Тьма. Том 7

Интерлюдия III

Хорошо, что болото, насквозь промёрзнув, затянулось льдом. Не провалишься в трясину. И не придётся петлять, выбирая безопасный путь. Просто иди себе напрямик. Лишь бы направление выдержать. Тут ведь, в Серых землях, иногда даже компасы обманывали.

Однако были и минусы… Изменённое зверьё тоже шло напрямик. И у него это получалось лучше, хотя люди шли на снегоступах, а зверьё торило глубокий снег. Увы, сугробы не были помехой то ли огромному волку, то ли такому же матёрому вульфу, который бежал впереди.

А люди уже выбивались из сил. Они отрывались почти сутки. И теперь смертельно хотели спать и есть. Но Бархан неумолимо гнал всех вперёд, обратно на юг, откуда пришли. Он не говорил этого бойцам, но надежды на спасение и так почти не осталось.

Зверья, идущего за ними по пятам, хватило бы, чтобы сожрать целый город. А уж нагнать и окружить маленький отряд — и вовсе пустяк. Но сказать такое — окончательно подорвать боевой дух. Без надежды далеко не убежишь.

Надежда — вот что даёт силы в самой отчаянной ситуации. Надежда на спасение. На то, что в конце тёмного прохода блеснёт свет. Лиши человека надежды, и в голову ему полезут чёрные, неправильные мысли.

Кто-то решит сложить руки и ждать конца. Хотя бы помрёшь не таким усталым. Кто-то обозлится и рванёт искать спасение в одиночку. А кто-то решит выжить за счёт других…

Бархан искоса посмотрел на тяжело дышавшего проводника из местных. Этот член отряда вызывал у него больше всего подозрений. Тем более, старик уже пару раз заикался, что он на такое не подписывался — и, дескать, его обязаны вытащить и вернуть домой.

Узнай проводник, что надежды нет, и не ровен час, начнёт стрелять по ногам, чтобы задержать зверьё чужими трупами. А Бархан ведь понимал, что за это даже смысла нет злиться. Старик будет не из злобы действовать, а из желания выжить любой ценой.

Желание-то вполне человеческое. Правда, оттого не менее паскудное.

Отряду «Сахар» нужно было дойти, как минимум, до далёкой полосы леса. И Бархан упрямо гнал бойцов вперёд, но знал, что сам идёт лишь до места, где рация поймает связь. Дальше уже не надо. Всё, что можно было сделать — он сделал. А остальное…

«У меня была неплохая жизнь… Хоть и недолгая!» — подумал он, заставляя себя шевелить ногами.

Минута за минутой, час за часом, он заставлял идти и себя, и подчинённых. Просто, чтобы не останавливаться. Сколько они прошли? Сколько ещё им осталось? Этого Бархан не знал. Но пытался связаться с Большой землёй всякий раз, когда часы на руке показывали очередной час.

— Голова, а ты был прав! — неожиданно выдал один из бойцов, шедших перед ним.

— О чём ты? — тяжело спросил Бархан, но вдруг и другие члены отряда начали указывать вперёд.

— Да, блин!

— Спасены!

— Господи!

— Неужели уйдём?

— Не верю!

Бархан посмотрел вдаль и на мгновение замер. Навстречу, поднимая облака сухого снега, неслось чудо инженерной мысли, которое ему раньше видеть не доводилось. И ревела эта помесь танка и вездехода не хуже изменённых медведей.

Только медведь обычно ревёт в одну глотку, а эта машина шумела, будто сразу десяток изменённых тварей объединился в стадо. Но главное — она ехала! Громко и вонюче, но ехала. И тут Бархан задумался, что, возможно, вера имеет под собой основания. Хотя всю жизнь в Бога-то не сильно верил.

Однако вот оно, чудо! В утренних лучах тусклого северного солнца, воняет, ревёт и мчится прямо в их сторону! Оставалось только не облажаться, и Бархан решительно рявкнул:

— Что встали⁈ Живо вперёд! Живо!!!

За спиной, над просторами замёрзшего болота, раздался тоскливый вой. Волк-вожак будто признавал позорное поражение. Жалкие, слабые, лишённые когтей и зубов, эти существа вновь вырвали победу у изменённого зверья. Они опять доказали, что всё ещё хозяева планеты.

И пусть тысяча падёт, но… Последний двуногий всё-таки победит. Верой ли, правдой ли или в приступе предсмертного отчаяния, человек выстоит. И пойдёт дальше, топча снегоступами белый нетронутый покров.

Машина замерла в двадцати метрах, а из люка наверху высунулась девушка и замахала рукой:

— Эй! Разведчики! Подвезти?

