Федор Годунов. Троецарствие

Глава 6

12 июля 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

— К тебе владыка пришёл, государь.

Никифор, не спрашивая дозволения, торопливо отступил в сторону, пропуская в горницу новгородского митрополита.

Я невесело усмехнулся, переглянувшись с Годуновым и Куракиным. Вот же харизма у человека тяжёлая! Даже командир моих телохранителей в излишние пререкания с главой местного духовенства вступить не решился. Жаль только, что и характер у новгородского митрополита ничуть не лучше. Никак мне с ним договорится не получается! Вернее, не так. У меня даже поговорить с ним за то время, что я в Новгороде «гощу», не получилось.

То ли дело, князь Андрей Петрович Куракин! Сначала двери города передо мною настежь распахнул, самолично встретив ещё на подступах к Новгороду, а потом всех новгородцев к присяге привести помог. Правда, и пообещать своему новому стороннику пришлось немало. Но оно того стоило. И сам род Куракиных на Руси был далеко не из последних и за лояльность новгородского воеводы теперь можно было не переживать.

— Явился, — проворчал Иван Годунов, сверля Исидора взглядом. Дворецкий моей пассивности в отношении строптивого иерарха не одобрял, предлагая поступить с ним по аналогии с вологодским архиепископом. — И пяти дней не прошло, как государь в городе находится. По всему видать; поспешал!

Вот только Исидор, не Иоасаф, и здесь не Вологда. Новгород почти всю свою историю на особицу в Руси стоял. И хоть уже больше века как свои вольности потерял, полностью мятежного духа ещё не утратил. Недаром ещё совсем недавно Иван Грозный город громить приходил. И хотя расправа над новгородцами, была непропорционально жестокой, повод заподозрить их в крамоле, у царя был.

Вот и теперь. Митрополита я скорее всего с епархии свести сумею. И возможный бунт подавить; силы найдутся. Вот только какой ценой? И это я не о людских потерях сейчас говорю. Просто, после силового захвата власти, в городе возникнет тайная оппозиция, начнутся заговоры в пользу того же Шуйского или ЛжеДмитрия II, появятся сторонники присоединения к Швеции или даже Речи Посполитой. Как итог, мне потом придётся половину своей армии в новгородских землях на постоянной основе держать. И с кем тогда прикажите Нижний брать?

Нет, мне очень важно здесь на постоянной основе закрепится. Твёрдый контроль над новгородскими землями был одним из краеугольных камней моего плана по взятию под свою власть всего Севера страны.

Если захват Ярославля позволил мне перерезать основной торговый путь из Москвы в Архангельск, то присоединение Новгорода, после перехода под мою руку Вологды, Устюжны и Тихвина, уже полностью отрезало правительство Шуйского от северных областей московской Руси, переводя их в сферу моего влияния. И, в качестве приятного бонуса, отдавая в мои руки всю торговлю через Белое море.

Но это было лишь одной стороной медали. Не менее важно было то, что я брал под свой контроль и выход к Балтийскому морю. И тут на первое место выходила даже не торговля с богатой на железо Швецией. Гораздо важнее, что контролируя оба морских пути в Европу, я, таким образом, оставлял Шуйского в полной политической изоляции. Пусть Васька теперь попробует хоть о чём-то с Швецией договориться! Ему для этого с Карлом IX ещё как-то связь наладить нужно. Я через свою территорию ни Шуйского, ни шведских послов не пропущу, Польский король Сигизмунд III тоже. Не через Турцию же им крюк делать? Правда, есть вариант через Псковские земли в Эстляндию, которую контролируют шведы, попробовать пробраться. Но Псков вскоре власть второго самозванца признает. Это если мне не удастся псковичей под свою руку переманить.

Так что договор Шуйского с Швецией, послуживший поводом для вторжения на Русь польского короля и, в дальнейшем, для шведской агрессии и аннексии части нашей территории, теперь под большим вопросом. Тем более, что я не собираюсь на жопе ровно сидеть и сам постараюсь со шведами нормальные взаимоотношения наладить, а попутно, между делом, Швецию с Польшей посильней стравить. Пусть лучше между собой грызутся, а не к нам лезут.

