Титановый бардак

С кем поведешься…

Вернувшийся в очередной раз из Стокгольма Петя с явным удовольствием рассказывал приятелям о своих «выдающихся достижениях»:

— Этот шведский торгаш оказался для нас настоящей находкой. Герр Бьорк, получив первую взятку, решил деньгами распорядиться более чем правильно: родной дядька его жены организовал в Гётеборге шведско-аргентинскую торговую фирму, которая уже подрядилась поставлять аргентинские огнеупоры большинству шведских металлургических компаний. Так что в ближайшие пару лет заводы в Боровичах будут загружены на двести процентов…

— Только пару лет? — меланхолично поинтересовалась присутствующая при разговоре Светлана. — А потом что…

— Ну ты же историк, должна знать, что осенью двадцать девятого начнется Великая депрессия. Что нам, конечно, тоже будет очень полезно, но надо постараться именно до её начала денежек с буржуев урвать как можно больше потому что потом никто и ничего покупать у нас не будет. Так что надо бы наших огнеупорщиков поощрить за героическую работу…

— Прежде всего надо бы озаботиться увеличением в Боровичи поставок угля, а то местных запасов нам на все твои хотелки точно не хватит, — ухмыльнулся Александр Васильевич. — Сейчас предел наших возможностей — это как раз полста тысяч тонн продукции, и, даже если мы еще парочку шахт тут заложим, раньше чем через пару лет отдачи от них не получим. Да и людей на шахты где брать будем?

— С людьми нам Менжинский поможет, — весело сообщила Оля, вошедшая в комнату из кухни с пирогом в руках. — Я с ним в начале июня на эту тему поговорила — ну, когда он орден новенький обмывал…

— Вот только кучи зэков нам здесь и не хватало, — недовольно пробурчал Валентин.

— Не будет зэков, — ответила Оля, нарезая пирог, — то есть будет, но очень немного. Аня ругалась, что у нее рабочих на химпроизводства не хватает, но взять их вообще неоткуда, придется самим готовить — вот мы этим и займемся, а те, кто «по конкурсу» в химики не пройдет, как раз с кайлом в руках рубать уголёк и отправятся. Но тоже не сразу, на это ведь года три-четыре потребуется…

— А чего это Менжинский таким добреньким стал? Или это он в порядке благодарности за орден?

— Света была полностью права относительно этого поляка: он до изумления безграмотен и совершенно не способен чем-либо управлять. Собственно, поэтому он и продержался во главе ОГПУ так долго: он просто никому не мешал потому что ничего и не делал. Но, так сказать, в личной беседе он мне слегка открылся и с другой стороны: сам Менжинский, по крайней мере сейчас, прекрасно осознает свою никчёмность и полностью полагается на аппарат ОГПУ. То есть на тех, кто в конторе находится под его непосредственным руководством. Точнее в прямом подчинении, так как руководить он вообще не способен. И вот тех, кто обеспечивает ему реальные политические дивиденды, он готов всячески поддерживать — ну а Девятое управление, между прочим, ему этих дивидендов отвесило полной меркой, и он жопой чувствует, что это лишь начало.

— Понятно… И кого же нам добрый чекист скинет с барского плеча?

— Вот ты, Валя, очень точно заметил: именно скинет. Лучший друг беспризорников, околев, оставил их стране в наследство уже семь миллионов. К чести Рудольфыча, сам он, испытав при получении такой информации глубочайший фалломорфоз, делом решил заняться всерьез, так что у него сейчас только в приёмниках для беспризорников тысяч триста ребятишек кучкуется. Вот он и предложил мне слегка разгрузить и колонии детские, и приёмники — так что к осени мы получим молодых и очень слабо обученных сколько захотим. Сейчас, пока стройки наши только начинаются, я «захотела» пять тысяч, и там, на стройках наших, уже почти три четверти народу — несовершеннолетние.

— Мы занялись эксплуатацией детского труда? — фыркнула Ира, которая к столу принесла бутылку вина «из своих запасов».

Ирин вопрос Ольгу очень удивил. Главным образом потому, что именно Ирина курировала все строительство в городе и лично рисовала эскизы всех новых зданий. Но, очевидно, вопросами о том, каким образом ее эскизы материализуются, она вообще не задавалась.

