Титановый бардак

Самолёт построим сами, понесёмся над лесами…

Пятого января, несмотря на воскресный день, Ирина провела «в трудах и заботах»: Михаил Леонтьевич пригласил ее на испытания своего вертолета. Причем вертолет он изготовил не их предложенного ему Ирой фюзеляжа, а собрал свой (сильно попроще). Впрочем, и сам вертолет он сделал «попроще», с одним семисотсильным двигателем Люльки. Вообще-то он вертолет выстроил в качестве «демонстратора технологии», но Ире машинка понравилась. Очень понравилась, так что она тут же (после того, как вертолет, сделавший два круга над аэродромом «Кудыкина гора», опустился на землю) подписала приказ о налаживании серийного производства машины на новеньком (еще даже не до конца укомплектованном) заводе в Оренбурге. Не сняв при этом с Миля задачу по проектированию вертолета уже двухмоторного.

Вертолетчики на Ирином экспериментальном заводе работали наперегонки, но Миль «соревнование выиграл», причем вовсе не из-за «упрощения задачи»: Николай Ильич тоже практически закончил свой вертолет, и тоже однодвигательный — но проявившиеся в ходе проектирования сложности соосной схемы процесс изрядно задержали. Но это Иру тоже не смутило ни капли: Камову был в том же приказе «отписан» свой завод, поднимающийся в новеньком городе неподалеку от Оренбурга. То есть не очень далеко от него, всего-то в ста двадцати километрах…

Причем Камову («как проигравшему соревнование») достался не только еще строящийся завод, но и строящийся в еще строящемся городе. Там Саша «открыл» большое месторождение бурого угля, даже карьер успел как раз прошлой осенью выкопать — а теперь в городе, который Оля без ложной скромности назвала «Суворовск», возводился и химический комбинат, и все прочее, что делает город именно городом. А Ира «для кучи» и авиазавод в проект города вставила. Ну а так как завод был «запланирован» еще в тридцать восьмом году, большую часть требуемого оборудования удалось купить за границей, что же до «меньшей части»…

Викентий Станиславович для Суворовской ТЭЦ успел до конца сорокового года изготовить сразу три генератора по шестьдесят четыре мегаватта, нужные турбины поставили из Калуги — так что уже весной (где-то в середине мая) электричества в городе должно стать «с избытком». А пока городу «хватало» электричества с двух «временных» генераторов по шестнадцать мегаватт. Этого хватало, конечно, для всех жилых домов в городе, для школ, больниц и магазинов — а еще хватало для новенького станкостроительного завода. Который был очень скромным в плане объемов производства, но Валентин изначально его создавал как завод по выпуску нестандартных специализированных станков — так что обеспечить новый вертолетный завод нужными несерийными станками особой проблемы не представляло. Проблемой было лишь то, что времени на все запланированное не хватало…

Когда в кабинет Сталина зашли десять человек, он ожидал — глядя на суровое лицо Ирина Алексеевны — что его начнут убеждать в необходимости списания огромного количества боевых самолетов. И о том, что разговор намечается серьезным, говорило и то, что все она (за исключением товарища Лукьяновой), были одеты в парадную форму при всех орденах. Да и Ирина Алексеевна, хотя и одета была в традиционный для нее светло-голубой брючный костюм, тоже ордена надела все. Но первые же слова Петра Евгеньевича его повергли в изумление:

— Добрый день, Иосиф Виссарионович, и, надеюсь, доброта этого дня продлится надолго. А мы к вам пришли обсудить один внезапно возникший вопрос: пятнадцатого в Москву прилетает товарищ Шэн, Шэн Шицай, и прилетит он с обращением правительства Восточного Туркестана с просьбой о включении республики в Советский Союз. Мы считаем, что просьбу следует немедленно удовлетворить, а почему — товарищи сейчас объяснят. И начнет объяснение товарищ Суворов…

— Погодите, что значит «принять в Советский Союз»?

