Титановый бардак

Первый день — полет нормальный

Командир пограничной заставы лейтенант Антон Карякин засиделся за документами далеко за полночь. Причиной столь долгого сидения было то, что пополнение в очередной раз чуть не устроило драку со «старыми» пограничниками, и, что было наиболее паршиво, второй заместитель командира — тоже из «пополнения» — встал на сторону «драчунов». В общем-то, дракой случившееся назвать было, скорее всего, несправедливо: молодежь очень резкими словами обидела старослужащих якобы из-за неумения правильно ухаживать за новыми карабинами, а когда сильно обидевшийся пограничник попытался ударить обидчика, то молодые его скрутили… ну да, и слегка все же попинали. Не сильно попинали, но все же. А к серьезной драке это не привело лишь потому, что больше половины «старичков» в этот момент находились в дозорах и на стороне «молодых» был явное преимущество. Но в любом случае, о произошедшем следовало доложить в отряд, так что лейтенант Карякин занимался «письмом»…

А эти новые карабины на заставу как раз и прислали вместе с пополнением. Неплохие, с магазином на двенадцать патронов — тоже новых. Но — короткие, так что, по мнению лейтенанта, в бою привычной мосинке уступали. Но второй заместитель — лейтенант Вахрушев — постоянно на политзанятиях говорил, что стрелять из винтовки на полтора-два километра смысла вообще нет, а на восьми сотнях метров этому карабину равных нет. Говорил, однако на соревнованиях стрелков он смог выбить всего двадцать четыре очка, а сам Антон из мосинки выбил сорок два. И кто из них прав?

Тогда, в середине апреля, все «малокомплектные» заставы срочно перевели в «полнокомплектные», и вместо сорока двух человек на каждой заставе теперь служило уже по шестьдесят четыре. Это только пограничников, а еще при каждой заставе теперь работало и по четыре человека сугубо гражданских. То есть они числились «гражданскими», а на заставе их именовали не иначе как «гражданки»: две девушки работали телефонистками-радистками, одна была фельдшером и еще одна… по документам она именовалась «начальником оружейного склада», но собой привезла снайперскую винтовку, а совершенно гражданскую ее кофточку украшал значок «Ворошиловский стрелок» второй степени.

И оружейный склад под ее руководством тоже сильно изменился: на каждый карабин там хранилось по восемь сотен патронов (при том, что старые патроны от мосинок никто не увозил: их можно было и для пулеметов использовать). А еще на склад заставы привели еще что-то, упакованное в большие деревянные ящики — но она их даже открыть не позволила.

А вот что позволила — так это потренироваться с минометами. В отряде говорили, что их на каждую заставу привезли по четыре штуки. Правда, пострелять из них никому не дали, сказали, что стрелков и в «пополнении» достаточно, но вот потаскать эту десятикилограммовую железяку пришлось почти всем бойцам…

Сообразив, что он уже час думает о чем угодно, только не о рапорте, лейтенант Карякин решил «чистописание» отложить на завтра, а возможно и навсегда: ведь никто всерьез не пострадал, а пара оплеух — это вообще не повод тревожить начальство. Но вот уйти спать у него не вышло: Вера — одна из телефонисток — без стука ворвалась в его комнату и сообщила давно ожидаемую и все же неожиданную новость:

— Антон Семенович, заставу в ружье, всем рассредоточиться по боевому расписанию. Немцы начали войну.

— Как начали? — лейтенант прислушался. — Тихо же вокруг!

— Командование сообщает, что на бомбежку СССР летит несколько тысяч немецких бомбардировщиков. Границу пересекут приблизительно через полчаса, а в районе четырех ожидается артиллерийский обстрел всех застав… ну и всего остального.

— Полчаса… до дальних секретов не успеть, но если обстрел начнется к четырем… шестьдесят человек на семь километров…

— Во-первых, на все секреты выдвинутся отряды Девятого управления, так что границу прикроем. Во-вторых, минут через пятнадцать только на заставу прибудет рота ополчения.

