Титановый бардак

Что остаётся нам в наследство от наших дедов и отцов

Восемнадцатого декабря состоялось «внеочередное совещание руководства», причем состоялось оно — по просьбе «малой девятки» — на даче Сталина в Кунцево. И «совещаться» туда приехали — кроме всего руководства Девятого управления — Струмилин, генерал-полковник Митрофан Неделин, Лаврентий Павлович — как руководитель МГБ, а так же три никому неизвестные ранее женщины. С собой сотрудники «девятки» притащили несколько больших коробок, а еще два деревянных ящика едва поместились в кузов грузовика, и Сталин, вышедший встретить гостей, с некоторым ехидством поинтересовался у суетящейся возле грузовика Гули:

— А не проще ли было бы ваши грузы нам посмотреть где-нибудь в более удобном месте? В институте каком-то, например — а то эти ящики только разгружать будут пару часов, не меньше.

— Ничего, Иосиф Виссарионович, тут груз объемный, но не очень тяжелый. И он именно здесь и нужен. А разгрузим мы его позже, это не к спеху.

— Ну тогда заходите, начнем…

— Прежде всего, — начала разговор Гуля после того, как все расселись за столом, — позвольте представить новых гостей. Это — она указала рукой на трех сидящих рядом с ней женщин — личные врачи Иосифа Виссарионовича, и с сегодняшнего дня они будут вести постоянное наблюдение за его здоровьем.

— Мне кажется, Гюльчатай Халматовна, что вы несколько… ошиблись. У меня уже есть врачи, и мне кажется, что с работой они вполне справляются.

— Это вам кажется. Я не хочу сказать, что ваши прежние врачи — она выделила голосом слово «прежние» — имеют низкую квалификацию, но они в любом случае всего лишь врачи общей практики, а новые доктора — профессиональные геронтологи, то есть специалисты по части проблем людей в возрасте. А с возрастом у людей, к сожалению, возникают проблемы, с которыми большинство докторов просто не знакомы, а потому решить их не могут.

— А не много ли вы на себя берете?

— Иосиф Виссарионович, когда человеку исполняется семьдесят лет — кстати, поздравляю с юбилеем — лучшее, что он может сделать по части личного здоровья — так это неукоснительно исполнять предписания специалистов. Причем, хочу особо заметить, лучших специалистов в мире. Это я не хвастаюсь и не хочу как-то возвысить этих милых женщин в ваших глазах — но в мире просто других специалистов такого уровня нет. Хотя бы потому, что никто еще настолько серьезно вопросами геронтологии не занимался…

— Вы что-то точно напутали: отмечать день рождения я буду несколько позже, к тому же отмечать шестьдесят девять…

— Иосиф Виссарионович, через три дня шестьдесят девять будет товарищу Сталину, — и Гуля указала рукой на висящий на стене портрет. — А Иосифу Виссарионовичу Джугашвили сегодня исполняется семьдесят… вы что, всерьез думали, что мы этого не знаем? Ну так вот: нам, девятому управлению, всему Советскому Союзу да и мировой общественности в целом крайне важно, чтобы здоровье товарища Сталина было прекрасным. Мы — в данном случае пока лишь Девятое управление — категорически не желаем, чтобы через три-четыре года товарищ Сталин нас покинул. Поэтому товарищу Джугашвили придется подчиниться специалистам по его личному здоровью, хочет он этого или нет.

— На счет желания Девятого управления я понимаю, и, скорее всего, вы правы и с Советским Союзом, — усмехнулся Сталин, — хотя, безусловно, и у нас многие мне здоровья бы не пожелали. А вот по поводу мировой общественности…

— Скажу проще, — в разговор вмешалась Ира. — Нормальные отношения с Китаем и с Кореей целиком определяются тем, что и Мао, и Ким очень уважают лично вас. Вас не станет — и СССР просто разосрется сначала с Мао, а затем, скорее всего, и с Кимом отношения серьезно испортятся. Опять же, наши дружеские связи с Боливарианским союзом тоже в значительной мере обусловлены отношением тамошнего населения лично к вам. И сейчас, когда Бразилия всерьез рассматривает вопрос о вхождении в состав этого Союза…

— Обложили тебя, — усмехнулся Станислав Густавович, — и ведь даже возразить не получается.

