Вечерние сумерки мягко проникали сквозь окна, наполняя комнаты дома Белорецких тёплым полумраком. За окном сгущалась ночь, и городские огни начинали мерцать вдалеке, отражаясь в стекле. В гостиной царила спокойная атмосфера, нарушаемая лишь тихим шелестом страниц и редким потрескиванием поленьев в камине.
Маша сидела за своим столом, освещённым мягким светом настольной лампы. Девушка пыталась сосредоточиться на учебниках, но мысли упорно возвращались к событиям последних дней. Взгляд её то и дело скользил к Алисе, которая устроилась в кресле у камина, укрывшись пледом и погрузившись в книгу. Тени от пламени играли на её лице, придавая ему особую загадочность.
Наконец, Морозова не выдержала тишины и тихо произнесла:
— Я не понимаю, как тебе удаётся так спокойно держаться. Он носится с ней, как с писаной торбой, приводит её сюда… а ты — само спокойствие.
Алиса подняла глаза — её лицо оставалось спокойным, но в глубине читались скрытые эмоции. Быстро оглядев подругу, она вновь опустила взгляд на книгу.
— А что мне нужно было сделать? Добить её?
Маша на мгновение смутилась, почувствовав укол совести, но всё же неуверенно возразила:
— Ну, не знаю… Тебя не смущает, что они могут… ну, «того»?..
— Не смущает, — отозвалась княжна, не отрываясь от чтения. — Лёша — свободный парень и вправе поступать так, как считает нужным, — добавила она тихо. — Я не могу и не хочу вмешиваться.
Маша фыркнула, её глаза сверкнули неподдельным возмущением. Следом оглядев княжну пытливым взглядом, Морозова с лёгкой иронией в голосе произнесла:
— Посмотрите мне в глаза, Ваша Светлость, пожалуйста.
Алиса натянула на лицо едва заметную улыбку, мельком взглянув на подругу, но затем снова погрузилась в книгу.
— Лёша редко что-то просит. И отказывать ему, тем более в таких мелочах, я не намерена, — её голос звучал уверенно и спокойно, хотя в нём сквозила лёгкая усталость. — Ты, вон, тоже не спешила отказать ему в помощи.
— Ну… мне-то он просто друг, — тихо ответила Маша, ощущая, как щёки слегка порозовели от смущения.
— Как и мне, — спокойно заметила Алиса, переворачивая страницу.
Тишину нарушила Алина, которая до этого молча сидела у окна, наблюдая за внезапно начавшимся дождём.
— Маша, не пытай её, — произнесла графиня с лёгким сочувствием в голосе.
— Да ничего я не пытаю, — с лёгким вызовом в голосе бросила Морозова, скрестив руки на груди. — Просто давно бы высказала ему пару ласковых на её месте.
Княжна с удивлением подняла бровь, медленно откладывая книгу на колени.
— Это за что же?
— А просто так, чтобы баб сюда всяких не водил, — отрезала девушка, упрямо глядя в сторону.
— Зря ты так про Вику, — негромко заметила Алина, мягко глядя на подругу. — Её жалко.
Морозова тяжело вздохнула, не скрывая своего недовольства, но всё же кивнула, признавая правоту слов графини.
— Может, и пожалела бы, — признала она спустя мгновение, — если бы она хоть что-то рассказала. А то сидела молча больше суток…
Алина слегка пожала плечами и, поджав губы, тихо проговорила:
— Родные отправили за ней убийцу, Маша. По-моему, повод погрустить есть.
В комнате вновь воцарилась тишина, наполненная шёпотом ночи и далёким шумом ветра за окном. Тени от пламени костра в камине дрожали на стенах, придавая обстановке особую атмосферу уюта. Каждая из девушек была погружена в свои мысли, и в воздухе повисла невыраженная мысль о том, сколько тайн и боли скрывается за молчанием Виктории.
— Наверное, ты права, — наконец тихо произнесла Морозова, опуская взгляд на свои руки. — Просто я на Лёшу злюсь из-за Алисы, и всё тут. Если б Её Светлость не взяла с меня слово молчать, давно бы ему всё сама высказала. Говнюк этакий, — немного надувшись, добавила она.
