Темный Империум: Чумная война

Глава двадцать восьмая Семейные узы

Тьму пронзила острая боль. Внутри шлема Юстиниана зажегся источник мягкого света, за появлением которого последовал звуковой сигнал.

Свечение исходило от небольшой панели шлема, что отвечала за активацию резервных систем. Выделяемая мукраноидными железами плёнка не позволяла ему разглядеть окружающую его обстановку. Он моргнул несколько раз, пытаясь избавиться от укрывшей его глаза завесы.

Дисплей был треснут. По стеклу стекала светящаяся жидкость. В тех местах, где экран всё ещё работал, индикаторы показывали высокую степень повреждения как доспеха, так и тела. Его доспех работал в режиме минимального потребления энергии на протяжении нескольких дней. Он погрузился в состояние глубокого сна. Смотря на состояние тех ран, которые были показаны ему на мерцающем экране, он нисколько не удивлялся. Если он выжил, то, значит, он был излечен.

Белизариево Горнило в его груди работало на пределе своих возможностей, заставляя его организм исцеляться в ускоренном темпе. Горнило провело его по крайне опасному пути. Оно помогало ему оставаться живым, при этом повышая температуру тела и потребляя ресурсы его организма. Если он вскоре не будет спасён, то Горнило убьёт его. Подсчитать то время, которое было у него в распоряжении, стало слишком трудной задачей для Юстиниана.

Но он был жив. Боль в его спине служила отличным напоминанием об этом. Он попытался сдвинуться с места, но всё, чего он смог достичь, было простым поворотом головы. Линзы его шлема начали царапаться о металл. Его тело было окутано субстанцией, выделяемой мукраноидными железами, что одновременно защищала его от воздействия внешней среды и мешала ему двигаться. Информационные индикаторы указывали на опасность. Реактор его брони был повреждён и не мог обеспечить энергией все механизмы, которые должны помогать ему передвигаться. Он был слаб. Он не мог делать ничего, кроме как ждать.

Его мучала жажда. Он отдал мысленный приказ своему доспеху, дабы тот обеспечил его живительной влагой, но он так и не получил желаемого.

Спустя несколько мгновений системы его доспеха вновь погрузили десантника в глубокую и лишённую снов гибернацию.

В момент своего следующего пробуждения Юстиниан понял, что чувствует себя лучше. Он всё ещё не мог двигаться, а тихий прерывистый писк в его левом ухе давал знать о том, что запасы кислорода на исходе.

Раздражающий визг силовых пил залил всё пространство вокруг него. Через минуту он остановился, а ему на смену пришёл звук сгибаемого металла, за которым вновь последовали пилы, и, наконец, Юстиниан услышал знакомый звук пневматических таранов. Кто-то пытался пробраться к нему. Десантник погрузился в раздумья о том, кто бы это мог быть. Его ждёт спасение или страдание? Юстиниан понял, что последний раз, когда он всерьёз думал о смерти, был тот день в схоле, когда суровые рекрутёры пришли к нему и изменили его жизнь навсегда.

По какой-то причине эти мысли заставили его улыбнуться и даже засмеяться.

Он всё ещё смеялся, когда его тело освободилось от огромного веса какого-то предмета, что придавил его. Лишь в тот момент, когда этот предмет был убран в сторону, Юстиниан понял, насколько он был скован. В его доспехе открылись специальные отверстия, через которые начал поступать свежий воздух. Он выгнул свою спину и сделал глубокий вдох, сопровождающийся хрипом. Тем не менее, он всё ещё не был свободен. Крупный кусок пластстали, лежащий на его груди, не позволял ему двигаться.

Какой-то сервитор, чья посеревшая голова находилась между двумя массивными механическими клешнями, посмотрел на него сверху. Он согнулся, раскрыв свои механические конечности, что тут же потянулись к Юстиниану. Лишённый возможности думать мозг сервитора счёл его за очередной кусок мусора, который требовалось убрать в сторону. Он был спасён только ради того, чтобы быть раздавленным навсегда.

‘Подожди, стой! ’ – сказал Юстиниан.

Сервитор продолжал приближать свои механические клешни.