— Какого ополчения?

— Ополчение Девятого управления, из временных колхозов. До поселка двадцать шестого колхоза тут всего полтора километра…

Полковник Васин был разбужен ординарцем в самом начале третьего, но невыспавшимся он себя не чувствовал: по неведомым причинам вот уже три недели командование установило время отбоя в шесть вечера и подъема в четыре утра, так что выспаться он успел. А через пятнадцать минут он уже взбодрился так, что даже утренней чашки кофе не понадобилось, причем не только ему: весь полк стоял на ушах. А еще через пятнадцать минут «учебный полк», стоящий в крошечном городке Друскеники, пересек Неман и отправился в намеченный почти год назад поход. Задача у полка была простая: до восьми утра выставить фронт от Юрбаркаса до Таураге и продержаться там хотя бы трое суток…

Командир гарнизона Брестской крепости полковник Веревкин ровно в два-сорок пять в присутствии всех командиров распечатал «красный пакет» и зачитал боевой приказ. Вообще-то среди собравшихся он был не самым старшим по званию, но генерал-майор Лазаренко принял полковника именно как командира, ведь его дивизия лишь «временно квартировала» в крепости. И, когда приказ был зачитан, коротко ответил «есть».

А полковой комиссар Фомин как-то перевозбудился, начал кричать, что «это предательство»…

— Ты, Ефим Моисеевич, возможно где-то в глубине души человек неплохой, может даже в чем-то хороший, — с неприязнью глядя на комиссара, высказал свое командирское мнение Веревкин. — Но беда в том, что при всем при этом ты полный идиот, а в военное время от идиотов никакой пользы кроме вреда нет. Поэтому тебя — для твоей же пользы — мы арестуем и передадим в НКГБ, и вот они уже решат, ты идиот от рождения или тайный троцкист и враг народа.

— Да ты… да ты… — начал было комиссар, но слов подходящих, видимо, не нашел и схватился за наган. На чем его военная карьера и закончилась.

— Надеюсь, больше никто не сомневается в правильности приказа командования военным округом?

— Спасибо, Николай Евгеньевич, — произнес майор Дородных, в полку которого и комиссарил несостоявшийся карьерист. — То есть приказ понятен, есть вопросы по исполнению. Какое количество боеприпасов брать с собой и как, ведь наверняка придется вступить в серьезные арьергардные бои, а если учесть, что у германца наверняка и танков будет немало… В руках-то снаряды не унести.

— Всю противотанковую артиллерию забираете с собой, а снарядов со складов берете сколько увезете. Это ко всем убывающим относится. Конечно, в любом случае вы сколько нужно не утащите, но вам вдогон отправятся грузовики Девятого управления, они должны вообще все боеприпасы в Кобрин перетащить.

— Тогда у меня вопрос, — сообщил Лазаренко. — У меня в дивизии восемь зенитных пулеметов…

— Оружие забираете всё. Вам эти пулеметы пригодятся, а в крепости и свои есть. Кстати, обещают, что до темноты все отходящие части могут особо о воздухе не беспокоиться. Бдительность, конечно, терять не надо…

Немецкие самолеты границу пересекали не все сразу и везде: во-первых, от границы до назначенных целей им было лететь где дальше, а где ближе, а во-вторых, и от своих аэродромов путь до границы был разный. Но группы, нацеленные в одно место, границу все же пересекали скопом. Судя по всему, «самой дальней» целью фашистов был аэродром в Вильно: группа из более чем тридцати бомбардировщиков, поднявшаяся с аэродромов Гумбиннена и Тильзита, границу (правда все же литовскую) пересекла примерно в три часа десять минут. А ближайшей (от границы) целью был, похоже, аэродром возле Гродно — но там и лететь-то было меньше тридцати километров. Пять минут всего, но оказалось, что пять минут в небе СССР для непрошенных гостей — это слишком много.

