Титановый бардак

Неважно, какого цвета кошка

Десятого марта Иосиф Виссарионович заехал в гости к Станиславу Густавовичу, одному из двух «спецов», которые он полностью доверял. Заехал не просто так, а чтобы кое-что прояснить для себя:

— Станислав, Менжинский говорит, что Особое Девятое управление учредил Феликс где-то за неделю до смерти, и сам наш главный ОГПУшник не знает, откуда Феликс набирал туда людей. Однако то, что они уже сделали… Ты знаешь, что бельгийцы согласились продать нам четыре расточных станка на сто восемьдесят пять сантиметров?

— Слышал.

— Они сначала наотрез отказались, а потом вдруг взяли — и согласились, причем даже скидку небольшую от каталожной цены предложили. Мы еще долго думали, в чем подвох.

— А в чём?

— А ни в чём! Просто Анна Федоровна из Девятого управления им сообщила, что в отсутствие этих станков она не сможет больше поставлять в Бельгию какой-то препарат. И этого оказалось достаточно! Дипломаты наши, торговцы — все они ничего сделать не могли, а эта баба…

— Анна Федоровна — не баба, она первый помощник начальника Девятого управления. А тем, что она поставляет в том числе и за границу, кого угодно шантажировать можно: её препараты излечивают большую часть болезней, еще пять лет назад считавшихся неизлечимыми. Прошлой осенью она передала Семашко лекарство от малярии, вроде бы на испытания.

— Что значит «вроде бы»?

— А к нему — подробнейшая инструкция о дозировках, противопоказаниях, о несовместимости с кучей других лекарств… в том числе и с теми, которые она только собирается делать! То есть они это лекарство уже не просто испытали, а… я даже не знаю, они просто абсолютно точно знали, как его применять и каков будет результат. И так практически по всем её препаратам. Жить-то даже самые закоренелые буржуи хотят, и как тут откажешь в просьбе молодой симпатичной дамы?

— Это интересно конечно. А что ты думаешь о позавчерашнем совещании? Я связался с Колотиловым, так оказывается, что в Ивановском промышленном Обкоме вообще ничего не слышали о новом тракторном заводе! А эта… дамочка говорит, что через неделю завод заработает!

— Ничего не слышал? Ну это-то понятно. Как там… потому что всё, что делается в Девятом управлении, делается совершенно секретно. Если Ольга Дмитриевна сказала, что завод заработает шестнадцатого марта, то он заработает шестнадцатого марта. И выпустит именно пятнадцать тракторов, а потом и дальше будет выпускать по пятнадцать штук в день. Но хочу тебя предупредить: выпускать он будет именно по пятнадцать штук, не по шестнадцать даже, и спорить с ней абсолютно бесполезно. Я не знаю, как она считает свои планы, но у неё эти планы просчитаны с максимальной точностью. Их перевыполнить просто невозможно, а за недовыполнение… у них не бывает такого в принципе. Я вчера попросил кое-что уточнить, так в воскресенье, пятнадцатого, там будет запущена электростанция, которая обеспечит энергией завод и жилой городок, а сам завод заработает в понедельник, причем сразу на полную мощность.

— А про самолеты ты что думаешь, и про алюминий?

— Я думаю, что раз они так хотят, то нужно дать им всё и просто подождать результат. Положительный результат, в четко указанные сроки. Единственное, что меня немного смущает, так это передача им в полное управление Тихвинского района…

— Мы о таком вроде не говорили.

— Я вчера с Ольгой Дмитриевной говорил, и сам ей это предложил.

— А почему тогда тебя это смущает?

