Бер и Тиландер на двух кораблях появились еще до полудня следующего дня. Им не повезло встретить беглеца, чьи следы Бер повторно пытался отыскать. Даже большой крюк по дороге к кораблям не помог, сбежавший словно испарился.
— Ничего страшного, — утешил я приемного сына, — оставшись один он долго не выживет. Либо станет едой для львов, которых здесь невероятно много, либо наткнется на воинов местных племен. Скрыть свою сущность он не сможет и скорее всего будет безжалостно убит, если в нем заподозрят Схапити.
Частое применение желтой пыли, смешанной с золой, оставляло на лице характерный след. Простое смывание водой не помогало, а в арсенале дикаря нет чистящих средств. Оставалось надеяться, что встретившие его быстро распознают в нем Схапити.
Мунге вернулся к вечеру с двумя Русами. Следуя моему приказу, он предупредил Хмана, который немедленно переправил свое племя на другой берег реки. Нуахили использовали для переправы выжженные бревна деревьев, связывая между собой две лодки жердями. Получался прототип катамарана, имевший дополнительную вместимость и устойчивость. Переправившись на другой берег, племя Нуахили ушло на день пути к востоку. Мунге потому и задержался, что Хман хотел показать ему второй лагерь, где Нуахили будут находиться до следующего сезона дождей.
С Натой и Труди у меня проблем не было, но вот Иван и Кинг ревновали друг друга, пытаясь завладеть моим вниманием. Стоило одному малышу взобраться на колени, как второй превращался в злостного врага, стаскивая первого с моих колен.
Форт-Росс жил обычной жизнью: ходили на охоту, ловили рыбу, ухаживали за посевами. Как и говорила Ната, крокодилы вернулись и уже в большем количестве. Были нападения на домашних животных, пастухи еле успели отбить свинью, но животное пришлось зарезать: рептилия сломала ногу и успела выгрызть кусок мяса.
Основная часть домашнего скота вернули на Форт-Росс, где трава уже выросла по пояс и за ними было легче смотреть. Практически ежедневно я переправлялся на островок с нашими посевами: ячмень был готов поспеть, пшеница тоже наливалась колосьями. Картофель на этой благодатной почве тоже рос быстрее. Через три-четыре недели все будет убрано и можно будет выйти в поход к озеру Вольта, где где-то на берегах находился звездолет.
Эя буквально вертела Урром как хочет. Спустя неделю после нашего возвращения с сафари, сын явился в шатер. Отказавшись разделить трапезу со мной, американцем и Санчо, Урр попросил разрешения пожить пару недель среди Нуахили.
— Ты Рус, а ведешь себя как Нуахили. Нельзя, чтобы твоя жена манипулировала тобой, — Урр дернулся, но промолчал. Понимая бессмысленность уговоров и доводов, махнул рукой, чтобы проваливал к своим новоявленным родственникам.
— Возьми с собой Мунге и еще пару воинов, они проводят вас, крикнул вслед уходящему сыну. Настроение испортилось, отодвинув чашку с едой, вытер руки куском ткани.
— Не злись, это временное явление. У него такой период, когда ему хочется уделить максимум внимания молодой жене, — Ната попыталась разрядить обстановку. Труди и Герман благоразумно промолчали, а Санчо, пододвинув к себе мою чашку продолжил есть, довольный такой ситуацией.
— Он слишком молод, она старше и опытнее. Не успеет оглянуться как посчитает, что Нуахили ему ближе чем мы, — Герман молчал, но по его лицу думал также.
— Макс, вот скажи, что ты от него хочешь, — Ната обвила меня руками, пристроившись рядом.
— Чтобы был человеком, Русом, — зло буркнул, освобождаясь от ее объятий.
— Ты же смертен, Макс, — Ната рубила не церемонясь, — как думаешь, насколько все сохранится в том виде, что ты создал после твоей смерти?
— Вот именно, — я встал, собираясь выйти на воздух, — мои сыновья должны продолжить мое дело. Это меня и бесит, что он не видит себя будущим императором, как не видит и Мал, — старшему тоже от меня досталось.