— Надеюсь, вопрос с медициной мы решили, — продолжила Гуля, — а в ящиках на улице специальная медицинская аппаратура, которую нужно будет здесь поставить.

— А теперь давайте перейдем к торжественной части, — поднялся Валентин, — и подарок к вашему дню рождения покажет Митрофан Иванович. А чтобы у него показ вышел… Петруха, ты где?

— Уже несу, — с этими словами Климов вместе с Власиком втащил в комнату большую коробку и вытащил из него телевизор. — Где тут антенный кабель спецсвязи? Ага… ну я включаю.

— Прямая трансляция с космодрома «Тюратам», — прокомментировал Митрофан Иванович появившуюся на экране картинку. Откровенно говоря, сделать это спокойным голосом ему удалось с трудом — но все же удалось.

— Вы научились по телевизору передавать изображение в цвете? — удивился Струмилин. Сталин тоже удивился, но не подал виду, а Берия — он первую пробную трансляцию успел еще вчера посмотреть.

— Это не мы научились, — ответил Неделин, — это артель «Изумруд» из Новгорода постаралась. Сейчас они готовятся к серийному выпуску цветных телевизоров, обещают в марте продажи населению начать. А вот то, что на экране — это работа Минобщемаша, конкретно — товарища Янгеля. Межконтинентальная ракета, способная донести изделия Средмаша до вероятного противника примерно за сорок пять минут. Но сейчас мы попытаемся произвести запуск искусственного спутника Земли. Спутника связи: если все получится, то через месяц у нас будет на орбите уже шесть таких спутников и мы сможем транслировать передачи московского телецентра по всей территории СССР. Теоретически, все же сначала потребуется и наземные станции выстроить.

— У нас уже есть шесть таких ракет? — поинтересовался Сталин, вглядываясь в изображение на экране телевизора.

— У нас есть уже десять таких ракет, но Михаил Кузьмич оценивает вероятность успеха процентов в семьдесят. Обещает, что через год, максимум полтора, надежность ракет вырастет до примерно девяносто пяти процентов и их можно будет принимать на вооружение, — ответил Неделин. — Однако Девятое управление считает, что запуск спутника откладывать не стоит: нужно продемонстрировать американцам, что мы их уже сейчас можем достать в любой точке планеты. Я думаю, Ирина Алексеевна лучше меня объяснить необходимость такой демонстрации…

Перед экраном телевизора собравшиеся провели больше часа: подготовка к пуску шла «по расписанию» и, по большому счету, пока ничего интересного видно не было. Поэтому разговор как-то незаметно вернулся к «проблемам здоровья». Причем теперь на вопросы Сталина отвечали «новые врачи»:

— Если не вдаваться в подробности, — первой ответила выглядящая самой молодой женщина, представленная как Ольга Чаплыгина, — для мужчин переломным является возраст в шестьдесят пять — семьдесят лет. В этом возрасте резко замедляются процессы регенерации, возрастает риск разрушения сосудистой системы, могут появиться серьезные проблемы с сердцем — но при определенной медикаментозной терапии все эти проблемы можно если не устранить, то существенно купировать. Проще говоря, если вы, Иосиф Виссарионович, будете регулярно принимать назначенные медпрепараты, то мы вас дотянем минимум лет до девяноста, причем с большой степенью вероятности с полным сохранением ясности мышления. Гюльчатай Халматовна уверена, что болезнь Альцгеймера вам не грозит, а насчет болезни Паркинсона у нас есть уже обнадеживающие результаты по части лечения. Нет, у вас ее тоже не наблюдается, но береженого, как говорится, и бог бережет.

— В роли бога, — усмехнулся Сталин, — сейчас выступает Гюльчатай Халматовна…

— А вот ни хрена, — решила уточнить Ира. — Гуля у нас хирург, а со старческими болезнями у нас как раз институт геронтологии бороться готовится.

— А вам не кажется, что создавать институт для лечении, причем когда-нибудь в будущем, одного товарища Сталина…

— А вы бы, товарищ Джугашвили, — «сердитым» голосом прервала его Ира, — постеснялись бы свои неверные умозаключения среди молодежи озвучивать, — и она показала рукой на «молодых докторов». — Вы в стране не один старик, а все предписанные ими вам медпрепараты уже массово в Союзе производятся и, по мнению специалистов из Медакадемии, по крайней мере миллиону советских стариков они уже обеспечили лет по пять дополнительной счастливой жизни.

