Федор Годунов. Троецарствие

Глава 13

23 июня 1608 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

— Ты уверен, что вражина мимо этой поляны не пройдёт?

— Да где же ему пройти, царь-батюшка? — Филька, вновь чуть не бухнулся на колени, но устоял, покосившись в сторону Никифора. — C одной стороны болото, с другой бурелом непролазный на десяток вёрст тянется. А все тропки, по которым можно в сторону уйти, твои вои засеками перекрыли. Некуда ворам деваться.

Вот прямо беда с этим мужичьём! Пожилой охотник уже третий день при моей особе находится, а всё никак не обвыкнется. При каждом вопросе так и норовит в землю лбом ткнуться. Раздражает. Хотя, если честно самому себе признаться; и я не лучше буду. Уже задолбал, наверное, мужика одним и тем же вопросом.

Вот только, по другому, я не могу. Гложет душу непонятная тревога. Смрадным червем гложет. И вроде сделали всё по уму, и целую армию для поимки небольшого отряда задействовали, а меня всё равно не отпускает. Вот так бы и кинулся в лесную чащу, чтобы всё своими глазами рассмотреть.

К уничтожению отряда Лисовского я подошёл со всей серьёзностью. Понимал, что другого такого шанса просто не будет. Дерзкий рейд литвина с обходом Москвы с севера был рассчитан на то, что такого он него никто не ожидал. Поэтому всё и получилось у Лисовского в тот раз. Даже ни разу в бой не вступив, до Тушинского лагеря добрался. Но теперь то я о примерном маршруте движения его отряда знаю. Вот и подготовился к торжественной встречи «дорогого гостя» заранее. Нашёл опытного охотника, знающего окрестные леса как свои пять пальцев, выставил вдоль предполагаемого маршрута литвина стрельцов с копейщиками, перекрыл засеками все тропки, указанные Филимоном, пустил вслед дворянские тысячи, выдавливая полковника к нужной мне полянке, затерявшейся где-то между Троице-Сергиевой лаврой и Переяславлем Залесским. Ещё и Подопригору проконтролировать, чтобы вражеский отряд куда-нибудь в сторону не свернул, послал.

Понятно, что я сейчас из пушки в упор по зайчишке выстрелить пытаюсь. У Лисовского, по моим сведениям, после разгрома Куракиным под Коломной и тысячи воинов не наберётся, а я на него всей своей армией навалился. Ну, и пусть. Лучше перестраховаться, чем эту мразоту упустить. Слишком большой кровью это в будущем может обернуться.

— Хорошо, — кивнул я охотнику, загоняя в угол свою тревогу. — Попадут воры в ловушку, вознагражу. Ступай покуда, Филька, — проводив взглядом мужика, возвращаюсь в шатёр, внимательно разглядываю мрачного Никифора. — Ты чего такой смурной, Никишка? Слова лишнего от тебя с самого Ярославля не услышал. Ты, часом, не заболел?

— Здоров я, государь.

— Вижу, что здоров да только рожа кислая, — отмахнулся я, усаживаясь в походное кресло. — Давай, говори уже, что душу гложет. Говори, кому сказано! — добавил я в голос внушительности, заметив как набычился было глава моей охраны. — Тебе сам царь, приказывает.

— Семён.

— Что, Семён?

— Семён, — промямлил было Никифор и неожиданно зачастил, давясь словами: — Я ведь на тебя молюсь, Фёдор Борисович. Так облагодетельствовал, что и сказать нельзя. Видано ли, Никишка Семёнов в рынды вышел! Дома прознали, так вся округа гудит. Батюшка, что твой боярин, важный ходит, матушка светится вся, Иван Никитич сестру мою, Глашку, за своего сына сватать приехал. Любят они давно друг друга, — пояснил он мне, — да Иван Никитич раньше против был. Кому бесприданница нужна? А тут, как слух обо мне прошёл, сам к батюшке приехал.

— Пока всё хорошо, — усмехнувшись, констатировал я. — Давай теперь о плохом.

— Так не заслужил я всего этого, государь! — с надрывом простонал Никифор. — Вон, Семён, дважды тебя собой заслонил. Живота своего не пожалел. А я ведь тоже рядом был. И оба раза не успел. Да что там не успел, — в отчаянии махнул он рукой. — Того лучника я даже не разглядел!

