Титановый бардак

Кадры решают…

В конце сентября, когда был собран урожай в Задних Выселках (довольно скромный, по мнению попаданцев, но великолепный по мнению Митрофана Даниловича) попаданцы все уже перебрались в Боровичи. Туда же переехал и Митрофан Данилович, передав деревушку трем молодым семьям из соседних сёл. Молодежь это приняла с энтузиазмом, получив по почти новенькой избе на семью и, в довесок, довольно приличную пасеку. Еще им пообещали «в следующем году кое-что подкинуть», так что сам Митрофан Данилович был уверен в том, что дома ничего плохого не случится, а сам он с огромным энтузиазмом начал «работать с металлом».

Работать ему было где, все же на трех кирпичных заводах и на механическом набралось семь токарных станков, а еще два… Света вспомнила, что где-то в середине тридцатых годов из Мсты вытащили затопленную еще в шестнадцатом году баржу, на которой перевозили (вроде бы в Рыбинск) два очень тяжелых бельгийских станка. То есть то, что станки были бельгийскими, выяснилось когда их из воды вытащили, и Вася, осмотрев ржавые железяки, сказал, что «постарается их восстановить». Стараться явно стоило: один станок был токарным с шестиметровой базой, а второй — вертикальным фрезерным. По словам Светы «тогда» железо сразу отправили в металлолом, но теперь — когда оно еще не окончательно проржавело — и на этих станках можно было «при нужде кое-что сделать». А делать нужно было очень много «кое-чего»…

День у Володи Сердобина выдался не самый удачный. То есть, если вдуматься, ему определенным образом даже повезло, но можно ли назвать везением работу в ночь на понедельник? Да и повод для этого был далеко не радостным: Викентий Станиславович прошлым утром сказал, что Сережа Гордеев будет мать хоронить, так что если он «свободен в воскресенье», то к зарплате добавится сразу три рубля. Вообще-то работа «помощником истопника» была не самой трудной, а работа исключительно в ночные смены еще в принципе давала определенное время днем, когда можно было и в библиотеку зайти — но если работать по полторы смены (за что отдельное спасибо Викентию Станиславовичу, ведь куда как лучше получать не двадцать четыре, а тридцать шесть рублей в месяц), то почему-то днем в библиотеку не особо и тянет…

Работа в воскресные ночи оплачивалась «по особому тарифу» — потому что кочегары в эти ночи не работали и приходилось истопникам за котлом следить а их помощникам «работать за двоих», и ни Володя, ни Сережа от такого приработка никогда не отказывались: нужно ведь семьи кормить, а другой работы «пораженцам» было не найти. Но оба парня все чаще задумывались о том, что в родной стране им ничего уже хорошего не светит, и останавливало их лишь то, что денег на переезд у них не было.

Когда в начале десятого Володя дошел до дома, он в очередной раз задумался о том, где еще можно заработать на билеты хотя бы до Вены, но додумать эту мысль не успел: после короткого стука в дверь в комнату, не дожидаясь ответа, вошла какая-то молодая женщина и Володя с недовольством подумал, что опять он забыл закрыть щеколду.

— Владимир Семенович? Мне вас порекомендовал один человек, и я бы хотела получить от вас ответ на простой вопрос: вы можете провести карбоксилирование фенола?

Володя немного удивился явной неуместности вопроса, но мозг сам выдавил ответ:

— Если напрямую, то нет: мне кажется, что фенол карбоксильную группу присоединить не сможет.

— Ну непосредственно конечно, а как насчет фенолята натрия? Ну, я думаю натрия, хотя могу и ошибаться.

— Через фенолят щелочного металла? А вы знаете, это выглядит… полной уверенности нет, но попробовать определенно стоит. Вы правы, если идти таким путем, то вполне может и получиться… то есть наверняка получится, ведь в Германии именно так делают. Но вам-то зачем это?

— Да, именно для этого. Так, собирайтесь, поедете со мной, — женщина огляделась и, обратив внимание на сжавшуюся в углу Володину сестру Дину, добавила: — и семью забирайте. Так, а где ваша мать?