Алиса едва заметно улыбнулась, её глаза смягчились.
— Маша, перестань.
Эта короткая улыбка разрядила напряжение, и в комнате стало чуть светлее от тепла и взаимопонимания. Но несмотря на это, осталось лёгкое ощущение недосказанности, словно в глубине души каждой из них притаился невысказанный вопрос.
Тусклый свет, льющийся из высоких арочных окон, едва касался поверхности блестящего паркета. Помещение, величественно раскинувшееся вокруг, словно дышало старинной роскошью. Вычурная лепнина, украшавшая стены, была столь замысловатой, что казалось, её мог создать лишь гений, тонко чувствующий гармонию линий и форм. Высокие потолки с золотистыми орнаментами и алыми фресками, изображающими сцены мифических сражений, подчёркивали возвышенность и статус хозяев. Здесь не было ничего случайного; всё говорило о силе, власти и многовековом величии царствующей династии.
В центре комнаты, освещённой тёплым светом хрустальной люстры, стоял длинный массивный стол из тёмного дерева, украшенный резными ножками и сложной инкрустацией. Казалось, этот стол знал больше, чем любой исторический архив; за ним принимались судьбоносные решения, о которых ведали лишь окружающие его стены. Мебель вокруг гармонировала с обстановкой: изящные кресла с высокими спинками, обитые плотной тканью со старинным узором, стояли аккуратно вдоль стен. Тёмные бархатные шторы глубокого бордового цвета были раздвинуты, пропуская в помещение серый свет — небо над столицей хмурилось ещё с вечера.
Я сидел с одной стороны стола, а напротив меня, ровно и отстранённо, сидела княжна Пожарская — Инна Геннадьевна. Строгий взгляд, прямой пробор в волосах, тщательная укладка — её безукоризненный облик внушал уважение, пусть и не сопровождаясь при этом и тенью симпатии. Её отец, князь Пожарский, ещё несколько дней назад отправил жену в одну из своих дальних резиденций, а свою дочь — в родовое поместье, подальше от событий, которые разразились в его имении. Иными словами, боевые действия, во время которых мы старательно старались нанести поражение роду Пожарских днём ранее, её напрямую не коснулись, и то, что она сейчас сидела здесь живая и невредимая, не только не вызывало у меня удивления, но и являлось частью нашего плана. С её отцом договариваться было бы однозначно сложнее.
С момента, как нас усадили друг напротив друга, тишина, казалось, окутала весь зал. Ни я, ни она не торопились её нарушить. Лицо княжны оставалось бесстрастным, но невооружённым взглядом можно было заметить — то ли в её усталом взгляде, то ли в строгой линии губ — явную подавленность, разочарование, и, быть может, даже неуверенность. Кризис, захлестнувший её семью, накладывал отпечаток, скрыть который до конца она не смогла. Но всё же она держалась, стараясь не выдать себя, и это благородное, почти непроницаемое спокойствие безусловно демонстрировало её внутреннюю силу.
Однако время шло, и заметив, что император к нам отнюдь не торопится, я наконец решился нарушить эту тягостную паузу.
— Если я верно понимаю ситуацию, Его Императорское Величество намеренно задерживается, чтобы мы могли обсудить кое-какие вещи наедине, — спокойно заметил я, оглядев сидевшую напротив женщину.
Слово «наедине», конечно, звучало здесь символически. Комната наверняка была обвешана прослушивающей аппаратурой, но мне скрывать было решительно нечего. Сидеть же дальше в молчании в какой-то момент просто надоело.
— Я ни о чём не желаю с вами говорить, — резко ответила княжна, повернувшись в мою сторону и одарив таким холодом в глазах, что всё было понятно и без слов.
— Ваше право, — только лишь оставалось согласиться мне. — Но в конечном счёте, так или иначе придётся. Ведь вы прекрасно понимаете, для чего нас сюда вызвали и что нам предстоит.