— Товарищ Шэн, хотя сам по себе законченный буржуй, глубоко осознает, что республика сама по себе существовать не может. И вариантов у него остается ровно два: либо войти в СССР на правах союзной республики, или в состав Китая на правах занюханной окраины. Ему первый вариант показался предпочтительным, тем более что мы гарантировали, что все награбленное им богатство мы ему оставим. Там немного, пара вагонов барахла всякого и денег меньше трех миллионов — а этого за новую республику не жалко.

— А вы подумали, что новая республика потребует и огромных расходов? Сейчас, в преддверии войны, о которой, кстати, вы же мне и напоминаете чуть ли ни каждый день…

— Мы как раз об этом больше всего и думали. Саша, приступай.

— Я скажу как геолог: в Восточном Туркестане огромные запасы полезных ископаемых, причем значительная часть из них вообще почти нигде в мире не может добываться с приемлемыми затратами. Например, там одного неодима содержится более шестидесяти процентов мировых запасов…

— Это что? То есть для чего он нужен?

— Полтора процента неодима при добавлении в танковую броню делает эту броню на тридцать процентов прочнее. В Синьцзяне мы можем уже через год добывать неодима сотни тонн, если не тысячи, а в СССР в других местах мы в состоянии его добывать пока лишь около десяти тонн в год, причем затраты на наш неодим примерно в тридцать раз выше, чем при добыче его в Синьцзяне. А там мы сможет еще получать тысячи тонн лантана — который, при добавлении в чугун, применяемый для моторов, позволяет тратить чугуна вдвое меньше, поскольку прочность и износоустойчивость металла повышается просто невероятно. А если считать по всем вкусняшкам, то любые затраты на присоединение Восточного Туркестана окупятся менее чем за год.

— Но подобные вопросы решаю не я, а Верховный Совет. На худой конец, президиум Верховного Совета.

— Иосиф Виссарионович, вот вы — после встречи с товарищем Шэном, который нам совсем не товарищ, а всего лишь полезный попутчик — этот вопрос перед Президиумом и поставьте. А я лично пристрелю каждого, кто будет против, — добавил Климов. — Фигурально, конечно, пристрелю… скорее всего.

— А если против будет товарищ Сталин?

— Если бы мы считали товарища Сталина идиотом, мы бы сюда просто не пришли, — Ирина оказалась в своем амплуа чуть больше чем полностью.

— Ир, заткнись… пожалуйста, — в разговор вступила Ольга Дмитриевна. — Честно говоря, для нас это решения Шэна Шинцая тоже оказалось в некотором роде неожиданностью, Скорохватов лишь вчера вечером сообщил, что на заседании тамошнего правительства его приняли, причем единогласно. И не проведя консультаций даже с нашим представительством, но… Присоединение Синьцзяна безусловно подпортит наши отношения с американцами, но они и так… не самые лучшие, поэтому здесь мы много не потеряем. Англичане тоже могут взбеситься, но на них вообще плевать, так как они сейчас другими вопросами озабочены и в бутылку из-за Синьцзяна не полезут. А вот мы приобретем огромные ресурсы совершенно стратегического сырья, абсолютно необходимого в военное время. Обычно это в статотчеты не попадает, но если учесть, что там производится более семидесяти процентов хлопка, потребляемого Китаем…

— Сколько?!

— Примерно вчетверо больше, чем нам дает Советская Средняя Азия. Я тут подготовила небольшую справку по тем ресурсам, которые СССР сможет получить уже в первый год после присоединения… и вы обратите особое внимание на месторождения урана. Я их на отдельном листе описала, так что если вам нужно будет показать отчет кому-то еще, вы этот лист просто уберите.

— Хорошо, я посмотрю. Тогда вопрос у меня к Ирине Алексеевне: это вы предлагаете списать почти четыре тысячи истребителей с передачей их Восточному Туркестану? Если так, то, как я понимаю, этот вопрос можно снимать?

— Ни в коем случае, больше того, передачу самолетов Синьцзяну необходимо оформить указом правительства до визита Шэна в Москву.

— Зачем? Ведь они так и останутся в собственности Союза?