— Можно и так сказать, а можно сказать, что занялись практическим обучением будущих специалистов. Сейчас только в новом здании реального училища две тысячи этих детей учатся в три смены — и еще по шесть часов в день на стройках практику проходят. Должна отметить, что наш славный подрядчик Савелий Никитич мало что прекрасный поселок спроектировал, так еще и работу очень грамотно организовал: у него одновременно там работает почти две с половиной тысячи человек и никто не простаивает!

— А что Маслов строит? — полюбопытствовал Петруха, — а то я со своими командировками как-то выпал из тутошней действительности.

— Новый микрорайон на две тысячи квартир, там будет два детских сада, две школы и поликлиника. А новую больницу и дом культуры парни из Москвы строить взялись — то есть это они пока «из Москвы», но двое из троих уже закидывают удочки на предмет здесь остаться.

— Это, конечно мило… допустим, коробки они выстроят, а где хотя бы стекла для окон брать? Я уже о трубах для водопровода не говорю.

— А ты зачем кирпичи шведам толкал? Я стекло с приличным запасом у них же и закупила, через отдел внешней торговли целевым назначением. И трубы, причем не только для водопровода, но и для центрального отопления. Пока, правда, с батареями не определились, но если чугунную печку в срок запустим… Федя Тетёркин, литейщик питерский, сказал что он отливку чугунных секций для батарей отопления за пару недель наладит.

— Страус: сколько? Он, конечно, на вид парень нехилый…

— Он еще и очень неглупый: еще в июне сманил из Ленинграда с десяток своих знакомых. При той безработице, что в Питере сейчас творится, найти хоть сотню человек, чугуна расплавленного не боящихся — это работенка по пару часов. Сейчас половина — ну, кто поопытнее — на заводе огнеупоров всякие горшки себе лепят, а остальные для себя же дома ускоренно возводят.

— Да, пятеро мужиков сильно стройки ускорят…

— Не пятеро, их уже десятка три: у знакомых свои знакомые нашлись. И не только литейщики: арматуру для перекрытий сейчас уже на механическом потихоньку катают, сперли мужики где-то прокатный стан.

— А сталь где берут? У нас же даже домна хорошо если осенью заработает.

— Пока побираемся по железной дороге в основном: там столько металлолома скопилось! Понятно, что нам сейчас не любой лом подходит, но мелочевка всякая, типа ржавых костылей и болтов вполне, мы же из них арматуру для железобетона, а не для ядерного ректора делаем. Там рабочий один вместе с прокатным станом приволок и пневматический молот, так они всю эту мелочевку сначала в небольшие брусочки в кузнице на молоте перековывают, а потом уже в прокатный стан пихают. Я лишь удивляюсь тому, как быстро они всё это проделывают.

— Похоже, что попав в прошлое, я скоро вообще всему удивляться перестану: мужики сперли прокатный стан!

— Не перестанешь, — рассмеялась Света, — это он только называется стан, а на самом деле это большая рама с валиками, и вся эта штука весит тонны три всего.

— Тогда непонятно, зачем потом большие станы делать начали, если и на таких…

— И мы начнем большие делать потому что тут производительность… удручающая, — ответила ему Оля. — Да и кузнецы за час хорошо если пару центнеров брусков сковать успевают.

— А переплавлять лом религия не позволяет?

— Отсутствие энергии. Мартен нам не потянуть в обозримом будущем, да и нет для мартена топлива здесь. Вася, вон, индукционную печь потихоньку ваяет, но для неё потребуется электричества три мегаватта, а у нас генератор в двести восемьдесят киловатт, который Прокофьев на той неделе запустил, за чудо технологий канает. И на второй, заранее скажу, топлива тоже нет и не предвидится. Правда если торфом вплотную заняться… вот только некому, так что…

— Так чего мы тут сопли-то по столу развозим? Давайте на Мсте ГЭС поставим…

— Перед войной тут уже хотели каскад ставить, но оказалось, что невозможно: вся вода сквозь карсты уйдет… — тихо сообщила Света.

— Я твою сказку помню, — ухмыльнулся Саша, — и даже погулял по окрестностям. Эти, как бы их назвать без использования матерщины, сначала канал в известняке прорыли… к тому же плотины хотели ставить по-коммунистически, то есть высоченные и широченные. А если по уму, я уже прикинул, то можно… нужно плотины ставить русловые и, как это потом называлось, недельного или даже суточного регулирования. Причем невысокие, метров по десять, а парочку — вообще шестиметровых.