Мои слова она демонстративно проигнорировала, устремив взгляд в сторону пустого кресла во главе стола. В комнате вновь повисла ещё более давящая тишина. Но меня в этот момент совершенно не раздражало её пренебрежение, напротив, было бы удивительно, если бы княжна вдруг легко и непринуждённо пошла на контакт. Все присутствующие прекрасно понимали, что оказались здесь не ради примирения, а ради финального акта, где каждый должен будет сыграть свою роль.
Прошло ещё десяток минут, прежде чем двери наконец открылись и в зал вошёл император в сопровождении своего сына. Я и Инна Геннадьевна поднялись с мест и поприветствовали Романовых.
Монарх, внешне сосредоточенный и непреклонный, занял своё место во главе стола. Весь его серьёзный и скупой на эмоции внешний вид отражал человека, которому уже давно надоела эта бесконечная борьба за влияние и взаимные угрозы, исходящие из враждующих кланов. Его усталый взгляд чуть задержался на мне, а затем на княжне, и я прочёл в нём следы разочарования. Но я во все эти напускные эмоции отнюдь не верил — Владимир Анатольевич был тем ещё игроком…
Принц, сидевший рядом с отцом, сохранял абсолютно нейтральное выражение лица, его взгляд скользил по комнате, словно он мысленно находился где-то в стороне.
Император откинулся на спинку кресла, сложил руки на столе и низким спокойным голосом начал свою речь:
— Война между вашими родами вышла за всякие мыслимые и немыслимые границы. Я долгое время закрывал глаза на происходящее, полагая, что у одной из сторон всё-таки хватит мудрости положить конец этому безумию или обратиться ко мне, чтобы мы вместе решили проблему, пока не стало слишком поздно. Но тщетно, — на этих словах монарх выдержал паузу, и поочерёдно побуравив взглядом меня и Пожарскую, добавляя в голос нотки недовольства, продолжил: — Три дня, которые были вам даны на урегулирование конфликта, истекли. Сегодня я намерен положить конец этой войне, — последняя фраза звучала твёрдым, абсолютно безапелляционным тоном. — Итак, начнём с Инны Геннадьевны. Озвучьте ваши условия мира.
Пожарская тут же величаво кивнула, на её лице мелькнула тень подобострастия, но голос оставался холодным и уверенным.
— Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество, за Ваши беспокойства и приношу извинения от имени нашего рода за доставленные неудобства, — начала она, не удержавшись от того, чтобы бросить в мою сторону короткий взгляд. — Что касается вашего вопроса, то мы с нашими юристами подготовили документ с перечнем условий, на которых наш род готов отступиться от своих притязаний на жизнь господина Черногвардейцева.
Следом княжна открыла лежавшую на столе перед ней папку с документами, неспешно достала оттуда верхний листок и принялась зачитывать.
— Первое, — начала она, стараясь не упустить мою реакцию, — господин Черногвардейцев обязан принести публичные извинения в адрес нашей семьи и моего отца. Его заявления в прессе были абсолютно недопустимы, — взгляд княжны на этих словах был буквально испепеляющим. Недолго меня побуравив, Пожарская вернулась к своему списку. — Далее. Алексей Михайлович обязуется вернуть имущество, которое он и его люди захватили во время недавних боевых действий с наших военных складов. Список похищенного прилагается. Кроме того, Алексей Михайлович обязуется взять на себя обязательство по финансированию восстановления уничтоженного дворца. Мы осознаём, что сумма затрат огромна и что у господина Черногвардейцева в настоящий момент нет таких средств, однако мы готовы обсуждать вариант рассрочки платежей.
Очередная попытка княжны увидеть хоть тень эмоций на моём лице, также не увенчалась успехом.
— Следующее, — строго продолжила она. — Алексей Михайлович должен не позднее, чем через три дня, покинуть столицу с разрешением появляться здесь не более чем на три дня в году, исключая, конечно, те ситуации, когда Ваше Величество вызовет его лично. Также господин Черногвардейцев обязан уже завтра вернуть скульптуру и артефакт, украденные с территории нашего дворца. Вдобавок, он обязуется принести клятву в присутствии Вашего Величества никогда не нападать на членов нашего рода, за исключением права на самозащиту. И последнее — Алексей Михайлович добровольно передаёт принадлежащие ему заводы в Тюмени в нашу собственность. Это все минимальные требования, при выполнении которых наш род согласен прекратить преследование.