— Потому что в её планах этого не было. Но как я подсчитал, такая передача — а это почти шестьдесят тысяч населения — даст им новые рабочие руки, хотя бы для постройки глиноземного завода и, скорее всего, там появятся новые производства. И нам такая передача будет крайне выгодна, поскольку своих идей по поводу этих рабочих рук у нас нет — но я опасаюсь, что Ольга Дмитриевна не согласится, вот и сижу, придумываю как ее на это дело подвигнуть. И если получится, то… По крайней мере, если судить по Боровичам, они там создадут, как Ольга Дмитриевна называет, территориально-производственный кластер. То есть множество предприятий, которые будут использовать местные ресурсы, обеспечивать друг друга сырьем и полуфабрикатами и обеспечиваться местными источниками энергии. А про энергию ты лучше с Глебом поговори, он сам от Боровичского района пришел в безумный восторг.

— В восторг? И отчего?

— Там есть от чего. На Мсте Управление — исключительно «для внутренних нужд» — выстроило гидростанций девять штук, считай в тайне выстроило, общей мощностью почти что в двести мегаватт — то есть, считай, три Волховских станции, и все это тихо, спокойно, без суеты и восторженных заметок в газетах. Просто, по-деловому… еще у них тепловые станции, причем в качестве отхода производства серной кислоты, где-то около двадцати мегаватт обеспечивают.

— Интересные у них отходы… и откуда они генераторы для этих станций взяли? Вроде внешнеторговцы ничего подобного не сообщали.

— Они сами себе и генераторы сделали, и турбины. Между прочим, они серийно выпускают небольшие ГЭС, которые в любом колхозе поставить можно, на любом почти ручье, и делают их на общую мощность почти на триста пятьдесят мегаватт в год. Это же больше, чем у нас в этой пятилетке запланировано — и они их делают «из своих средств»! А они еще строят новую электростанцию, которая будет работать на дровах, точнее, на переработанном лесном мусоре. И вот тут, я надеюсь, им Тихвинский район очень пригодится, ведь для этой станции мощностью в шестьдесят мегаватт им потребуется почти что триста тысяч тонн этого мусора в год.

— Они что, все леса в районе вырубить собрались?

— Я тоже так сначала подумал. А потом Ольга Дмитриевна принесла мне статистику по новгородским лесам, и получается, что ежегодный прирост некондиционной древесины, включая отпад, сучья и кору, которые как раз в мусор и идут, составляет порядка двенадцати тонн в год на гектар. А с деловых вырубок чистого мусора, после выделки из деловой древесины всего полезного, получается больше пяти тонн с гектара леса. То есть им для работы этой электростанции нужно просто чистить от мусора двадцать пять тысяч гектаров. Не вырубать, а от мусора чистить! А если еще и отходы деловой древесины использовать…

— Это же сколько потребуется людей… и лошадей для вывоза всего этого из леса!

— Много. Но я уже про лишние рабочие руки сказал, а еще это дополнительный заработок колхозникам зимой, да и они какую-то технику для такой работы разрабатывают. Разработают, внедрят, наладят массовое производство. Ты представляешь, какой это даст экономический эффект по всей стране!

— Тебя послушать — так всем работникам этого управления нужно по ордену Ленина выдать…

— Этого мало будет.

— Почему?

— А ты знаешь, что курируемые девятым управлением колхозы на Псковщине в прошлом году собрали почти четыре миллиона тонн картошки? Ну, не только на Псковщине, но в основном там?

— И куда они её дели? Сами съели?

— Почти половину они уже переработали, там это управление несколько заводов выстроила по изготовлению картофельной муки и какого-то другого продукта вроде консервов. Миллион с чем-то тонн картошки продали в другие области, двести тысяч тонн только в Ленинград поставили, в Москву чуть больше ста тысяч, а остальное все еще хранится для переработки. Вроде собираются к следующему урожаю всю эту картошку переработать…

— А тебе не кажется, что кто-то водит тебя за нос? Ну куда, например, они собираются девать эту картофельную муку? Сколько её в результате получится? И вообще, там полей-то достаточно, чтобы столько вырастить? И кто её хотя бы выкопал?

— Они практически все поля под картошку определили. А урожаи у них — правда, они особо говорят, что год удачный вышел, еще раз столько уже не получится — больше двадцати тонн с гектара получались! Ольга Дмитриевна сказала, что Лорху, который этот сорт картошки вывел, нужно памятник при жизни поставить, причем в натуральный рост и из литого золота.