— На работе она, и я не знаю где она работает, — испуганно ответил Володя, сохраняя надежду, что хоть мать останется на воле. Хотя если заберут сестру…

— Глупости всё это, — улыбнулась странная гостья, — я знаю где, но она уже там не работает. Её скоро привезут… просто я думала, что уже привезли, но ты не переживай. Я не арестовывать вас приехала, а предлагаю работу. Хорошую, зарплата у нас будет… ну, по началу, думаю, рублей сто пятьдесят. Девочка, ты где учишься? — обратилась она к сестре.

— Нигде она не учится, — резко ответил Володя, — да и вы с работой передумаете: мы же пораженцы…

— Что не учится, это безобразие, а поражать в правах внука того, кто на поле боя за подвиг титул получил — вообще идиотизм. Тем более что титулы законом отменены… У вас тут все ваши вещи? — она оглядела комнату.

Похоже, дамочке точно плевать на титул, да и знает она о нем всё, так что о работе она всерьез говорит, — подумал Володя, но его подозрения по поводу истинной цели этого странного визита лишь усилились. Но даже если его собрались арестовывать… у матери работа есть, они с сестрой с голоду не помрут — да и всегда для них останется возможность уехать в родную деревушку на Псковщине:

— Нет, большую часть соседи себе забрали.

— Какие соседи? — не то, чтобы удивилась, а просто уточнила гостья.

— Которых к нам большевики подселили.

— Это нехорошо… что соседи вещи ваши забрали, нехорошо. — Она открыла дверь в прихожую и громко кого-то позвала: — Так, ребята, помогайте все упаковывать, — а затем, повернувшись к Володе, с улыбкой (и очень злобной улыбкой, как показалось парню) позвала его с собой: — Пойдемте, посмотрим, где еще ваши вещи хранятся…

Первая дверь открылась практически мгновенно: Володя был убежден, что жившая там Маргарита Львовна вероятно решила, что наконец-то надоедливых соседей выселяют и набившимся в прихожую мужчинам в гимнастерках потребовались понятые. Он знал, что ее муж, работающий в милиции, в службе охраны музеев, неоднократно уже писал заявления на выселение «классово чуждого элемента». Но ее ожидания явно не оправдались:

— Что из мебели тут ваше? — поинтересовалась удивительная гостья.

— Ничего ихнего тут нет, мы все по ордеру получили и теперь это все наше!

— По ордеру получили, говоришь? — нехорошо усмехнулась гостья, — ну, а теперь пришло время получить по морде. Так, Митрофан Данилович?

— Как скажете, Анна Фёдоровна.

— И посуда в шкафу тоже наша.

— Ого, кузнецовский фарфор из Вербилок?

— Гарднеровский еще, — ответил Володя, удивившись тому, что эта Анна Фёдоровна узнала посуду даже сквозь запыленное стекло, — дед её очень давно покупал.

— Так, мужики, — обратилась она к стоящим возле двери парням в гимнастерках, — хоть одну чашку или блюдце разобьете — я вам руки вырву и засуну их в… сами знаете куда.

— Не волнуйся, Анна Фёдоровна, мы чай не пальцем деланные — и при этих словах все они рассмеялись, — упакуем в лучшем виде, чай не впервой.

— И платье на ней моей матери принадлежало, она его просто отобрала, — со злостью добавил Володя.

— Ну чего стоишь, снимай платье немедленно! — обратилась Анна Фёдоровна к соседке.

— Не сниму!

— Митрофан Данилович, только чтоб не до смерти, или погоди… — в руках у удивительной Анны Фёдоровны буквально ниоткуда возник пистолет странного коричневого цвета, — слушай ты, сучка подзаборная, или ты снимаешь сама и сразу, или я сниму, но уже с трупа. Я не брезгливая… ну!