Миша Костененков — ученик Рожанского и ведущий инженер по теме управляемых ракет — на позиции возле Гродно оказался случайно. То есть не совсем случайно, он решил вместе с инженером-инструктором Сашей Королевым проверить уровень подготовки персонала первой штатной батареи. И этот уровень его не особо порадовал, так что он лично занялся дополнительным инструктажем. Ну и прозанимался этим почти неделю — а когда батарею подняли по тревоге, немедленно отправился на позицию. Саша занял место рядом с оператором-наводчиком, а Миша (все же Михаил Владимирович) — на станции обнаружения. То, что сейчас, возможно, батарею начнут бомбить, его вообще не беспокоило, он волновался исключительно по поводу того, как поведут себя его «изделия». Ни на секунду не забывая, что каждая из стокилограммовых ракет стоит, между прочим, чуть даже больше сорока тысяч рублей. Правда курирующая проект Ирина Алексеевна говорила, что нужно считать сколько эта ракета позволить сэкономить, не допустив разрушений от бомбардировки — но все же сорок тысяч — это очень много, и просто «выкидывать» такие деньги на ветер было бы очень жалко…

— Локаторы наведения цели видят, — раздался Сашин голос из установленного в кабине дальнего локатора динамика, — высота семь сто, до дистанции поражения две шестьсот. Две ровно, тысяча семьсот…

— Огонь с дистанции семь километров, — раздался голос командира батареи. — Приготовиться, первая установка по протоколу… огонь!

Протокол при стрельбе этими ракетами был очень важен: ракета ведь самонаводилась на одну цель, причем при стрельбе по группе она «сама выбирала» в какую (по сути дела в ту, которая оказывалась ближе к оси прицеливания) и если ракетами пулять без перерыва, была довольно высокая вероятность, что несколько ракет захватят одну и ту же мишень. Или, что оказалось по результатам испытаний более вероятным, следующие ракеты «захватят» предыдущие, поскольку эта ракета оказывалась ближе и отражала сигнал наземного локатора «ярче». Поэтому пуск следующей ракеты разрешался (при «нормальных условиях стрельбы») только после того, как предыдущая взорвется — а на это требовалось до двадцати секунд. Или меньше, если цели были поближе — но сейчас вражеские бомбардировщики шли очень высоко.

В определенном смысле батарее «повезло», так как самолеты шли не одной большой кучей, а тремя вполне себе отдельными группами — так что уже через полминуты в работу включилась вторая установка, и затем и третья. И Михаил Владимирович, считающий произведенные пуски, порадовался: из восемнадцати ракет семнадцать попали в цель. А восемнадцатая не то чтобы промахнулась, она просто взорвалась сама по себе секунды через три после пуска. Может, в птицу ночную попала, или просто брак случился на заводе…

Самым смешным оказалось то, что немецкие летчики как будто специально решили подольше задержаться в зоне поражения батареи. На самом деле они, скорее всего, решили просто повернуть назад, видя, как самолеты взрываются один за другим — но поворачивать они стали всего лишь на пару километров пролетев мимо батареи, там что и четвертая установка успела выпустить четыре ракеты. Последнюю, правда, уже в догон и на пределе дальности, так что какому-то фашисту повезло… но, судя по переговорам советских авиаторов, волну которой постоянно держали в кабине дальнего локатора, повезло ненадолго: группа уже советских бомбардировщиков «решила проводить агрессоров до дома». Миша не знал, сколько их было в небе… точнее, знал, что «много», просто считать их на экране локатора не стал. Не до того было: он «в уме» уже сочинял отчет о боевом применении зенитного комплекса. И думал он не о «несомненном успехе», а о «замеченных недостатках и способах их устранения»: ему вдруг пришла в голову очевидная, казалось бы, идея, что если попробовать использовать более узконаправленные излучатели, а на ракетах в одной установке ставить приемники с различной частотой… дальше мысль пока не продвинулась, ну так чего еще ждать-то в четвертом часу ночи?