— Так, тут всё понятно, — протянул я, радуясь, что разговор проходит практически без свидетелей. Четверо рынд, вошедшие в шатёр вслед за мной и Никифором, старательно пялились на стены, прикинувшись ветошью. — Запомни, Никифор. О Семёне я никогда не забуду. Преданный мне человек был. А я даже род его возвысить не могу. Нет там никого! Но и вы все в моей охране не спроста состоите, — ветошь по бокам навострила уши. Пускай слушают. Для них и говорится. — Потому как люди вы мне преданные. И я теперь уверен, что в следующий раз ты и на боярские хоромы внимание обратишь. Так что и дальше мне верно служи, то платой за мои благодеяния и будет. И, кстати, — решил я ещё больше привязать к себе начальника охраны. Он на страже моей жизни стоит, так что лишним не будет. — На свадьбу сестры позвать не забудь.

Отряд Лисовского появился ближе к вечеру. Я, к тому времени, уже извёлся весь! Всё же второй день уже жду! Вражеский дозор одним махом проскочил злополучную поляну, углубился дальше в лес, осматривая местность.

— Государь, — ворвался в шатёр Подопригора, нервно сжимая рукоять эфеса. — Тут они.

Вот же неугомонный! Всё же мстительный у Якима характер. Так и не простил Лисовскому Тихвин. Я надеялся, что после свадьбы он хоть немного мягче станет. Куда там! Если по честнаку, его отряд теперь, когда вот-вот лисовчики на поляну вылезут, совсем не нужен. Сколько их там? Хорошо, если хотя бы тысяча наберётся. И что они смогут противопоставить четырёхтысячному отряду тяжёлой конницы Порохни, ударившей им в лоб? Нет. Четырёх тысяч там не будет. Такое количество просто на поляне не уберётся. Там по тысяче четыре волны намечается. Хотя, если честно, я в том, что лисовчики даже первую волну переживут, сильно сомневаюсь. И где там место для лёгкой конницы Подопригоры? Правильно. Нет там для его отряда места. Только мешаться будут. Но Яким просто рвался в бой, смотря на меня глазами раненого ягуара. Ладно, пусть. Когда желания моих ближников не мешают делу, можно и навстречу пойти. Хочет повоевать; флаг ему в руки.

— Что с дозорами?

— Дальше ушли. О том не кручинься, государь. Через три версты мои людишки их встретят.

— Вот и хорошо, — кивнул я своему воеводе.

Вот кого ничем не проймёшь. Вернувшись из ливонского похода, Подопригора запил, чуть было не поставив на уши всю Кострому. Очень уж переживал о потере своего отряда. И даже то, что поставленную перед ним задачу, Яким выполнил, его не успокаивало.

А между тем, замятня в Прибалтике получилась знатная. Делагарди, каким-то чудом, кроме Дерпта, ещё и Ригу захватить умудрился. И теперь, вернувшийся из Польши Ходкевич, этот город в осаду взять пытается. Так пускай пытается, кто против то? Главное, что в этом году, ни со стороны Речи Посполитой, ни со стороны Швеции интервенции можно не опасаться.

Но, услышав про возможность поквитаться с Лисовским, мой воевода тут же пришёл в норму. Странный человек, умеющий подчинять свой необузданный характер, ради намеченной цели. — Передай Порохне, чтобы своих кирасиров выводил.

Мы свой лагерь разбили чуть южнее, где-то на километр отступив от намеченного для боя места. И вот теперь тысячам Порохни предстояло выйти на позицию, чтобы встретить улепётывавшего от погони врага. Ну, и Подопригора в этом действе поучаствует, раз так в бой рвётся. Хотя, что я всё на Якима грешу? Сам такой. Моего личного участия в этой операции уж точно не требовалось. Только под ногами мешаюсь. Мои воеводы вполне способы и сами остатки вражеской армии как нужно приветить.

Но, всё же, сам в бой я не полез. Выждал, кусая от нервного возбуждения губы, пока не закончится сражение, дождался появления гонца от своего воеводы, поскакал к месту недавней битвы.

— Ишь ты, — вскинулся за спиной Никифор. — Несладко ворогу пришлось!

Ну, вот, заговорил. Значит, не в пустую моя беседа с начальным рындой прошла. Ожил, Никифор, повеселел. Теперь опять хоть рот затыкай!

— Лисовский! Найдите мне Лисовского, — зло отрубил я, направляя коня в сторону учинённого Порохнёй побоища. — Сотню дукатов выдам тому, кто мне эту тварь найдёт!

Весть о щедрой награде мигом облетела войско, и, вскоре, ко мне притащили всех более-менее богато одетых воров, сложив у моих ног.

— Не он, — вновь пробасил ражий литвин, что прибился к Подопригоре во время его Эстлядского похода.

— Да как не он⁈ — начал горячится мой воевода. — Смотри как богато одет! Впору гетману так одеваться! А ты говоришь, не он!

— Не он, — набычился видок, когда-то видевший полковника собственными глазами. — Нет его здесь.

— Да ты!

— Подожди, Яким, — остановил я начавшего было горячится боярина. — По нашему хотению Лисовский здесь не объявится. Точно здесь этой паскуды нет? — взглянул я в глаза литвину.