Через час, когда в дверях появилась Володина мать, большая часть вещей была уже упакована в принесенные военными мужиками ящики и вынесена на улицу, а теперь они на две телеги грузили мебель. И Володя с веселым недоумением смотрел за этим непонятным действом, даже не пытаясь понять, что ему следует ожидать от будущего. Но, похоже, будущее было не таким уж и плохим, ведь вся эта компания явно была хорошо настроена к Володиной семье, а здоровенный Митрофан Данилович даже сбегал куда-то в магазин и принес Дине кулек с конфетами. Но все улучшающееся настроение Володи грубо прервало появление соседа, причем в сопровождении милиции. И не милиции вообще, а начальника районного отдела по борьбе с грабежами!

— Так, граждане, что тут происходит? — поинтересовался тот, предусмотрительно не доставая наган из кобуры: все же бандиты давно уже и в перестрелки с милиционерами вступать не стеснялись, а тут народу в гимнастерках было куда как больше, чем милиции. Впрочем, один милиционер быстренько скрылся из глаз, вероятно за подмогой побежал, — подумал Володя.

— Ничего особенного, — спокойно ответила Анна Фёдоровна, — просто наш сотрудник переезжает и мы ему помогаем.

— Они мой стол к себе в телегу запихали! — чуть ли не взвизгивая от возмущения сосед показал пальцем на повозку.

— Объяснить можете? — милиционер явно трусом не был и подошел почти вплотную к грузчикам, расстегнув, впрочем, кобуру. — И ваш сотрудник — это чей?

— Гражданин мебелью завладел незаконным путем…

— Законным! Это моя мебель!

— Кстати, поинтересуйтесь у гражданина, откуда у него в комнате появилась ваза династии Мин? «Голубой дракон», по описи должен находиться в Эрмитаже. Цена такой вазы на аукционе Сотбис в Лондоне начинается с десяти тысяч британских фунтов, то есть с девяносто восьми тысяч золотых рублей, а парная — как этот «Дракон» — уже с тридцати тысяч… И уточните, куда он вторую дел? Уже продал?

— Не трогал я вторую, она небось как лежала в Эрмитаже, так и лежит! — взвизгнул тот, но мгновенно заткнулся, сообразив что он наделал.

— Арестуйте эту сволочь, — спокойно проговорила Анна Фёдоровна и, достав откуда-то удостоверение, сунула ее под нос опешившему милиционеру: — А это — наш сотрудник, и согласно ордера, подписанного самим товарищем Мессингом, — она достала еще одну «бумажку» — мы помогаем ему в переезде на новое место работы. Вместе — убедитесь сами, вот тут написано — со всем принадлежащим ему имуществом.

Сосед дернулся к оттопыривающемуся карману, но, после того как Митрофан Данилович легонько стукнул его кулаком в ухо, мягко осел на тротуар.

— Поставьте охрану к квартире, пошлите за специалистами в Эрмитаж, пусть они сами забирают утраченное имущество. Рапорт составите на имя товарищ Жупахина, я прослежу. А эту мразь я с собой забираю, и Жупахина тоже извещу.

До Володи потихоньку дошло, что женщина, которая так легко приказывает районному начальнику милиции, способна на многое — и загрустил, представляя свое ближайшее будущее не совсем радужным. Но тут же сообразил, что если бы его захотели «взять», то уж точно церемониться бы не стали, вон как соседа упаковали безо всяких даже ордеров. И он робко поинтересовался:

— Анна Фёдоровна, а вам электрики не нужны?

Чуть позже, выслушав рассказ Ани, Петр как бы мимоходом поинтересовался у Митрофана Даниловича, где это он научился так людей бить: вроде бы и не сильно, но те сразу вырубаются.

— Так на фронте. У нас командиром поручик был, Лавров Михаил Васильевич. Вроде и сам не богатырь, но драться умел ой-ой-ой как!

— А где сейчас этот поручик, вы не в курсе?

— Чего не знаю, того не знаю. Слыхал, вроде, что он после революции то ли к Колчаку подался, то ли еще куда… нет, не ведаю. Но ежели кого подучить этому надо, то я и сам смогу: с другими солдатами мы во взводе как раз друг друга и учили. Вот только кого учить-то?