— Это что, наши предки идиотами были? Ведь там до войны успели сколько миллионов кубометров земли перелопатить! В буквальном смысле слова, ведь всё рыли лопатами и землю тачками таскали…

— Нет, идиотами они явно не были, — ответил ей Вася, — они просто не умели в поворотно-лопастные турбины. А мы умеем, так что Сашина идея мне нравится.

— Мне тоже, — ответил геолог, — но, вероятно, меньше чем тебе. Я карту нарисовал, пока еще примерную — и получается, что на весь каскад нужно будет дамб по берегам насыпать километров тридцать. Это для высоких плотин только, да еще кое-где берега все же придется гидроизолировать. Последнее, конечно, вообще мелочь по сравнению с дамбами…

— Дамбы, как я понимаю, тоже мелочь: в Боровно мужики этих дамб, причем пятиметровой высоты, под десять километров насыпали за год. И именно что лопатами и тачками. И мы насыпем…

— Десятиметровой высоты насыпали. Но они дамбы из песка строили, здесь такие не подойдут…

— А мне очень нужно много электричества! — заявила Ира, — причем чем скорее, тем лучше!

— Раз уж сами мы себе больше электричества сделать не можем, то нужно его просто купить… у буржуев, например, — заметила Оля, усаживаясь за стол.

— Так что давайте выпьем за Петруху, который нам денежку на всё полезное таскает! — провозгласил разливший бутылку по рюмкам Вася. — И за то, чтобы он и на нормальную электростанцию денег нарыл!

В самом начале августа Аня изготовила для Петра несколько фотохромных стекол, что само по себе оказалось очень непросто. Однако оказалось, что сделать из этого стекла линзы для очков гораздо труднее. Настолько труднее, что в СССР имелся единственный завод, где такие линзы делались, и работало на этом заводе аж восемьдесят человек, а производила эта толпа профессиональных оптиков примерно тысячу очков в год…

Правда для той фабрики уже было заказано новенькое (совершенно германское) оборудование и даже главного инженера из Германии выписали — однако «по плану» обновленный завод в Витебске предполагалось запустить году так в тридцатом, поэтому молодая женщина-химик (если её кто-то называл «химичкой», то рисковал получить половником по лбу) просто «продублировала» через Семашко витебский заказ, а специалистов (с подачи Бредиса, который «по старой работе» был немного в курсе) набрала из «временно безработных» оптиков с Обуховского завода. Там-то оптическое производство после революции так и не смогло пока возродиться…

А денежку зарабатывать на оплату не сильно дешевого оборудования ударными темпами стал Володя Сердобин. «Заметку про вашего мальчика», написанную Семашко, в Европе заметили, причем, как ехидно отметила Гюльчатай, по причине упоминания в ней гонококков. Вероятно из-за этого даже высокая цена (буржуям препарат предлагался по двадцать рублей за флакончик с сорока четьвертьграммовыми таблетками — то есть за один «полный противотифозный курс») покупателей не отпугивала, лаборатория не успевала удовлетворять даже небольшую часть зарубежных заказов и производство «ядовитого химиката» было вынесено на отдельную фабрику. Володя на фабрике развернулся во всю свою «технологическую мощь»: в сутки он (вместе с примерно десятком специально подобранных выпускников разных химических институтов) выпускал по десять килограмм препарата.

Немного больше десяти, но Гуля поставила перед ним задачу «обеспечить внутренний запас в два миллиона полных курсов до конца года», так что за границу поступала хотя и большая часть продукции, но все же не вся. И всем было ужасно жалко «упущенной выгоды», поэтому Володя усиленно строил еще и фабрику по изготовлению стирола, правда в месте, для этого «не самом удобном»: от Боровичей по прямой до берега озера Короможа, где шла стройка, было больше сорока километров, но именно там Саша нашел весьма значительное месторождение пирита. А пирит — это серная кислота, которая, по словам химиков, была «кровью современной химии»…

А что до расстояния — так расстояния правильнее считать не в километрах, а в часах и минутах пути. Довольно небольшую часть «шведской» выручки Егор потратил на приобретение у тех же шведов стального железнодорожного моста, строящегося сейчас через Мсту. Причем новый арочный мост строился, как и «старый», по проекту Белолюбского, с той лишь разницей, что все фермы делались сварными, а вместо клепок фермы соединялись друг с другом на болтах. Ну и сталь была выбрана «получше», благо у шведов было из чего выбирать. В результате мост, как специально пересчитала Ира, мог легко выдерживать даже проход эшелона с девяностотонными вагонами, но пока что самые тяжелые вагоны делались на двадцать шесть тонн вместе с грузом.