— Если ты не напутал, то памятник — не памятник, а орден он точно заслужил.

— Согласен, а насчет кто выкопал — так они же и специальную машину придумали! Цепляется к их трактору и копает, от земли картошку отделяет и складывает. Хочешь — в грядку складывает, а хочешь — прямо в телегу ссыпает. Или в прицеп тракторный.

— Вот теперь ты точно врешь: завод-то у них, по твоим словам, только через неделю заработает!

— Владимирский завод. Куда они просто перенесли производство со своего завода экспериментального, где эти трактора они уже два года делали по десять-двенадцать штук в день!

— Два года? И где эти трактора…

— Они в так называемые курируемые колхозы их направляли. Как раз на Псковщину в основном. Потому что, говорят, земли там бедные, хлеб растить особо и смысла нет, крестьянин пользы в колхозе без техники не видит — а вот с техникой да! Сам смотри: с гектара двадцать тонн, треть забирает себе управление как плату за работу тракторов, мужикам остается почти четырнадцать тонн. По цене обязательной госзакупки в пятнадцать рублей за тонну сколько мужик с гектара заработает? А ведь он в госзакупку меньше половины отдает, а на рынке-то картошка почем?

— Кулаков растим?

— Один мужик за год в зарплату денег получит с картошки, выросшей на одном гектаре. Это выходит в полтора-два раза меньше, чем у чернорабочего на заводе. А еще с пяти гектаров выручка пойдет на постройку сельской электростанции, клуба деревенского, коровника колхозного, дома нормального… Плюс еда своя — да за такие доходы любой мужик в колхоз сломя голову бросится! В конце-то концов, мы же за его, мужика, счастливую жизнь и боремся, так? А в результате мы не только картошки получили немеряно, так еще на Псковщине почти все крестьяне в колхозы уже записались…

— Так… а сколько, говоришь, в этом году урожай у них будет?

— Я ничего не говорю. А Ольга Дмитриевна сказала — и это я просто её цитирую — что если никто грязными лапами не потянется к владимирским тракторам, то в этом году курируемые ими колхозы на Псковщине дадут примерно сто-сто двадцать тысяч тонн…

— Что-то разница большая.

— Потому что полям отдохнуть нужно, картошку на одном поле раньше чем через пять лет сажать нельзя. Зато в Белоруссии она пообещала собрать что-то около пяти миллионов тонн. Правда, при одном условии…

— И каком же?

— Надо объявить, что закупочную цену у частника мы определим в этом году в три копейки за килограмм. И объявить об этом не позднее середины апреля.

— Тридцать рублей за тонну… пять миллионов тонн…

— Ольга Дмитриевна сказала, что понадобится не сто пятьдесят, а максимум тридцать миллионов рублей, так как государство эту картошку перевезет куда надо и тут же продаст уже по шесть копеек. У меня и графики перевозок все составлены. И еще сказала, что если у страны с деньгами будет полная жопа — это она так сказала — то она денежки найдет, но тогда и доходы с продажи картошки себе заберет.

— Жадная какая! А откуда у нее сколько денег?

— Ты Феликса помнишь?

— Забудешь его!

— Я тут с товарищем Климовым говорил, и он мимоходом так намекнул, что семьдесят миллионов долларов с его счета он уже снял.

— С чьего счета?

— А еще он сказал, что он все счета… Иосиф, это он сказал, не я — так вот, почти все счета верных ленинцев он обнулил и я, если вдруг срочно что-то потребуются, могу к нему обратиться. На сумму около полумиллиарда долларов…

— Ох и не…

— Вот именно. Правда он особо предупредил, что денег не даст, а сам закупит все, что мы попросим — просто потому, что по его мнению наши торговцы минимум четверть денег украдут. И я проверял: себе они в Девятом управлении на самом деле станки всякие за границей на четверть дешевле, чем наши торгаши, покупают… Но не забудь: всё, что делается в Девятом управлении, делается совершенно секретно. О деньгах знаю я, теперь знаешь и ты, и мне кажется, что этого достаточно. И да, еще он сказал, что если деньги потребуются не срочно, то сумма может и утроиться…

— Мне все же кое-что непонятно. Менжинский сказал, что они массово забирают к себе бывших дворян, царских офицеров…

— Ольга Дмитриевна говорит, что ей неважно, какого цвета кошка, для неё важно, чтобы кошка ловила мышей.