Спустя месяц Володя Сердобин вот уже неделю все время сидел на бывшем заводе «Новь», следя за тем, как рабочие выделывали для него очень экзотическую печь. Про карбоксилирование фенола он уже все понял: Анна Фёдоровна в деталях объяснила ему цель столь странной работы — ну а теперь ему пришлось заниматься обеспечением этой работы сырьем. Точнее — серной кислотой, и рабочие как раз «лепили» небольшую печь для сжигания пирита. Именно небольшую, практически «лабораторную»: для начала предполагалось в ней ежесуточно сжигать примерно с полтонны камня, но попутно Володя думал и над тем, какую печь нужно будет построить «к следующему году», ведь Анна Фёдоровна сказала, что ей потребуется уже не меньше тысячи тонн кислоты в год. И что-то Володе подсказывало, что трех-четырех таких же, как изготавливаемая сейчас, печей, в следующем году Анне Фёдоровне будет уже недостаточно.

Сережу Гордеева в Боровичи привез — через неделю после Володи — товарищ Сухов (почему-то его все, даже жена, называли именно так и Володя до сих пор не знал, как его зовут). А еще через неделю, уже в самом начале сентября, в город приехал и Викентий Станиславович Прокофьев. Приехал, походил по заводам, к Володе в лабораторию тоже заглянул — а на прошлой неделе перебрался в город окончательно вместе с семьей и они с Сережей они занялись чем-то «серьёзным» на вновь открывшемся механическом заводе. И явно чем-то очень интересным: по крайней мере Володя видел, как они из бывшего спиртозавода (где и находилась его лаборатория) перетаскивали туда здоровенные медные котлы.

Сам Сережа сказал, что с они Викентием Станиславовичем делают электрические генераторы, и когда запустят первую электростанцию, то он ненадолго съездит в Ленинград чтобы жениться: у него давно уже была невеста, но на тридцать шесть рублей в семье особо не пошикуешь, да и работать по двенадцать часов в сутки, семьи практически не видя, было бы неправильно. Понятия о «правильности» у Сергея остались от отца, капитана второго ранга — которого тот после восемнадцатого года ни разу не видел…

А здесь семью заводить было самое милое дело: всем предоставляли очень неплохое жилье совершенно бесплатно, зарплату давали очень хорошую. Даже Сережа, всего лишь с гимназией за плечами да несколькими годами работы на трамвайной подстанции, где ему помогал постигнуть тонкости электрической науки Викентий Станиславович, получал по целых семьдесят рублей. А Володе, сразу после того, как он показал Анне Фёдоровне проект пиритовой печи, дали уже двести — и обещали еще повысить после того, как заработает аспириновый цех!

Сергея же поначалу очень напрягало то, что на механическом заводе постоянно крутился Карл Юльевич Бредис — начальник городского отделения ОГПУ, но вскоре он увидел, что главчекист на заводе занимается совсем не теми делами, на которые намекала его форма. А когда он увидел, как тот ругается с Семеном Мартыновым — осужденным на шесть лет большевистской каторги рабочим из Ленинграда, и оба после перебранки спокойно расходятся делать свою работу, он успокоился. Сильно при этом удивляясь, что в этом провинциальном городке «всё не так как у людей»…

Товарищ Бредис чекистом стал, по его собственным словам, совершенно случайно. Бывший рабочий с завода «Руссо-балт», умеющий прекрасно управляться с автомобилем, был призван служить шофером, да так за рулем и провел два года войны. А когда случилась революция, ценного специалиста назначили водителем комиссара полка — который, в двадцатом году став чекистом, забрав водителя с собой в Петроград. В двадцать первом он получил назначение уже в Москву, а Карл Юльевич остался в Петрограде, причем остался «с повышением» — в должности помощника уполномоченного. А когда город стал Ленинградом, товарищ Бредис решил, что ему не очень нравится нынешняя работа — и сумел получить назначение в Боровичи. Где, как он думал, ему будет гораздо спокойнее. В общем-то, он не особо и ошибся: всей «грязной работой» занимался присланный через полгода его заместитель, эстонец Аунап. Редкостная пьянь и бабник, да и вообще личность довольно мерзкая — но этим летом он отдал богу душу. Или, скорее, дьяволу — впрочем для коммуниста такие мысли можно считать недопустимыми. Ну, это если их вслух выражать, про себя-то думать никто запретить не может…