В три часа сорок пять минут за Бугом раздались первые пушечные выстрелы и несколько снарядов разорвались на окраинах Бреста. Судя по всему, это была лишь пристрелка: ни один снаряд не ударил по крепости. А через несколько секунд со двора новенького спиртозавода поднялись «огненные стрелы» и за Бугом началось рваться так, что даже в крепости в окнах некоторые стекла лопнули. Прогрохотало там недолго, минуты три — но обстрел Бреста прекратился. Зато со дворов форта А и Пятого форта теперь раздавались очень гулкие выстрелы: две батареи гаубиц явно снарядов не жалели…

А в четыре утра из ворот крепости вышли первые части отступающей… нет, конечно, передислоцирующейся сорок второй дивизии. И хотя Иван Сидорович все еще опасался новых обстрелов или налетов авиации, пока все шло исключительно спокойно. Можно даже было сказать «мирно», но генерал понимал: началась война. Всерьез началась…

В «ничьей квартире» в Боровичах все внимательно вслушивались в сводки, поступающие по каналам спецсвязи. И вроде пока ничего катастрофического не происходило. Даже кое-что выглядело куда как лучше ожидаемого:

— Ну что, товарищи кровавогэбнисты, — подвела промежуточный итог услышанному Ира. — Под Гродно наши самонаводящиеся ракеты показали себя во всей красе, так что кто-нибудь быстренько напишите представления к орденам на всю команду разработчиков. Список у Рожанского уточните, и самого его не забудьте.

— А сама? — поинтересовалась Света.

— А я сейчас буду сильно занята. Кстати, опять с изделием Дмитрия Аполлинариевича: он телекамеру довольно неплохую все же сделал.

— Какую-такую телекамеру? — встревожено спросила Гуля. — Ты это куда собралась?

— В Восточной Пруссии аэродромами занимаются — уже занимаются — летуны Жикарева. А вот насчет того, что подальше…Есть мнение, причем, надеюсь, не только мое, что немцам нужно очень наглядно объяснить, в чем они неправы и что им следует ждать в обозримом будущем. Но, хотя бомб Аниных у нас уже три, довезти хотя бы одну могу только я. Просто нет у нас других пилотов, умеющих дозаправляться в воздухе.

— Ир, ты с ума сошла?

— Гуля, я мечтала об этом с того момента, когда поняла, куда мы попали. И все, что я делала, я делала именно для этой цели. А теперь я просто обязана положить Анину бомбу во внутренний дворик Рейхстага! Именно я, лично! Я заслужила это право!

— Конечно заслужила, — негромко сообщила Аня. — Только во внутренний дворик бомбу класть не надо, там воздуха мало. Бомбу надо положить не ближе метров пятидесяти от ступенек, а лучше метрах в шестидесяти.

— А Рейхстаг после этого останется?

— Надеюсь, что нет. А еще надеюсь, что ты все же не одна полетишь.

— Конечно не одна, я лечу только чтобы сначала машину дозаправить, а потом чтобы бомбу сбросить и навести ее в нужное место. А остальное… все же штатный экипаж Пе-8 состоит из девяти человек.

— А сопровождение? Я имею в виду истребители.

— Ты это всерьез спросила? Нам полторы тысячи километров в один конец лететь, какой в жопу истребители? Я уже не говорю, что скорость у Пе-8 слегка даже за семьсот километров…

— Ир, ты все слишком сильно к сердцу принимаешь, волнуешься очень. И потому головой думать перестаешь. В Гродно аэродром в каком состоянии? В идеальном. Так что сначала ты отправляешь туда дюжину новеньких самолетов Архангельского, они в Гродно баки под завязку заливают, к твоему пролету мимо поднимаются — и сопровождают тебя до цели. Там же и восьмисот километров не будет, они спокойно долетят. И быстро, ты же сама говорила что у них скорость тоже в районе семисот, так?

— Оказывается и у химиков иногда умные мысли в голове рождаются. Скорость у них, конечно, поменьше, но если их на Берлин направить группами с интервалом минут в пять… Валя, звони на Кудыкинский аэродром, пусть поднимают все свободные машины. Пока я туда доеду, пока в воздухе заправлюсь — как раз успеют. Пусть летят группами по шесть машин. И с полной загрузкой бомбами: в Берлине и кроме Рейхстага много замечательных мест.

