Тридевять земель

Дни 72–75 Плутония

— Я так не могу. — Канси уселась в постели. — Давай, говори. Я не могу это терпеть. Что у тебя в голове творится?

Артёму как раз приснился повторно давешний кошмар — про человека, запертого в тёмной комнате, который что-то говорил его, Артёма, голосом. Проснулся, как только Канси сжала его плечо.

— Кошмар. — Артём потёр виски. — Уже не первый раз.

— Рассказывай! — Смотреть в светящиеся в темноте глаза было непереносимо. — Говори, не держи в себе. Что случилось?

Артём рассказал. Что мог, конечно. От сна приходило ощущение безысходности. Примерно так же чувствовал себя, когда пропала Инга. Просто пропала, и всё. Накануне они повздорили, а потом — она исчезла. А через два дня был последний день, который Артём помнил из «прошлой жизни».

— Это плохо. — Канси смотрела в его глаза. — Ты застрял между мирами. Это ты, Ортем. Здесь — ты передо мной. Странный колдун, с которым очень спокойно. Там — ты обычный, как сам сказал, человек, и страдаешь. Ты в ловушке, и не можешь спастись. Нужно понять, что происходит.

— Между какими мирами я застрял? — Он смотрел в её глаза, и становилось спокойнее.

— Не знаю. Но чувствую, что часть тебя страдает. Расскажи, что случилось.

Он рассказал. До момента, когда бросился в кусты — услышал женский крик, явно звали на помощь. И всё. Потом — проснулся в лесу, среди оживших кустов, а вскоре встретил сэра Джеймса.

Канси закрыла глаза.

— Я слышала про такое. Боюсь, ты умер там, в другом мире. Или скоро умрёшь. Оттого так случилось.

— Что-то можно сделать?

— Я спрошу Анчири. Если кто-то знает, это старейшины. Терпи. Обними меня. Просто обними, и лежи рядом.

Он послушался. Минуты через три кошмар перестал вращаться в голове, уплыл прочь, скрылся под дымкой.

— Не каждое страдание заслуженное, — услышал он голос Канси. — Так тоже бывает. Постарайся уснуть.

Когда он проснулся, Карико сидела на краешке постели. Артём посмотрел на часы — мама дорогая! Восемь утра! А обещал Канси, что встанет в шесть!

— Я проспал, — Артём уселся. И заметил, что Карико смотрит на него с обожанием. Она кивнула. — Мне трудно понимать вас, Карико. Можете научить?

Она кивнула. Отвернулась — когда Артём вылез из-под одеяла и оделся. Потом поманила к себе и прижалась лбом к его лбу.

«Так слышите?»

Он и сейчас не слышал её голоса ушами — но чей-то голос словно раздался прямо в голове.

Он кивнул. Попытался — лбом ко лбу не особенно кивнёшь.

«Канси сказала, не будить вас. У вас была трудная ночь. Что хотите на завтрак?»

Он сказал, и Карико отпустила его.

— Никогда не думал, что смогу слышать ваши мысли, — заметил Артём, завершая облачаться. Карико улыбнулась. — Скажите честно, ваша сестра не рассердится, что вы…

Недоумение в её взгляде. Потом она рассмеялась. Тут же прижала ладони ко рту — и помотала головой. Нет, не рассердится. И тут распахнулась дверь.

— О, проснулся! — Канси явно вернулась с утренней пробежки — взмыленная, и довольная. — Доброе утро! Карико, он тебя не обижал? Ты только скажи — загрызу!

Карико рассмеялась — до слёз. Махнула рукой и ушла.

— Ей нужно, — заметила Канси. — Нужно иногда побыть с тобой наедине. Она очень стеснительная. Только не думай, что слабая и безвольная. И не обижай её.

— Через два часа у меня занятия с детьми, — напомнила Канси. — Завтра в десять мы отправляемся в Плутонию. Какие у тебя планы?

— У вас есть библиотеки? Хотелось бы посмотреть на каталог. Почитать, если будет возможность.

…По совету Марины — которой самой помогал когда-то психолог — записывать в дневник ключевые события дня помогало удерживать сцепление с реальностью. «Прежняя» жизнь окончательно не забывалась, а после экспедиции на Австр память о ней вновь всплывала очень ярко. Особенно — после кошмаров.

Есть несоответствие, подумал Артём, пока Канси вела его по городу. Неплохо они отстроились за такое короткое время! По словам Анчири, здешняя нечисть дезорганизована. Можно считать подтверждённым, что это — биологические машины, биороботы — на этот счёт между учёными Айура и Плутонии нет разногласий. Сейчас формы нечисти выполняют примитивные, основные программы, ждут распоряжений. Управляют ими особые формы, высокоразвитые — наподобие «операторов». Возможно, разумные в понимании человека. По словам Анчири, во всей истории встречи человека с нечистью был всего один достоверный продуктивный контакт человека с такой командной формой — там, где с человеком именно общались.

На Айуре нет новых командных форм — если новых «операторов» пока не завелось. Но что-то не в порядке, ведь нечисть периодически возникает в местах, откуда её успешно выбили. Откуда? Кто приносит? Космическими технологиями не владеют ни люди Айура — их космические заводы, космодромы и прочее были уничтожены в первые минуты конфликта — ни люди Плутонии, по той же причине. На орбите Айура сохранились боевые орбитальные станции людей, но управлять ими без соответствующего центра управления невозможно.

Нечисть вполне может перебрасываться из космоса. Но это крайне маловероятно, если нет командных форм. Если же это автоматика — нечисть также использует то, что мы понимаем под роботами — то без возможности выйти в космос с ней будет нелегко справиться. Раз Айур остался без помощи, и связи с другими колониями Земли нет — значит, у Земли самой достаточно хлопот. Анчири не сказал «если она ещё существует», но это слышалось. Вслух такого не говорил никто.

— Могу я задать очень неприятный вопрос? — Артём остановился у входа в библиотеку.

— Мы в это не верим, — ответила Канси. — Ты хотел спросить — что, если Земли уже вообще нет, или если там нечего колонизовать. Если она стала непригодна для жизни. Мы в это не верим.

— Канси, в войне бывает всякое. Вполне может случиться так, что отыщутся и координаты Земли, и способ туда добраться. Что, если случилось наихудшее?

— Этого не может… — она осеклась, когда Артём встряхнул её за плечи.

— Канси. Ты не машина. Ты можешь допустить, что подобное возможно?

Она прикрыла глаза на пару секунд.

— Это очень трудно, — признала она. — Мы живём, чтобы вернуться на Землю. Не надо отнимать смысл жизни, Ортем.

— А что дальше? Прибыли на Землю, выбили оттуда нечисть, вернули её людям. Что дальше?

Она долго смотрела в его глаза.

— Не знаю. — Она отвела взгляд. — Ты умеешь задавать неприятные вопросы.