— Причём здесь кошки?

— Я тебе могу составить список на несколько десятков страниц из того, что стране очень полезного сделали эти дворяне и офицеры. И Глеб может составить списочек не меньший. Одних только электростанций они изготовили почти треть по общей мощности из того, что в планах пятилетки намечено было, причем всего за три года изготовили, про картошку я уже сказал, и про лекарства тоже. Сейчас половину строек металлургических заводов именно Боровичи обеспечивают огнеупорами, сокращая необходимость закупок по этой статье за границей втрое — и практически всё из перечисленного делается, точнее управляется этими самыми дворянами и офицерами. Хотя и непосредственно делается тоже. Может, нам стоит забыть, что они были дворянами и офицерами, и рассматривать лишь наносимую ими Советскому Союзу пользу?

— Наносимую пользу?

— Извини, это я у них набрался… звучит забавно, вот и прилипло выраженьице.

— Действительно забавно, но по сути-то верно. А как с ценами на картошку…

— Ольга Дмитриевна предупредила, что из ожидаемых пяти миллионов тонн три с половиной вырастят мужики на приусадебных участках, но вырастят если сочтут это выгодным, а для этого и цену надо объявить заранее. Они мужикам какой-то новый сорт собираются выдать для посадки, у которого урожаи будут до тридцати тонн с гектара. В прошлом году они его как раз на Псковщине испытывали…

— А почему в колхозах этим сортом поля не засеяли?

— По её словам он не годится для машинной уборки. То есть если машинами его собирать, то картошка побьется и быстро гнить начнет, так что в поля — только Лорх. А огороды частнику они тоже тракторами распашут… поэтому я считаю, что владимирские трактора у Девятого управления забирать нельзя: эти ребята считать умеют куда как лучше, чем мы вместе со всем нашим Госпланом, да и трактористы в Управлении уже обученные есть, так что у них эти трактора пользы принесут куда как больше.

— Мне тем более непонятно: как Феликс мог учредить это управление? Это столь же вероятно, как если бы он подписал себе расстрельный приговор…

— К сожалению, выкопать его и допросить мы уже не можем, да, в принципе, это и неважно. Учредил — и учредил, а мы просто будем пользоваться этим его наследством.

— А как пользоваться-то, если мы не знаем, чем они там занимаются и что получится в результате? Они же не говорят…

— Да, зато они делают. И они говорят что получается. И когда получается, а то, что они не говорят о том, что не получается — это неважно. Пока неважно, тем более что они все что делают, делают… как там Ольга Дмитриевна говорила, «своими силами»?

— Ну ладно, соглашусь с тобой. Тоже «пока», но за результатами их работы будем следить очень пристально. И если что-то будет не так…

Сергей Васильевич Сенявин еще полтора года назад считал свою жизнь законченной и единственное, что удерживало его от греха самоубийства, было осознание того, что дочь, после неминуемой смерти Зои — супруги Сергея Васильевича — в одиночку просто не выживет. Однако именно тогда его посетил старый сослуживец, уже год как вернувшийся в Россию, и предложил, как он высказался, «одержать победу над судьбой». Сначала — излечить Зою от туберкулеза с помощью новейшего советского лекарства, а затем — после трехмесячного обучения где-то в России — вообще перебраться на другой конец света. В очень неплохой должности с приличной зарплатой и с огромными перспективами.