Я выслушал её молча, не выражая ни раздражения, ни удивления. Лицо императора было чуть более оживлённым: похоже, монарх никак не ожидал столь завышенных, я бы даже сказал, наглых и откровенно глупых требований. Его непроизвольно вскинутая бровь на середине речи Пожарской говорила о весьма недвусмысленной оценке услышанного. Принц, сидевший по правую руку от отца, напротив, сохранял безучастное выражение, словно ему вся эта дискуссия была безразлична.
— Теперь слово достаётся вам, Алексей Михайлович. Озвучьте ваши требования, — произнёс император, переводя на меня взгляд.
Я коротко кивнул на слова монарха и, выдерживая его взгляд, принялся отвечать.
— Признаться, Ваше Императорское Величество, к этому вопросу я подготовился несколько хуже, чем мои оппоненты, — произнёс я, бегло оглядев Инну Геннадьевну. — Первое, что я требую — полное возвращение территорий, некогда оккупированных кланом Пожарских. Вторым требованием будет выплата репараций за все годы использования наших земель. И, наконец, третье условие: члены рода Пожарских, в том числе сильнейшие одарённые из их клана, должны принести клятву не замышлять ничего против меня, моего рода и моих союзников. Также они обязуются не вступать в союзы против нас, если поступят такие предложения. На этом всё.
Я замолчал, стараясь сохранить выражение спокойной уверенности, смотря прямо в глаза императору. Можно было, конечно, продолжать и дальше — поводов имелось предостаточно, но я счёл это уместным. Озвученные княжной требования были откровенным издевательством, которые, на мой взгляд, только разозлили монарха. Они были обречены на неудачу.
Романов-старший коротко кивнул, чуть приподняв подбородок. Принц, вновь не проявивший ни единой эмоции, лишь скользнул по мне взглядом и вновь сосредоточился на пустоте в конце зала.
— Ваше Императорское Величество, — подала голос Инна Геннадьевна, после небольшой паузы и гляделок со мной. Её глаза на мгновение блеснули огнём ненависти. — Мы признаём, что часть земель в прошлом действительно принадлежала роду Черногвардейцевых, однако уже долгие десятилетия они находятся под нашей защитой. Наша семья превратила их в продуктивные, активно развивающиеся территории, вложив немалые средства, — она выдержала паузу, уставившись на Романовых скорбным взглядом. — Передача этих земель нанесёт нашему роду колоссальный ущерб.
— Колоссальный ущерб был нанесён моему роду, когда ваши люди развесили свои флаги в нашем городе, — возразил я ровным голосом, сохраняя холодное спокойствие. — А сейчас вы просто остаётесь при своих, Инна Геннадьевна. Хотя, если исходить из настоящей справедливости, то за то, что Пожарские сделали с моим родом, мне бы стоило забрать у вас вообще всё. Или вы наивно полагаете, что мне неизвестно кто именно убил моего отца? Я. В своём. Праве!
В помещении повисла напряжённая пауза. Княжна сжала губы, бросив на меня холодный взгляд, однако что-либо отвечать на мои слова не стала.
— И именно этим мы и займёмся, если вы сегодня рискнёте отказаться от заключения мира. И к слову, — на этот раз я повернулся в сторону Романовых, — а где сам Пожарский? Он жив? Её Светлость вообще уполномочена в правах заключать какие-либо соглашения от лица всего своего рода?
— Судьба Геннадия Семёновича неизвестна. Его тело не смогли найти, — ответил на мой вопрос Владимир Анатольевич и, нахмурив брови, твёрдым стальным голосом добавил: — В любом случае, в данной ситуации гарантом будущей сделки буду выступать я. Со всеми вытекающими последствиями для тех, кто захочет её нарушить. И никакой уловки у Пожарских, если вдруг они задумали намеренно отправить Инну Геннадьевну заключать нелегитимные договорённости, не выйдет.