— Ты не первая говоришь мне об этом. Похоже, не у меня одного неприятности с головой, Канси. Ты не можешь даже в мыслях допустить, что самой Земли нет, а я не могу поверить, что всё вокруг — реальность. Что будем делать?

— Помогать друг другу? — предположила она и обняла его. — Спасибо. Мне есть, над чем подумать. Всё, пока никаких новых вопросов! Мне нужно подумать.

Настоящая библиотека. Настоящие книги. Мы всё это время изучаем нечисть, сказал Анчири. Большая часть знаний погибла в той катастрофе, но мы не только многое восстановили, но и серьёзно продвинулись. Мы нашли средство обнаруживать и уничтожать нечисть без прямого контакта с ней. Именно так мы обеззаразили место для нашей базы на этой планете. Да, это мы выпустили дождевых червей — помимо того, что это очень полезные для планеты существа, они тоже — оружие против нечисти.

…Мы ловили странные периодические радиосигналы и пришли к выводу, что разумная жизнь на Каппе 8 — на Айуре — имеется. Но не могли ни с кем связаться. Мы предприняли несколько экспедиций, но почти все терпели неудачу: нечисть, хоть и неорганизованная, в самых примитивных формах, оказалась повсюду. Она не пыталась распространяться по поверхности планеты — но чтобы полностью устранить существующую, нам потребовалось бы несколько лет: она ушла на десятки и сотни метров вглубь. Чудо, что люди выжили и восстановили цивилизацию в таких условиях. Конечно, мы поможем Айуру полностью очистить планету…

Артём помотал головой. Мысль о том, что дома, на Земле двадцать первого века, его ищут и ждут, не даёт покоя. Сводит с ума. Казалось бы, отнесись к этому как к реальности — принимай всё, как есть. Почему не получается? Всё чаще, когда я засыпаю, надеюсь проснуться дома. Чтобы Инга была рядом — рассказать ей, посмеяться над невероятными снами, и жить долго и счастливо.

— Не помешаю? — Анчири собственной персоной возник в читальном зале. — Канси задала мне ваш вопрос. Хочу предложить вам вариант ответа.

— Актимри Анчири, — поклонился Артём. — Не помешаете. Если позволите, я хотел бы расспросить вас.

— А я — вас, — На вид — обычный такой, начинающий седеть чиновник, с небольшой залысиной. Широкоплечий, чуть сутулящийся. — Скажите, где именно вы узнали слова «Плутония» и «Обручев»?

— Я читал книгу с таким названием. Не примите меня за сумасшедшего, актимри Анчири, — Артём решился, и рассказал свою версию происходящего. То, что считал подлинной реальностью и то, где пребывает сейчас.

— Я каждый день засыпаю, и всегда немного надеюсь проснуться там, — завершил он.

— Поразительно! — Анчири посмотрел ему в глаза. — То, что вы упомянули о начале двадцать первого столетия совпадает, в основном, с тем, что известно нам. Только мелкие различия. Вы можете найти время, и рассказать подробнее? Мне, и другим старейшинам.

— Могу я спросить, зачем?

— Одной из главных тайн, которую мы не смогли пока раскрыть — это наше сознание. Порой происходят совершенно невероятные явления. Мы уверены, что путешествий во времени быть не может, но то, что вы рассказали, слишком сложно, чтобы быть выдумкой. Если расскажете подробнее — возможно, удастся понять, что с вами случилось. Вы осматривали своё тело?

— Простите?

— С того момента, как вы помните себя на Айуре. Пробовали осмотреть своё тело? Есть ли на нём всё то, что вы привыкли видеть там, в прошлой жизни? Шрамы, родинки, прочие узнаваемые особенности.

— Я понял вас. Нет, не пробовал.

— Пусть это сделает кто-то ещё. Иначе вы сможете убедить себя, что так и должно быть. Расскажите о своих особых приметах — и пусть сравнят.

— Хорошая идея, актимри Анчири, спасибо!

— Рад был поговорить, — Анчири похлопал Артёма по плечу. — Ещё раз спасибо за тот вопрос. В самом деле, я и не задумывался, что мы будем делать, если Земли нет. Я отвечу вам. Мы будем жить, как и прежде — изучать окружающий мир, помогать друг другу и другим людям. Ведь мы все — одной крови.

— Благодарю вас! — вполне искренне сказал Артём. От сердца как-то сразу отлегло.

Анчири улыбнулся, похлопал его по плечу ещё раз, и покинул читальный зал.

— Завтра я покажу вам Плутонию, — обернулся он на пороге. — Наш дом.

— Заждался? — улыбнулась Канси, когда уроки закончились. Артём пришёл в кабинет к ней, и некоторое время сидел там, писал дневник и дополнял отчёт для командования. Спасибо, Марина, дневник на самом деле помогает. И очень, ужасно хотелось рассказать Анчири и кому там ещё, как жил, что помнил о Земле. Ведь память никуда не делась!

— Занялся делом. У меня к тебе одна неожиданная просьба.

— Слушаю, — она продолжала улыбаться.

— Нужно, чтобы ты осмотрела моё тело. Все особые приметы — шрамы, родинки, всё такое. Запомнила, но мне не говорила. А потом сравнила с моим рассказом.

— С удовольствием. Прямо здесь? — Она со смехом освободилась от его рук. — Шучу. Идём домой. Уже не терпится приступить к осмотру.

— Рассказывай, — она уселась рядом и помогла усесться Артёму. Непонятно, что она такое делала, но во время осмотра он пережил великое множество странных ощущений. То в жар бросало, то в холод. Несколько раз начинались сбои органов чувств — то звуки казались непереносимо громкими или едва слышными, то одолевал водопад невероятно усилившихся запахов, то ещё что-нибудь. Хотя по-настоящему неприятно не было.

— Шрам, на левой икре, сзади. Туда меня укусила собака, пять лет назад.

— Что такое «собака»? Прости, потом о подробностях. Наверное, сильный зверь — такие следы! — Она смотрела с явным уважением. — Дальше?

Артём перечислял известные ему следы на теле — порезы, родинки, всё такое.

Она покивала.

— Не всё есть, но многое похоже. А вот ещё: у тебя на шее и левом боку следы множественных уколов. Они давно зажили, но я их рассмотрела. Я бы сказала, следы от шипов. Не припоминаешь, чтобы попадал во что-то очень колючее?

Артём помотал головой. Про следы на затылке ему уже говорили, но про левый бок — нет. Что ещё за чёрт?

— На затылке и за правым ухом — как будто тебя кусали существа с очень мелкими зубами — расположенными по кругу. Это кто угодно рассмотрит, не только я. Следы относительно свежие — не помнишь такого? Им несколько месяцев.

— Про эти следы уже знаю, но откуда — не помню, — Артём потёр лоб. Так, что ещё?

Канси перечислила ещё несколько десятков повреждений и следов травм, о которых Артём ничего не знал.