В планах было железную дорогу протянуть к новому химзаводу, но это были пока лишь планы — так что закупаемое в Швеции оборудование с изрядными трудностями перетаскивали на стройку в основном гужевым транспортом. И закупалось оно в Швеции лишь потому, что шведов вообще не интересовало, зачем такое оборудование нужно. Германцы же, которые изготовили бы его гораздо лучше, могли — по мнению Ани — сделать из предоставленных чертежей определенные выводы, и потому их было решено «оставить в неведении».

А вот станки для нового (точнее, быстро «модернизируемого до основания») механического завода закупались исключительно в Бельгии, причем по очень даже «щадящей» цене.

То есть «по документам» цена была скорее неоправданно высокой, однако бельгийские капиталисты были умными не только по части машиностроения. И деньги умели не только зарабатывать, но и со вкусом тратить — а чтобы тратить их именно с удовольствием, желательно в этот момент быть здоровым. А тот же метилурацил заметно ускоряет регенерацию тканей при травмах. Вроде бы ускоряет.

Правда когда Аня услышала, как бельгийцы проверяли этот эффект, она предложила бельгийцам вообще никаких лекарств не продавать, но Валя сказал, что «нам на негров в нашей ситуации необходимо… безразличность проявить, пока что деньги важнее», а затем и Валера что-то жене на ушко прошептал — и она «забрала свои слова обратно», так что почти половину стоимости станков оплачивала совершенно американская компания, торгующая в Европе очень недешевыми лекарствами…

А Ира — спустя год после перемещения — внезапно поинтересовалась у Ани, откуда та, сама себя называющая «металлохимиком», так хорошо в фармакопее разбирается.

— Вообще-то у меня специализация была по тонкой очистке веществ. И последнюю курсовую я делала под Самарой: там как раз фармзавод обратился к нам с импортозамещением помочь. В частности, они стирол получали из бандеростана, а когда перешли на отечественное сырье, у них массовый брак пошел. Вот я и познакомилась с продуктами, которые на той фабрике выпускали. Не со всеми, конечно, но кое-что запомнила. Еще в Ставрополе свою методику очистки немного повнедряла…

— А что, в бандеростане стирол лучше нашего делали?

— Как ни странно, но наш оказался просто идеальным по чистоте и старые технологии переработки просто этого не учитывали, они под технический были заточены. Ну а мне пришлось тогда по всей технологической цепочке пройтись чтобы понять, откуда и какая грязь прёт… Тогда все мои инновации свелись к тому, чтобы специально в сырье примеси подсыпать, которые подавляли побочные, но заранее учтенные в техпроцессе реакции.

— Ну, с левомицетином нам повезло. А остальное?

— Как делать аспирин из фенола, Байер еще в девятнадцатом веке придумал и все подробно расписал, я же только продвинутую технологию очистки сырья применила. Ведь фенолят натрия — металлоорганика, то есть мне по специальности получается. А все прочее, что сделала — там химия простая, народ просто не в курсе, что это лекарство. По большому счёту с фармакопеей у меня отношения сложные и как большинство необходимых лекарств делать я и понятия не имею. Но у Гули, как у хорошего полевого врача, фармсправочник с собой имелся, со структурными формулами почти всех химических медикаментов, так что глядишь — и местные химики-органики их воспроизведут в обозримое время. А я все что могла, уже в этой части сделала.

— Жалко… а ты титан сделать сможешь?

Георгий Нилович Иванов на жизнь мог особо и не жаловаться. Мало того, что за работу бухгалтером в управлении Потребкооперации он получал почти сорок рублей, что для Оренбурга было более чем неплохой зарплатой, так еще мог, как и все сотрудники конторы, продукты приобретать практически за полцены. И не только продукты — так что в целом жизнь у него была довольно сытая и — по мнению соседей — даже зажиточная. Поэтому никто из соседей и сослуживцев так и не понял, почему этот пожилой человек в одночасье уволился и куда-то уехал, причем даже бросив изрядную часть имущества. Поговаривали, что его просто забрали в ОГПУ как царского офицера, но обычно ОГПУ не выделяло арестованному отдельный вагон для перевозки семьи и сотрудников на погрузку вещей не присылало…

Георгий Нилович на судьбу не жаловался, но и причин для особой радости у него все же не было, ведь работал он исключительно ради прокорма. А заниматься тем, чему учился и чем начал, причем весьма успешно, заниматься до революции, возможностей не было. Раньше не было, но когда у него во дворе появился странноватый молодой человек, все внезапно изменилось:

— Капитан Иванов? — поинтересовался тот. — Мне по вашему поводу дал хорошую рекомендацию генерал Ипатьев…

— Я не капитан уже десять лет, да и господин Ипатьев, насколько мне известно…

— Да мне плевать. Товарищ Сухов говорит, что русский офицер — он офицер до гробовой доски… ну, в большинстве своем. Но дело не в этом. Позвольте представиться и изложить цель моего визита. Я — Владимир Сердобин, барон Сердобин, — парень довольно заржал, — в настоящий момент — начальник специальной химлаборатории Особого Девятого управления. Из достижений могу похвастаться разработкой пиритовой печи на тридцать два пуда пирита в сутки…

— Да уж, достижение не из последних.

— Вот именно. А вы все же выстроили шесть печей, сжигающих по сто пятьдесят пудов пирита в час, я знаю.

— Одиннадцать…

— Тем более. Мне нужно… нам нужно выстроить еще четыре таких печи, почти таких, там еще некоторые доработки были бы крайне желательны. Но не суть… я приехал предложить вам работу по постройке и обслуживанию этих печей. То есть вам их предстоит спроектировать эти печи и возглавить их строительство, а затем — уже в должности директора завода по производству кислоты — руководить их работой. За все это вам предлагается оклад жалования в триста рублей, — парень окинул взглядом крошечную избушку, во дворе которой они стояли, — нормальная благоустроенная квартира, обслуживание медицинское такое, что и в Европах не найти. Переезд полностью за счет конторы, с собой можете взять что угодно лишь бы в один вагон товарный влезло, подъемные, конечно, само собой. Ну а в качестве частного совета могу сказать, что мебель, если она не дорога вам как память, с собой лучше не тащить: там местная фабрика сейчас её делает великолепно и цены на неё доступны даже простым рабочим.

— И где же такое счастье мне предлагается?

— В Боровичах, это в Ленинградской области. Кто-то скажет захолустье, но я думаю, что через год-два и Петербург, и Москва рядом с этим городом сами захолустьем покажутся. Московские архитекторы, например, даже взятки предлагают чтобы на постоянную работу в городе остаться…

— Рассказываете интересно. Тогда у меня один вопрос: а эти подъемные когда получить можно? Ведь даже вещи упаковать и к вокзалу их отвезти…

— Я же сказал: переезд за счет конторы. Как только контракт подпишете, я и помощников вам тут же приведу, они упаковать все нужное вам помогут, на вокзал отвезут все и в вагон аккуратно погрузят.

— Но мне же надо расчет получить, а это дело не быстрое. Вы же не станете здесь ждать, пока я все бумаги оформлю? — Ипатьева Георгий Нилович очень уважал, ведь это он в начале пятнадцатого своего ученика пригласил на работу и своей властью присвоил ему звание тогда еще штабс-капитана, обеспечившее и изрядный оклад, и возможность заняться интересной и важной работой. А раз он снова дал ему рекомендацию, то отказываться было бы просто глупо.

— Ждать… я вам помогу расчет быстро оформить. Если согласны, то завтра утром на работу к вам зайдем, там за полчаса все сделаем. А затем вещи соберем — и поедем.

— Поезд на Москву только в понедельник…

— Литерным поедем.

Инженер-капитан Иванов лишь на секунду пожалел о том, что согласился: когда в Правлении «барон Сердобин» сунул под нос начальнику темно-красную книжицу и приказал увольнение оформить и расчет произвести «за пятнадцать минут». Но, увидев изменившееся лицо военного инженера, Сердобин увлек его на улицу «покурить» и пояснил:

— Девятое управление ОГПУ — оно научно-техническое, вы тоже такое удостоверение получите чтобы прочие товарищи вам работать не мешали. И не волнуйтесь, у нас борьбой с контрреволюцией никто не занимается, есть дела поважнее. Да, еще… если вы кого из специалистов вдруг вспомните, кто работать умеет и любит… или просто людей грамотных, которые каким-то большевикам не понравились происхождением, то имейте в виду: любой наш сотрудник имеет безусловное право любого человека забрать к себе. Любого — вот только и отвечать за него нашему сотруднику и придется.

Товарищ Павловский спокойно сидел у себя в кабинете, когда в него заскочила Аня, секретарша директора — и вид ее был какой-то испуганный:

— Николай Николаевич, к вам посетитель…

— И где он? — во-первых, Николаю Николаевичу вообще не нравилось, когда его отрывали от работы, а во-вторых, он считал Анечку дурой. Не «вообще дурой», а дурой именно в роли секретарши…

— Он приказал вас в кабинет директора привести… пригласить.