Следом император задумчиво склонил голову, медленно постукивая пальцем по поверхности стола, как бы взвешивая сказанное. Наконец, он откинулся на спинку кресла, пристально посмотрев на каждого из нас.
— Возвращаясь к нашему разговору, я считаю ваши требования и амбиции понятными и в определённой мере готов признать их… оправданными, — начал он, неторопливо излагая свои мысли. — Но всё же с не меньшей ясностью я вижу, что самостоятельно вам по-прежнему не суждено достичь взаимопонимания. Ваш конфликт, учитывая всю историю взаимной неприязни, перешагнул черту, за которой мирное решение едва ли возможно. Поэтому мои действия будут строгими и решительными, — он пристально взглянул на Инну Геннадьевну, будто призывая её осознать всю весомость своих слов. — Во-первых, сразу поясню, что ни одна из ваших сторон не может рассчитывать на какие-либо репарации.
Княжна нахмурилась, но монарх не позволил ей вставить и слова, жёстко и безапелляционно продолжая:
— Ваши запросы, госпожа Пожарская, изначально далеки от реальности. Ваша семья должна осознавать, что без моего вмешательства в этот конфликт, ваш род мог бы уже в ближайшее время оказаться на грани полного исчезновения. К такому мнению по отдельности пришли не только мы с сыном, но и отдел имперских аналитиков. Поэтому предлагаю оставить притворство и блеф для другого места, в этой комнате мы будем обсуждать реальные вещи, — сказанное монархом будто обухом ударило Пожарскую, лицо которой исказилось в несогласии. Впрочем, перебивать Романова женщина не решилась. Тем временем, отметив, что его слова были услышаны, монарх, особо недовольно оглядел нас с княжной и холодно продолжил: — Если кто-то здесь считает, что мы не вели счёта причинённого вами урона и убытка империи или наивно думает, что ваше противостояние обошлось стране и её гражданам бесплатно — вы глубоко ошибаетесь. Каждому роду будет выставлен соответствующий счёт. Поэтому рекомендую вам серьёзно умерить свои аппетиты и перейти к обсуждению условий, которые можно претворить в жизнь. Иначе, эти самые аппетиты начнут расти уже у меня.
Эти слова отразились на лицах собравшихся, как ледяной удар. Мне стало ясно, что своим заявлением император перечеркнул едва ли не восемьдесят процентов из списка требований, который выдвинула Пожарская. Я заметил, как её лицо покраснело, что выглядело довольно странно. Неужели Пожарская рассчитывала на что-то другое?
— Я ценю внимание Вашего Величества к нашему вопросу, — ровно ответил я, встречая его взгляд и продолжая спокойным тоном, — и готов идти на уступки ради мира. Считаю, что есть смысл обсудить и сделать условия взаимных клятв безопасности таким образом, чтобы они равнозначно ставили нас в положение, при котором продолжение войны окажется невыгодным никому из нас. Решение Вашего Величества упразднить наши требования на репарации и прочие финансовые компенсации также представляется мне обоснованным и справедливым. Взаимные претензии о выплатах, в конце концов, в текущей ситуации — путь в никуда, и в этом я вполне согласен с вашими доводами, — с этими словами я перевёл взгляд на Пожарскую. — Тем не менее, смею напомнить княжне Инне Геннадьевне о том, кто начал боевые действия. За их последствия она и её род должны принять ответственность. Как и попрощаться с утерянным в ходе войны имуществом. Боевые трофеи мы удержим. Думаю, госпожа Пожарская осознаёт, что война против нашего рода была делом не просто рискованным, но, как выяснилось, и весьма гиблым. Пусть это будет уроком для всех моих врагов. И наконец, относительно извинений: боюсь, тут вы также ничего не получите, Инна Геннадьевна. Войну начали ваш отец и ваш брат, и не мне просить прощения за их решения.
Пока я говорил, по лицу княгини медленно разливалась волна едва сдерживаемого гнева. С каждым словом она сжимала пальцы на подлокотнике всё крепче, и наконец, не сдержалась, хмуро и зло оглядывая меня исподлобья.