— Ну вот, меня уже в старики записали, — повернулся Сталин к Струмилину.

— А что? Даже я не смогу назвать тебя молодым человеком, — усмехнулся тот.

— Ну, допустим, я погорячилась, — сказала Ира уже нормальным голосом. — Но в любом случае вы человек уже пожилой… смотрите: старт начинается! — И, повернувшись и Свете, тихо добавила: — не пятисотка, конечно, но тоже красиво.

Берия и Сталин молча переглянулись…

Двенадцатью часами позже Дуайт Дэвид Эйзенхауэр хмуро смотрел на Дугласа Макартура. Но от этого произносимые начальником Генштаба слова приятнее не становились. Впрочем, и сам президент США придумать хоть что-то, ситуацию хоть немного улучшающее, не мог пока, так что — по старой привычке всех политиков — постарался «возложить вину на предшественника»:

— Если бы Франклин не позволил русским создать эти концессии в Канаде…

— Да срать на эти концессии! Ну да, русские выгребают уран из пары месторождений побогаче, но и того, что осталось, нам могло бы лет на двести хватить. Проблема не в этом…

— А в чем тогда проблема?

— Проблема в том, что эта сумасшедшая тетка не блефует! Умники Даллеса подтвердили, что зарядов, подобных тому, что они показали Рузвельту на Маккензи-Кинг, у них действительно десятки, если не сотни. Аллен к тому же утверждает, что у них действительно есть и изделия раз в пять мощнее…

— А почему они Рузвельту не показали более мощный вариант?

— Разведка утверждает, что сами русские свои мощные бомбы называют «грязными», и после их применения на пораженной территории вообще никакая жизнь будет невозможна. Почти никакая: у них по этому поводу ходит поговорка, что выживут одни тараканы. А нам они показали бомбу «чистую», и я, честно говоря, даже смотреть не хочу на то, что может сделать грязная. Как ты знаешь, я лично побывал на Макензи-Кинг… наши яйцеголовые говорят, что мощность взрыва составляет от семи до десяти миллионов тонн в тротиловом эквиваленте, но русские «успокаивают»: всего лишь пять. Пять миллионов тонн! Которые доставил один-единственный самолет!

— Что нужно, чтобы и у нас была…

— Забудь. У них есть — действительно есть — бомба в пять раз более мощная, чем они взорвали в Канаде. И они предупредили, что ее хватило бы, чтобы весь этот остров просто вбить вглубь планеты на полмили! Правда эти чертовы физики говорят, что русские преувеличивают, там от силы футов на триста остров опустился бы… извини, это я нервничаю, вот дурацкие шутки и прут из меня. В общем так: полтора года работы лучших наших кадров дали очень простой результат: такую бомбу, какую взорвали русские, на современном уровне развития науки создать невозможно. Этот хилый еврейчик как-то рассчитал — а все остальные участники проекта с ним согласились — что урановую бомбу мощнее пятидесяти тысяч тонн сделать невозможно в принципе. Причем Уилсон, который руководил этой группой мозгоклюев, в частной беседе сказал мне, что Ферми результат раза в два-три преувеличил, потому что считал идеальный случай, которого на практике достичь невозможно.

— А русские сделали бомбу в сто раз мощнее идеальной…

— Уилсон считает, что русские сначала сделали именно урановую бомбу, но в процессе ее изготовления или при испытаниях получили какие-то новые результаты, которые в уме просчитать невозможно. Так что если мы тоже пройдем по этому пути и у нас будет своя урановая бомба…

— Ты не понял моего вопроса. Урановой бомбы у нас не будет, забудь.