— Красавица, чего хочешь проси, главное — увози нас быстрее! — первым заорал старый проводник, будто и не задыхался минуту назад. — Завела меня недобрая с этими… А я домой хочу!..

— Давайте в машину, домчу с ветерком! — весело подмигнула девушка и, оставив люк открытым, нырнула обратно во чрево металлического монстра.

Когда Бархан последним забрался внутрь, то с удивлением заметил ящики в просторном кузове. Очень много ящиков. А где-то впереди, в кабине водителя, уже ныл проводник, рассказывая о безжалостных разведчиках, заставивших его топать почти сутки.

— Да завали ты, мил человек! Ну чего ты жалуешься? — весело спросила девушка, донельзя удивив смущённых разведчиков. — Я бы тебя без них, может, и не подумала везти.

— Да как же… — возмутился, а потом и задохнулся этим возмущением проводник.

Бархан, тоже заглянув в кабину, оценил спартанскую обстановку. После чего обернулся к девушке и тихо проговорил:

— Спасибо тебе! Спасла ты нас…

— От чего спасла-то? Разве что от снежных блох! — засмеялась та. — Тут всегда тихо, и никакого зверья. Я частенько вожу товар из Болотного в Стопервый. И всегда вдоль болот.

— А ты вот туда посмотри! — посоветовал Бархан, указав на север, где на белом фоне отчётливо виднелись зверюги, таранившие сугробы.

— Ой-йо! — девушка выпучила глаза, став похожей на очаровательную жабку, потому что глаза у неё и так были огромные. — Это ещё что за твари?..

— Там скопление гнёзд, — ответил Бархан. — Давайте, может, уйдём южнее? Не будут же они нас вечно преследовать.

— Я вас в Стопервый отвезу. Там знают, как сообщить на Большую землю… — тихо сказала девушка, поддав газу и покосившись на Бархана. — Меня, кстати, Ликой зовут. А ты?

— Сергей… А так все Барханом называют, — представился разведчик. — А ты здесь где-то живёшь? В Серых землях?..

Не так уж много зданий в этом мире могли похвастаться тем, что их построили до нашествия Тьмы. Влахернский дворец был одним из них. Его возведение начали ещё при Льве I. А это, на секундочку, аж пятый век нашей эры — в отличие от всякого римского новостроя.

Рим… Мысли о том, что с Вечным Городом как-то несправедливо вышло, всё чаще посещали автократороса. Империя у него вроде как Римская, а Рим почему-то принадлежит не ему, а бывшим варварам. Непорядок!..

Пока что ромейский автократорос скрывал эти мысли от подданных. Слишком уж широко замахнулся! Да, в середине первого тысячелетия правители Ромейской империи не раз пытались вернуть италийские земли. Однако как-то не складывалось…

Настолько, что пришлось временно отказаться от планов. Однако разве бывает в этом мире что-нибудь неизменное? Разве старая неудача означает, что и сегодня нельзя мечтать о расширении границ? Тем более, могущество Ромейской империи росло с каждым годом. И автократорос Гомер I не стеснялся думать, что во многом это его заслуга.

Он взошёл на престол в 1919 году, когда его кузен трагически умер спустя два месяца правления. В те времена на могущество ромеев посягали все, кому не лень. Италийцы требовали изгнания из Африканского Сообщества, арабы — территориальных уступок, а Эран и вовсе поглядывал на владения на Южном Кавказе.

Всё, что было у Гомера — звучное имя и наработки его дяди, заброшенные во время смуты. Никто не воспринимал пятнадцатилетнего юнца всерьёз. И зря… Совершенно зря. Юный автократорос быстро доказал, что занимает трон по праву достойного.

Выбил из власти основных противников, сослав их куковать в родовые имения. Обложил конскими налогами зарвавшиеся рода аристократов. Провёл реформу в войсках и на флоте. А ещё организовал училища двусердых, где новую аристократию воспитывала в верности к автократоросу.

Последнее, естественно, вызвало недовольство у старой знати. Но многие из «родовитых» полагали, что пройдёт ещё немало лет, прежде чем новые двусердые станут опорой государю. Они просто ещё не знали, что в закрытых лабораториях уже созревали новые, стабильные кристаллы-накопители…

С их помощью новые двусердые быстро заставили старую аристократию присмиреть. А автократорос, наконец, получил ту власть, о которой мечтал, и принялся менять империю так, как считал нужным.

К середине двадцатого века она уже опутала сетями весь мир. Тех же италийцев так крепко прижали, что они не уставали извиняться перед ромеями за всё. В том числе, и за давешние попытки лишить империю выхода в Африку.