‘Стоять! ’ – раздался чей-то голос. Сервитор прекратил все манипуляции и поднялся, повернувшись в другую сторону. Мигающие лампочки, что были ввинчены в его череп, начали мерцать в режиме ожидания. Где-то впереди послышались звуки шагов. Над той дырой, в которой лежал Юстиниан, появился Новамарин в ржаво-красном обмундировании жречества Марса. Несколько серво-черепов парили над ним, сканируя павших Космических Десантников.

‘Я нашёл одного! ’ – прокричал Технодесантник кому-то, когда Юстиниан не мог увидеть. ‘Брат-Апотекарий! Требуется ваша помощь, этот всё ещё жив. ’ Технодесантник обратился к Юстиниану. ‘Держись, брат. Помощь на подходе. ’

‘Если ты вытащишь меня из-под завала, то я смогу подняться на ноги, ’ – сказал Юстиниан. Его вокс-передатчик начал потрескивать. ‘Я хочу выбраться из этой дыры. ’

‘Вы, Десантники Примарис, очень сильны, ’ - восхищённо сказал Технодесантник. Очередной сканирующий луч направился на тело Юстиниана. ‘Ты ранен, но не смертельно, ’ – сказал Технодесантник. ‘Я помогу тебе. ’

Из-за спины пришедшего на помощь Технодесантника показалась серворука. Плазаменный резак, находившийся в её клешнях, зажегся. Технодесантник начал разрезать придавивший Юстиниана кусок пластстали.

‘Мы победили? ’ – прокашлял Паррис.

‘Мы победили, ’ – сказал Технодесантник. ‘Тифус сбежал. Галатан прибыл на орбиту как раз вовремя, после чего уничтожил силы врага, тем самым перевернув ход битвы. Остатки сил противника были изгнаны со станции силами, что прибыли с поверхности планеты. ’

‘Доваро, ’ – с трудом спросил он. ‘Он выжил? ’

Плазменный резак закончил свою работу – кусок металла со скрежетом отвалился. Юстиниан почувствовал очередное облегчение – он наконец-то мог двигать руками.

‘Магистр Ордена мёртв, ’ – грустным тоном ответил Технодесантник.

‘А что насчёт моих бойцов? Выжил только я? ’

‘Другие Десантники Примарис из этого бункера? ’ Технодесантник медленно направил свою серворуку в другую сторону, начиная обрезать кусок пластстали с другого конца. ‘Мы нашли ещё двоих выживших. Они отправлены в апотекарион. Должны выжить. ’

‘Это хорошо. ’ Кусок металла вновь обрушился на пол. Юстиниан убрал оставшуюся часть со своей груди самостоятельно. Лишённая питания, его броня не слушалась команд своего хозяина, в результате чего он смог совершить это движение лишь со второй попытки.

Юстиниан попытался встать.

‘Тише! ’ – сказал Технодесантник приказным тоном. ‘Твой доспех не функционирует, а твоё тело наполовину скованно. ’

‘Я буду стоять, ’ – твёрдо сказал Паррис.

‘Ну, если ты настаиваешь. ’ Технодесантник сделал шаг навстречу временной тюрьме, в которой находился Юстиниан, после чего протянул руку, показывая свой бело-синий наплечник, что сильно контрастировал с тёмно-красной бронёй. Юстиниан сделал рывок и ухватился за протянутую ему руку.

Технодесантник осторожно подтянул брата к себе, после чего помог встать ему на ноги. Юстиниан вздрогнул от той боли, что тут же пронзила его ноги. Он облокотился на Технодесантника, дабы не упасть.

‘Не так быстро, ’ – сказал закованный в красную броню брат. ‘Ты уверен в том, что не хочешь сесть? ’

‘Уверен. ’ Юстиниан боролся с болью изо всех сил, но всё-таки позволял Технодесантнику помогать ему стоять на ногах.

‘Где Брат Локо? ’ – начал жаловаться Технодесантник. ‘Локо! Быстрее иди сюда, а то такими темпами наш Десантник Примарис сможет ходить самостоятельно. ’

Повсюду сновали сервиторы, что разбирали руины Круциус Портис II, находясь под контролем дюжины Технодесантников. Юстиниан заметил бегущего к ним апотекария, который на ходу подготавливал свой окровавленный редуктор.