— Нет, они будут переданы товарищу Мао. А вот зачем все это и, главное, почему… я предлагаю в понедельник устроить небольшое совещание по этому поводу. Пригласить Баранова с Жикаревым, Молотова, военных кого-нибудь… Но сначала, желательно уже завтра, пусть Молотов указ напишет. В конце-то концов после присоединения Синьцзяна СССР ничего не потеряет. А по результатам совещания, мне кажется, очень многое приобретет…

Судя по результатам внеочередного заседания Президиума Верховного Совета, Сталин Олину «записку» прочитал очень внимательно. А семнадцатого состоялось заседание специальной комиссии, собранной Иосифом Виссарионовичем для обсуждения вопроса с самолетами. На котором кроме Иры присутствовала и Оля, главным образом для того «присутствовала», чтобы не дать подруге довести всех остальных «комиссионеров» до истерики. Открыл заседание Сталин:

— Мы тут должны обсудить вопрос относительно передачи в Восточно-Туркестанскую республику более чем четырех тысяч самолетов. И, прежде всего, нужно понять, зачем и почему это было сделано. Поскольку инициатива такой передачи принадлежит товарищу Баранову…

— Инициатива принадлежит мне, и я смогу все объяснить лучше, чем Петр Ионович. Прежде всего, все списанные самолеты для эксплуатации, по большому счету, непригодны, разве что гробить военлетов…

— Вы хотите сказать, что наши летчики летают на гробах? — не удержался Иосиф Виссарионович.

— Это кто вам сказал, Паша Рычагов? Он, конечно, летчик превосходный, но как руководитель — назвать его «тупым ослом» значило бы оскорбить всех ослов.

— Нет, он такого не говорил, но многие летчики…

— К сожалению, большинство летчиков ничего, кроме как управлять своим самолетом, не умеют. Причем многие и это делают паршиво. Но дело совсем в другом: большая часть тех же истребителей действительно непригодна для полетов просто потому, что они очень старые. Даже не так: они просто старые, а дендрофекалные конструкции при хранении под открытым небом просто начинают разваливаться через два года.

— Какие конструкции? — удивился Ворошилов.

— Из говна и палок, — ответил ему Сталин. — Продолжайте, Ирина Алексеевна.

— Чтобы их использовать, машинам требуется серьезный ремонт — однако трудозатраты на такой ремонт превышают трудозатраты на постройку нового самолета.

— Так почему же их мы все же ремонтируем? — опять удивился Климент Ефремович.

— Потому что кроме трудозатрат есть еще и затраты на материалы, узлы и комплектующие. Но вот машины, отобранные для списания, еще и конструктивно устаревшие, их ремонт не имеет ни экономического, ни военного смысла. Так что даже если их отремонтировать, летчиков на них в бой отправлять просто глупо: дешевле их просто расстрелять перед строем, так хотя бы бензин напрасно не потратится.

— То есть вы хотите сказать, что наши самолеты устаревшие? Что они не смогут защитить наше небо?

— Я этого не говорила. Тот же И-16, как любят говорить… летчики, уступает германскому сто девятому «Мессершмитту». Но если копнуть вопрос поглубже, то окажется, что наш ястребок уступает фашисту лишь в скороподъемности, а вот в маневре, в особенности на небольших высотах, превосходит его наголову. Вдобавок у нашего «Ишачка» высочайшая живучесть: при повреждениях, абсолютно фатальных для германца наш вполне успешно и на аэродром вернуться сможет, и даже в отдельных случаях одержать победу. Но летчика машина сохранит, а летчик — он гораздо дороже, чем стоит любой самолет. Но и это не главное…

— Все это понятно, но ведь вы оставляете безлошадными почти пять тысяч военлетов.

— Нет. До лета на наших заводах выпустят минимум пятьсот новых истребителей только Поликарпова, которые, сохраняя все преимущества предыдущей его машины, еще и по скороподъемности, да и по скорости фашиста превосходят.

— Вы говорите об И-180? Но мы же не приняли его на вооружение.