— Очень странно, — заключила Канси. — Такое количество шипов ты не смог бы забыть. А на затылке и над ухом — я видела такие травмы раньше.

— Где же?

— В фильмах. Когда нечисть захватывала Плутонию, летающие формы выпускали множество мелких таких организмов, наподобие комаров. Они кусали человека, оставляли на нём управляющие центры. Если немедленно не принять меры, человек через несколько часов мог уже действовать не по своей воле.

— Что за летающие формы?

Она пояснила. Получается, что это «демоны», по классификации Айура. Артём попросил рассказать подробнее, что Плутония знает о нечисти. Канси прочла ему краткую лекцию. Нечисть — высокоорганизованная форма жизни, со специализированными формами, которая отлично адаптируется к широкому диапазону условий окружающей среды. Её делят на три условных категории: биомасса — примитивные, малоподвижные формы, в основном запрограммированные на ассимиляцию заданных в их программе веществ; дронов — мобильных организмов с узким набором функций, и управляющие формы, они же «генералы» — мозг нечисти. Самые опасные формы жизни, самые живучие и сложно организованные. Нечисть умеет строить космические корабли, умеет строить пространственно-временные коридоры, чтобы пересекать огромные дистанции в космосе за короткое время. Если бы они целенаправленно хотели уничтожить людей Плутонии, сделали бы это за несколько часов. Войны как таковой не было бы. В этом вся странность.

— Получается, что они и не собирались вас завоёвывать?

— Наверное. Они захватили наши лаборатории — у них был доступ, через подчинённых людей, ко всей важной информации. Они могли бы легко отыскать противоядие от нашего токсина — а он действует против них до сих пор. Они не учатся у противника, не пользуются его информацией. У них свои какие-то цели, пока никто не знает — какие.

— Совпадает с тем, что знают на Айуре. Не так давно я видел командную форму — своими глазами. Не хотел бы увидеть снова. Стой, то есть что — меня как будто кусали такие вот комарики? Чтобы подчинить?

Она покивала.

— На Айуре очень хорошо распознают нечисть. Ни одна форма не войдёт в Рим, но если это всего лишь недавно укушенный человек, ещё совершенно нормальный — медосмотр может не выявить. После такого укуса на теле человека нет клеток-контроллеров. Человек просто начинает по-другому мыслить и действовать, и в конце концов приводит нечисть за собой — распространяет её.

— Медосмотр не выявит. А кари?

— Они могут. Мы хотим привезти их в каждый город, чтобы каждый человек регулярно проходил перед ними. Просто на всякий случай.

— Получается, это не моё тело, — Артём взял походный набор инструментов — задняя стенка коробочки могла становиться зеркалом. Посмотрел себе в глаза. Чёрт, только сейчас заметил! Рисунок на радужке глаз! И сам цвет! У него глаза серые — были серые — а сейчас светло-карие. Как такое можно было не замечать так долго? — Да, — заключил он. — Похожее, но не моё. — Он посмотрел на следы от укуса собаки. И тоже — немного не там. А кто кусал в таком случае это тело? И чьё оно?

— Только не пугайся, — Канси прижала его к себе. — Анчири говорил, что сознание иногда ведёт себя очень странно. Одна и та же личность может существовать сразу во многих телах, или переноситься, между разными точками пространства-времени. Причём крайне быстро, словно через туннель.

— Теперь мне хочется узнать, кто же это был, — Артём посмотрел на свои — не свои — ладони. — И что с ним случилось.

Фари, вспомнил он. Сэр Джеймс упомянул, что у меня вроде как были родственники из семейства Фари. Тогда я не придал этому большого значения, но теперь…

— Мне тоже. Ты сказал, что способности дросселя проявились сразу — пусть и непреднамеренно. А потом тебе только помогали их развивать.

— Это самое странное. Всё, чем я занимался на Земле — в прошлой жизни — здесь вряд ли пригодилось бы. А это было с самого начала — и оно сразу же пригодилось.

Канси сбегала к двери, и закрыла её.

— Дыши спокойнее, — она уселась к нему на колени, лицом к лицу. — Не поддавайся страху. Приложи ладонь к моему затылку и держи так.

— Ты говорила, нельзя к нему прикасаться.

— Нельзя никому, кроме тебя. Ну же!

Она прижалась лбом к его плечу и обняла.

— Вспомни что-нибудь очень приятное. Можешь думать о других женщинах. — Лица её он не видел, но чувствовал, что она улыбается.

Он словно проснулся — пришёл в себя после череды видений. Канси так и сидела у него на коленях, он всё так же прижимал ладонь к её затылку. Артём поискал взглядом часы. Прошло всего пять минут?

Канси медленно выпрямилась.

— Так мы делаем, чтобы доставить друг другу радость, — Глаза её снова светились. — Ещё один способ.

— Обалдеть, — признал Артём, медленно отнимая ладонь. Страха как не бывало — а ведь накатывала самая чёрная паника. — А другие способы… доставлять радость?

— Как и у всех людей, — Канси поднялась, и потянулась. — Тебе нужно отвлечься. Завтра интересное путешествие, а ты не закончил ещё отчёт. Помочь тебе?

— Если не трудно. Можно ещё вопрос?

— Конечно, — ответила она невнятно, держа в зубах шпильку для волос. — Никак не привыкну к хвостику.

— Почему я ничего не помню?

— Ты о чём? — Она снова уселась к нему на колени.

— Про первую ночь. Помню, что были близки. Два или три раза, но не уверен. Но ничего больше не помню.

— Интересно. Наши мужчины тоже мало что помнят. Это был эстос, поэтому не помнишь. Есть хочу, сил нет! Карико, ты дома?

— Погоди, что такое эстос?

— Течка, — тут в комнату вошла Карико, и Артём счёл за лучшее прикусить язык. Он так и сел на стул, услышав ответ.

— Что не так? — Канси закрыла за сестрой дверь. — Я сказала что-то неприличное?

— У вас течка, как у животных?!

— Не совсем, — она присела, чтобы глаза их были на одном уровне. — Ты можешь вызвать её. Думаю, ты уже понял, как. Я тоже могу вызвать. Она не происходит без нашей воли. Только, когда мы оба захотим.

Он заметил, что глаза её подёргиваются дымкой — она улыбалась, глядя ему в глаза. Стало жарко, потом возникло непереносимое, болезненное желание… и всё прошло. Как холодной водой окатили.

— Примерно так, да? Ортем, я совершенно точно знаю, когда у меня могут быть дети. Если я этого не хочу, их не будет. Намного меньше неприятных ситуаций, верно?

— Верно, — признал он, всё ещё не оправившийся от недавних ощущений. — Видимо, это полезное умение.

Она покивала.

— Мы все отчасти животные. Ничего плохого в этом не вижу. Только помни — когда на нас эстос, мы совершенно беззащитны. И ты, и я.