— Ну, раз приказал… — дура — она дура и есть, несмотря на «должность» заместителя секретаря институтской комсомольской организации.

В кабинете директора самого директора не оказалось, зато там сидел «посетитель». И даже не сидел, а стоял во весь свой воистину гигантский рост. Жестом пригласив Павловскому присесть, он склонился над ним и, к удивлению Николая Николаевича, сначала попросил извинения:

— Вы уж извините, что я так, стоя над вами нависаю: у меня нога периодически болит сильно, сгибать ее практически не могу. Но ждать, пока она пройдет, некогда, у меня к вам вопрос более чем срочный.

— В части гидротехники вопрос?

— Скорее, в части гидрографии. Заранее предупреждаю, я в этом ни уха, ни рыла, а наш геолог, который все материалы подготовил, сильно сейчас занят, поэтому послал к вам меня. Короче, мы сейчас строим гидроэлектростанцию… каскад ГЭС, стройка уже началась и нам было бы крайне желательно, чтобы вы оказали нам определенную помощь как раз по части гидрографии.

— А вам не кажется, что гидрографические исследования нужно проводить до того, как приступать к стройке?

— Мы провели, но тут один участок некоторые сомнения вызывает. В принципе, мы его и пропустить можем, но при этом недополучится довольно много энергии… вот, смотрите — и здоровяк достал из стоящего возле стола портфеля толстую папку…

Спустя час Николай Николаевич с трудом оторвался от изучения бумаг. Никогда еще он не видел столь подробных геологических карт! Сколько же времени было потрачено на их составление… Скорее всего, изумление своё он облек в словесную форму, так как гость тут же ответил:

— Да Сашка там минимум полгода носом землю рыл. Эти полста километров вдоль и поперек прошел. А вот здесь, видите, идет разрыв пластов, небольшой, но все же заметный, и он опасается, что предложенное решение может оказаться недостаточным.

— Позвольте уточнить: здесь предлагается полтора километра русла просто в бетон одеть?

— Да русло — хрен бы с ним, забетонируем, для бетонных заплаток по руслу мы вообще цементный завод достраиваем. А вот здесь, в зоне затопления, прослой известняка уже по берегу выше уровня половодья прикрыт глинами всего метров на двенадцать, и он просил выяснить, не стоит ли и по берегам весь этот участок забетонировать? Да, параметры глин в конце раздела указаны…

— А увидеть это — Николай Николаевич показал рукой на разложенные на столе бумаги — глазами можно?

— Без проблем, поехали посмотрим. Откровенно говоря, я сам надеялся, что вы посмотреть всё захотите.

— Вы тоже геолог? Или гидротехник?

— Да что вы! Так, нахватался умных слов. Вообще-то я станками занимаюсь… специализированными, мне как раз электричества очень не хватает, так что все мы очень надеемся на эти гидростанции.

— Ну что же, мне действительно будет очень интересно на все это вживую посмотреть. А территориально это где?

— Мста, город Боровичи. Тут недалеко, если выехать ближайшим поездом, то завтра уже на месте будем.

— Я не знаю, кто вы по должности, но хочу сказать, что так дела не делаются. Надо согласовать командировку с дирекцией…

— Сейчас, — здоровяк приоткрыл дверь и пригласил директора, сидящего, оказывается, в приемной. — Мы тут с товарищем Павловским в командировку на несколько дней едем, вы там распорядитесь всё оформить как надо. На сколько дней? Пока не знаю, но вы срок поставьте когда он уже вернется. Договорились? — и, повернувшись к Николаю Николаевичу, спросил: — Вам что-то из дому захватить надо? Про еду, одежду и прочее не беспокойтесь, мы всем этим вас обеспечим…

— Ну… нет тогда. Извините, а вы кто? В смысле по должности будете?

— Извините, впопыхах не представился. Сухов, Валентин Николаевич. Начальник Особого Девятого управления ОГПУ.

— Интересно, а кто тогда… который ВАС послал?

— Сашка-то? Геолог он наш. Да вы не переживайте, нормальный парень, вам понравится, — и, когда уже они усаживались в машину, ждавшую Сухова у подъезда, добавил: — У нас вообще всё несколько забавно, но очень серьезно. Вам действительно понравится.