— А Девятое управление их для себя делает. Можем себе позволить. А вот позволить советским летчикам летать на лакированных гробах мы не можем.

— Это вы про ЛАГГ?

— Именно. Этот ЛАГГ… я не хочу сказать, что он полное говно, но моя скромность это говно в конфетку не превратит. Расчеты, как, впрочем, и натурные эксперименты, показывают, что по всем — я повторяю — по всем параметрам этот самолет уступает не только И-180, но даже И-16 начиная с двадцать четвертой серии. То есть не по всем: по цене он «Ишачок» очень даже превосходит. А еще превосходит по весу, отчего маневренность у него… извините, я приличных слов не подберу. Но это неважно, важно то, что к лету у нас будет минимум пять сотен самолетов, во всем превосходящих лучшие германские, и, что важнее, для этих самолетов у нас уже есть подготовленные пилоты — так как по сути это всего лишь сильно продвинутая версия «Ишачка».

— Ну, допустим. Тогда возникает вопрос, а зачем же мы отвратительные и вообще непригодные к полетам самолеты отправляем… вы говорите, товарищу Мао?

— Мы их отправляем по двум причинам. Во-первых, их все же можно отремонтировать. И хотя трудозатраты на ремонт очень велики, трудиться будут не наши опытные рабочие, в которых страна испытывает острую нехватку, а китайские крестьяне, которых просто много. Во-вторых, после ремонта эти самолеты все равно будут по крайней мере не уступать основным японским машинам и уж тем более тем, которые Гоминьдану дают американцы. То есть в СССР эти самолеты не то что бесполезны, но даже вредны — а в Китае они будут более чем хороши. Я уже не говорю о том, что товарищ Мао будет нам благодарен…

— Но менять больше чем четыре тысячи машин на пять сотен…

— Товарищи военные, вы каким место слушаете? Я сказала, что только самолетов товарища Поликарпова будет выпущено не менее пяти сотен, но ими-то мы не ограничимся!

— Вы имеете в виду самолеты товарищей Яковлева и Микояна?

— Их я даже не считаю. Дендрофекальный МиГ даже сконструирован для полетов на тех высотах, на которых немцы летать даже не собираются, а на тех, где немца будет много, он, мягко говоря, представляет для тех же мессеров лишь учебную мишень. Ожидаемое соотношение потерь при боях с мессерами колеблется от двадцати к одному до пятидесяти к одному, причем шансов у летчиков выжить близки к нулю: подбитый летчик будет не в состоянии даже фонарь откинуть чтобы с парашютом выброситься. Аналогичный аэроплан товарища Яковлева конечно получше, в районе десяти к одному, и половина летчиков даже успеет выброситься с парашютом. Что, впрочем, не сильно им поможет: немцы же не дураки, понимают, что летчик гораздо дороже самолета — в парашютистов будут расстреливать в воздухе.

— То есть вы предлагаете прекратить выпуск этих самолетов и разогнать конструкторские бюро?

— Прекратить — да, разогнать — нет. У Горбунова есть очень хорошие идеи с установкой на их самолет мотора воздушного охлаждения, и если в КБ оставить только его и, возможно, Гудкова, они к лету выдадут вполне приличный самолет. Я уже не говорю о Михаиле Иосифовиче: если его избавить от болвана Микояна, то товарищ Гуревич в течение года выдаст более чем приличный истребитель.

— А чем вас не устраивает Артем Иванович?

— Иосиф Виссарионович, а почему вы не назначаете своего сына главным конструктором в авиационное КБ?

— Василий в конструировании самолетов ничего не смыслит, вот почему! — похоже, Сталин был в ярости. — И двадцать лет — это вообще не возраст для главного конструктора!

— А я не про возраст, и вы в первой же части вашего ответа сказали все, что требовалось. Но сейчас не это важно: я предлагаю немедленно прекратить выпуск дендрофекальных истребителей и все заводы переориентировать на выпуск машины товарища Поликарпова.

— И когда они освоят производство? Через год, через два?