В районе половины десятого в кабинет Сталина вошел Шапошников.

— Борис Михайлович, какова текущая ситуация? А то товарищ Жуков лишь что-то невнятное бормочет.

— Обстановка тяжелая, но большей частью управляемая. На северо-западе относительно тихо, финны пока воевать не начали. В Западном военном округе можно сказать вообще все хорошо, а вот на Украине и в Молдавии радоваться точно нечему: идут тяжелые бои, и чувствуется серьезное преимущество германцев и румын. Исключением тут будет разве что Крым: попытку авианалета удалось пресечь. По имеющимся данным, в налете участвовало около пятидесяти бомбардировщиков и до тридцати истребителей. Бомбардировщики практически все были сбиты летчиками шестого учебного полка НКГБ, летающими на самолетах Лу-7. Так же ими же уничтожена и половина истребителей, а остальные добиты истребителями береговой охраны ВМФ. Отмечу, что из двадцати четырех истребителей Лукьяновой при этом сбиты четыре, двое летчиков погибли. А из шестидесяти МиГов, сбивших четырнадцать фашистов, потеряны тридцать девять. То есть Лукьянова относительно боевого качества самолетов была права. И относительно И-180 тоже права: в боях над Белоруссией ими сбито почти сто восемьдесят вражеских самолетов при собственных потерях чуть меньше девяноста. Это на девять утра данные.

— Значит, напрасно Анастас обижался. Но про авиацию ясно, а что по земле?

— Были радиоперехваты, в районе Бреста немцы буквально в панике: мол русские какое-то страшное оружие применили, убивающее всех на сотню метров вокруг. По крайней мере, судя по этим перехватам их потери под Брестом исчисляются многими тысячами. А судя по тому, что на Брест никто не наступает и его даже не обстреливают, паника у них не на пустом месте возникла. По всей белорусской границе у фашистов практически никаких успехов нет, на Псковщине картина аналогичная. На литовской границе… тут у меня информация не точная, я передаю лишь то, что сообщили спецы из Девятого управления… В целом, Девятое управление ввело в Литву семь своих полков, практически перекрыли границу Литвы и Германии, но сейчас наши гарнизоны все запрашивают подтверждение приказа на отход на территорию СССР. При том, что немцы, начав было проход через Литву к нашим границам, остановлены: аэродромы в Восточной Пруссии нами практически уничтожены, в Мемеле еще и порт превращен в руины.

— Это Жуков приказал отходить?

— Этот приказ, насколько я знаю, составил Слащев, а в гарнизоны он пришел за подписью товарища Сухова.

— А не много ли на себя берет этот товарищ Сухов?

— Лично мое мнение — нет, не много. По всем расчетам, семь полков НКГБ фронт в Литве смогут продержать дня три, не больше, даже при сильнейшей поддержке со стороны авиации. Там просто зацепиться не за что, а немцам, чтобы сосредоточить достаточно войск для прорыва фронта и полного разгрома как этих полков, так и наших гарнизонов, как раз для три и понадобится. А по планам Девятого управления полки отойдут обратно на нашу территория до утра четвертого числа, после того как весь состав гарнизонов будет выведен. В записке Слащева особо указано, что эти полки особо обучены именно отступлению с боями, а войска, подобного опыта не имеющие, просто будут уничтожены, причем с огромным процентом сдавшихся в плен.

— Это где же они такого опыта набраться успели?

— На учениях, я дважды на таких присутствовал. Реального боевого опыта учения, конечно, не заменят, но в институте Слащева учения были максимально приближены к боевым условиям. И то, что сейчас происходит в Литве, вроде бы высокое качество подготовки доказывает. Так что происходящее севернее Украины поводов для паники не дает.

— Спасибо. Значит товарищ Жуков был прав и главный удар наносится на юге.