— Но почему? У Теллера, который работал в группе Уилсона, есть идеи, как можно сделать бомбу раз в десять мощнее урановой…

— Я же сказал: забудь! Президент Лукьянова действительно не блефует: раз она сказала, что если мы попытаемся сделать свою бомбу, то на головы мозгоклюям рухнет бомба русская, то так оно и будет. Я тебя же позвал не за тем, чтобы обсуждать, можем мы бомбу сделать или не можем — мы не можем, и с этим нужно смириться. По крайней мере на ближайшие годы или даже на десятилетия… Лукьянова предложила нам подписать договор об открытом небе, по которому их самолеты со специальной аппаратурой смогут беспрепятственно и в любое нужное им время летать над нашей территорией…

— Ну, наглости у русской дамочки…

— С самолетов, по ее словам, они смогут распознать, ведем мы работы над, как она выразилась, мирным атомом или над бомбой. А без самолетов они будут просто вынуждены бомбить все, что будет связано с исследованиями по урану.

— Никаких русских самолетов! Кто поручится, что они на борту не притащат свою бомбу? У нас уже есть свои реактивные истребители, и мы их сделаем, если потребуется, тысячи, десятки тысяч — но ни один русский самолет с бомбой в США не залетит!

— Ты опоздал делать истребители. Русские прошлой ночью запустили искусственный спутник Земли, и другие мозгоклюи уже подсчитали, что такая ракета может доставить пятитонную бомбу в любую точку США. А ракет у них уже тоже много: по радио русские объявили, что в течение месяца они собираются запустить уже шесть спутников…

— И что тогда нам делать?

— Я думаю, что договор можно подписать: пусть они летают. Ведь со спутника они могут действительно что-то неправильно определить, а ведь мы и в самом деле можем заняться разработкой урановых электростанций. Должны заняться: Лукьянова передала нам довольно много информации по этой части…

— А на электростанции наработать плутоний и…

— Я внимательно прочитал то, что она нам передала. В частности, там крайне не рекомендуется даже пытаться изготовить плутониевую бомбу. В документах указано, что плутоний весьма неустойчив, разные… как это называется, изотопы ведут себя очень по-разному, и с вероятностью в пятьдесят процентов бомба просто не взорвется, заразив очень ядовитым плутонием землю.

— Но другие пятьдесят процентов…

— А с вероятностью в пятьдесят процентов она взорвется в процессе изготовления — и русские абсолютно в этом уверены! Так что пока мы действительно займемся урановыми электростанциями, а когда наберемся знаний…

— Я понял. Но тогда не очень понятно, зачем ты меня пригласил.

— Уточнить кое-что, и все что хотел узнать, узнал. А ты… сейчас всю команду Уилсона переориентируй на разработку энергетических реакторов.

— Но ведь чертова баба тебе передала документацию по ним?

— Это не документация, а какие-то результаты научных исследований, с помощью которых реакторы можно сделать. Она открытым текстом мне сказала, что русские ученые заплатили за полученные ими технологии здоровьем и даже жизнью, и у США не хватит денег, чтобы компенсировать их утраты. Но если американские ученые захотят помочь своей стране…

— Надеюсь, ты не станешь мозгоклюям рассказывать про утраченное здоровье.

— Не стану. И теперь по ракетам…

— Самая мощная, которая у нас есть, может донести полтонны на пятьсот миль.

— По непроверенным источникам, у русских есть ракета, которая доставляет полторы тонны на две тысячи миль.

— И они с помощью нее запустили спутник?

— Нет, я говорю о ракете, которую они могут запустить с подводной лодки. С подводной лодки, а не с линкора! Мне эта идея понравилась… займись. Лично займись, найди тех, кто сможет сделать такую ракету… и лодку заодно. Кстати, по тем же слухам, эта лодка у русских тоже ходит с урановым реактором и может по полгода на поверхность не подниматься. Аллену я уже поручил уточнить по этой части все, что возможно — но, надеюсь, у нас в стране и своих инженеров достаточно? Если им платить столько, сколько стоит такая работа…

— Вообще-то у меня другая работа…

— С сегодняшнего дня — нет. Ты не оправдал доверия президента и подал в отставку, а начальником штаба пусть послужит Маршалл. А то, что тебе подыскали место в какой-то мелкой военной конторе, зарегистрированной в Талсе, Оклахома — так это вообще твое частное дело. Официально там на базе старой верфи занимаются системами спасения при авариях на подводных лодках, с бюджетом подразделения около пары миллионов в год, а реальный бюджет, который будет проведен по закрытым статьям, ты мне назовешь через месяц. И подумай, кто у нас займется поиском и добычей урана. Цена большой роли не играет: чтобы приготовить из него хотя бы топливо для предлагаемого русскими реактора, потребуется потратить тысячи долларов на фунт, так что будет стоить этот фунт пару долларов, как у русских в Канаде, или полсотни — это вообще неважно. Важно, чтобы мы начали эту работу, и чтобы русские увидели, что мы бомбой не занимается. А как потом спрятать… Аллен говорит, что у русских где-то в Сибири в сплошном граните выдолблены многокилометровые шахты. И для начала нам нужно понять: обязательно ли долбить гранит или хватит готовой угольной или медной шахты.