‘Я иду. В отличие от твоих подопечных, мои начинают истекать кровью, если я отвлекаюсь на что-нибудь другое, ’ – скакал Локо.

‘Вот так. Теперь ты освобождён и скоро получишь помощь, ’ – сказал Технодесантник.

‘Благодарю тебя, ’ – сказал Юстиниан, после чего взял небольшую паузу. ‘Брат. ’

На Парменио бойцы заступали в беззвучный дозор. По тёмным улицам Тироса тысячи горящих свеч передвигались в сторону собора. Люди рыдали, медленно двигаясь в сторону тела святой, что лежала на одре. Отовсюду слышались молитвы. Слившиеся в песне голоса воздавали почести примарху и Императору.

На Чести Макрагга, что закрепилась на орбите, царила другая атмосфера. Собравшись на закрытое заседание, Гиллиман и его приближённые решали судьбу Иоланты. Примарх восседал на своём троне, в то время как его офицеры сидели по обе стороны от него на чёрных креслах, образовывая полукруг. Иоланта была облачена в простую одежду, но не в такую, в которую была одета Кайлия в момент своей смерти. Её оголённые руки и ноги были скованы кандалами, но она держала свою голову прямо, неустрашимо смотря Гиллиману прямо в глаза.

‘Ты признаёшь тот факт, что ты ослушалась моих приказов? ’ – спросил Гиллиман. ‘И всё то, что ты сделала ради того, чтобы освободить Кайлию из-под стражи в Тиросе? ’

‘Да, мой повелитель, ’ – сказала Иоланта. ‘Я делала это ради того, чтобы спасти вас. ’

‘И твои подопечные убили моих слуг во время совершения этого преступления. ’

‘Они сделали это по моему приказу, мой повелитель, ’ – сказала Иоланта.

‘Кто-либо другой подстрекал тебя на совершение этого поступка? ’ – спросил Гиллиман.

‘Нет, мой повелитель. ’

‘Клянёшься? ’

‘Клянусь. ’

‘Императором Человечества? ’

‘Клянусь, мой повелитель, ’ – сказала она. ‘Клянусь Им, что восседант на Золотом Троне. ’

‘Хорошо. ’ Гиллиман повернул свою монументальную голову для того, чтобы строго взглянуть на Матьё. Выражение его лица было настолько суровым, что душа Матьё скомкалась, подобно клочку бумаги.

‘Лорд Арбитратор, пожалуйста, скажите, какое наказание ожидает осужденных за предательство. ’ Говоря эти слова Гиллиман не отводил свой взгляд от милитанта-апостола.

Верховный Арбитратор Гиллимана встал со своего кресла. Он был старым солдатом в отставке, что оставил поля сражений давным-давно. Его острый глаз взирал на Иоланту без капли жалости.

‘Никто из тех, кто отвергает святую волю Имперского Регента не имеет права на жизнь. За подобное непослушание она будет приговорена к смерти. ’

‘А что насчёт нарушения её обетов, если мы говорим о законах Министорума? ’

‘Смерть через сожжение. ’

‘Смерть в огне? ’

‘Таково наказание, мой повелитель, ’ – сказал Верховный Арбитратор.

Матьё чувствовал, как под спокойной личиной Гиллимана бушует океан гнева. Он был вулканом, готовым к тому, чтобы извергнуть потоки лавы, но переполняющие примарха эмоции выражались лишь в лёгком подёргивании края губ. Матьё обрадовался тому, что Гиллиман вновь перевёл своё внимание на Иоланту.