— Нет, государь, — покачал тот головой. — Я со всем пониманием. По всему видать, прогневал тебя чем-то пан Александр. А только нет здесь его. Я под командой пана Лисовского со шведами воевал. В лицо хорошо знаю.

— Нет, значит, — мрачно констатировал я. — А что, Порохня, твои люди всех воров порубили или кого в плен всё же взяли?

— Взяли, государь. Как не взять? Только мало совсем.

Привели с десяток пленных, толкнули вперёд, выставляя передо мной.

— Ишь ты! — неподдельно удивился я. — Довелось, значит, свидеться!

— Довелось, — повёл плечами Януш. — Знал бы, с кем дело имею, может, и по другому всё вышло.

— Так ты и знал, — отмёл я довод казака. — Тот поляк вам напрямую всё сказал. Где, кстати, он? Куда Щербина с Грицко подевались? Я долги помню.

— За пана Чаплинсого не скажу, — покачал головой старый казак. — Он вместе с полковником ещё вчера куда-то ускакал. С тех пор и не видел. Грицко Чаплинский ещё тогда, на Днепре, за нерадение зарубил. Очень уж осерчал, когда твой побег обнаружился. А Щербина, — облизал губы старик. — Щербина там лежит, — мотнул он головой в сторону поляны. — С ним поквитаться уже не получится.

— Ты забыл сказать, «государь», — сунулся было к пленному Никифор. — Тебя вежеству поучить, старик⁈

— Погоди, Никифор, — остановил я своего ближника. — Куда Лисовский ускакал?

— Да говорю же; не знаю! Богом в том клянусь, — пепекрестился Януш. — Позвал к себе Чаплинского и вчера вечером с тремя десятками воинов ускакал.

Ускакал, значит, — сам удивился своему спокойствию я. — Яким, — оглянулся я на Подопригору. — Поднимай свой отряд. Всё вокруг прочешите. И Фильку с собой возьми, — нашёл я глазами охотника. — Поможешь Якиму того полковника поймать, — сказал я уже проводнику. — Озолочу. Ну, а ты, Януш, не взыщи. Знал, супротив кого на крамолу шёл. По заслугам и награда.

— Погоди, государь, — вскинулся, схваченный моими воинами, старик. — Дай слово молвить!

— Ну, молви, — пожал я плечами. Судьба Януша для меня была решена. Пощадить его, свои не поймут. Но выслушать; почему нет? Вдруг что важное скажет?

— Обещай, что лёгкой смертью умру, коли важную для тебя весть сообщу.

— Обещаю, — усмехнулся я. Вообще-то я Януша лишь повесить собирался. Не по мне все эти мучительные казни. Но ему то откуда об этом знать?

— Сестра твоя названая, Настя.

— Что, Настя⁈ — тут же сунулся к старику Тараско. — Говори, нехристь, пока я на куски тебя резать не начал!

— Я крещёный, — парировал Януш, не сводя с меня глаз. Понимает, гадёныш, кто тут будет решать, как с ним поступить. — Чаплинский приказал, мы в тот хутор, где она жила и прискакали. Да только не было её там. Порубили стариков да в степь ушли.

— Искать нужно было лучше, — зло процедил я. — Она в печи сидела. А потом до меня добралась. Вот и получается, что ничего важного ты мне не сообщил. Разве что в убийстве родителей Тараски признался, — оглянулся я на друга. — Но то уже ваши дела. Я встревать не буду.

Подопригора вернулся через две недели. Ввалился в боярские хоромы, что я в Переяславое Залесском занял, поклонился, косясь на напрягшегося было Никифора.

— Не поймал, значит, — сделал я вывод, разглядывая мрачного воеводу.

— Почти поймал, — передёрнулся всем телом Подопригора, с трудом сдерживая бешенство. Никифор со своими подручными придвинулся ближе, беря скалившегося воеводу в кольцо.

— Почти в данном случае не считается, — заметил со вздохом я. — Лисовский либо мёртв, либо живой. И в последнем случае — это проблема.

— Мы их догнали под Дмитровым. Почти всех порубили. Только двое и ушли. Но Йонас ни Лисовского, ни Чаплинского среди убитых не нашёл.

— Вот же тварь живучая! — не смог сдержаться я.

На Чаплинского мне было плевать. Сейчас ускользнул, позже свою судьбу встретит. Но вот Лисовский. Разгром всего его войска я бы не раздумывая разменял на жизнь самого полковника. Что в том войске? Он себе ещё людишек наберёт. А вот другого такого гения партизанской войны у ляхов точно нет. Вернее, теперь есть. И где его в будущем ловить, я теперь не знал. Дальше история пойдёт по иному пути.