— Передайте мне двадцать первый завод, снимите с производства мою этажерку — и уже через три месяца в Нижнем будет производиться минимум по два-три самолета в сутки. А к лету — минимум пять машин. А если учесть, что на все оставшиеся в строю И-153 и И-16 мы уже к апрелю поставим многоканальные радиостанции, то к лету у нас будет в полной боевой готовности порядка пяти тысяч истребителей.

— Что-то у вас цифры не бьются, — уже более миролюбиво заметил Сталин. — По тому, что вы тут нам рассказали, из старых самолетов у нас останется около тысячи И-16 и тысячи И-153, плюс вы обещаете еще примерно тысячу новых машин Поликарпова.

— Еще примерно тысячу И-16 успеют сделать Новосибирск, Ростов и Баку, пусть только перейдут с УТИ-4 на боевые машины. А еще тысячу дадут уже наши заводы.

— Вы говорили, что пятьсот…

— Это завод в Верхнеудинске пятьсот. А остальные тоже ведь простаивать не будут. Причем, замечу, тут еще проявится дополнительный позитивный момент: за год Саратов сможет гарантированно произвести свыше тысячи самолетов, а с учетом того, что По-180 стоит на шестьдесят восемь тысяч дешевле Яка, только в деньгах экономия составит под семьдесят миллионов.

— Уж кто бы про экономию говорил! — не выдержал Вячеслав Михайлович. — Вы скрыли сколько стоит бронекапсула самолета Ильюшина, и только после принятие его на вооружение выяснилось, что он государству обходится не в триста шестьдесят тысяч, как было предписано в задании, а больше полумиллиона! А ведь эти средства мы могли бы пустить на решение других, не менее важных задач!

— Я вижу, что требуется срочно дать пояснения, — в разговор вступила, наконец, Ольга. — Вы, Вячеслав Михайлович, в своем тезисе допустили две принципиальных ошибки. Во-первых, полмиллиона стоит не Ил-2 как таковой, а только одна бронекапсула для него, сам же самолет обходится государству примерно в восемьсот тысяч — это если считать Девятое управление все же неотъемлемой частью СССР. А во-вторых, эти средства ни на какие другие задачи направить невозможно, и я сейчас поясню почему. А все присутствующие должны это пояснение не просто выслушать, но и осознать.

— То есть вы хотите сказать… — начал было Молотов, но договорить ему Оля не дала:

— Да, я хочу сказать и хочу, чтобы меня выслушали не перебивая. Если не считать затрат Девятого управления на изготовление бронекапсулы и основных конструктивных материалов самолета Ильюшина, то государству штурмовик обходится всего в сто девяносто тысяч рублей вместе со всем комплектом вооружения. Но затраты Девятого управления не могут быть конвертированы в деньги или перенаправлены на иные задачи каким-либо способом. Потому что девяносто пять процентов этих затрат — не трудовые. Считайте сами: киловатт электричества по самому дешевому тарифу у нас в стране обходится потребителю в сорок копеек…

— А мне говорили, что в двадцать, — полувопросительно-полуутвердительно произнес Сталин.

— Это специальный тариф для населения в городах, где установлены электрические плиты в квартирах, и он обеспечивается как раз местными дровяными электростанциями, заметную часть выручки получающую от платы за отопление и горячую воду. Но в промышленности цена электричества составляет четыреста рублей за мегаватт-час. Или, в пересчете с учетом налогов и обязательных госзаймов, мегаватт стоит столько, сколько два человеко-месяца труда рабочего. Ну так вот, на изготовление той же бронекапсулы мы не тратим сотни тысяч человеко-месяцев труда, мы тратим тысячи мегаватт электроэнергии. Но эти мегаватты, миллионы мегаватт мы тратим там же, где они и производятся, и пока Глеб Максимилианович не создаст единую систему энергообеспечения в стране, направить эти мегаватты для решения других задач просто невозможно. Думаю, мои разъяснения вы поняли…

— А вернувшись к КБ, — снова в разговор вступила Ира, — замечу, что тому же Яковлеву стоит заняться разработкой цельнометаллической версии своей машины. Она и понадежней будет, и помощнее в боевом применении, и, в конце концов, просто дешевле. Если ему четко поставить такую задачу, то, надеюсь, через год он выдаст нормальный истребитель.

