Тьма. Том 7

Эпилог

Иванов смотрел из окна на город, затянутый дымом. И это зрелище возвращало к событиям прошедших дней. Сердце Ишима билось ровно, хоть и тревожно, а вот окраины полыхнули всерьёз.

— Они не могли не полыхнуть… — пробормотал опричник.

Я бы задал ему вопрос, но мысли уже были заняты. В голове крутилась фраза из любимой когда-то Андреем книги — та самая, про пропавший Калабуховский дом. А это изрядно отвлекало от действительности. Так что за меня спросила жена:

— Почему?

— Потому что наступил предел… Знаете, новости хороши, когда идут в строгой дозировке, как лекарства, — нахмурив лоб, опричник побарабанил пальцами по стеклу. — А с Ишимом мы упустили этот вопрос. Контрабандисты, предательство родов, лихие дела, пособничество Тьме… И всё это вылилось на несчастные головы жителей.

Да, братия осведомителей, не чувствуя пятерни контроля на шее, раскопала правду. И сделала это даже слишком быстро. Те же птенцы Теневольского старались за десятерых. А пока власть была парализована внутренними разборками, на горожан вывалили всё, что можно и нельзя.

Слухи, домыслы и факты, собранные в единый замес. Весь этот информационный поток вылился на непривыкшие к подобному мозги населения. А в итого вышло, что вышло…

И на этот счёт память Андрея ехидно подбрасывала новую порцию комментариев, опять же связанных с литературой…

Всё было ясно. Дом был обречён. Он не мог не сгореть. И действительно, в двенадцать часов ночи он запылал, подожжённый сразу с шести концов…

Если быть честным, то в Ишиме запылавших концов было поменьше. Если быть точным, то концов, по старой новгородской системе, полыхнуло четыре. А вот углов было шесть. И вспыхнули они так, что ужаснулись все. Даже самые радикально настроенные рода.

Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!

Память Андрея продолжала сыпать примерами из мира, где жизнь у людей била ключом, и нередко по голове. Остановить этот поток воспоминаний я был не в силах. Уж очень всё сходилось, прямо здесь и сейчас.

Глухие углы, годами варившиеся в своём соку при закрытой крышке, внезапно дали пар. Давление внутри этих скороварок выросло до критических значений, и крышки сорвало с оглушительным хлопком.

К счастью для городских властей, народный гнев обратился не на дворян, где, по заверениям осведомителей, и так уже шли чистки. И не на Полицейский Приказ, где чистки тоже не прекращались…

Гнев глухих углов обрушился на лихих людей. Ведь их-то, судя по молчанию осведомителей на эту тему, никто не трогал. А вот по народному мнению, они были как-то связаны с Тьмой. И тем самым с гарантией предали род человеческий.

Сомневаюсь, что пострадавшие бандиты что-то знали про Тьму. Я даже не уверен, что большая их часть была связана с контрабандой и греками. Но… В любом случае, невинными овечками они не были. Жаль только, народный гнев — слепая стихия, которая не отделяет преступников от их семей.

Коллективная ответственность — это разновидность нормы при общинном складе. «Лес рубят — щепки летят», известно же… Вот и не обратили народные массы внимания на то, что в горящих домах порой оказывались родственники бандитов, даже не всегда знавшие, чем занимаются отцы семейств.

А ночью, когда на окраинах плясала багровая народная месть, подогретая винными лавками, к несчастью своему оказавшимися слишком близко к глухим углам, в Ишим с трёх сторон вошли сто тридцать первое, сто тридцать второе и сто тридцать третье отдельные соединения внутренней стражи.

Раньше одного их вида хватило бы, чтобы успокоить бунтовщиков. Но что начиналось с ежевечернего пения, должно было закончиться лопнувшим котлом парового отопления. Я это знал точно, а вот местным властям явно не доставало своего Булгакова, Ильфа и Петрова, да и солнца русской поэзии с его меткими высказываниями.

Обитатели шести глухих углов, уже изрядно подогретые, решили, что стража пришла защищать подлецов и предателей. А раз попрана справедливость и сгорел сарай, то и хате пылать. Первые выстрелы прозвучали под утро, и вскоре стрельба охватила весь квартал.

Будь на месте Иванова Дашков, он бы, пожалуй, додавил. Князь был решителен и полумер не признавал. Да и три Рюриковича в кремле его бы поддержали. Но слово Иванова оказалось весомее. А мой совет, вовремя обронённый за завтраком, лёг на благодатную почву.