Поэтому на обещания новгородцам я не скупился, обласкав служилое дворянство, выдав грамоты со льготами на торговлю купечеству, снизив налоговое бремя посадскому люду. И с Исидором на открытую конфронтацию идти не спешил. Тем более, что хотя митрополит и встал в явную оппозицию, не присоединившись к «комитету по встрече», но проклятиями разбрасываться не стал, Божьи храмы закрыть не пытался и даже приведению новгородцев к присяге не пробовал воспрепятствовать. Затаился, в общем.

Ну, и я в свою очередь занял выжидательную позицию, лишь послав в первый же день в Софийский собор Никиту Сысоя с письмом от отца Иакова. Как-никак отец Исидор постриг в Соловецком монастыре принял и позже в сан игумена, вместо уехавшего в Кострому Иакова был возведён. Не чужие, в общем, люди. Должны общий язык найти.

И вот теперь, после пяти дней тревожного молчания, Исидор явился ко мне сам.

— Будь здрав, владыка. Благослови.

— И тебе здравствовать, Фёдор Борисович, — ответил на приветствие митрополит, тактично оставив в стороне моё титулование и, чуть поколебавшись, благословил и меня, и вставших с лавок бояр: — Дозволь присесть старику. Разговор у нас предстоит непростой.

Я жестом указал на обитую бархатом широкую лавку, стоящую у стены напротив той, где сидели Куракин с Годуновым.

В том, что разговор будет непростым, я не сомневался. Но и безнадёжным я его тоже не считал. Раз митрополит ко мне сам пришёл, значит, есть у него готовность к какому-то компромиссу. Теперь главный вопрос в том; устроит ли этот компромисс и меня?

— И о чём же ты со мной хочешь поговорить, отец Исидор? — первым прервал я молчание. — Уж не о Ваське ли, что воровством на московский трон залез?

— Ой ли? — губы митрополита сурово сжались, — Шуйский в цари был избран, после того как Гришку-вора с трона сбросили. О тебе в то время и слышно не было. Где же здесь воровство?

— Не избран, а боярской думой выкликнут! — в негодовании затряс бородой Иван Годунов. — И ты, митрополит в той крамоле замешан, так как собственноручно Ваську на царство венчал, казанскую шапку на голову надев!

Куракин одобрительно кивнул, соглашаясь с дворецким, очевидно уже забыв, что сам в тех событиях напрямую участвовал.

— Крамола в том, что ты, окольничий, здесь сидишь, хотя царю Василию тоже крест целовал!

Я лишь годовой покачал, мысленно аплодируя митрополиту.

Стратег! И моего дворецкого отбрил, и между делом, что меня царём не признаёт, ещё раз намекнул, умышленно проигнорировав моё возведение Годунова в боярский чин. Вот только с огнём ты сейчас играешь, отец Исидор. Долго дискутировать с тобой по поводу законности моей власти, я не буду. И так уже Куракин в мою сторону коситься начинает. Но ещё одну попытку, перед тем как переходить к силовым методам убеждения, я всё же сделаю.

— Допустим, — остановил я жестом, начавшего багроветь дворецкого, — что в то время московский трон был свободен. Но теперь-то я вернулся. И на московский престол законных прав не потерял, — я сделал паузу и внушительно заявил: — Я власть на Руси никому не уступлю, владыка. И тем более не уступлю её Шуйским. И Ваське в Москве не усидеть. Он с Болотниковым то никак справится не может. А в Стародубе уже новый самозванец войско собирает. За ним весь Юг встанет, за мной весь Север. Что под властью Васьки останется? Несколько городов вокруг Москвы? Выступая против меня, ты, отче, не Шуйскому помогаешь. Он всё равно обречён. Ты новому самозванцу с поляками и иезуитами, что у него за спиной стоят, дорогу к Москве мостишь!