— Выясним. А когда ты будешь подписывать этот договор с русскими?

— Лукьянова специально прилетит к нам через неделю… через неделю после того, как мы заявим о согласии на подписание. Я им сообщу об этом уже сегодня.

— И как она не боится прилетать к нам?

— Она на самом деле не боится. Потому что знает, что мы знаем, что она — всего лишь декоративная фигура.

— Президент России — декоративная фигура?

— В СССР правит Сталин, а она… она даже не ширма дядюшки Джо, за ней — да и за спиной самого Сталина — стоит еще кто-то. Кто-то, кто пятнадцать лет назад посеял панику среди занимающихся ураном физиков, кто по сути остановил все исследования в этом направлении. И кто в результате обеспечил Советскому Союзу шанс на власть во всем мире. И твоя задача — сделать так, чтобы они этот шанс утратили…

Традиционное празднование Нового года в Боровичах проходило не очень весело, и больше всего настроение всем портила угрюмая физиономия Ирины. Вася попытался ее развеселить, рассказывая всякие смешные истории — но успеха на этом поприще не сыскал. А после выступления Сталина, транслируемого по телевизору, Ира как-то окончательно сникла.

— Ир, что такого плохого у нас случилось, что ты даже на празднике сидишь с такой рожей, будто хоронить кого-то собралась: — поинтересовалась Гуля.

— У нас плохого ничего, у нас все хорошо.

— А чего тогда ты вся в печали?

— Я не в печали, я вообще-то в бешенстве. Просто дома беситься и на вас злость свою срывать не хочу.

— Так, — к разговору присоединилась Света, — а по какому поводу бесися? Может мы поможем этому поводу уйти в мир иной? Петруха что-то давно дурака валяет, ему размяться было бы неплохо.

— А что Петруха сделать-то может? То есть может, конечно, но лучше-то не будет! Товарищ Мао… — тут Ирина замолчала.

— Так, и что этот правый эсэр отмочил на этот раз?

— Почему эсэр? — удивилась Ира. — Он же вроде как коммунист у нас.

— А потому что идеология маоизма к идеологии коммунизма отношения не имеет. Опора на крестьян — это и его основа, и основа идеологии как раз эсэров. Ну еще товарищ Мао ее сильно разбавил традиционным китайским конфуцианством и дремучим европейским национализмом. Смесь получилась довольно гремучая…

— А для простого советского труженика объяснить можешь? А то я что-то не совсем поняла.

— Объясняю: для Мао все не китайцы — говно. А вот китайцы — они тоже говно, за исключением самого товарища Мао и партийной верхушки, но не всей, а лишь той части, кто товарища Мао готов обожествлять. А если учитывать, что Мао окончил лишь традиционную конфуцианскую школу, а про марксизм лишь кое-что слышал в пересказах не менее неграмотных соратников…

— Понятно теперь. Сталин ему выстроил тракторный завод, рассчитанный на выпуск трехсот тракторов в сутки, а там едва полторы сотни делать как-то успевают, да еще сотня из этих полутора сразу ремонта требует. А ты мне тогда расскажи, чем Ким отличается: у него такой же тракторный завод на сто двадцать процентов загружен, на Йессо теперь трактора их Кореи в колхозы идут и народ их очень даже хвалит.

— Товарищ Ким успел побыть советским офицером и товарища Сталина практически боготворит. Не, не в этом смысле — но советы, которые ему Оля по экономике дает, он воспринимает как руководящие указания от Сталина. А Оля плохого не посоветует…

— Оля скоро от всех этих зарубежцев с ума сойдет от перегрузки, — отозвалась Ольга. — Хорошо еще, что Сашка пальцем показал, где геологам в Корее всякое полезное искать, и они почти все нужное уже нашли. А так как Ким молча указания исполняет… Вот интересно, у японцев в Маньчжурии и в Корее промышленность была почти одинаково развита, причем в Маньчжурии даже побольше — но у Кима вся эта промышленность цветет и пахнет, а у Мао катится в сраное говно. И это мне не очень понятно: народ-то и там, и там трудолюбивый.

