теперь есть увлекательнейшая предыстория про последнее нападение. И, возможно, скоро она станет ещё увлекательнее…

— Ага… Ну вот как станет, так и расскажешь! — отозвался опричник.

— Бубен, а тебе нужны чиновники, которые воруют, нанимают лихих людей и похищают несчастных осведомителей?

— А… А зачем мне такие чиновники, Федя? — удивился тот.

— Ну, я образно говоря… Просто я тут подбираюсь к одному такому… Высокое положение в городе занимает, между прочим! — сообщил я.

— А-а-а… Не, чиновников ты лучше Дашкову сдай: это по его части! — удивил меня Бубен своей непривычно-похвальной выдержкой и милосердием. — А вот если усмотришь злоумышление против царя или Руси, тогда меня сразу зови. Я вмиг примчу, так и знай!.. Ну а воровство, к сожалению, не считается злоумышлением против царя и Руси. Просто неизбежным злом.

— И вправду, какая жалость! — снова улыбнулся я. — Ладно, так и сделаю… Сдам всех Дашкову. Как раз к нему еду. А что с теми записями, которые я тебе передал?

— Есть кое-что… Значит, ты сейчас в кремль едешь? — кажется, обрадовался Бубен, во всяком случае, голос стал менее недовольным, чем обычно. — Тогда напиши мне, когда его светлость лично будет на месте. Я тоже подъеду. Есть разговор.

— Договорились! — отозвался я.

— Ну тогда бывай! Жду сообщения! — буркнул Бубен и отключился.

Дашков был на месте. Встретил меня с Авелиной у входа, причём ждал нас не один, а вместе с женой и цесаревной. С его разрешения я подтвердил Бубну встречу, а затем мы неспешно отправились в зал, где нас ждали представители родов, задолжавших награду.

По просьбе князя я старался молчать, делая каменное лицо. Свистоплясов, подписывавший бумаги, тяжело вздыхал, почему-то тёр лицо, а иногда с обожанием поглядывал на князя. Представители родов и вовсе хранили молчание. Однако было видно, что ситуация им не нравится.

Мне тоже всё это не нравилось. Лучше не стало, даже когда я увидел письменные заверения от главы каждого рода, что награда причитается именно мне. Злобу на меня они затаят с гарантией. Это я понимал. Однако с проблемами лучше разбираться по мере поступления. Иначе можно в этом море потонуть, задохнувшись от отчаяния.

Когда подписание бумаг завершилось, Свистоплясов и главы родов отбыли восвояси. А князь пригласил меня и Авелину в другую комнату, где нас, по его словам, уже ждали Бубен и цесаревна Саша.

И по пути я не уставал гадать, что же раскопал неугомонный опричник.