Привезенный старым приятелем препарат буквально вернул Зою к жизни (хотя тот и предупредил, что одного флакона для полного излечения категорически не хватит и лекарство придется принимать еще несколько месяцев), так что полковник (бывший полковник) «в качестве платы за лекарство» поехал в большевистскую Россию. Но там — по крайней мере в военном городке, где его «обучали» — он собственно с большевизмом и не встретился. Ну да, офицеры ходили в непривычной форме, но не боялись называть себя именно офицерами (хотя не «господами», а все же «товарищами»), гордо носили царские ордена.

А вот обучали Сергея Васильевича «странному»: в основном — испанскому языку, причем не просто испанскому, а особому «аргентинскому диалекту». Что было в общем понятно, ведь дальнейшая его работа и планировалась почему-то именно в Аргентине. А почему там — это Сергей Васильевич понял, уже добравшись до Буэнос-Айреса: там было много мяса. Очень много, настолько много, что аргентинцы даже правительства иногда свергали, если эти правительства плохо заботились о его продаже за границу.

А теперь об этом заботиться предстояло уже Сергею Васильевичу, назначенному директором новенькой фабрики. Американцы (почему именно американцы, Сергей Васильевич спрашивать не стал) выстроили большую консервную фабрику. То есть фабрика делала консервы и всё, что для их приготовления нужно, включая большие, даже скорее огромные консервные банки. Только банки почему-то делались алюминиевые, и алюминий на фабрику тоже из Америки привозился. На фабрике он плавился, из него делались листы, из листов выделывались сами банки и крышки к ним (а каучук, нужный для закрывания банок, использовался уже местный). Затем банки (и крышки) покрывались изнутри каким-то специальным лаком (привозимым, как понял новый директор, из России, хотя никто ему это не говорил и по документам груз шел откуда-то «из Европы»), в банки распихивалось разделанное мясо, они закрывались крышками и почти готовый продукт отправлялся на несколько часов в автоклавы. Все просто — если не учитывать того, что ежесуточно фабрика потребляла одного алюминия десять тонн…

Чтобы фабрика, разместившаяся на окраине города Росарио, могла работать, была выстроена «собственная» электростанция, уголь для которой тоже возился из США, и собственная скотобойня, с которой в цеха ежедневно доставлялось по пятьсот тонн мяса. Ну а чтобы «продукт не пропадал зря», рядом были выстроены завод по выделке кожи и «фабрика по приготовлению кормов для животных», делающая какие-то сушеные продукты из мясных отходов. Этими предприятиями руководили тоже бывшие русские офицеры — да и вообще все, даже мелкие, руководители этого «мясного комплекса» были таковыми, ну а Сергею Васильевичу предназначалась роль еще и координатора всей этой промышленной структуры.

Вообще в огромном городе чуть ли не половина населения были «свежими» иммигрантами из Европы, так что найти русскоязычный персонал для всех этих фабрик особого труда не представляло. И немецкоязычного — тоже: германская компания «Линде» строила еще и огромную морозильную фабрику. С хранилищем-морозилкой на двадцать восемь тысяч тонн мяса, но вот кто всё это оплачивает, ни Сергею Васильевичу, ни его многочисленным коллегам догадаться так и не удалось. Ведь понятно, что Советы за всё это платить не могут, у них на их «индустриализацию» денег не хватает и они продают даже хлеб, которого оставшимся в России людям недостаточно…

Когда первое судно с аргентинскими консервами прибыло в Усть-Лугу, даже Олю это несколько удивило:

— Признавайся, Петруха — это твоя идея тушенку в алюминиевые баки пихать?

— Моя, — гордо ответил Петя, — мне еще Аня специальный лак для банок делает.

— Ну ладно, лишний алюминий стране не помешает… а кто за всё это платит?

— Оль, ты не поверишь: сам Иудушка Троцкий таким образом печется о счастье трудового народа!

— Поясни.

— А чего непонятного-то? Я, конечно, понимаю: оставить его семью без средств к существованию несколько жестоко, но… Яков Ганецкий не для себя же только воровал, он на всю эту братию работал. Ну а когда Гуля помогла мне с ним побеседовать со своим скополамином, я у Иудушки денежку-то и потырил. Насколько я помню, Иосиф Виссарионович до этого загашника добраться не сумел, так что его использовать мы можем без риска индустриализацию обездолить.