Внутренняя стража оградила глухие углы кольцом, не пытаясь штурмовать и давая огню гнева перегореть самому. Жертвы всё равно были неизбежны, но так их должно было оказаться меньше.

Увы, когда кончается вино, в ход идёт самогон. Судя по долетавшим сведениям, самогонщики не стали геройствовать, а лишь горевали об упущенной выгоде, великодушно пожертвовав свой товар «на нужды страдающего народа». И этих запасов хватило ещё на трое суток.

Кучеряво живут, да, с такими-то запасами? Ещё спросите, чего это у нас хлеб и сахар зимой дорожают…

— Они уже почти угомонились, — заметил я.

— Да, так и есть. А пару дней назад я сомневался, что они вообще когда-нибудь успокоятся… — спокойно ответил Иванов, а затем обернулся и с подозрением глянул на меня: — У вас случаем пророческий дар, как у Волковой, не открылся?

— Зачем он мне, если я сам взрослел в одном из таких углов? — очень натурально удивился я.

А затем не удержался и тоже подошёл к окну, куда смотрел опричник. С последнего этажа дворца в кремле открывался вид на весь Ишим. Вдали вставали дымы пожарищ, а сердце города тревожно притихло в ожидании развязки.

И всё же было ясно: бунт шёл на убыль. Слепая ярость толпы выдыхалась, уступая место усталости и похмелью. В глухих углах, как по волшебству, сменились «уважаемые люди» среди бандитов. А население, выпустив пар, стало мало-помалу расходиться по домам.

Но даже последние тугодумы понимали: так просто дело не кончится. И если глухие углы никто трогать не будет, то со всякими мутными личностями, которые в эти тревожные дни возвысили голос среди студентов пандидактиона, простых работяг и даже дьяков в чайных комнатах небоскрёбов, власть обязательно разберётся.

В этом мире бунтов было мало не потому, что люди другие. Просто власть, растерявшаяся в первые дни, точно знала из исторической памяти, что делать после беспорядков. А после надо было вылавливать тех, кто пытался ловить рыбку в мутной воде. И для этих людей каторга была лучшим выходом из положения, в которое они сами себя загнали.

Всех, кто имел глупость призывать к чему-либо во время беспорядков, «тайники» взяли на карандаш. И страдать гуманизмом, который здесь никто так и не придумал, власти не собирались.

Гуманизм хорош в правовом обществе, где законы выполняются, полицейские работают с преступниками в обычном режиме, а люди, в общем и целом, не склонны желать соседу смерти — только разорения и позора.

А когда закон попран, наступает время силы. И заканчивается оно совсем не тогда, когда заканчивается попрание закона, а когда каждый, кто решил попрать закон, получил своё. Око за око, зуб за зуб, а тем, кому не повезло — земля к земле, пепел к пеплу и прах к праху.

Аминь, как говорится!

Будет новый день и новые неудачники.

А Ишим вздохнёт спокойно, скинув бунтовской балласт, и продолжит жить, восстанавливая разрушенное. Через пару месяцев следы беспорядков за пределами глухих углов уберут. А когда в апреле-мае даст всходы густая растительность, те скроют весёлой зеленью остовы пепелищ и в глухих углах.

Ишимская маятня закончится, как и сотни смут до неё. Однако ни я, ни Авелина этого уже не увидим.

Через несколько дней в Серые земли должны выступить первые отряды.

А всё потому, что пока люди разбирались промеж собой, кто из них тварь дрожащая, а кто настоящий победитель по жизни, одно из гнёзд плеснуло окрест. По крепкому льду, на мягких лапах, тысячи изменённых зверей разошлись во все стороны, расставляя, так сказать, правильные приоритеты в головах обывателей.

Ведь зверю наплевать, кто прав, кто виноват, кто злой, а кто добродетельный. На вкус все человеки одинаково приятны и нежны. А ещё одинаково раздражают изменённых животных, причём и хищников, и травоядных. «Чу! Человечьим духом пахнет!» — и звери дружною толпою устремляются убивать.

— Я разговаривал с вашим воеводой, — заметил Иванов и пояснил: — С Давидом Самсоновичем.

— Ах, вот какое у него отчество… — кивнул я.

— Да, я порой удивляюсь, до чего же изобретательны люди, — улыбнулся Иванов. — Целая история за именем и отчеством есть, оказывается. Так вот… Он сказал, что вы не успеете собрать хорошую дружину.

— Иван Иванович, а какая дружина считается хорошей? — прямо уточнил я. — Честно говоря, те пять десятков, что у меня есть, очень неплохи.