На франков и иберийцев тоже нашлась управа. Погрязнув в долгах перед ромейскими трапезитами, они вынуждены были вымаливать новые и новые кредиты. Ну а русы и саксы терпели ромейские выходки, чтобы не лишиться доступа к накопителям для двусердых…

Даже Эран и Аравия присмирели, хотя изредка по-прежнему показывали клыки. Но и они вскоре примут власть ромеев — в этом автократорос Гомер не сомневался. Могущество империи при нём неуклонно росло, и пусть старость ставила крест на многих планах, но всё же… Его имя будет записано в истории страны золотыми буквами.

И всё же он чуть не умер, когда увидел на экране этого руса с красным топором!.. Сердце болезненно сжалось, дыхание перехватило… Если бы не придворный лекарь, так бы и закончилась жизнь великого автократороса. А это было крайне несвоевременно.

Варвары!

Глупые, но предприимчивые варвары. К ним у Гомера был давний счёт. Воспользовавшись нашествием Тьмы, они обжили бывшие римские владения: Колхида, срединный Кавказ, Херсонес, Балканы, Великая Греция, Северная Африка… Каждая из древних потерь болью отзывалась в сердце автократороса. В обоих его сердцах…

А тут ещё и этот провал! Ведь такой был замечательный план! Надо было лишь привезти Гомеру нерукотворный артефакт русских варваров! Артефакт, открывший бы ромеям дверь к югу Сибири!

Обмен проклятой тамги на старые владения стал бы Гомеру сладким подарком под конец жизни…

И он даже понимал, что его подчинённые не слишком-то виноваты. Просто у русов появился очередной «неудержимый», и теперь этот юнец стремительно шёл к могуществу. Но как же это всё не вовремя!..

Сжав сухие пальцы в кулак, Гомер слабо стукнул им по столу. И это заставило стоящих напротив людей нервно вздрогнуть.

Глянув на них из-под бровей, автократорос вновь подумал, что винить их за провал, в сущности, несправедливо. Но где справедливость, а где — власть? Тем более, его власть пошатнулась в тот момент, когда позор ромейской разведки увидел весь мир.

«Точнее, даже не так… Когда те, кто прилетели снимать триумф ромеев, вместо этого увидели наш позор и поражение!» — горько подумал Гомер.

Кто-то должен был стать козлом отпущения. И, кажется, Гомер нашёл сразу двух козлов. Один — слишком амбициозный разведчик. А второй — представитель одного из самых влиятельных ромейских родов.

На этом можно было сыграть… Однако нельзя срывать на них злость.

— Ливелий Таронитис… И Базилеус Сарантопекос…

С этими словами Гомер кивнул на стулья, приглашая сесть, и двое мужчин, благодарно склонив головы, приняли милость правителя.

А тот, выдержав паузу, сразу же качнул маятник в другую сторону:

— Вы провалились!..

Ливелий и Базилеус вздрогнули и ещё глубже склонили головы, на сей раз — с глубоко покаянным видом. Однако и они оба, и сам автократорос знали: это лишь попытка не выдать настоящие чувства.

Базилеус Сарантопекос, выходец из известного рода проклинателей, не считал себя виноватым, но беспокоился, как бы за эту историю не прилетело его роду, и без того переживавшему не лучшие времена. А работа Базилеоса в Монокурсе должна была как раз поддержать дела семьи.

Ливелий Таронитис думал, что уж он-то точно не провалился. Напротив, провёл блестящую операцию по внедрению, выкрал тамгу — и если бы не упрямство рода Николакакисов, владевших кораблём «Автократорос Леон Исаур», и не сопротивление их охраны, всё вышло бы иначе.

Именно во время стычки с охраной русский опричник увёл у него тамгу. Стоило лишь выпустить артефакт из виду. И то, что тамгу должен был охранять в этот момент Базилеус, не делало коллегу слишком уж виновным.

Автократорос же думал о том, что Рим куда лучше, чем Херсонес. Второй пока подождёт. Рим символичнее и важнее. А ещё он думал о том, что в последнее время зубы как-то не очень себя ведут: сложно стало мясо жевать. Впрочем, для своих-то лет он ещё ого-го, с зубами или без…

Пощупав резцы кончиком языка, Гомер вернулся мыслями к провалу разведки. И подумал о том, что досадные случайности, вроде беспощадной старости или русских неудержимых, рушат даже гениальные планы. А Ливелий действительно составил гениальный план. И надо как-то сгладить резкие слова, чтобы не расстраивать талантливого мальчика.