— А на дорогу, вымощенную желтым кирпичом…

— На дорогу у нас отдельная копеечка заныкана, причем с большим запасом. С очень большим, лично я собираюсь ни кирпичика врагам не оставить!

— Ну тогда ладно. А почем у нас тушенка получается?

— Бак на полцентнера мяса весит три с небольшим килограмма. Даже с учетом закупки белой жести у американцев у нас одна банка на полкило обходится в двадцать два цента, американских цента. Это если с доставкой считать и с переупаковкой. Но даже если мясо мороженое возить, то сильно дешевле не получится: рефрижераторы дорогие, и если амортизацию раскидать на десять лет, то есть на шестьдесят рейсов, то практически тож на тож и выйдет.

— Да знаю я, но рефрижераторы тоже нужны. Причем не для экономики, а для политики. Сколько немцы уже нам построили, пять?

— Да, и еще двенадцать американских сухогрузов в холодильники переделывают. Я специально выяснял, у немцев почти втрое дешевле получается. А что за политика?

— Да так… на восемнадцати морозилках мы можем из Аргентины притащить триста-триста пятьдесят тысяч тонн мороженого мяса в год, а это — столько, сколько они в Англию продают и за это готовы под англичан стелиться…

— И сколько мы готовы за это мясо платить?

— Мороженая туша в Росарио идет меньше семи центов за кило, по двенадцать продается мясо уже без костей, так что у нас только выручки с лекарств на всё это мясо три раза хватит. А нам Иосиф Виссарионович как раз Тихвин впиндюрил, я думаю, пусть там Линде выстроит нам заводик вагонов-рефрижераторов, мясо по стране разводить будем…

— Они вагоны не делают.

— Вагоны и русские инженеры сделают не хуже буржуинских, а вот холодильники…

— Кстати, о холодильниках… В Ленинграде только один холодильник, у Кирова дома стоит.

— Ты об этом только Ане не говори.

— А почему?

— А потому что она тебя тогда покусает. Ира же контракт с немцами подписала, на поставку пяти тысяч тонн флюорита в год…

— Я слышал.

— Так вот, у нее при извлечении из него скандия фтороводород прет нипадецки, и она предложила как раз фреон из него гнать. А девать-то его пока некуда! Вася, правда, мужиков посадил компрессоры для холодильников срочно изобретать и даже потихоньку компрессорный завод строит, кстати как раз в Тихвине — но когда всё это будет готово, никто не знает.

— Даже ты не знаешь?

— Не знаю. Но предполагаю, что до осени следующего года… В общем, этой осенью начнем завод холодильников строить.

— У нас уже эти заводы ставить некуда!

— А мы его не у нас, а в Саратове поставим. Жена твоя говорит, что у нее «Саратов» до сих пор работает… в смысле, до нашего переноса дожил, так сделаем ей памятный подарок. Ты только ей раньше времени не проговорись…

— Не учи ученого! А раз уж про дорогу разговор зашел — так может пора?

— Не пора. Валерьян Алкашевич пока бельгийцев копеечкой поддерживает…

— Может и его…

— Успокойся ты! Он хотя бы считать не разучился, а немцы уже демпингом занялись, так что полная задница придет к королю Альберту ближе к следующему лету. И вот тогда…

— Как там все прошло? — спросил Валентин после того, как Петруха вернулся из Минска.

— Тихо. Спокойно. Пришли, увидели, победили. Перекурили, аккуратно все подмели, прибрались. Но мне интересно, как вы туда этого Пантелеймона-то запихнули?

— Ты не поверишь…

— Почему не поверю? Или с небес спустился ангел и наставил на путь истинный Кровавого Тирана?