Завтра я увижу Плутонию, подумал Артём. Теперь можно предположить, что физически я остался на Земле. Или меня нет уже, как намекал Анчири. Почему теперь меня это не пугает до потери пульса? Может, я уже умер — там, где помню своё земное прошлое?

Канси лежала, прижавшись к нему, уткнувшись лбом в его плечо, и мурлыкала, улыбаясь во сне. Артём улыбнулся и погладил её по спине — как погладил бы кошку. На этот раз Канси не возражала.

Утром он поднялся вместе с Канси — и они устроили кросс. На этот раз Карико присоединилась к ним. Девушки надели то, что Артём назвал бы спортивным костюмом — но у одежды не было видно ни единого шва. Словно цельный кусок материи, или что это. Сам он бегал в спортивном костюме — который всякий раз, естественно, нужно было тут же отправить в стирку.

Что такое автоматическая стирка, люди Плутонии знают. То есть какие-то машины у них всё-таки есть — костюм достаточно (вместе с другими видами одежды) положить в нечто вроде корзины для грязного белья, через пять минут открыть — получайте назад. Чистая, гладкая, с приятным запахом одежда. Чудеса техники! В Риме техника не хуже, но эта как-то изящнее выглядит.

За завтраком Канси пояснила, почему у них так мало машин. В коре и мантии Плутонии очень мало металлов, космических технологий нет — есть знания, но не из чего строить. Конкретно — мало железа, меди, цинка. Всех металлов тяжелее железа исчезающе мало. Больше всего алюминия — но и его не найти простым способом. Железо, перефразируя, куда дороже золота (впрочем, золота там ещё меньше). Больше всего кремния, кислорода и водорода с аргоном — то есть, недостатка в воде и песке там нет. Замечательно. Остальное всё нужно добывать невероятными усилиями.

— Мы каждый раз пытались добывать нужные элементы в том месте, куда открывалась связь. Но всякий раз не получалось добывать подолгу.

— А сейчас?

— Мы уже добыли много ценных элементов. Мы поделимся нашими технологиями добычи с Айуром.

Артём прикусил язык. На Айуре есть синтез элементов — по словам сэра Джеймса — единственное, что спасло цивилизацию от полного краха. Синтезаторы, они же репликаторы, до конца не исследованы, умеют воспроизводить не очень много предметов — документация утеряна, не удалось ещё понять принципы работы. Но среди доступных для синтеза предметов есть, например, булавки. Из самого настоящего железа. Выглядит смешно — перерабатывать другие элементы на тонны булавок, чтобы потом их переплавить. Похоже, сэр Джеймс пока что не поделился этой новостью. А значит, и я не буду пока говорить. Чёрт, вот теперь снова неловкость — но с другой уже стороны.

— Что такое? — От Канси трудно что-то утаить. — Ты чувствуешь себя виноватым. Объясни.

— Я думаю, что у вас будет железо. И другие элементы. Если наши руководители договорятся. Будет сколько угодно железа.

— Правда?! — Канси бросилась к нему и крепко обняла. — Не говори ничего. Я поняла, это какая-то тайна. Но ты можешь помочь?

— Я намекну руководству. А дальше пусть сами договариваются.

— Как здорово! — Такой бурной радости Артём не ожидал. — Нам очень нужны машины. Больше машин. У нас есть то, на чём быстро ездить, и на чём летать. Но без металлов трудно сделать что-то удобное — и нужно огромное количество энергии. И не получается из-за этого выйти в космос.

Она долго не отпускала его.

— Через полчаса нам нужно быть на месте, — пояснила она. — Я ещё успею порадоваться.

Поездка в Плутонию выглядела очень уж обыденно — подъехали на бесшумной лёгкой тележке — висящая над землёй прямоугольная платформа с сиденьями и рычагом управления — к «контрольно-пропускному пункту», как Артём мысленно назвал это строение, ещё пара секунд — и всё изменилось.

Стало тяжелее ходить и труднее дышать.

— Сила тяжести здесь на двадцать один процент выше, чем на Айуре, — пояснил Анчири, он же — водитель машины. — В воздухе восемнадцать с половиной процентов кислорода. Первое время будет чуть труднее дышать. Не беспокойтесь, вы быстро привыкнете.

Артём запрокинул голову — слепящая точка в небе была, очевидно, Плутоном — здешним солнцем. Совсем крохотный диск, но как греет!

— Плутония вращается вокруг белого карлика, — сказал Анчири, улыбаясь родному солнцу. — Планета делает полный оборот вокруг звезды за полтора земных суток.

— Тридцать шесть часов?! — Артём едва не утратил дар речи. Однако!

— Да. Тридцать шесть часов восемнадцать минут и пять секунд. Одиночные белые карлики остывают очень долго, их будущее лишено катастроф. У нас не будет недостатка в тепле ближайшие миллионы лет. Главное, вывести планету на нужную орбиту. Добро пожаловать на Плутонию!

Экипаж двигался бесшумно и быстро — километров сто, не меньше. Небо Плутонии отличается от небес Земли и Айура — почти белое, с едва заметным оттенком синего — словно выцвело. С ума сойти, какая короткая орбита!

— Должны быть мощные приливные волны, — решился Артём. — Если я помню то, что читал по астрофизике. Верно?

Анчири посмотрел с явным одобрением.

— Мне нравятся вопросы, которые вы задаёте. Да, планета сильно разогрета изнутри, и по океану вслед за звездой идёт приливная волна. Думаю, вы её увидите своими глазами. Что вас ещё удивляет?

— Всё, — признался Артём. — Для начала, как связаны наши две планеты? Они в разных частях космоса, движутся по разным траекториям, сила тяжести и остальное различаются — а граница между ними такая ровная и неподвижная. И воздух сам по себе никуда не дует. Как это работает?

— Скажу сразу — мы не всё понимаем в механизме этой связи. Мы даже не можем точно знать, когда она отключится, и когда возникнет новая. Мы умеем отключать связь сами, и создавать коридор в те локации, в которых уже побывали. Это не наши технологии, мы лишь отчасти научились ими пользоваться.

— Чьи же?

Анчири развёл руками.

— Вероятнее всего — технологии нечисти. На Земле её окрестили «сеятелями». Или их технологии, или тех, кого они успели ассимилировать к тому моменту.

— «Ассимиляция» звучит не так страшно. Когда мы приедем?

— Через три минуты. Не спешите, я с удовольствием поговорю с вами, Ортем. У меня к вам тоже немало вопросов.

— Можно, чтобы Канси присутствовала при нашем с вами разговоре? Если захочет, конечно, — Артём заметил выражение на лице Канси — хотелось верить, что истолковал его верно.

— Да, конечно.

— Спасибо, актимри, — кивнула Канси, и крепко сжала ладонь Артёма.