— О! Не сомневаюсь! Опытные воины, Серые земли исходили… Отличный костяк, — согласился опричник. — Только к костям ещё мясо полагается. Нужны молодые ребята, ретивые, готовые на подвиги. Ну и численность дружины всё-таки маловата. Не отобьются затраты на поход, Фёдор Андреевич.

— Людей должно быть больше, — понял я.

— Я взял на себя смелость, с согласия Давида Самсоновича, само собой, выйти на знакомые свободные ватаги, — пояснил Иванов. — Если вы, Фёдор Андреевич и Авелина Павловна, дадите согласие, через пару дней эти люди прибудут в Ишим. Кто-то присоединится временно, а кто-то, если всё устроит обе стороны, войдёт в дружину.

— Я не вижу препятствий к этому, Иван Иванович, — подала голос Авелина. — Но решение за Фёдором, конечно.

Вот так жена тактично сваливает на меня ответственность, высказав при этом своё мнение. Подозреваю, её подобным финтам с детства учили.

— Вы, к слову, Авелина Павловна, не раздумали ехать? — склонив голову набок, с интересом уточнил Иванов. — Всё-таки не дело девушкам топтать Серые земли.

— Дружине нужна защита, а настолько сильную пока даёт только родовой артефакт, — отозвалась Авелина. — В особняк установят защиту, одолженную его светлостью Дашковым, так что за имущество я буду спокойна. А вот за мужа… За мужа не хотелось бы переживать.

Самое сложное, когда тебя обсуждают, не ляпнуть, по привычке Андрея, что-то вроде: «Эй! Я вообще-то тут!». Здесь просто так не принято, а обсуждать человека в третьем лице не считается зазорным. Вот если бы за спиной — это да, нехорошо. А если при нём, то вообще всё в порядке.

— Что ж, тогда отговаривать не стану… — с улыбкой развёл руками Иванов. — Просто буду надеяться, что в следующий раз вы всё-таки останетесь дома. Ну и что вы решили насчёт свободных ватаг, Фёдор Андреевич?

Тут-то я и понял, что разговоры с Авелиной были затеяны, чтобы затем резко сменить тему. Если застать человека в нерешительности и сомнениях, всегда больше шансов, что он согласится.

Я вообще-то и так бы согласился. Но всё же подумал секунд пять, прежде чем отвечать:

— Буду только за. Люди-то нужны.

— Тогда немедленно с ними свяжусь! — кажется, обрадовался опричник.

Мы как-то, не сговариваясь, снова уставились в окно. На Ишим, замерший в ожидании последних расправ, на чёрные дымы над глухими углами…

«А последние ли это будут расправы?» — подумал я.

Мне вспомнились слова опричника на недавнем совещании. Тот самом, после которого всё это безобразие завертелось. Обидные, горькие слова:

— Так по всей длине контрабандного пути… Включая западные княжества Руси. За сто лет прогнило всё от мелкого дьяка до купных чиновников. И, боюсь, в казне страны недостаточно денег, чтобы залить эту опухоль золотом.

Страшная ситуация.

И ведь Дашков не был плохим правителем. Он честно старался следить за тем, что происходит в княжестве. И если в его вотчине так полыхнуло, что же может произойти в других местах?

— Привыкли мы к благополучию, расслабились… — будто в унисон с моими мыслями проговорил Иванов. — Дали больше власти народу. Стыдно признаться, я ведь в молодости тоже выступал за самоуправление… Думал, в людях обязательно победит благоразумие и здравомыслие.

— Победило? — уточнил я.

— Да. Во мне оно, например, победило к исходу первой сотни лет жизни… — усмехнулся Иванов. — Благоразумие и здравомыслие — это не про людей. Это про что-то несбыточное, несуществующее. Люди, в силу своей природы, неспособны постоянно мыслить здраво. То их атмосферным давлением припечатает, то встанут не с той ноги… И такое ведь, бывает, творят, что сами потом удивляются.

Иванов изобразил гримасу удивления и спародировал:

— Это я такое сделал⁈ Я⁈ Правда⁈.. Врёшь! Не помню такого! Вон, как Шапошников, когда ему стали обвинения зачитывать, — опричник поморщился.

С Шапошниковыми и в самом деле получилось мерзко. Вроде бы тихий род. Да и ни в чём особо не нуждались. Ан нет, влезли в контрабанду. Деньги они, в итоге, оттуда лопатой гребли. Полтора века помогали грекам плести сеть, встраивая в неё скрытней и просто влиятельных людей.