А спустя всего месяц… Спустя месяц после дурацкой смерти помощника столь же дурацки сломался выделенный Боровичскому отделению ОГПУ автомобиль. То есть сам Карл Юльевич вообще удивлялся, что этот «Руссо-Балт» шестнадцатого года выпуска еще как-то ездит, но все же опыт человека, когда-то эти автомобили делавшего, помогал поддерживать жизнь «железного коня». Однако сломалось авто все равно именно по-дурацки: возле вокзала машина, объезжая застрявшую в грязи телегу, наехала на брошенный кем-то возле дороги кусок рельса — и чертова железяка, одной половиной провалившись в канаву, второй так ловко стукнула снизу, что разом перебила тяги управления, а затем продолжающий движение автомобиль на рельсу наехал всем весом и остался без вырванного крепким металлом распредвала.

Эта неприятность Карла Юльевича не очень расстроила, ведь уже потихоньку начал работать механический завод, а он, как в прошлом весьма умелый токарь, вероятно смог бы изготовить поломанные детали. И мешать ему никто не будет, и время для дела такого найдется: ведь в городе появилось еще пятеро сотрудников ОГПУ, оставившие его практически вообще без работы. Но когда машину притащили (на гужевой тяге) в заводской цех, он подумал, что это будет все же не очень просто. То есть изготовить новый распредвал он смог бы, но для этого и металл нужен подходящий…

Однако придумать, откуда можно было бы нужный кусок металла добыть, он не успел: подошедший к нему товарищ, которого «варяги» назначили старшим по перезапуску завода, внимательно оглядел машину и сообщил ему свое мнение по поводу поломки:

— Так этот кусок говнища еще и сам передвигался? Даже несмотря на это? — и он ткнул пальцем в треснувший и запаянный медным припоем цилиндр.

— Да, передвигался, — холодно сообщил ему Карл Юльевич, — и, когда я устраню поломку, и дальше передвигаться сможет.

— Ерунда всё это, — ответил тот, — тут проще мотор заменить.

— Вероятно это было бы проще, но при наличии другого мотора.

— А в чем проблема?

— В том, что нового мотора нет, — хотя товарища Бредиса очень многие называли флегматиком, он явно начал раздражаться.

— Нет, так сделаем… когда литейку организуем.

Эта мысль латышу чем-то понравилась, и он с некоторой гордостью за город, в котором ему довелось руководить, поделился никому из приезжих, очевидно, неизвестной информацией:

— Литейка есть на бумажной фабрике, и, увидев недоумение на лице собеседника, пояснил: — это рядом с заводом «Новь». Литейка есть, литейщиков сейчас там нет, но вы, насколько мне известно, привезли литейщика-заключенного. Вы хотите отлить новые цилиндры?

— Не заключенного, а… впрочем, неважно. Нет, я хочу сделать новый мотор. Покойный какой мощности был?

— Какой покойный?

— Мотор этот.

— А… Двенадцать лошадиных сил.

— Понятно тогда, почему на паяном цилиндре не развалился. Так, мотор лучше сделать сил в двадцать… вы, я гляжу, что-то в моторах понимаете?

— Да, я их делал. И на этой машине мотор чинил тоже я.

— Это радует. А давайте вас назначим директором моторного завода?

— И где этот завод находится?

— Пока нигде, а будет… там пустырь есть, рядом с этим… с бумажным заводом, там и построим. Следующим летом, а пока здесь прототип мотора сделаем и на машину вашу его поставим. Пойдете директором?