‘Ты каешься в своих грехах, Сестра Иоланта? ’

‘Мне не в чем каяться, мой повелитель, ’ – гордо ответила Иоланта. ‘Я не прошу вашего прощения. Я ослушалась вас, но я бы сделала это вновь без раздумий, если бы смогла вернуться во времени, а даже если бы я знала, что этот поступок будет стоить мне жизни, то ради моей души, милости Императора и ради вас, мой повелитель, я бы всё равно привела ребёнка на поле битвы. ’

‘Так тому и быть, ’ – сказал Гиллиман. ‘Огласите мой приговор. ’

‘За преступление, заключающееся в невыполнении приказа примарха, вы приговариваетесь к смерти, ’ – сказал Верховный Арбитратор. Комната погрузилась в тишину. ‘За преступление, заключающееся в убийстве, вы приговариваетесь к смерти. За преступление, заключающееся в создании ситуации, несущей опасность жизни Имперского Регента, вы приговариваетесь к смерти. За преступление, заключающееся в освобождении несанкционированного псайкера, вы приговариваетесь к смерти. ’

Гиллиман встал с трона. Его присутствие стало ещё более устрашающим. Воздух покинул лёгкие Матьё в мгновение ока.

‘Ты будешь осуждена по справедливости за свои ранние заслуги, ’ – сказал он. Примарх кивнул двум десантникам из Виктрикс Гвардии. ‘Уводите её. Пусть её смерть будет быстрой и безболезненной. ’

Космические Десантники взяли Иоланту под руки и увели её из комнаты. Несмотря на то, что она уже выглядела как мертвец, он всё ещё держала голову высоко.

Гиллиман окинул помещение своим взором. ‘Покиньте зал. ’

Лорды и генералы Гиллимана тут же встали со своих кресел, поклонились и поспешили удалиться. Матьё решил, что ему тоже следует уйти.

‘Ты остаёшься, милитант-апостол, ’ – сказал Гиллиман.

‘Как прикажете, Имперский Регент, ’ – сказал Матьё, после чего направился к креслу.

‘Ты будешь стоять, жрец, ’ – сказал гигант, носивший имя Малдовар Колкан. Выражение лица трибуна было настолько диким, что все его благородные черты лица превратились в страшные уродства. Он был единственным человеком в этом помещении, что был облачён в броню. Трибун указал своим золотым пальцем на то место, на котором ранее стояла Сестра Иоланта. ‘Здесь, ’ – сказал он.

Тетрарх Феликс посмотрел на Гиллимана. Они обменялись взглядами. Феликс едва заметно кивнул. У Матьё не было ни единого представления о том, какая мысль только что промелькнула у них в головах. Не приговорили ли они его ранее в более приватной обстановке? Они собираются казнить его? Он решил воззвать к своему мужеству, ибо подобные варианты развития событий были более чем вероятны. Ему нужно было оставаться храбрым.

‘Тетрарх, убедитесь в том, что меня не потревожат, ’ – сказал Гиллиман, ‘и что это помещение защищено от любого вида наблюдения или прослушивания. Отключите вокс-передатчики и пиктеры. Этот разговор не покинет эту комнату. Колкан, лишь вы останетесь здесь в качестве свидетеля. Вы поклянётесь правдиво записать всё то, что будет здесь сказано, после чего сделаете копии этого разговора, запечатаете их и отправите в хранилище Инквизиции на Терру, Высшим Лордам Терры и в мой личный архив, если Адептус Министорум вдруг решит использовать эту запись в своих личных целях. ’

‘Мой повелитель, ’ – сказал Колкан, кивнув головой.

Феликс вышел из зала. Двери закрылись с пугающим шипением.

Гиллиман ждал сигнала от Феникса. В тот момент, когда раздался звуковой сигнал, оповестивший примарха об активации протоколов безопасности, он вновь взглянул на жреца. Матьё дрогнул перед злобным ликом полубога.

‘Что ты можешь сказать в свою защиту, милитант-апостол? ’

‘Сестра Иоланта действовала исходя из своих собственных мотивов, мой повелитель. Истинные служители Императора понимали, кем на самом деле являлась девочка – именно поэтому они поспешили к вам на помощь. ’

Гиллиман сделал шаг вперёд. Он буквально навис над жрецом.