К сожалению, провал — в любом случае, провал. И с этим никто из троих поспорить не мог. Как не могли поспорить с этим придворные, стоящие вдоль стен. И стража, замершая навытяжку у дверей в зал. И даже вездесущие слуги, которые всё слышали и знали.

— Однако вы молодцы! — неожиданно сказал автократорос, заставив гостей удивлённо вскинуть головы.

Краем глаза Гомер проследил, как лица придворных вытянулись от обиды. Они-то думали, что пришли лицезреть порку самых известных членов Монокурса.

— Ливелий, ты сделал во много раз больше, чем твои предшественники! Это было поистине прекрасное плутовство! Великолепное! Я бы даже сказал, гениальное! — продолжал, между тем, Гомер. — Увы! Но ты всё равно провалился… Что безмерно печалит и меня, и нашу великую империю.

Возможно, империи было плевать на провал разведки. У неё так-то своих дел по горло. Но Гомера этот провал действительно печалил. А раз он печалится, то пусть и империя утрёт слезинку.

— Должен ли я наказать вас? — сделав пазу, задумчиво спросил автократорос и увидел, как вспыхнули радостью лица придворных. — Но велика ли ваша вина? Случайность, да? Досадная случайность не позволила вам выполнить задание… Упрямство охранников Николакикисов… Кстати, Андреос? Надеюсь, вы наказали этих негодников?

— Те, кто выжил, были казнены, мой автократорос! — склонившись в поклоне, отозвался представитель названного рода, стоявший у стены с другими придворными.

— А ещё этот русский дворянин… Этот Седов-Покровский!.. — автократоросу понадобилась секунда, чтобы справиться с чувством обиды.

Это действительно обидно было. Откуда ни возьмись, вылезает отпрыск почти уничтоженного рода и начинает танцевать эйрскую джигу на твоих мозолях! А ты — величайший автократорос величайшей империи, между прочим! И никакого уважения!

— … Но случайны ли случайности, Ливелий? — с громким вздохом, хорошо слышным в любом уголке тронного зала, продолжил Гомер. — Мы живём в мире, где случается всякое. Ты должен уметь избегать случайностей. Впрочем…

Автократорос махнул рукой, и слуга начал торопливо разливать вино по бокалам правителя и его гостей.

— … Впрочем, винить вас двоих за это было бы величайшей глупостью! — закончил правитель. — Вы сделали очень многое. И, пожалуй, не ваша вина, что всё так обернулось. Хотя для вас это, конечно, был страшный позор.

— Спасибо, мой автократорос! — с должно-печальным видом склонил голову Ливелий, а вслед за ним и Базилеос.

— За ваш успех! И за то, чтобы неудачи вас больше не коснулись! — поднял бокал Гомер и пригубил вино. — Но…

И он поднял руку, позволяя всем разглядеть пурпурную мантию на его плечах. Это важно, кстати! Пусть люди видят пурпур, ещё две тысячи лет назад сменивший алые одеяния первых правителей. Пусть видят, что старый Рим жив, а его автократоросы — по-прежнему могущественны и сильны.

— … Но есть кое-что, что вызывает опасения, — выдержав паузу, продолжил Гомер. — В результате вашей неудачи, в опасности оказалась наша разведывательная сеть в Ишимском княжестве. И оттуда приходят вести, которые нас очень не радуют… Назревает нечто, что ставит под удар наши интересы в этих краях. Ливелий и Базилеус! Я поручаю вам разобраться с происходящим!.. И восстановить систему, с таким трудом созданную вашими предшественниками. Таково моё решение!

Не наказание, однако и не награда. Именно то, что нужно в этой ситуации. И пусть придворные корчат недовольные рожи, пусть кривятся разведчики Монокурса, скрывая гримасы за бокалами с вином…

Главное — они знают, что это справедливо. Автократорос всегда справедлив, и это основа жизни империи.

— Всё запомнили? — спросил Бархан.

— Да всё! Не переживай! — улыбнулась ослепительно красивая женщина лет тридцати.

— Будет в лучшем виде! — кивнул сидящий рядом мужчина.

— Время! — оповестил парень за пультом.

— Давай отсчёт! — потребовала красавица.

— Три! — объявил оператор, выставив пальцы, а мужчина и женщина надели наушники с гарнитурами. — Два!.. Один!.. Поехали!

Он решительно щёлкнул какой-то клавишей. А мужчина, не отрывая от него взгляда, протянул бодрым голосом со всё нарастающей громкостью:

— И-и-и-и… — в этот момент парень показал ему большой палец. — Доброе утро, сонное царство!

— Хотя слова «утро» и «доброе» в наших широтах зимой не сочетаются! — так же бодро подхватила красавица.