— Я не думаю, что мои руководители согласятся.

— А я их и спрашивать не буду. Если вы согласны, то я просто приказ напишу: так мол и так, уволить из ОГПУ в связи с переходом на более ответственную работу.

— И ОГПУ согласится?

— Все сотрудники Девятого управления имеют безусловное право забирать к себе любого человека без согласования с их начальниками. Любого, кроме, разве что, членов Центрального комитета — да и то я в этом полностью не уверен.

— А вы тоже сотрудник Девятого управления? — удивился латыш.

— Всего лишь начальник отделения, но если моей власти не хватит — скажу товарищу Сухову, он все же начальник Управления…

— Я, пожалуй, все же откажусь: был всего лишь токарем, хотя и весьма хорошим, а самому придумать мотор…

— Да плевать: у вас уже есть изрядный опыт в управлении, так что ваш опыт токаря лишь поможет не принимать откровенно дурацких решений, работе мешающих: директор должен не сам все делать, а людьми управлять. А мотор придумывать мы найдем людей, впрочем простенький я и сам придумаю. Ладно, пока мотор еще не придуман, то и вы подумайте — над предложением моим, заодно поможете и опытный образец изготовить — как токарь, конечно.

Валентин, после того, как Вася озвучил ему новую идею, лишь фыркнул:

— Мысль интересная, но, скорее всего, лишь для психиатров. У нас что, есть спецы по разработке моторов?

— Специалистов нет, однако на своей ласточке я мотор столько раз перебирал, что его и воспроизвести, пожалуй, сумею. Сумею, но пока не буду: у меня есть практически рабочие чертежи двухцилиндрового оппозитника. Я размышлял, как в моей «ласточке» свободное пространство увеличить и подобрал подходящий моторчик.

— А почему его не купил?

— Потому что он пока не продается. У меня племянник диплом в Е-бурге писал, вроде как в рамках импортозамещения минимоторчик для минитракторов изобретал. Изобрел, взяв в качестве образца какой-то бразильский, что ли, прототип, диплом успешно защитил. А потом мы с ним прикинули, что если сделать восьмицилиндровую версию на две сотни сил, то такой в «ласточку» вполне бы поместился, к тому же уменьшив потребный объем моторного отсека почти вдвое.

— Собирался четыре моторчика синей изолентой друг с другом скрепить?

— Так он с ребятами с УДМЗ почти договорился попробовать сделать, вроде как дешевое двигло на надводных дронов: там ТВД изначально не предусматривался, мотор с насос-форсунками …

— ТВД? Так это дизель? — удивился Валентин.

— Ну да…

— Ты думаешь, что нынешняя молодежь сможет топливные форсунки изготовить?

— Надо попробовать. В любом случае ты же не собираешься КПВТ на горбу таскать?

— Веский довод, и не оспоришь…

— Я вот что подумал: у нас с алюминием не ахти, при нынешних допусках и посадках высокооборотник нам не изготовить — но если делать из чугуна и обороты резко так подсократить, то двадцать сил из конструкции вытянем. А если получится, будем трактора с этими моторами лепить, тоже польза.

— Ну ладно, дерзай. Остается вопрос: на какие шиши будем завод строить? Денег нам Киров больше ни копейки не даст, у него у самого с ними полная задница.

— Ольга говорила, что у неё и по деньгам план почти готов, так что придется тебе снова к Кирову скоро ехать…

Ольгин «план» был исключительно прост и интуитивно понятен каждому из попаданцев: чтобы появились деньги нужно продать что-нибудь ненужное. Правда, чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно чтобы это ненужное кому-то, причем кому-то при деньгах, было очень нужным. А тут или у потенциального покупателя денег нет, или деньги есть, но…

Пока что у попаданцев «ненужного» было очень немного — но оно было. И Ольга Дмитриевна сама отправилась это ненужное срочно продавать. В Москву. Вместе с ней заниматься торговлей отправился и Петруха, но он в столице задержался всего на два дня…