— Как же от тебя воняет, святой отец! — Сигизмунд III поднёс к лицу батистовый платок, брезгливо морщась. — Я же просил, не приходить прямо сюда из пыточной.

— От меня пахнет людскими страданиями, сын мой, — ничуть не смутился отец Барч. — А значит, этот запах угоден Господу. Ведь страдание очищает душу от грехов. Господин канцлер, — оглянулся иезуит на вошедшего следом Льва Сапегу. — Открой окно. Его величеству душно.

Литвин, изобразив кивком головы поклон королю, не спеша, прошествовал через комнату, распахнул окно, впустив в комнату уличный шум.

— Сюда сейчас ещё его преосвященство придёт, — сообщил он Сигизмунду. — За ним уже послали.

— Сведения настолько важны? — удивился король. — Может Ходкевич отбил у Делагарди Ригу? — не удержался он от возможности уколоть канцлера великого литовского.

— У гетмана для этого просто нет сил, — пожал плечами Сапега. — Вы же знаете, ваше величество, что сейм отказал в выдачи денег на эту войну. Пан Ходкевич платит наёмникам из собственных средств. Этого совершенно недостаточно для осады города, тем более, что шведский король всегда сможет прислать подкрепление и продовольствие осаждённым с моря.

— И он их пришлёт, — поддержал канцлера отец Лаврентий, входя в кабинет короля. — Карл прекрасно понимает важность обладания Ригой.

— Но мы же собрались здесь не для того, чтобы говорить о Риге, — поморщился Сигизмунд. — она уже давно взята. Надеюсь, отец Барч, вы пришли сюда не для того, чтобы сообщить эту новость. Мы знаем об этом уже больше месяца!

— Разумеется, ваше величество, — поклонился королю иезуит.- Я решился побеспокоить вас по другому поводу. Мои люди привезли одного из тех, кто воевал в составе того странного отряда, что ворвался в Эстляндию.

— Неужели? — встрепенулся король. — Вы узнали, кто их туда послал? В то, что это был Ходкевич, даже я даже верю.

— Любопытно, — поддержал короля отец Лаврентий. Кроме того, что он был епископом хмельнинским, иезуит ещё носил титул подканцлера великого коронного, фактически стоя у руля польской дипломатии. — И кто же стоит за спиной этих варваров?

— Фёдор Годунов.

— Это подло! — тут же взорвался Сигизмунд. О том, что именно он поддержал первого самозванца, польский король уже забыл. — Разве возможно вот так отправлять в набег отряд, выдавая его за польский? Хотя о чём я? Московиты варвары!

— Действительно варвары, — согласился с королём епископ. — Но эти точные сведенья, отец Барч?

— Куда уж точнее — сконил голову исповедник короля. — Этот отступник сам разговор их воеводы с одним из подручных слышал. Годунов их послал, чтобы нас со шведами стравить.

— А если о том сообщить Карлу? — предложил епископ.

— А смысл? — ожил у окна Сапега. — Шведы нам не поверят, а если даже и поверя, что им теперь Ригу обратно отдавать?

— Ригу нам не отдадут, — согласился с ним отец Лаврентий.

— Но что-то делать нужно! — начал горячится король. — Ты, отец Барч обещал мне, что с Годуновым будет покончено. Но прошёл уже почти год, а он до сих пор жив!

— Жив, — не стал отрицать свою вину священник. — Мы послали к Тихвину Лисовского, чтобы захватить сестру царя. — Годунов сильно привязан к царевне Ксении. — пояснил иезуит остальным. — Мы надеялись с её помощью заманить царя в западню. Но Фёдор нас опередил.

— И теперь вредит, стравливая нас со шведами, — сделал вывод из выше сказанного, отец Лаврентий. — Мне докладывают, что он крепко сел на Севере Московии, беря под свою руку один город за другим.

— Нужно покончить с этим схизматиком, — заметил из своего угла Сапега. — Покончить раз и навсегда. Мой двоюродный брат, Ян Сапега, собрал большой отряд. Если на то будет воля вашего величества, он готов наказать московитов за их дерзость.

— А помочь Ходкевичу под Ригой он не готов? — поинтересовался король.

— Я уверен, что гетман и сам сможет справиться со шведами, — дипломатично ушёл от ответа Сапега.

— Да будет так, — в свою очередь не стал обострять вопрос король. Нет у него власти над всеми этими магнатами. Хочет Сапега за свой счёт к московитам вторгнуться, и Господь с ним. Он может лишь платочком ему вслед помахать. Дело то, богоугодное!

— Ну, а мы попробуем ударить с другой стороны, — потёр переносицу отец Барч. — Мне тут от Густава, что в Ярославле томится, весточку привезли.