Тень Луны, Море Теней

Глава 26

Они взобрались по лестнице позади трактира на четвертый этаж. Все эти здания были построены из дерева и в больших городах не превышали третьего этажа. В этом трактире, по всей видимости, был четвёртый. Потолок был настолько низким, что Ёко могла спокойно протянуть руку и достать до него. Такой большой женщине как Такки пришлось бы пригнуться.

Ей дали маленькую комнату, не больше чем шесть на шесть футов, с деревянным полом. Вдоль стены в задней части комнаты стояли высокие полки, забитые несколькими линялыми футонами. Кровати не было. Спать приходилось на футоне на полу.

Возле стены, из-за полок приходилось пригибаться, даже стоя на коленях. Стоять можно было только в передней части комнаты. Задняя часть служила спальней. В комнатах, которые она снимала с Такки, были высокие потолки, кровати и даже стол. Для них обоих это стоило около пятисот сен за ночь.

Поскольку это была не самая безопасная часть города, в таком трактире приходилось закрывать дверь, входя и выходя. Старик вручил Ёко ключ и собрался уходить. Ёко остановила его и сказала:

— Простите, где находится колодец?

Когда она заговорила, старик резко развернулся, как собака, забежавшая поперёк своего поводка. Его глаза широко раскрылись. Несколько долгих мгновений он глядел, уставившись на неё.

— Гм… — сказала Ёко. Подумав, что он её не расслышал, она повторила вопрос. Глаза старика раскрылись еще шире.

— Японский… — сказал он и едва не бросился обратно в комнату. — Вы… вы из Японии?

Когда Ёко не ответила, он схватил её за руку.

— Вы кайкъяку? Когда вы сюда попали? Откуда вы? Скажите мне ещё что-нибудь по-японски.

Ёко могла только стоять и смотреть на него.

— Пожалуйста, поговорите со мной, как только что. Я не слышал Японского уже много-много лет.

— Я, э-э…

— Я тоже из Японии. Давай, дай мне послушать, как ты разговариваешь на Японском.

Из его, глубоко посаженных на морщинистом лице, глаз хлынули слёзы, чистые и сверкающие. Ёко тоже почувствовала, как ей разрывает душу. Какая странная случайность, что в этом странном краю, в уголке большого города, им довелось повстречать друг друга.

Она сказала:

— Значит, вы тоже кайкъяку?

Старик кивнул. Вновь и вновь, нетерпеливо, мотая головой, словно не в силах издать ни слова. Он схватил руку Ёко скрюченными пальцами. По крепости его хватки она могла понять, в каком одиночестве он пребывал. В ответ, она сжала его руку.

— Чай? — спросил он дрожащим голосом.

— Вы хотите чай?

Ёко склонила голову.

— Вы пьёте чай, верно? Не весть сколько, но у меня есть немного зелёного чая. Подождите меня здесь, пока я схожу за ним, ладно?

— Спасибо.

Старик вскоре вернулся с двумя чашками чая. Ёко любезно поблагодарила его. Внезапный запах зелёного чая навеял воспоминание о доме. Внимательно наблюдая, как Ёко пригубила чай, мужчина сел на пол прямо перед ней.

— Так рад повстречать вас. Я сказал им, что приболел и отвертелся от работы. Скажи мне, мальчик… нет, девочка, верно? Как тебя зовут?

— Ёко Накаджима.

А-а, — ответил старик одними глазами.

— Меня зовут Сейзо Мацуяма. Кстати, девушка, мой Японский не слишком странный для вас, правда?

Ёко хотела согласно кивнуть, но отрицательно мотнула головой. У него и в самом деле был акцент, но она вполне могла его понять.

— Ну и хорошо. — Старик, судя по виду, был готов расплакаться от счастья. Он и в самом деле, казалось, плакал и смеялся одновременно. Он спросил: — Где вы родились?

— Где я родилась? В Токио.

Сейзо стиснул чашку в руке.

— Токио? Не могу поверить, что Токио ещё существует.

— Чего?

Не обращая внимания на реакцию Ёко, он вытер щёки рукавом туники.