— Вы считаете, что у нас алюминия хватит на выполнение всех ваших предложений?

— Алюминия у нас достаточно, а скоро его будет еще больше. Уже в этом месяце в Экибастузе заработают первые два генератора по сто мегаватт, а в апреле их будет уже четыре. Если учесть, что в Казахстане уже начало разрабатываться неплохое месторождение боксита… я даже не говорю о том, что наши советские ученые уже отработали производство глинозема из нефелина…

— Ирина Алексеевна, а может вас назначить наркомом авиапромышленности? — с улыбкой вдруг спросил Сталин.

— Вот уж нафиг! Я всего лишь авиаконструктор, причем далеко не лучший. Конечно, плохой самолет от хорошего отличу, и толкового конструктора от пыжащейся бездарности тоже, но управлять авиапромом… у меня даже директор экспериментального завода лучше меня в производстве разбирается, а еще у него в помощниках и главный инженер, и главный технолог со своими службами… нет уж, умерла — так умерла.

— А может, тогда возглавите управление гражданского авиастроения? — решил «урезать поросенка» Молотов. — Вы же не только самолеты гражданские великолепные придумали, но и производство их наладили. Да, пока не забыл: а почему вы так резко возражали против приобретения лицензии на DC-3? Нам докладывают, что за рубежом эта машина стала необычайно популярна, и если бы мы тоже стали выпускать их по лицензии…

— Причин три, — усмехнулась Ольга. — Первая — потому что Л-410, хотя и вмещает на треть меньше пассажиров, вдвое дешевле и проще в эксплуатации. Так что СССР с теми же затратами уже производит в полтора раза больше пассажиро-мест, и пассажиры эти летают в полтора раза быстрее, что для нашей огромной страны тоже очень важно. Вторая причина заключается в том, что Мясищев практически закончил новую машину, созданную в развитие конструкции Ирины Алексеевны, вместимостью уже в сорок пассажиров и летающую уже со скоростью свыше пятисот километров в час…

— Свыше шестисот, — тихо уточнила Ира, но ее услышали все, сидящие в кабинете.

— Ну а в третьих… — Оля не смогла удержаться от широчайшей улыбки, — Дуглас выпускает свой DC-3 по лицензии Ирина Алексеевны.

— О как! — не удержался от удивленного возгласа Ворошилов. — А почему тогда…

— Потому что все, что делается в Девятом управлении, делается совершенно секретно, — тоже с широкой улыбкой пояснил ему сам Иосиф Виссарионович. — К тому же, Петр Ионович, подтверди, самолет товарища Лукьяновой много, в разы надежнее того, что она решила передать буржуям. Среди прочего в нем установлена какая-то хитрая трансмиссия, позволяющая крутить оба пропеллера от одного мотора, так что если в полете один мотор сломается, то самолет не то что не упадет, но даже полёт куда надо продолжит. Так?

— Пока так, — подтвердила Ира, — но когда мы закончим ремоторизацию машины, там будут скорее всего другие системы безопасности.

— Хорошо, мы вас поняли. Поднятые вами проблемы еще нужно обдумать, но насчет двадцать первого завода — он с сегодняшнего дня ваш. Когда будете там, передайте генералу Мерлину…

— Полковнику Мерлину.