— С ангелом оно бы поправдоподобнее было. Но случилось воистину невероятное: Светка твоя, никому ни слова не говоря, приехала в Москву, взяла Менжинского за хобот и привела в известный кабинет. А через час они обои два оттудова вышли, и супруга твоя уже сжимала в потном кулачке нужное предписание. Пантелею этому повезло, что он железнодорожник, а Светлана особо давила на необходимость быстрого создания целой сети узкоколеек для вывоза урожая. Я потом с Рудольфычем пообщался, так он меня уверял, что супруга твоя Сталину просто рот открыть не давала, рассказывая, какой этот Пантелей весь из себя большевик и верный несун сталинских идей в массы.

— Учителя это умеют.

— Ну да. Короче стал Пантелеймон временно исполняющим обязанности Первого секретаря, причем под поручительство и в прямом подчинении товарища комиссара.

— Это как?

— А это так: теперь в Белоруссии жена твоя главная. Ну, до выяснения…

— Хрен там кто чего выяснит, Скорохватов таких орлов натренировал!

— Сложно было?

— Да чего там сложного-то? Это с Геем в том году сложно было… это фамилия, ты не подумай чего… но фамилии товарищ соответствовал на сто сорок шесть. А ему на смену укропитек заявился, с двумя жидобандерами в команде. Гей себя царьком чувствовал, следующая троица тоже панувать приперлась, так что я просто в сторонке сидел и контролировал молодежь. А люди — хрен знает куда они делись. Никто ничего не видел, никто ничего никогда не найдет. Ну не будет же кто-то в кабаньем дерьме ковыряться! Одно плохо…

— Что?

— Что Светку туда назначили. Этот пи… Гей в плохом смысле там такого с колхозами наворотил, что слово «колхозник» у белорусов стало хуже матерщины, а жидобандеры еще сильнее всё изговняли. Трудно ей будет.

— А кому сейчас легко? То есть, хочу сказать, ну мы же ей поможем, и весьма серьезно. Воропаев на всю свою автоколонну подготовил по четыре водилы на авто, и там одних автомехаников к Светке поедет под тысячу. Опять же, Олина идея с семенными хозяйствами уже массам энтузиазма добавила нипадецки, вдобавок народ своими собственными увидел, как слащевцы… в смысле Красная Армия защищает крестьянский интерес.

— Ага, два десятка семенных на всю Белоруссию.

— Ты, видать, опять все самое интересное пропустил: по распоряжению Оли на уборку семенного картофеля мужиков нанимали со всех окрестных деревень — и уже не только там, но по всей республике знают про урожаи в четыреста центнеров. Но ты все же жену уйми… постарайся унять: Гуля сказала, что она вроде собирается закупочную на картошку еще повысить, а это — точно против политики партии.

— А мы-то тут причём?

— Вот и нужно, чтобы оставались ни причём. Впрочем, нужно этот вопрос сначала с Олей обкашлять: она лучше всех понимает про деньги и цены. А пока… завтра первые два эшелона с тракторами и грузовиками уже отправим, а всего туда за две недели шесть тысяч тракторов и грузовиков тысячи три уйдет. Еще ребята из Тимирязевки предложили мужикам к огородам торф подвозить в качестве удобрения, с картошкой его можно при окучивании добавлять чтобы урожай повысить — так что Воропаев грозится к июлю дополнительно пару тысяч грузовиков прислать. А Викентий Станиславович с Аристархом Евгеньевичем наладили выпуск паровых стокиловаттников с дровяными котлами, мы их тоже в белорусские колхозы отгружать будем чтобы у мужика еще стимул околхозиться появился. В общем, справится Света. И даже не так: Пантелеймон справится при такой Светиной помощи.

— Ага, при руководящей и направляющей училке истории во главе этого бардака. А я присмотрю чтобы ей никто руководить и направлять не помешал.

— Ну чего ты дергаешься, на Псковщине у нас получилось — и тут получится. Все же мужики что там, что тут одинаково на вещи смотрят: народ у нас один, просто акцент немного разный. Однако друг друга мы прекрасно понимаем, даже переводчики не нужны…