— Я родился в Кочи, в Шикоку. Я проживал в Куре, когда попал сюда.

— Куре?

— Куре, в Хиросиме. Ты знаешь о Куре?

Ёко кивнула, пытаясь вспомнить свои старые уроки географии.

— Думаю, что помню, как слыхала о ней прежде.

Старик горько рассмеялся.

— Там находились военно-морская база и арсенал. Я работал в порту.

— Значит, вы переехали из Кочи в Хиросиму?

— Моя мать в то время проживала в доме родителей в Куре. Дом был сожжён дотла во время ночного налёта, это случилось 3-го Июля. Тогда она отослала меня пожить у дяди. Он сказал, что не собирается кормить меня, если я буду сидеть сиднем весь день, и я нашёл себе работу. Тогда-то нас атаковали и корабль, на котором я плыл в порт, затонул, а я упал за борт во всей этой суматохе.

Ёко поняла, что он говорит о Второй Мировой Войне.

— Очнулся я уже в Къйокай. Меня носило по морю, пока меня не спасли.

Старик произносил слово «Къйокай» несколько иначе, чем Ёко привыкла слышать, ближе к «Кокай».

— Значит… вот как это случилось.

— До этого тоже бывали страшные воздушные налёты, даже после того как арсенал был разнесён в щепки. На морской базе были корабли, но они не могли прийти на помощь. Внутреннее море (Сетонакай) и море Суо были полны мин и корабли не могли прорваться.

— Ох… — сказала Ёко.

— Токио бомбили в марте, всё место превратилось в пепел. То же самое случилось с Осакой в июне, большой воздушный налёт сжёг город дотла. Лузон и Окинава сдались. Честно говоря, я думал, что мы не выиграем. Мы проиграли, верно?

— Гм… да.

Старик тяжело вздохнул.

— Ну да. Я уже давно чувствовал, что этим всё и закончится.

Ёко не совсем понимала его чувство. Её родители родились уже после войны. Никто из старших родственников никогда не говорил о тех временах. Для неё это было всё равно, что древняя история, про которую ты узнавал из учебников или фильмов и телепередач.

И всё же, то о чём он говорил, было не столь отдалённым для неё как этот мир. Поэтому, хоть она и плохо себе представляла то, о чём он рассказывал, её доставляло удовольствие вновь слышать о таких знакомых местах и исторических событиях.

— Что же, значит, Токио всё еще существует. Я так полагаю, что Япония теперь принадлежит Соединённым Штатам.

— Ещё чего! — воскликнула Ёко.

Глаза старика расширились в ответ.

— Вот как… вот как. Но, девушка, тогда откуда у вас такие глаза?

После минутного замешательства Ёко поняла, что он имеет в виду их цвет. Как только она попала сюда, они стали изумрудно-зелёными… Она поколебалась, а затем ответила:

— Это не имеет к этому никакого отношения.

Старик поклонился и покачал головой.

— Нет, нет. Забудьте, что я сказал. Просто я был так уверен, что Япония превратилась в Американскую колонию. Ну, если не так, не обращайте внимания, не обращайте внимания.

Здесь, под далёкими, чужими небесами, этот старик продолжал беспокоиться о своей родине, в чьей судьбе он никак не мог удостовериться. Что случится с их страной, ни он, ни Ёко не могли знать. Но по истечении времени эти чувства становились только всё более глубокими. Должно быть, очень нелегко быть выброшенным в водоворот этого мира. Но, вдобавок ко всему этому, этот старик продолжал полвека пестовать свою привязанность к отечеству.

Он спросил:

— А как поживает Его Величество?

— Вы имеете в виду Императора Шова? Если вы имеете в виду Императора Шова, то он пережил войну, но он…

«Умер», — собиралась сказать она. Спохватившись, он сформулировала это более вежливо:

— К несчастью, он скончался.

Голова старика резко подпрыгнула, затем он низко поклонился и прижал рукава к глазам. После минутного колебания, Ёко похлопала по его округлившимся плечам. Поскольку, судя по всему, его это не обидело, она продолжила ласково поглаживать костлявую мужскую спину, пока его рыдания не утихли.