— Директору двадцать первого завода генерал-майору Мерлину, что мы ждем, что завод сможет выпустить до лета пять сотен самолетов И-180. Я знаю, он и без того сделает все возможное, но сообщить ему о наших… ожиданиях стоит. А его имя в Георгиевском зале… я приглашу его в Москву на выходные, пусть своими глазами увидит. Думаю, на сегодня совещание мы закончим и вплотную займемся работой. Работы у нас много…

Работы было на самом деле чуть больше чем дофига. Валентин мотался между тремя новыми заводами сразу, где налаживались новые станки, предназначенные для производства артиллерийских снарядов. Сам он никаким «спецом по снарядам» не был, но именно его станки, изготавливающие короткие «трубы» корпусов, позволили довести суточную производительность одной линии до двух тысяч изделий в сутки. А линий было много: на заводе в Барнауле их было поставлено двенадцать, в Славгороде — десять, еще десять уже было запущено Бийске, но директор Бийского завода прошлым летом умудрился выстроить еще один цех, в котором можно было поставить еще шесть линий.

Василий в свое время с Валентином по поводу «новой технологии производства снарядов» очень долго спорил, и, хотя Валя с ним не соглашался, свое решение «продавил», попросту сделав десяток снарядов на экспериментальном заводе в Боровичах, а теперь он чуть ли не половину марта провел с Лаврентием Павловичем — объясняя начальству почему эту технологию нельзя пока внедрить на всех заводах данного профиля:

— Это только на первый взгляд кажется, что сварка трением — такая простая операция. Я уже не говорю, что на большинстве современных токарных станках просто нет нужной передачи, обеспечивающей требуемую скорость вращения…

— Насколько мне известно, замена шестерен не является сложной операцией, ее могут выполнить рабочие даже непосредственно в цехе.

— Я и говорю, что это лишь незначительный, хотя и негативный фактор. Основная причине в невозможности использования серийных станков — это недостаточная мощность электромоторов. И поэтому, хотя деталь и будет выглядеть сваренной, сварной шов получится дефектным, его прочности не хватит — и снаряд вместо того, чтобы разлететься на осколки, просто выплюнет струю раскаленного газа через оторвавшееся дно. Шуму много, толку мало. К тому же использование сварных труб для изготовления корпуса снаряда без дополнительной обработки заготовки — это гарантия получения откровенного брака. Управление, безусловно, со временем все необходимые станки и для существующих заводов изготовит, но именно что «со временем». И мы не видим смысла это оборудование на серийные заводы ставить до того, как будут полностью укомплектованы заводы строящиеся: ведь сейчас эти заводы хоть и не лучшим образом, но продукцию выдают, а для внедрения нового оборудования там придется старое демонтировать, провести перепланировку цехов, что тоже времени займет немало, а потом еще и какое-то время рабочих переобучать. Новые же заводы изначально спроектированы под эти станки, и рабочие заранее обучены…

— Но ваши новые заводы строятся в трех с лишним тысячах километров от Москвы. А это минимум трое суток, потребное для доставки их продукции…

— У нас под Кемерово работает завод промышленной взрывчатки, а ее далеко возить саму по себе довольно опасно. Что же до металла, то готовую продукцию возить даже выгоднее, чем голые слитки: вся стружка остается на месте. Ну и, наконец, до Алтая германская авиация точно не доберется и страна не окажется без снарядов.

— Но сталь можно и из Кривого Рога брать…

— Я не удивлюсь, если в случае войны германцы Кривой Рог захватят.

— Вы не верите в силу Красной армии?

— Я просто обязан считать советских генералов тупыми дебилами: на войне произойти может всякое, но я должен обеспечить производство независимо от превратностей судьбы. Хотя бы для того, чтобы генералы, дебилами на самом деле не являющиеся, не просрали свои битвы из-за нехватки боеприпасов.

— Забавное рассуждение… но верное. Я с такой точки зрения вопрос как-то не рассматривал. Тогда еще один вопрос: когда ваши новые заводы начнут выпускать продукцию?

— Уже выпускают, но пока понемногу. Валентин надеется, что в началу лета заработают на полную можность, а Оля считает, что где-то в середине июля только: все же на такие производства народ с улицы, тем более улицы деревенской, не возьмешь, а Боровичские училища специально для них выпустит примерно пятнадцать тысяч молодых рабочих в конце мая. Но их же еще и перевезти надо, на месте подучить немножко. Но в любом случае затягивать точно не будем.

— В этом-то я не сомневаюсь… но будет ли у нас это время?