— У нас народ тоже трудолюбивый, — философски заметил Валера, — но пока страной правили верные ленинцы, все разваливалось ударными темпами — и лишь когда Сталин этих ленинцев терминировал, началось развитие. Ким ставит промышленное развитие выше идеологии, у него до сих пор ни один инженер из тех, кто на японцев работал, ни наказан никак и они все даже уровень жизни повысили. В стране практически жрать нечего, но инженер, скажем, с металлургического завода ездит на собственном автомобиле, у него дома и холодильник стоит, и радиола шведская…

— А почему шведская? — тут уже удивился Вася. — Мы же лучше делаем!

— А потому что шведы наши радиолы суют в ящик из красного дерева и чуть ли не золотом их инкрустируют, а для корейца такая коробка — символ красивой жизни. Но это Ким тоже учитывает, у него уже три завода по выпуску радиоприборов выстроены и на одном уже в январе начнут делать радиолы в корпусах из какого-то уже корейского супер-пупер дорогого дерева с ручной резьбой и маркетри из дерева, слоновой кости, серебра и перламутра на корейские традиционные темы. Он один такой девайс Сталину на день рождения уже прислал… ну, на официальный день рождения. Очень даже неплохо смотрится, хотя я бы домой такой и не взял.

— Да срать нам на Мао, — заметил Саша, и ты, Ира, на него… наплюй.

— Да я бы наплевала, но Иосиф Виссарионович наметил для китайцев очень нехилую программу помощи — а если результата от этих, прямо скажем, многомиллиардных вложения не будет, то кто окажется виноват? Глава Верховного Совета!

— А если учесть, но по факту главой совета назначены мы все тут собравшиеся… — задумчиво произнесла Света. — Петь, я тут думала-думала, вспоминала-вспоминала историю… У китайцев сейчас в руководстве — то есть на уровне, принимающем государственные решения — есть один относительно вменяемый товарищ. Который, во-первых, понимает русский язык — потому что в Москве учился, хотя и недолго. Во-вторых, он сейчас заведующий секретариатом ЦК КПК. В третьих, хотя он по факту учился в Москве у Бухарина, в пучины троцкизма не углубился. И хотя он, я бы сказала, страдает излишней гибкостью позвоночника, он его гнет не в личных целях, а на благо страны. А так как янки сейчас считают Китай коммунистической страной и помогать китайцам не будут, то товарищ Дэн был бы для нас оптимальным вариантом.

— Так, Мао… кто еще? — поинтересовалась Гуля.

— Всего пятеро, я сейчас не всех помню, но вспомню. Главное, что там есть такая группа, которую у нас китайцы называли «восьмерка бессмертных» — только это не даосские святые, а вполне себе живые люди — и если Дэн станет главой партии, то эти ребята очень быстро в Китае наведут порядок и гоняться за воробьями не станут.

— Ты мне про воробьев как-нибудь расскажи, — усмехнулся Петя, — а то ты говоришь об этом так, как об известном всем и каждому и я чувствую себя идиотом.

— Чувствуй дальше, а сначала скажи: есть у тебя люди, которые могут в Пекине незаметно поработать?

— У Лаврова в Урумчи есть очень неплохая команда… Гуля, когда ты все нужное подготовишь, скажи — я туда слетаю быстренько.

— Можешь уже завтра лететь. Я знаю, что приготовить, но на работу недели две уйдет: сейчас Аня сильно занята.

— Я могу прерваться, — отозвалась та, — ведь эта работа-то срочная?

— Ань, не дергайся: сначала вы запускаете Воронежскую электростанцию, а потом уже расслабишься и нахимичишь то, что Пете нужно будет. Спешить всяко не выйдет, я еще кое-что проверить должна, чтобы определить дозировки, которые будут недоступны нынешним экспертам.

— Ну вот, опять на праздник мы обсуждаем, кого и как на тот свет отправить, — вздохнула Оля.