Мы немного помолчали. Я давал своему собеседнику время обдумать свои слова, а Исидор кривил губы, смотря на меня колючим взглядом из-под густых бровей.

— И то ещё не вся беда, владыка, — вновь первым прерываю я молчание. — Соседи наши; польский да шведский короли на наше нестроение смотрят да радуются. Ждут, когда мы в этой кровавой междоусобице окончательно увязнем. А потом жди гостей. Кто же оттяпать кусок земли у ослабевшего соседа откажется?

— И что ты предлагаешь, государь?

Ну, вот. Так оно лучше будет. Если бы митрополит ещё раз мой титул проигнорировал, мы бы уже не договорились. Но, Исидор — политик опытный. Вовремя уловил ту грань, через которую переступать уже нельзя.

— Мир в Новгороде сохранить. Если мы с тобой здесь сцепимся — это только на радость ворогам нашим будет. Шуйскому всё равно Новгород под свою руку не вернуть. У него все силы под Тулой скованы. Скорее уж сюда воры от самозванца или свеи придут. А я хочу город укрепить да в городках, что по Балтийскому морю стоят, своих людишек поставить, чтобы они крепко и против шведов стояли, и ворам отпор дать могли. И сам с войском сюда на помощь приду, если враги слишком сильны окажутся. И нужно мне, чтобы ты, владыка, меня поддержал.

В этот раз молчание продлилось долго, не спешно сплетая между собой минуты.

— Хорошо, государь, — наконец разлепил губы отец Исидор. — Но у меня есть условие. Гермоген.

— А что, Гермоген? — сразу оскалился я. — Он на меня анафему возложил и страшный поклёп возвёл! На своего царя! Страшнее крамолы не бывает. Или ты тоже веришь, что я с римским папой тайный договор заключил? Иван Васильевич за меньшее митрополита Филиппа удавить приказал!

— Его обманули.

— Может и обманули, — пожал плечами я. — Главное, что он поверил и непотребное свершил. Или захотел поверить? — наклонился я всем телом вперёд, глядя прямо в глаза митрополиту. — О том, чтобы царский трон за родственником остался, пёкся.

Неужели угадал? Вон как Исидор отшатнулся! Будто плетью по лицу стеганули. Да и бояре соляными столбами застыли, боясь хоть слово мимо ушей пропустить. А я лишь озвучил одно из предположений историков о том, что Гермоген был родственником Шуйских. Ничем не доказанное, кстати, предположение. И надо же, попал!

— Такое не прощается, владыка, — подытожил я — То своему государю прямая измена. Но, если ты, владыка, приедешь на церковный собор в Кострому и отдашь свой голос за отца Иакова, обещаю, чрезмерно его не карать. Пусть в любой монастырь на свой выбор уходит и там свой век доживает. А какое ему покаяние за содеянное нести, церковный собор решит. На том всё.

Исидор вскоре ушёл, пообещав на вечерней проповеди в Софийском соборе, признать меня царём. Я проводил иерарха задумчивым взглядом, оглянулся на Куракина.

— Ты всё же с него глаз не спускай, Андрей Петрович. Если заметишь крамолу какую, смело под стражу бери да в Кострому отправляй. А там мы с отцом Иаковом уже решим, что с ним поступить.

— Сделаю, государь.

Этот сделает. Князь с митрополитом друг друга терпеть не могут.

Я прикрыл глаза, облегчённо вздохнув.

Ну, вот и всё. Последнюю проблему решил. Осталось возвращения Подопригоры дождаться и можно в обратный путь собираться. Всё что можно, я за эти пять дней уже сделал. Новгородцев щедрыми обещаниями на свою сторону привлёк, с воеводой и архиепископом договорился, в прибалтийские городки новых воевод отправил, тоже предварительно их хорошенько замотивировав. Ещё бы было неплохо в приказной избе на руководящие должности своих людей поставить, но где я столько преданных мне дьяков с подьячими возьму? У самого царская канцелярия в зачаточном состоянии. Зато сразу три посольства успел отправить: в Англию, Францию и Голландию, и в Швецию. Официально, послы должны о моём возвращении на престол тамошних правителей известить и постоянный обмен посольствами наладить. Ну, а если они между делом ещё и «инициативу проявят», к примеру, одного оружейника ко мне на службу из Нормандии переманив, то я сильно гневаться не буду.