Сказать по правде, помимо необычного вида Плутона и жутко выглядящей приливной волны на поверхности океана — «горба», который на относительном мелководье вырастал до ста пятидесяти метров в высоту — ничего особо необычного Артём поначалу не увидел. Но воздух, когда к нему привык, стал ощущаться совсем иначе — словно выехал в разогретый солнцем смешанный лес. К запаху берёзовой листвы примешивался запах хвои.

— У вас всюду такой воздух? — спросил Артём у Канси, когда та указала ему — идём за мной. Они прибыли на здешний вокзал, и пересели на другой экипаж. Анчири распрощался с ними, не выходя из тележки.

— Всюду. Ну, почти везде. В обитаемых районах.

— Здорово. Может, ты пояснишь, куда нам нужно попасть? У вас есть автомобили, они же самолёты — вы же по всей планете перемещаетесь.

— Ты увидишь. Мы можем попасть туда и сами. Это часть жизни — каждый должен там побывать, когда становится взрослым. Но мы не всё можем увидеть там. Ты сам поймёшь.

На месте узнаю, подумал Артём. Вряд ли Анчири станет шутить.

— Идём, — Канси потянула его за руку. — Тебе нужно привыкнуть к климату, воздуху и притяжению.

Доктор Карлен — высокий и черноволосый — оказался по характеру примерно таким же, как сэр Арчибальд Ливси.

— Замечательно! — обрадовался он. — Сэр Ортем, вы первый человек родом с Земли, который ступил на нашу землю — с тех пор, как Создатель покинул нас. Вижу, что вы отлично подготовлены. Канси, я правильно понимаю, что вы провели первичную иммунизацию?

Теперь это так называется, подумал Артём, стараясь не улыбаться. Укус в плечо, три минуты преисподней — когда дышишь огнём и нет уверенности, что следующий вдох получится — и раны, которые затягиваются за считанные секунды. Ну, ранки, не раны. Первичная иммунизация.

Канси ответила, и вскоре их с доктором речь стала сплошь из терминов, которые Артём просто не успевал не то что понимать — хоть как-то интерпретировать.

— Простите, — перебил он. — Я ни слова уже не понимаю.

— Это просто усталость, — заключил доктор. — Канси вам всё объяснит. А пока я бы советовал провести один день в более спокойной обстановке. У вас будет хороший аппетит — не пугайтесь.

— Простите, а процедуры? Вы должны были что-то ввести мне?

— Уже сделано. Вот. — Доктор показал ему предмет, похожий на баллончик с аэрозолем. — Совершенно верно, это для распыления. Я уже распылил необходимые вам препараты, вы их вдохнули — они начали действовать. Диагностику я провёл, как только вы присели на эту кушетку. Всё безболезненно и быстро. Разумеется, вы вправе получить все результаты. На каком языке сделать распечатку?

Опять шутки шутим? — подумал Артём, и решился.

— На русском можно?

— Разумеется! — и через десяток секунд доктор вручил Артёму пухлую брошюру. — Открыть её можете только вы. Обычная предосторожность. Мы ценим врачебную тайну.

Распрощались они уже совершенно дружески.

— О тебе уже вся Плутония знает, — вздохнула Канси. — Ты звезда. Почему не радуешься?

— Ты этому не очень-то рада?

— Будут женщины, — Канси улыбнулась. — Их будет много. Понятно, или объяснить?

— Объясняй.

— Ты можешь приручить нескольких. Но чем их больше, тем слабее связь с каждой. Понимаешь?

— Понимаю. Раздели одну реку на два потока, потом на три…

— Обожаю твои аллегории, — И впрямь обожает, не ирония! — Верно, Ортем. Скажу сразу, что обычно приручают одну или двух; если больше — всем будет плохо. У нас нет законов о личной жизни, кроме одного: ты несёшь всю ответственность за счастье всех, кого приручил. Я хочу быть счастливой и полезной. И буду делать всё, чтобы так и было. А ты обязан делать всё для этого — со своей стороны.

— Если я что-то не то делаю, или не делаю совсем — пожалуйста, говори, прежде чем это выльется в неприятности.

— Договорились, — Канси снова улыбнулась. — Спрашивай, как сейчас. Если что непонятно — спрашивай. Всё, мы дома! Идём, сейчас сможешь отдохнуть.

Она и массаж делать умеет. Артём поначалу побаивался прикосновений её пальцев — уже уяснил, что Канси может лёгким нажатием пальца сломать ему шею. Не мускулы, а сталь! И это у них — норма. Все такие. Здоровыми не рождаются, ими становятся. Делать зарядку, не есть что попало и так далее для людей Плутонии так же естественно, как дышать. А Канси ведь не солдат — учительница. Страшновато, честное слово. Интересно посмотреть, какие тогда у них солдаты, если есть такая профессия.

…Она закончила массаж, и легла рядом, держа Артёма за руку, и мурлыча. Чудный звук. И впрямь, под него легко засыпается. Как они это сделали? При этом, по словам доктора Ливси, генетически мы с ними — один вид. Полностью совместимы.

— Только женщины могут мурлыкать?

— Женщины и дети. Вот это, — она прикоснулась к кадыку Артёма, — мешает вам делать то же самое. Дети, до начала созревания, все умеют. Потом — только женщины. А что? Завидуешь?

— Имею полное право.

— Завидуй, я не против. Должны же быть у меня преимущества.

Артём рассмеялся. Похоже, они уже начали понимать, когда другой шутит. Повезло, что она — учительница; в её профессии требуется терпение. Как это сочетается с теми моментами дикого и импульсивного поведения — уму непостижимо.

— А это что? — Артём разглядел на её спине, внизу слева, едва заметные шрамы.

— Это мой зверь. — Канси перевернулась на спину и приложила его пальцы к противоположному месту на животе. — Чувствуешь? Я оставила их на память. Все оставляют.

— Расскажи подробнее, — Артём наклонился ближе — шрамы едва заметны. И, похоже, кроме этих шрамов и его укуса в затылок, других отметин у неё на теле нет.

— Посвящение во взрослые. Все проходят его. Ты выбираешь себе зверя. Тебя отвозят в дикий лес, и оставляют там на неделю. Нужно выжить, добыть своего зверя, и вернуться с трофеем. У тебя с собой только нож.

Артём ощутил мурашки, проползающие по коже. Словно Спарта, подумал он. Только здесь не делают различий между мужчинами и женщинами.

— В первый раз зверь перехитрил меня. Здесь, — она положила свою ладонь поверх его, — он воткнул в меня рог. Пригвоздил к дереву. Я сумела убить его, и отрезать рог, но не сразу сумела снять себя с дерева. Я не помню следующий день. Успела найти убежище — всё, что помню. Мне было ужасно больно, я уже стала думать, что не вернусь. Я сумела залечить раны, а это непросто даже для взрослых. Но вовремя не вернулась — было много желающих доесть меня, не сразу сумела отогнать или отбиться. Звери чуют лёгкую добычу. Но я всё равно вернулась с трофеем, рогом паратерия. Это такой ящер — похож на земного носорога, когда стоит на четырёх лапах. Через год я повторила попытку, и на этот раз вернулась вовремя. И никто меня не ранил.