— Нет, Жуков ошибался. Главный удар как раз направлен на северо-запад, просто его отражают весьма профессионально, спасибо школе Слащева. Но меня беспокоит то, что для такого отражения здесь просто не считают боеприпасов. Как бы через пару дней мы не столкнулись с ситуацией, когда стрелять будет просто нечем…

Полк Васина, чтобы выполнить поставленную задачу, к назначенному месту добирался, разбившись на две группы. Первый батальон на смешных восьмиколесных машинках, в каждую из которых с трудом помещалось по десять бойцов, пошел прямым путем: по дороге требовалось пересечь Неман в местах, где даже слово «мост» было местным жителям неизвестно, а остальные отправились дорогой кружной, через Ковно. Мелкие смешные машинки все же плавать умели, а вот остальной транспорт был сугубо сухопутным. Как, например, новенькие танки Т-50МЧ.

Сам Александр Владиславович никак не мог себя заставить именовать старинный русский город «на чухонский лад»: все же происходил он из рода мало что боярского, так еще и поместье родовое осталось как раз под Ковно. Правда комиссары пытались среди бойцов доказывать, что «каунас — древний литовский город», но на момент вхождения в Российское подданство в городе населения-то было около трех тысяч, причем литовцев — вообще ни одного в городе не было. Да и теперь из выстроенного до прихода туда русских имелась лишь единственная кирпичная башня, которую вообще тевтоны поставили. Так что выстроенный на развалинах глухой деревни город был исконно русским.

И по выстроенным русскими инженерами и рабочими мостам колонна пересекла Неман и отправилась дальше, стараясь «не опоздать». И сам полковник очень старался не опоздать, ведь в первом батальоне командиром взвода служил его старший сын, а «плавучие недоразумения» даже никакой артиллерии с собой взять не могли — а ведь у немцев и танки были. Правда, специалисты говорили, что половину германских танков насквозь пробивает пуля из крупнокалиберного пулемета, какие стояли на каждой машинке — ну а вдруг бойцам встретятся танки из второй половины?

До Ковно колонна дошла меньше чем за два часа, но это было пока лишь меньше чем половина пути. Так что полковник принял новое решение — и второй батальон на грузовиках отправился к точке назначения отдельно, «на максимальной скорости». А скорость у новеньких ЗиС-5 была очень даже приличная, так что они могли доехать до нужного места уже в самом начале восьмого. А чтобы им никто не мешал…

Александр Владиславович «с чувством глубокого удовлетворения» поглядывал в небо, где каждые минут пять проносились эскадрильи советских бомбардировщиков. В полученном утром приказе было, конечно, сказано, что ему «окажут поддержку с воздуха», но о такой «поддержке» он даже и мечтать не мог: самолеты летели группами по шесть машин и еще до въезда в Ковно он насчитал в воздухе не менее шестидесяти самолетов. А это были лишь те, которые летели с аэродрома в Дрескениках — а когда полк город миновал, то эскадрильи стали летать вдвое чаще: похоже, теперь к «сопровождению» присоединились и авиаторы из Вильно.

Но главное, что все больше вселяло в него уверенность в том, что приказ получится выполнить, было то, что немцев пока впереди не было — о чем сообщали по радио и летчики, и бойцы из первого батальона. А еще — то, что вышедший чуть раньше такой же полк из-под Вильно (точнее, его передовые отряды) уже дошли до германской границы и выстроили первую линию обороны. Обороны от немцев, колонны которых передовые дозоры уже видели невооруженным взглядом. И которые, видя хоровод бомбардировщиков в небе, пока не рисковали пересечь границу…

Скоро, как известно, только сказка сказывается. А Пе-8 с Ириной за штурвалом взлетел лишь в первом часу. А чуть позже и с аэродрома в Гродно в воздух стали группами подниматься самолеты. Только вот в Гродно они, взлетев, брали курс на восток. Потому что за двадцать пять километров до границы они не могли подняться на нужную высоту, так что приходилось кругаля выписывать, ведь полет был запланирован на высоте в тринадцать километров…