— Иван Иванович. Готовь войско к походу. Послезавтра выступаем обратно к Костроме.

— Будет сделано, государь.

— Уже покидаешь нас, Фёдор Борисович?

— На тебя город оставляю, воевода, — заверил я Куракина. — Скоро самозванец к Москве с войском двинется. Подготовиться нужно. Ты бы проследил, Андрей Петрович, чтобы моим воинам достаточный припас из житниц выдали. Путь до Костромы не близкий.

Про то, что для обратного пути я выбрал дорогу значительно южнее, сообщать новгородскому воеводе, я не стал.

Проводив бояр я направился к сестре. Сначала, после освобождения Ксении из монастыря в Тихвине, я хотел было отправить её сразу в Кострому. Что ей со мной в походе делать? Одни лишения да невзгоды. Вот только до Костромы ещё добраться нужно. Тот ещё квест, учитывая, что где-то поблизости по лесам раздосадованный Лисовский бродит. Мужик он довольно резкий, склонный к нестандартным решениям. Может и затаиться где-нибудь в лесной глуши, вместо того, чтобы со всех копыт в сторону Польши удирать. И от Подопригоры который день никаких вестей нет. Вот и думай теперь, чем у этих двоих игра в догонялки закончилась.

— Государь, — перехватил меня на полпути Никифор. — Подопригора вернулся!

— Давно? — не смог сдержать я облегчённого вздоха. Хоть воевода и значительно усилил свой отряд перед тем, как бросится в погоню за литвином, на душе у меня было тревожно. — Где он?

— Ждёт, когда позовёшь, царь-батюшка. Стрельцы, что на страже у ворот стоят, ему, как ты приказал, твой наказ сразу во дворец ехать, передали.

— Так уже зову, — сразу повеселел я. — Пусть в повалушу идёт. Прикажи, чтобы что-нибудь для воеводы поесть принесли. По-быстрому, без разносолов. Оголодал, наверное, по лесам мотаться.

Выглядел Подопригора неважно; весь какой-то потрёпанный, грязный, осунувшийся, с ввалившимися от недосыпа глазами. К тому же на и без того не новой кирасе несколько свежих отметин добавилось. В нос ударил стойкий запах давно немытого тела, конского пота, гари от костра.

Яким поклонился, увидев меня, плюхнулся, получив разрешения, на лавку, сглотнул, зацепившись взглядом на спешившем за аппетитно дымящийся чугунок в руках спешащего к столу служки.

— В баньку бы тебе сходить, Яким, — демонстративно сморщил я нос — Да и переодеться бы не помешало. Совсем ты обнаглел. В этаком виде к царю за стол прёшься.

— Так сам же приказал, не мешкая к тебе скакать, — и не подумал смутиться мой воевода. — Разве могу я ослушаться?

— Угу, приказал, — не стал отрицать я. — А ты и рад со свиным рылом в царские палаты залезть. Ладно, ешь. Шучу я, — я выдержал паузу и усмехнувшись, спросил: — Что, Яким, не догнал ты Лисовского?

Хотя, чего тут спрашивать? И так ясно, что не догнал. В чём, в чём, а в скромности Подопригора замечен не был. Сразу достигнутым успехом хвастаться бы начал.

— Не догнал, — сразу помрачнел казак, не донеся ложки с кашей до рта. — Ты не поверишь, Фёдор, литвин этот вёрткий, что твой налим. Вроде и рядом, а никак не ухватишь! Словно вода между пальцев каждый раз просачивается. Ещё и огрызнуться норовит, в засаду заманить. У меня два дозора бесследно пропали. А потом совсем исчез. Мы полдня по всей округе рыскали, пока снова на след вышли. Да только поздно уже было. Далеко ушёл, пёсий сын.