— Знаешь почему, — Ната загородила выход, — потому что их мозг по-прежнему на уровне эволюции древнего человека. Твои гены дали мощный импульс, но должны пройти сотни и тысячи лет прежде чем все они, — она махнула рукой на хижины Форт-Росса, начнут думать также. Только Иван, имеет геном современного человека. В какой-то степени и Кинг, — соблаговолила снизойти до сына Труди моя жена, видя с каким напряжением та слушает. Мал, Урр, Бер — это золотые мальчики, но их мир ограничен временными рамками их проживания. Появился ты, открыл для них чудеса, расширил их кругозор. Но что будут видеть их дети, твои внуки?
— Наследие, что им оставлю, отойди, — зло процедил, покидая шатер. Злился я скорей на себя чем на Нату, понимая, что во многом она права. Научившись читать или считать, мои Русы прекращали учебу. Только единицы типа Баска и Мурга проявляли интерес ко всему новому. Да, Русы могли читать, могли сосчитать до ста и больше, но они все равно оставались дикарями. Они сменили одежду из шкур на одежду из холщовых тканей, но не сменили мировоззрение. Я не помнил ни одной инициативы от своих людей, направленных на улучшение качества жизни, на облегчение условий труда.
Ната безусловно права, вспомнили фрагменты передач, посвященных жизни аборигенов Австралии или коренных жителей Америки. В их жизнь прогресс ворвался катком, нарушая традиционный быт. И что это дало? Лишь единицы воспользовались возможностями прогресса, вырвавшись из серой массы. Особенно это касалось аборигенов Австралии — получая от правительства субсидии они пропивали их, не учились, не пытались работать. Их словно взяли и перенесли из одной эпохи в другую, к которой они не сумели приспособиться.
— Она права, Макс, — я не заметил как подошел Тиландер. — Бер исключение, таких как он просто не бывает. А все остальные очень мало чему выучились. Вот посмотри на моих матросов, — американец сделал паузу. Не дождавшись реакции, продолжил:
— Они умеют различать паруса, такелаж, но при общении между собой называют все это «веревки, ткань». Они выполняют все приказы, но сами инициативы не проявляют. Я не помню случая, чтобы кто-то из них по своей инициативе решил помыть палубу. Они ее драют, стоит только капитану поручить эту работу. Но сами никогда этого не делают и знаешь почему?
— Почему?
— Потому что не видят в этом смысла, не развились до такой степени, чтобы ценить чистоту. Вот если бы им давали мясо только после чистки палубы, они ее чистили бы много раз в день. Они как младенцы еще, — американец сплюнул и закричал проходящему мимо матросу:
— Эзим, ты сегодня чистил палубу «Руси»?
— Нет, капитан, — отозвался матрос, втягивая голову в плечи.
— А почему не чистил? — Тиландер не унимался.
— Ты не говорил чистить, капитан, — Эзим смотрел на нас недоуменным взглядом.
— Так почисти, — брови американца сошлись мостиком.
— Хорошо, капитан, — матрос сорвался с места, получив задание.
— Видишь Макс, ему даже в голову не пришло, что после возвращения парохода надо почистить палубу. Но стоило мне сказать, он бегом отправляется выполнять поручение. А он один из самых толковых, у него в роду кто-то из «христоверов» то ли бабка, то ли прабабка.
— Герман, так какого хрена я надрываюсь, пытаюсь вытянуть этих дикарей из каменного века, приобщить к цивилизации? — Американец рассмеялся на мои слова.
— Так и ты, и я с тобой, мы тем самым для себя стараемся, может даже не осознавая этого.
— В смысле?
— Либо мы их поднимаем на свой уровень, либо сами опускаемся на их, — Тиландер подкрутил усы, — как по мне, ты поступил правильно, только не стоит ожидать быстрых результатов. Если бы могли жить еще пару поколений, прогресс пошел бы куда быстрее, но даже за такой короткий период ты сделал невозможное. Лишь в девятнадцатом веке основная масса Европы, не считая аристократов, научилась писать и читать, а у нас практически все взрослые Русы грамотны. Так, что Макс, не надо вешать нос, ты создал целую цивилизацию, вопрос лишь в том, что с ней будет потом.
— А как ты думаешь, что будет?
— Будет регресс, но не все будет потеряно. Появятся потомки, которые будут любознательны, поднимут наши записи, начнут заново изучать металлургию, сельское хозяйство, — Ната решила доконать меня.
— Я не у тебя спрашивал, — буркнул на ее слова.