— Впечатляет, — Артём не сразу обрёл дар речи. И словно пелена с глаз упала — на стене, почти над головой, закреплены два рога. Бежевого цвета, отполированные, очень острые. Каждый с полметра в длину. — Это они и есть?

— Они, — согласилась Канси. — Слева — тот, что чуть не добыл меня. Справа — мой второй. Ты завидуешь мне, — заключила она. — Это уже не шутка. И не смешно. Зачем завидуешь?

— Непроизвольно. На самом деле, я очень горжусь, что знаком с тобой.

— Верно, — согласилась Канси через секунду, прижавшись к его груди. — Человека делает один-единственный храбрый поступок, Ортем. Сколько их всего, неважно. Главное — чтобы случился тот самый, первый. Ты должен помнить, каким был твой поступок. Помнишь?

— Помню. — На Айуре, несомненно, таким поступком было побуждение броситься на помощь сэру Джеймсу при их первой встрече. Уже понятно было, что всадник вряд ли обошёлся бы с охолом ласково, но бросить рыцаря на растерзание волкам Артём не мог. И не задумывался, насколько рисковал сам. Так вот получилось.

Канси кивнула несколько раз.

— Я не слышу мыслей, но ты вспомнил правильно, я чую. Мы все проходим испытание, Ортем. Иногда дети с него не возвращаются. Но это обычай, и мы все готовы к подобному. Мы все когда-то умрём. Нет лучше способа понять это.

— На Земле, какой я помню её, всё было совсем по-другому.

Канси снова кивнула.

— Смутное время. Создатель рассказывал нам. И ты можешь рассказать. Но мы не осуждаем никого, Ортем. Осуждать могут только те, кто живут рядом с тобой. Потомки должны помнить, но не осуждать. Ты ведь расскажешь, что помнишь?

— Обязательно. Если хочешь — вначале тебе.

Она помотала головой.

— Анчири просил раньше. Или ему первому, или всем вместе. Я потерплю. У тебя уже почти не ноют ноги, верно? Как насчёт небольшого кросса?

Вечером Артём готов был бы дать голову на отсечение, что он дома — не в Риме на Айуре, а на Земле. Пусть даже на Плутонии мало городов — большинство пустуют, пояснила Канси; часть их была сильно повреждена во время военных действий — их полностью снесли, сейчас там дикий лес. Как только нас снова станет хотя бы полмиллиона, города перестанут пустовать.

— Те шестнадцать девушек, которые пришли к нам в лагерь…

— Это в первую очередь учёные, Ортем. Может, это и выглядит многозначно, но нам нужно было понять, насколько сильны повреждения в генотипе людей Айура.

— И насколько? — Артём отложил свой дневник. Канси сидела, с ногами, в кресле, и что-то плела. Из тонких-тонких верёвочек. Акира умеет это гораздо лучше, пояснила Канси, но я стараюсь, и скоро будет получаться лучше.

— Гораздо лучше, нежели мы думали. Спроси у Акиры, она даст тебе всё с числами и графиками, если хочешь.

— То есть через девять месяцев вас станет на шестнадцать больше.

— Вас? — Канси осторожно положила свою работу на столик, подбежала к столу, где сидел Артём, и уселась рядом. — Ортем, мы все люди. Почему ты сказал «вас»?

— Я думаю, они все родятся здесь, на Плутонии, и их обучат по вашим… тьфу! По обычаям Плутонии.

Канси улыбнулась и взяла его за руку.

— Следишь за собой, молодец. Нет, я не обиделась. Но я сейчас — уже часть твоего мира, а ты — моего. И неважно, где мы с тобой будем жить.

— Я тебя задел? — Смотреть в её глаза непросто. Всё кажется, что читает мысли.

— Да, немного. Родятся они через три с половиной месяца. Мы — я про женщин Плутонии — вынашиваем детей быстрее. Их будет сорок семь. Двадцать мальчиков, двадцать семь девочек. У Акиры есть уже данные по тому, как они будут выглядеть, если захочешь посмотреть. Ты прав, их воспитают, как людей Плутонии. Но они с рождения будут знать, откуда родом, и придут на помощь Айуру, если нужно. Как и все мы.

— С ума сойти, — честно сказал Артём, потирая затылок. — Три с половиной месяца. А женщин, которые родом не с Плутонии, такому можно, не знаю, обучить?

— Можно. Но это сложно, может быть небезопасно для матери. Я не биолог, я знаю об этом только то, чему учат всех. Акира расскажет подробнее, если хочешь. Она генетик и биолог.

— А ты?

— Ты уже знаешь. Педагог. Биология, этология, генетика. Но я преподаю только самые основы. Кто захочет заниматься конкретной наукой, выберет профильное обучение.

— Карико?

— Она психолог. Профильный консультант.

Ему уже пояснили, что трагедия «не нашёл себя в жизни» на Плутонии маловероятна. Профильные специалисты помогают людям понять, в чём их талант — что имеет смысл развивать, чтобы любимое занятие по возможности совпадало с природным талантом. И на что ещё имеет смысл обратить внимание — люди зачастую изучают много профессий. Сейчас на Плутонии крайне мало людей, и больше всего нужны учёные и технические специалисты.

— Если кто-нибудь с Айура захочет жить и работать на Плутонии…

— Всё решается индивидуально. К тому же, на Айуре ситуация куда сложнее. Люди гораздо нужнее там, откуда они родом. Всё, хватит на сегодня разговоров! Завтра — сложный день. Ты увидишь то, что каждый человек Плутонии видит только раз в жизни.

В эту ночь Канси вела себя, если можно так выразиться, ещё более по кошачьи — и надо признаться, что гладить её (по голове, вдоль спины и до «хвостика») было необычайно приятно само по себе. Показалось даже, что под пальцами в эти моменты ощущалась шерсть. Но это, конечно, только казалось.

— Ортем, проснись! — Встревоженный голос Канси.

Опять этот сон. Он, с компанией подвыпивших коллег по работе. Парк, тёмная аллея, невнятные звуки и острое ощущение — человек в беде! Артём оглядывается — но коллеги уже ушли по другой тропинке, и на окрики не реагируют. Значит, самому спасать. Бросается в кусты, держа шокер наготове, и…

И эта странная фраза, перед тем, как Артём теряет сознание — «вы спите?» Кто мог задать этот вопрос?

Артём помотал головой и окончательно проснулся. Образы сна некоторое время держались перед глазами, протаивая грязным снегом, пачкая реальность оттенками кошмара. Показалось даже, что не Канси держит его за плечи, а чудище, кровожадный монстр — оскаленная окровавленная пасть, когтистые лапы, щупальца. Наваждение прошло не сразу.