— Этот может, — кивнул я своим мыслям. — Но ты не кручинься, Яким. Будет у тебя ещё возможность с Лисовским счёты свести. Он скоро к самозванцу в Стародубе присоединится и вместе с ним на Русь придёт.

— Откуда ведаешь, государь.

— А ты про мои видения уже забыл? — я усмехнулся, наблюдая за реакцией моего соратника. Вот теперь верит. Вон как лицо вытянулось. — Вот тогда мы за ним охоту и начнём, — резюмировал я, решил не пояснять, что совсем не уверен, чем эта охота в результате закончится. — А пока у меня для тебя, Яким, другое дело есть. Значительно более важное, чем за каким-то литвином по лесам гонятся.

— Слушаю, государь.

— В Эстляндию в поход пойдёшь. Только не напрямки, а через Литву с Ливонией туда добираться будешь.

— Зачем? — Подопригора сыто рыгнул, с грустью покрутил в руке крынку с квасом, выпил, горестно вздохнув. — Это же какой крюк сделать придётся. А отсюда до неё рукой подать.

— А ты вон с Лисовского пример бери, — раздражённо огрызнулся я. — Тот самой короткой дорогой никогда не ходит.

Яким не ответил, молча ожидая продолжения.

— В общем, твой отряд в Эстляндии за литовский должны принять. Возьмёшь с собой сотни две своих людей, по дороге наберёшь ещё с полтысячи охочих людишек. В Великом Литовском княжестве голодранцев с саблей на боку, готовых на что угодно за пару монет, всегда хватает. Всем сказывай, что самому гетману Ходкевичу служишь и по его приказу действуешь.

— А если меня к самому Ходкевичу на правёж поволокут. Я слышал, что гетман — вельможа влиятельный. У него по всей Литве воинские людишки разбросаны.

— А нет сейчас в Литве ни самого Ходкевича, ни людей его, — поспешил развеять я опасения Подопригоры. — Он со всем войском в Польшу на помощь к Сигизмунду ушёл. У них там сражение с мятежной шляхтой намечается. Наберёшь отряд и по владениям шведов в Эстляндии огнём и мечом пройдись. В города не лезь, а всё остальное по пути безжалостно выжигай. И главное не забывай о том, что ты там по приказу самого Ходкевича находишься постоянно твердить. Пусть шведы на литовцев думают. Только сам, смотри, не попадись. Погуляй там до осени и через Ливонию на Псков уходи, — я сделал паузу, незаметно для себя барабаня пальцами по столешнице и внушительно произнёс. — В общем, так, Яким. Если справишься с моим заданием и сможешь Польшу и Швецией стравить, да так, чтобы они друг другу в глотку вцепились, в думные бояре выведу да богатой вотчиной наделю. В том тебе, Яким, моё слово.

— Боярином, — попробовал на вкус слово Подопригора. — Это что же получается, я вровень с тем же Ходкевичем встану?

— Ты нет. Всё же он потомственный шляхтич и магнат. А вот твои внуки уже себя не ниже всяких там Ходкевичей и Потоцких считать станут.

— Значит, пора мне жениться, государь, — заметно повеселел Подопригора, одним глотком допивая квас. — Теперь будет, что сыновьям в наследство оставить.

— На Марии? — уточнил я и, поймав утвердительный кивок Якима, согласился. — Правильно. Она девка добрая. Вот, как вернёшься, в сентябре и на свадьбе погуляем. Ты главное дело сделай.

— В том не сомневайся, государь, — Подопригора решительно поднялся из-за стола. — Мне ещё людей своих собрать нужно и к походу подготовится, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Завтра на заре выступаем. Ты только о своём обещании на моей свадьбе погулять не забудь, государь.

— Я свои обещания помню, — бросил я уже в спину уходящему воеводе и решил ещё больше простимулировать своего воеводу: — А сын родится, царским крестником станет.