— Согласен с ней, — наконец ответил Тиландер, — не знаю в какой мере, но откат назад неизбежен.
— Макс, вспомни Элладу, Римскую империю, — Ната присела рядом, — после падения Римской Империи прошли сотни лет, но именно потомки тех варваров потом и дали миру эпоху Ренессанса. Ассирийская, Египетская империи не возродились, а вот Римская возродилась, пусть и в усеченном варианте, дав многие европейские страны и определив вектор развития мира.
В душе был согласен с ней, но одно дело признавать это самому себе и совсем другое дело говорить вслух. Но я пересилил себя:
— Да знаю все это! И про цикличность истории, и про опережающее развитие. Просто жаль, что все пропадет спустя какое-то время после нашей смерти.
— Не все, — хором возразили Тиландер и Ната.
— Ты сделал столько, сколько на нашей Земле не сделали сотни гениальных людей своего времени и время в несколько тысяч лет.
— Ната, прекрати меня утешать, я тебе не ребенок, — кинул в жену пучком, сорванной травы. — Просто от своих сыновей ожидал чуть больше понимания.
— Урр еще молод и еще не привык к ответственности. Дай ему чуть больше свободы, дай возможность самому определять свою жизнь и все изменится. У тебя есть Иван, Кинг, Мал, Бер, Санчо — ты счастливый отец Макс, но жалуешься как климактеричная женщина.
Ната вскочила, но успела убежать. Обхватив ее поперек туловища, пару раз мокнул головой в реку, помня, как она не любит такие водные процедуры. Тиландер хохотал, уперев руки в бока, когда намокшая и злая Ната прошествовала в сторону шатра испепелив нас взглядом.
— Ночью она тебя задушит, берегись Макс, — сквозь смех выговорил американец. Заходясь в новом приступе хохота.
— Сегодня сплю в твоей хижине, — мне самому стало смешно, что я так расстроился из-за решения Урра пожить некоторое время с Нуахили. Надоест есть рыбу и давить блох в их хижинах, быстро вернется назад.
— Герман, пройдемся по нашему Форту, проведаем пастухов, заглянем на корабли. Что-то расхотелось мне спать, эта злючка обязательно что-нибудь выкинет чтобы отомстить.
Все еще посмеиваясь, американец кивнул: мы неторопливо обошли весь остров, побывав во всех четырех поселениях. Эзим не просто драил палубу «Руси», буквально восприняв его приказ. Он также передал его на остальные суда, где кипела работа.
— Не все так плохо, — констатировал Тиландер, стоя на палубе «Катти Сарк» где четверо матросов усиленно скоблили палубу, окатывая ее водой из реки.
Пастухи как раз обедали, от котелка шел умопомрачительный запах, но мы отказались разделить с ними трапезу. Тиландер был сыт, а мне требовалось сбросить пару килограммов. Излишки веса дали о себе знать во время забега на сафари. Уже на обратном пути заглянул к Малу и Белояре: родители устроили детям помывочный день. Глядя как со смехом Мал купает сына позавидовал, у меня отцовский инстинкт был развит слабо. Я любил детей, берег их, но времени играть с ними не было, да и не горел таким желанием.
— Отец, — Мал редко называл меня так, предпочитая Макс Са. Он оставил сына и поспешил к нам: — Что-нибудь случилось?
— Нет, все в порядке. Как твоя рука? — Руку Мал повредил во время штурма логова «христоверов». Рана была столь тяжела, что я не надеялся что он выживет. Но Мал выжил, даже снова нес военную службу пока не встретил Белояру.
— Болит, но несильно, драться могу, — на секунду передо мной стоял прежний Мал готовый обнажить меч в любую секунду.
Уходя потрепал сына по голове, чтобы скрыть предательскую слезу. Не знаю, что нахлынуло на меня, но Мала я всегда любил больше, чем других. Он характером пошел в Мию — взрывную и беспощадную амазонку с золотисто-красными волосами. Если мой первенец Миха, рожденный Нел, был невероятно спокойный и рассудительный, как и его мать, то Мал был петардой, взрывавшейся каждую секунду. Но инвалидизация руки его изменила, хотя глаза по-прежнему горели огнем.