— Этот сон ты видишь всё чаще? — спросила Канси, после того, как Артём пришёл в себя и рассказал о нескольких навязчивых сновидениях.

— Этот — чаще остальных. Есть ещё два. Тоже неприятные.

— Можешь припомнить даты, когда ты их видел?

Артём кивнул. В дневнике всё отмечено. Официальная медицина, в оптимистическом лице доктора Арчибальда Ливси, всякий раз обследовала и не обнаруживала ни-ка-ких патологий. Вообще всё в норме, представьте! А вы в курсе, сэр Ортем, что нет психически здоровых, есть недостаточно обследованные? То-то же. Шутки шутками, а пока что от медицины был один ответ, равносильный разведённым рукам — у вас, дросселей, подобные завихрения не редкость. Привыкайте.

— Я чувствовала не совсем тебя, — пояснила Канси. — Всё изменилось — твой запах, ощущение мыслей. Ты словно отдалился от меня — так, что уже становилось больно. И там, во сне, ты переживаешь сильную боль. Может, физическую. И это совсем не нормально. А доктор Карлен тоже ничего не нашёл… — Канси задумалась. — Я это так не оставлю. Надо разобраться. И скажи, почему «Ортем»? Ведь себя ты зовёшь «Артём».

Обалдеть! Она произнесла его имя совсем по-русски, точно, без акцента. Артём пояснил ей своё давнее решение: имя подчёркивает, что он не дома. Что это, вполне возможно, только дурной сон или кем-то насланное наваждение.

Канси покивала.

— Многие дети так делают, — пояснила она. — Другое имя — другая жизнь. Скажешь мне, если захочешь, чтобы я звала тебя так, как ты зовёшь себя сам. Полежишь ещё? Если всё прошло — пойдём, пробежимся. Вот увидишь, дурные мысли как ветром сдует!

Простые у неё советы. Позанимаемся гимнастикой, пробежим десяток километров, позанимаешься со штангой. Но что характерно — ведь помогает!

Анчири подробно расспросил — как Артём «включает» умение дросселя, сколько народу может «потянуть» за собой. Двенадцать тысяч — этот свой «рекорд» Артём помнил абсолютно точно. Помнил также, насколько устал в тот день — с ног валился в буквальном смысле уже минут через десять похода. Но успели, успели увести людей подальше от проснувшегося вулкана.

А на Плутонии «работать» дросселем оказалось труднее. Сам или вдвоём с Канси перемещался легко и входил в нужное состояние быстро, секунд за двадцать. Анчири не раз попросил уточнить, как много людей сможет увести за собой Артём. Дюжину, включая самого Артёма, удалось «затянуть» без труда. На всех произвело огромное впечатление, когда Артём устроил скоростное кругосветное путешествие. Его самого, уже привыкшего, вроде бы, к стихийным явлениям, впечатлила ползущая вслед за Плутоном огромная приливная волна — мимо которой они проскочили.

— Невероятно, — заключил Анчири, как только все высказались, бросая на Артёма и Канси восхищённые взгляды. — Настоящее волшебство, дети правы. Вам нужен отдых, Ортем. Не спорьте, я чувствую вашу усталость. Я покажу вам, куда нам нужно будет попасть, но это подождёт — важно, чтобы вы были в форме.

— Мне помочь? — уточнил Артём, глядя, как остальные участники эксперимента возводят временный лагерь. Чудеса технологий! Пусть большинство технологий для людей Плутонии закрыты — слишком мало нужных элементов — но и без этого их достижения поражают воображение. Палатки — по сути, настоящие дома — которые словно из семян вырастают. Двадцать минут — дом готов. Вырастает, словно диковинный овощ на огороде!

— Не сейчас. От тебя всё зависит, — пояснила Канси, за руку проводя его внутрь первого из домов. — Ты должен быть полон сил, остальное подождёт. Нет, — она мягко освободилась, когда он попытался обнять её. — Я знаю, что так приятнее. Но вдруг мне понравится, и не смогу остановиться? — Она рассмеялась. — Не сейчас. Другой способ. Эффективнее, хотя и не так приятно.

Она села ему на колени, лицом к лицу и, как делала Карико — прижалась лбом к его лбу.

— Ни о чём не думай. Если не умеешь, думай обо всём подряд, постоянно представляй что-нибудь другое.

Артём подумал, что проснулся. Так и сидел, прижимая к себе Канси, лбом ко лбу, ощущая её дыхание и запах кожи. Не хотелось её отпускать — да она и сама не хотела. Но всё-таки нашла в себе силы выйти из их совместных целебных грёз.

— Нам пора. — Она соскочила с его колен и в который раз Артём поразился, насколько — с его точки зрения — они с Мариной похожи, и насколько обе похожи на Ингу. Невозможно забыть её, пусть даже прошло так много времени на Айуре, чем бы он ни был. — Ужасно волнуюсь! — призналась она, снова подвязывая волосы хвостиком. — Ты и сам поймёшь, почему. Всё? Готов к путешествию?

Понятно, почему это место стало обязательным в ритуале посвящения во взрослые. Можно назвать его полюсом недоступности Плутонии — надо пересечь не только крайне неприятный пояс действующих вулканов, но и справиться с арктическим холодом — площадка, на которую он вывел команду, находится на географическом южном полюсе планеты. И да, здесь холодно.

В процессе путешествия, конечно, никому не холодно. Скорее уж жарко: чем выше скорость перемещения, тем выше температура окружающего пространства. Замерить его непросто, субъективно это градусов тридцать пять — тридцать шесть. Одна радость — воздух сухой.

…Площадка идеально круглая (замеряли, пояснила Канси; хоть это и не положено, сюда приходили повторно, поскольку не происходило обещанного — Создатель никому не являлся). А в центре — постамент, трёхгранная кварцевая призма (потом ему сказали, что кварцевая, на ощупь — лёд льдом). И на двух гранях из трёх — изображения человеческих ладоней. Правой и левой. Один человек вполне может приложить обе ладони. Но не помогало. Ни один человек, ни двое, ни в каких комбинациях пола, возраста и состояния приручения ничего не добивались.

— Какой воздух! — поразился Артём, после того, как минуты три все просто стояли, глядя вокруг. Люди Плутонии улыбались, на лицах — выражение, с которым, видимо, верующий человек находится в храме, в который не являлся слишком долго. — Какой свежий!

— Да, — согласился Анчири. — Можно попросить вас, Ортем?

Они попробовали приложить ладони — Артём и Анчири. Ни одна комбинация ни к чему не привела.

— Канси? Можно попросить вас? — Анчири ко всем обращается только на «вы» — кроме своих детей и своей женщины.

Канси кивнула, и подошла к призме, как показалось Артёму, с отчётливой робостью.