— Нет, — ответила ей Света, — мы обсуждаем, как спасти очередные миллионы людей. Мао во время своего большого скачка убил от двадцати до пятидесяти миллионов человек, а если этого скачка не будет…

— Оль, ты не с той стороны на проблему смотришь, — тихо сообщил жене Саша, — и скорее всего потому, что встала на позицию очень стороннего наблюдателя. Здесь, в СССР, мы ведь тоже немало сволочей терминировали — но спасли почти двадцать миллионов человек. Ты просто рассматривай Китай не как далекую зарубежную страну, а как добрых соседей.

— Я стараюсь…

— А еще, Оль, — дополнила Сашин «совет» Света, — нужно учитывать, что пока еще маоизм как идеология не сформировался, и если мы через экономику всунем в Китай идеологию правильную…

— Как бы еще Виссарионовичу правильную идеологию в голову внедрить, объяснить, что на первом месте у нас должно быть благосостояние нашего народа, а все Китаи — это если лишние средства как-то образуются.

— А вот это как раз моя работа, — широко улыбнулась Ира, — я ему эту мысль вдолблю. Буду ему на мозги капать, пока он не махнет рукой и скажет «делай что хочешь, только отстань». С Болгарией-то мы взаимовыгодный союз организовали, с немцами вроде неплохо получилось без выкидывания несчетных миллионов на поддержку их штанов за наш счет — так что и про Китай он все же к нам прислушается. Спасибо, Оль, ты мне сильно помогла: я теперь точно поняла, как дальше Державой нашей править.

— И как? — изобразив на лице крайнюю степень любопытства, поинтересовался Вася.

— Очень просто: в любой непонятной ситуации спрашивать мнение народа. То есть ваше мнение — и вы мне все подробно объясните. Ведь вместе мы — сила, и хрен кто нам помешает сделать то, что мы хотим!

— А что мы хотим? — решил уточнить Валентин.

— Мирного неба над головой. И счастливой жизни в счастливой стране. Так ведь?

Новый год уже добрался до Берлина, а в небольшом домике неподалеку от Москвы два человека все еще «провожали старый». Тоже не особо при этом веселясь. Хотя, откровенно говоря, собрались они здесь вовсе не ради праздника, и вообще приехали сюда минут пятнадцать назад из телестудии — а приехали вдвоем, поскольку несколько тем было необходимо обсудить как можно скорее. Например, проблему взаимоотношении с Венгрией, на которую вроде как американцы глаз положили — но когда рабочие вопросы закончились, на столе появилась бутылка «Киндзмараули», несколько тарелок с традиционными грузинскими закусками — и разговор перешел на темы, на первый взгляд от политика очень далекими:

— Лаврентий, а ведь они действительно считают меня стариком, — вроде как пожаловался приятелю Иосиф Виссарионович.

— Ну, молодым тебя точно никто не назовет, однако возраст тебе работать совершенно не мешает.

— Это ты верно сказал, но Гюльчатай Халматовна процитировала мне одну фразу из книжки, и она мне теперь покоя не дает.

— Какая цитата?

— Из Булгакова: «человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!». И теперь я думаю, что будет, когда… Кто на страну встанет? Куда ее поведет?

— На меня не смотри, мне другая цитата тоже покоя не прибавляет. Из Светланы Юрьевны цитата, из ее характеристики на меня: «лучший кризисный менеджер двадцатого века, но управлять государством не в состоянии».

— Лучший кто?

— Она мне объяснила: это значит, что любую задачу, которую требуется решить кровь из носу и не считаясь с издержками, я могу решить лучше всех. Но тянуть лямку, заниматься рутиной — это не в моем характере, и я такую работу просто не потяну.

— Интересно, а кого они видят в руководстве страны после… ну, потом?

— Никого из девятки, это я точно знаю. Я… ты знаешь, насчет Булгакова — он, в общем-то, верно сказал. И я задумывался над этим вопросом…

— И что придумал? Это же будет именно кризис, а ты ведь у нас лучший кризисный… этот самый! Какого черта они все время англицизмы везде суют? Может, они английские шпионы? — Сталин даже рассмеялся, произнеся вслух эти слова.