— Ваше Величество, — обратилась она к императору, пытаясь сохранить внешнее спокойствие, но гнев явно прорывался наружу, — но ведь это выходит за рамки перемирия! Это не договор — это фактическая капитуляция! Мы… это унизительно!
Прежде чем монарх ответил, в разговор вмешался принц Глеб Владимирович, который до этого момента сохранял молчание. Его голос прозвучал холодно и даже немного отстранённо:
— Инна Геннадьевна, у вас было три дня для того, чтобы разрешить этот вопрос миром или войной. Столько же времени было у Алексея Михайловича, — он кивнул в мою сторону. — И что мы имеем в результате? Геннадий Семёнович вероятно мёртв. Ваши люди разбиты. Ваш дворец уничтожен, а род остался без двух важных артефактов. Также, скорее всего, погиб Костомаров, входящий в состав костяка клана и являющийся, как и глава рода, одним из сильнейших одарённых в составе ваших вооруженных сил. К чему вы стремитесь теперь? Хотите, чтобы мы закрыли на это глаза и позволили роду Черногвардейцевых вырезать вас всех?
Княжна вскинула брови, но принц не дал ей и секунды для ответа.
— Вы уже находитесь в той ситуации, когда утраченные позиции вам предстоит восстанавливать следующую сотню лет. Думаю, осознание этого должно удерживать вас от излишних претензий и рисков.
Я молча наблюдал, как княжна нервно скользнула взглядом в сторону императора, ища в нём поддержку, но тот не отреагировал, продолжая смотреть на неё пристальным немигающим взглядом.
— С вашей стороны звучит только презрение, Глеб Владимирович, — промолвила она, старательно удерживая ровный голос. — Позиции… да, я осознаю тяжесть ситуации. Но поймите: мир, который нам предлагают — это унижение и вынужденная сдача.
Император впервые позволил себе лёгкую усмешку, очевидно приходя к схожим со мной выводам — княжна приступила к торгу. Но следом его взгляд вновь стал крайне серьёзным.
— Мир, княжна, — тихо произнёс он, — всегда связан с отказом от чего-то. И вот что вам стоит понимать, — он склонил голову, не отрывая взгляда от её глаз. — Из всего множества дорог, которые были у вашего отца, он сознательно выбрал именно эту. Вам, к сожалению, приходится пожинать плоды.
Инна Геннадьевна нервно сцепила пальцы, её взгляд горел несогласием, но возразить императору она явно не осмеливалась.
— В этом положении, — продолжил Романов-старший, — вам стоило бы благодарить судьбу за то, что у вас ещё остаются владения и возможность поддерживать мирные отношения. Так что я очень надеюсь, что вы, Инна Геннадьевна, сможете принять верное решение, которое пойдёт на пользу вашей семье, а не окончательно её уничтожит.
По лицу Пожарской было видно, что княжна либо действительно никак не может примириться с происходящим, либо отлично играет эти эмоции.
В целом, весь этот цирк мне, естественно, быстро надоел. Хотелось перейти к конкретике, а не пытаться уговорами принуждать эту особу к каким-то решениям. В её положении действительно следовало радоваться, что голова на плечах осталась. Но эмоции свои я всё же держал в узде и действовать предпочитал мягче.
— Я предлагаю перейти к обсуждению условий клятвы, — не отводя взгляда от Инны Геннадьевны, заговорил я. — Учитывая реалии, которые перед нами обозначил Его Величество, есть смысл сосредоточиться на конкретных шагах, которые помогут обеим сторонам восстановить мир. В первую очередь, необходимо чётко оговорить, что каждый из нас обязуется не предпринимать никаких действий, которые могут поставить под угрозу жизнь друг друга или официально живых членов наших семей.
Естественно, эта оговорка была воспринята в штыки, но я был твёрдо намерен продвигать свою позицию.
— В противном случае, Инна Геннадьевна, — спокойно добавил принц Романов, — ваши позиции действительно начнут напоминать капитуляцию. Потому что проигравшим гарантии жизни никто обычно не даёт.
Княжна бросила на меня холодный взгляд, после чего отвела его в сторону и медленно кивнула.