Это случилось, когда её ладонь легла на левый отпечаток, а ладонь Артёма — на правый.

Из-за призмы — из-за третьей грани — вышел человек. Жизнерадостный на вид, не голова — одуванчик: шарик коротких жёстких седых волос. Лет сорока на взгляд Артёма — или загорелый, или с примесью красной крови. В белом халате — в таких обычно изображали учёных в известных Артёму фильмах — и со значком на левом верхнем кармане халата. На значке русскими буквами написано: «Джозеф Делисс, генная инженерия».

— Создатель! — Анчири первым опустился на колено, через долю секунды все, кроме Артёма, последовали его примеру. — Мы рады видеть вас.

— Прошу вас, встаньте. — Голос Делисса оказался звучным, приятным баритоном. Не удивлюсь, подумал Артём невпопад, если он поёт в опере. — А вы, господин Злотников? Нет ли у вас желания приветствовать меня должным образом?

— Рад видеть вас, сэр Джозеф Делисс. — На лицах Анчири и остальных отразилось крайнее изумление. — Там, где я живу, мы приветствуем уважаемых людей вот так. — И осторожно положил ладонь правой руки на левое плечо явившегося. Ощутил на момент тепло живого тела и… рука прошла насквозь. — Чем я могу помочь вам?

Делисс хлопнул несколько раз в ладони.

— Замечательно! Я рад видеть человека родом с Земли на Плутонии. Простите, Артём, это небольшое испытание. Если здесь человек с Земли, значит, мои дети преодолели все трудности, а я ждал не зря.

Канси встала вплотную с Артёмом, взяла его за руку и посмотрела в глаза Делисса, улыбаясь.

— Канси, — улыбнулся ей Делисс. — Ты замечательная женщина. Я рад, что вы нашли друг друга. Да, господин Злотников, я не человек из плоти и крови. Я изоморф — вы назвали бы меня голограммой. И времени у меня не очень много. Через полчаса земного времени моя программа будет стёрта. Я — копия личности первоначального Джозефа Делисса. Если часы идут верно, я покинул Плутонию семьсот тринадцать земных лет назад. Если я не вернулся с тех пор — скорее всего, моё физическое существование подошло к очевидному концу.

— Я не осмелюсь задерживать вас, сэр Джозеф, — коротко поклонился Артём. — У меня к вам много вопросов, но актимри Анчири, да и все люди Плутонии ждали этой встречи гораздо дольше.

— Мы общаемся с ними с момента, как вы включили эту программу, — улыбнулся Джозеф. — В том, что я изоморф, есть свои преимущества. Я общаюсь с каждым из вас одновременно, вы меня не отвлекаете. Не желаете ли партию в шахматы?

— Во что? — опешил Артём. — Да, с удовольствием. Вы первый здесь, кто предлагает.

Джозеф Делисс улыбнулся и подмигнул — рядом с ними материализовался столик и два удобных стула. Делисс снял с поля белую и чёрную пешки и, через пару секунд, протянул сжатые кулаки к Артёму — выбирай. Артём уселся напротив создателя людей Плутонии, и указал на левый кулак его — там оказалась белая пешка.

— Ваши белые, поздравляю, — кивнул Джозеф, и неторопливо расставил фигуры. — Не беспокойтесь о времени, Артём. Полчаса — это очень много, сами убедитесь.

Артём оглянулся — на площадке было сейчас столько же Джозефов Делиссов, сколько и остальных людей — они разошлись вокруг, и беседовали с вновь прибывшими. Только у Канси не было «своего» Джозефа Делисса — но судя по тому, как она едва заметно кивала и время от времени улыбалась, с кем-то она всё-таки общалась. Пусть и не произнося ни слова.

Партию Артём проиграл. Сдался через сорок ходов. И самое странное: вроде бы говорили с Делиссом всю игру, но потом Артём не припомнил ни единой фразы. Кроме пары последних.

— …Можно спросить вас, сэр Джозеф? Почему мне кажется, что у Канси, её сестёр, их кошек и многих других японские имена? Если переводчик не ошибается, они говорят на ложбане.

— Это моя слабость, — улыбнулся Делисс. — Я начинал антропологом, и очень долго изучал историю японской культуры. Наверное, поэтому.

…Делисс, как и обещал, исчез — просто растворился в воздухе, не утруждая себя прощанием. Никто из людей Плутонии не выглядел печальным или расстроенным — наоборот, все выглядели счастливыми. Долго стояли так, молчали и переглядывались, прежде чем собраться в обратный путь.

— Я такая счастливая… — сказала Канси тем вечером, прижавшись щекой к плечу Артёма. Тому не спалось: сидел за столом и читал. Книг у Канси много, и никого из этих авторов Артём не знал. Что не мудрено, конечно. — Я увидела Создателя. Теперь я знаю, что это не просто красивая легенда. Я увидела волшебство. И скоро я увижу тот мир, в котором ты живёшь. Почему у тебя морщины на лбу?

— Так много всего случилось, — признал Артём, погладив её по щеке. Она снова мурлыкала — невероятно странный, и приятный звук. — Когда-то, в другом теле и в другое время, я мечтал побывать на других планетах. Побывал — мечта сбылась. Никогда не чувствовал себя так странно.

— Почему странно?

Иногда кажется, что она уже знает ответ.

— Как в сказке. Мечтал о космосе — оказался в космосе. Правда, здесь бывает очень страшно. И кажется, что все, с кем я встретился, и стал близок, не случайные люди. Так и должно было случиться.

Канси покивала, усевшись прямо.

— Знаешь, это не я решила пойти к тебе. Это Акира сделала. Это она всегда заставляла меня принимать сложные решения. Она, конечно, не для меня старалась, но я ей благодарна. Это ведь из-за неё именно я пришла к тебе.

Артём улыбнулся.

— Заставляла? Ведь ты — старшая сестра в семье.

— Она умеет манипулировать людьми. Да, я понимала, что меня хитростью уговаривали что-то сделать — но сейчас вижу, во всём была польза. Я бы ни за что не научилась сама принимать вызовы, и не бояться поражений — без её хитростей. Хотелось иногда убить Акиру — она кого угодно достанет — но всё это было не зря.

— Всё, закончил с отчётом. — Артём закрыл планшет. — Какие планы на завтра? Сэр Джеймс передал депешу, что рота возвращается в Рим через два дня.

— Да, мы успеем. Сегодня вечером нас ждёт Анчири — рассказать друг другу про Землю. А завтра утром вернёмся на Айур.

Артём долго раздумывал, прежде чем задать следующий вопрос.

— Не пояснишь, почему вы зовёте его Создателем, не по имени?

— Так принято. Потому что он создал нас — первые из нас появились «из пробирки». Я не хочу это обсуждать, Ортем, ты всё найдёшь в книгах. Мы обязаны ему своим существованием, это главное.