— Климов свободно говорит на фарси и на испанском, неплохо на французском, а на английском — мне переводчики из НКИД говорили — скорее как высокообразованный индус. Точно не британский шпион. Суховы оба знают арабский, точнее сирийский диалект арабского, но не отлично. Сухова еще латынь, но все же скорее как врач, и вроде узбекский — но доподлинно известно, что она его уже в Боровичах зачем-то изучала, хотя, возможно, это была и маскировка. Суворовы — английский на уровне «читать умеют, а говорить нет». Ирина Алексеевна на английском, по признанию переводчиков НКИД, говорит лучше британских принцесс, у нее великолепные французский и немецкий, хотя и там, и там акцент непонятный все же заметен. Лукьянов — непонятно, вроде может читать техническую литературу на английском, как и Смирновы. Нет, не тянут они на шпионов.

— И зачем ты мне это рассказал? В то, что они шпионы, я все равно не поверю, уж больно много они для страны сделали.

— Я просто пояснить, почему к ним и обратился, ничего толком не придумав. Так вот, Светлана Юрьевна предложила готовить, как она сказала, преемника — и назвала лучшим кандидатом секретаря Минского горкома.

— Так он же еще мальчишка!

— А Малышев, Устинов, Тевосян, Устинов, Косыгин — они что, древними старцами были? Кстати, Косыгина она предложила куда-нибудь подальше задвинуть… впрочем, я не о том сейчас. Она сказала, что нужно не выбирать из тех, кто уже посты министерские занял, а именно готовить — а это дело не быстрое.

— Внезапно смертен…

— Гюльчатай Халматовна сказала при этом, что если ты будешь слушаться врачей, которых она выбрала, то они лет десять минимум тебе гарантируют. Десять лет, как она сказала, именно активной жизни, и за это время этого Машерова ты натаскать сумеешь. А потом просто назначишь его генсеком и будешь смотреть, как он справляется, поправляя его, если он не туда рулить начнет. Они считают, что сейчас самое главное — это обеспечить преемственность власти. Чтобы ты эту преемственность обеспечил!

— А сами они…

— А им не до власти, — широко улыбнулся Берия, — у них семейные драмы. Они собрались на спутниках новых уже людей в космос запускать, так их старшие дети поголовно в космонавты записались. Лукьянова Каманина назначила руководителем центра подготовки космонавтов… почему-то они ставку сделали на КБ Королева, ему поручили космические корабли изобретать. И теперь все они заняты тем, что пытаются заставить Лукьянову выгнать своих детей из этого отряда, так что им вообще не до управления Союзом!

— Хм… интересно, во что это их развлечение может вылиться?

— Корабль у них на втором месте, на первом — спутники-разведчики. А люди в космосе нужны, чтобы оттуда за американцами следить, за их урановой программой: автоматика на это, по их словам, неспособна… пока не способна. Так что… Большая Девятка программу эту утвердила.

— Одно успокаивает: они точно не шпионы. Так, говоришь, Петр Машеров?

— Решать тебе. Но я, пожалуй, их предложение поддержу. Все же ты… если ты сам определишь, куда страна пойдет после тебя, и сам это увидишь — это будет правильно. А эта десятка из девятки — она и ему поможет, как помогла тебе… нам.

— Ты прав, так будет правильно. Хм… они ведь действительно обо всем заранее думают. Вообще обо всем. Даже о том, чтобы я смог умереть спокойно. На Луну, видишь ли, собрались… хотел бы я это увидеть.

— Увидишь. А что еще увидишь — этого мы уже не знаем. А уж сколько увидит этот Машеров…

— Он-то, может, и сам на Луну слетать сможет: они все делают не только качественно, но и быстро. Но почему они все это делают, я так и не понял.

— Не почему, а зачем. Чтобы на пенсии сидеть на крылечке, пить чай из самовара и не волноваться за своих детей. И за всех детей СССР. И за взрослых. И вообще ни о чем не волноваться, потому что поводов для волнений больше не будет. Я случайно слышал, как кто-то из них говорил: нам осталось только нейтрализовать американцев — а с этим мы справимся. Потому что — это я их слова передаю — сталинский социализм непобедим. И этот социализм даст такой уровень развития науки и культуры, что мы пока и представить не можем. Может быть это странно, но я им верю… Я полностью убежден, что так оно и будет. Машерова ты в Москву вызовешь или Лукьянову попросить?