Дни проходили, уже становилось заметным приближение осени: иной ночью было прохладно. Ячмень был убран, Русы трудились над жатвой пшеницы. Лайтфут и Мург не стали заморачиваться мельницей для перемола зерен. Вместо этого использовали большие жернова, используя домашний скот.
Картофель выкопали в первых числах сентября — второй урожай был чуть слабее.
— Еще один год и эта земля непригодна, — вынес вердикт Озил, потомок «христовера» и Руса с Макселя.
— Посадим в последний раз, после очередного сбора урожая перед сезоном дождей, отправимся домой, — подбодрил пожилого Руса, расплывшегося в улыбке от моих слов.
Урр прожил три недели с Нуахи и вернулся с роскошной шкурой леопарда — подарок от Хмана.
Урожай был убран, задействованные на полях сушили зерно, отбирали посевной материал. Вызвав Бера и Тиландера приказал готовить суда и воинов для предстоящей экспедиции. Выступить планировали пятнадцатого сентября, как только закончим с посевной и отметим Праздник Урожая. Этот обычай сохранился еще с Плажа, когда нам впервые удалось посеять и вырастить ячмень.
Наши пиводелы сетовали на отсутствие хмелевых шишек для пива, но меня такие проблемы не заботили. Пиво никогда не было любимым напитком, да и к алкоголю в целом относился сдержанно. Небольшое количество самогона всегда было под рукой, Ната строго следила за тем, чтобы все необходимое для нас поставлялось вовремя.
Выступать решили по реке на двух судах — на «Руси» и «Зерге». Уровень воды в Вольте пошел на спад, остальные корабли имели большую осадку и вряд ли могли пройти далеко вверх по реке. Так как боевая операция в этот раз предстояла очень серьезная, Бер подготовил две сотни лучших воинов. За год нашего проживания на островах, не было случая нападения и около сотни воинов было более чем достаточно, чтобы обезопасить наши поселения и суда на рейде.
Первый отряд численностью в сто человек под командованием Бера выступил в сторону поселения Ранаати по суше. Бер отлично помнил маршрут, и сам вызвался идти по суше. Сотню воинов разместили на пароходе и паруснике. Один «Катти Сарк» мог бы взять в два раза больше людей, но осадка в четыре с половиной метра делала его непригодным для плавания в верховьях реки.
Ната заранее приготовила себе мужской костюм, использовав для его пошива часть сохранившегося спасательного комбинезона с «Последнего шанса».
— С Богом! — дав короткий гудок, «Русь» стала отходить от причала, чтобы отвезти нас навстречу нашей судьбе. Как бы не сложилась наша попытка завладеть звездолетом Франко-Германской Унии, я был убежден в одном — наступает самый ответственный момент моей жизни в этом временном промежутке.
Урр ушел вместе с Бером, предпочтя поход по суше. Накануне состоялся эмоциональный разговор с Малом — мой отказ взять его в похорд, вызвал бурю эмоций.
— Это из-за руки? Я отлично владею мечом и левой, смотри сам, — сын действительно владел мечом обеими руками.
— Нет, рука здесь не при чем. Ты остаешься за главного, кто-то должен охранять наших людей.
Но Мала трудно было переубедить, после его ухода я снова задумался, правильно ли поступая, лишая его возможности проявить себя в битве. Картина, где Мал купал сына, крепко запала мне в душу. Именно это и послужило причиной моего решения — я хотел дать сыну шанс быть отцом. Шанс, которого я себя лишил, постоянно пытаясь чего-то добиться, что-то исправить. И пусть Мал ушел обиженный, но пройдет время и он поймет мотивы моего решения.
На «Зерге» поползли вверх паруса, корабль стал менять галс, ловя ветер. Густо чадя дымом, «Русь» вышла на стремнину, оставив позади парусник Балта.
— Я вся горю от нетерпения, — призналась Ната, стоя рядом на мостике, — только бы ядро звезолета не пострадало, все остальное можно исправить.
«Типичная женщина, — мелькнуло в моей голове — неизвестно сможем ли мы найти этот звездолет, не говоря уже о том, что его захватим, а она уже планы строит». Пароход начал входить в первую излучину реки, бросив назад взгляд, я увидел, как скрылся наш остров за берегом. Пути назад нет: или мы получим звездолет, или на этом закончится моя эпопея. Третьего не дано!