Нынешний глава рода уже почти не принимал в этом участия. Так, мелкая помощь и получение прибыли с работающей системы. А когда его пришли под стражу брать, кричал, что он вообще не при чём и что его оклеветали…

Свидетельства против себя назвал враньём и наветами. Фотографии — подделкой. А золото в подвале, никак не проходившее в родовых отчётах — «наследством от любимого дедушки».

Его род так и не извлёк никаких уроков. Глава Шапошниковых упорно отрицал все обвинения. И, может, их род и простили бы. В конце концов, личная вина была не так уж велика… Но без раскаяния нет исправления.

И род был растоптан. Безжалостно, показательно и с участием соседей.

Вообще на фоне беспорядков много кого взяли. Допросы провели, и даже бывший тёмный что-то говорить начал. Вскрылись связи с родами, чиновниками и лихими людьми в соседних княжествах. Были накрыты целые склады с контрабандой, и уничтожены точки на пути следования товаров.

Чистка вышла тотальной. И я бы сказал, что сеть контрабандистов разгромлена подчистую…

Но я то же самое думал и после первой чистки. А ошибки стоили Ишимскому княжеству очень дорого. Нет, где-то здесь ещё точно остались недобитки. Залегли на дно, притаились, пережидая бурю. А значит, со временем обязательно возьмутся за старое.

— Надеюсь, контрабандистам путь мы оборвали… — озвучил я свои сомнения. — Хотя бы временно…

— Оборвали, — кивнул Иванов. — Теперь попробуем выловить их сеть в других княжествах. Но они вернутся, Фёдор Андреевич. Они всегда возвращаются.

— Контрабандисты? — спросила Авелина.

— Нет, Авелина Павловна. Если бы… Я про греков… — как-то невесело улыбнулся опричник. — Лезут и лезут к нам, раз за разом… Франки, саксы, италийцы, эранцы, греки… Не даём мы им покоя. И вернутся они обязательно. Снова придётся вылавливать их повсюду. Однако какую-то передышку мы получили. Даст Бог, сумеем вычистить и другие земли.

Я мог бы расстроить Иванова, но не стал. Да и не успел бы.

Дверь в комнату, где мы сидели, открылась. Внутрь вошёл Дашков, а следом за ним — и всякие разные помощники, которые важным людям положены. Среди всей этой пёстрой толпы выделялись двое: очень довольный Пьер и его приятель, работавший по торговым и производственным делам.

— Так! Фёдор и Авелина! — Дашков, без лишних церемоний усевшись за стол, начал открывать одну за другой толстые кожаные папки, которые ему передал помощник. — Шахты Железновых, угольная разработка, сталелитейный завод… Это всё переходит вашему роду. Можете продать, можете сдать кому-нибудь. Хотя там, считайте, бои с Тьмой идут. А значит, добыча осложнена. Кроме того, на ваш счёт мы переведём суммы за прошлые годы, невыплаченные этими родами. Полагаю, выплаты придут в ближайшие три дня.

— Благодарим, ваша светлость! — отозвался я.

— По поводу списка брони и оружия для дружины… Этот вопрос тоже уладили! — от благодарности Дашков лишь отмахнулся. — Подвезут вам до выхода в Серые земли. Все подробности у вашего стряпчего. Вот, пожалуй, и всё…

— А в особняк обратно можем перебираться? — уточнил я.

— Да, пожалуй, что и можете. И не забудьте дела с училищем уладить. Мне Малая уже высказала всё, что думает о ваших похождениях и прогулах! — усмехнулся князь.

— Большое спасибо ещё раз! — поблагодарил я его.

Честно сказать, пребывание в княжеском дворце осточертело. Здесь я откровенно не знал, чем себя занять. И был бы очень рад вернуться домой.

Домой…

А ведь, пожалуй, я уже считал особняк своим домом. Пока без лоска и с незаконченным ремонтом, но всё-таки домом. Так что я ни капли не врал себе.

На сборы время тратить не пришлось. Мы попрощались, а затем вместе с Пьером покинули кремль на нанятой машине. Мой «тигрёнок» ещё был в починке после дорожного боя.

Мы возвращались домой.

Чтобы вскоре уехать в одно из самых опасных путешествий в моей жизни…

От автора

Колонисты Пандоры. Цикл в жанре Боевой фантастики и Миров Содружества. Дикая планета, на которой оказались выходцы с Земли, борется за свободу https://author.today/reader/280351/2570846