‘Ты больше не солжёшь мне, милитант-апостол, ’ – твёрдо сказал он. ‘Сейчас ты лжёшь мне. Ты убедил Сестру Иоланту дать клятву и солгать. Во имя Трона… Человек, что за мотивы движут тобой? ’

‘Мой повелитель, если я могу… ’

‘Нет, не можешь! ’ Крик Гиллимана был внезапным и ужасающим. ‘Это всё – твоих рук дело, ’ – сказал он спокойным голосом. ‘Один хороший человек лежит в земле. Мои воины направляют орудия друг на друга. Чемпион Императора смертельно ранен, ещё один казнён, и всё это – плоды твоего высокомерия. Ты веришь в то, что ты информирован гораздо лучше, чем я. Я хочу, чтобы ты понял, что это не так. ’

‘Я клянусь, Иоланта не следовала моим приказам, ’ – сказал Матьё.

Гиллиман зарычал, издав нечеловеческий звук, что никогда не мог быть исторгнут из глотки такого совершенного существа. Этот звук повергнул жреца в ужас, который он был не в состоянии скрывать.

Примарх фыркнул, выражая своё презрение.

‘Ты вновь ослушиваешься моих приказов. Ты лжёшь. Признайся. Ты был причиной всего этого. ’

‘Лорд регент… ’ – начал Матьё. Он взглянул в глаза Гиллимана и увидел там лишь гнев, что определённо поглотит его без остатка, если он осмелится ослушаться примарха вновь. ‘Вы видели то, что случилось, ’ – сказал он, решив не искушать судьбу.

‘Сознайся, жрец, ’ – сказал Гиллиман. Жар ярости, исходящий от него, достиг тела Матьё. ‘Скажи, что это сделал ты. Я хочу услышать это. ’

Матьё сделал шаг назад. ‘Разве вы не видели? Ваш отец был с нами на поле боя, борясь с предателями через тело ребёнка, ’ – сказал Матьё. ‘Она была сосудом, который был выбран Им и наполнен Его силой. Она была проводником Его воли! ’ Он начал пятиться дальше, ибо Гиллиман приближался к нему. ‘Она отбросила демонов. Ни один ребёнок не смог бы сделать этого! Золотой свет, что лился из её глаз… Император был там, Он был с нами, Он был повсюду. Он помог вам одержать победу! Император с вами! ’ – бормотал Матьё.

‘А теперь? ’ – сказал Гиллиман. ‘Я видел, как неодолимая психическая сила нашла выход в нашу реальность. Её источником могло быть что угодно, даже тот бог, которому служит мой брат. ’ Гиллиман наклонился. На его широком лбе можно было разглядеть пульсирующую вену. ‘Вы, жрецы, говорите так, будто вы знаете моего так называемого отца, так, будто вы одни знаете каковы Его воля и Его слово. Вы считаете, что Он чуть ли не говорил с вами! ’ Примарх сжал свой кулак. Без своей брони Гиллиман казался ещё опаснее. ‘Ты никогда не говорил с Ним. Ни один из вас, проклятых фанатиков, никогда не обменивался с Императором хотя бы словом. Я жил с Ним. Я сражался бок о бок с Ним на протяжении веков. Я учился вместе с Ним. Я внимал Его мечтам о человечестве прямиком из Его собственных уст, и я поднимал меч и проливал кровь ради того, чтобы сделать их реальностью! ’

‘Но видения… ’

‘Это ложь! ’ – прокричал Гиллиман. ‘Я – единственное живое существо, что говорило с Императором за последние десять тысяч лет. Десять тысяч лет, Матьё, а ты осмеливаешься предполагать, что ты знаешь Его замысел? Вы, жрецы, сжигаете, калечите и обрекаете людей на страдание, исходя из своих глупых предположений. Вы исповедуете свою варварскую религию во имя человека, кто отвергал её и желал уничтожить каждую из них. Император желал вывести нас из тьмы. Ты, Фратер Матьё, и подобные тебе и есть настоящая тьма! ’ Примарх отвернул свою голову, выражая презрение. ‘Все эти чудеса могут быть объяснены влиянием эмпирей. Не нужно взывать ни к каким богам, а если один из них и замешан в этом, то чаще всего это не та сущность, о которой вы думаете. Они – сущности, что внимают вашим мольбам. Я уверяю тебя в том, что они не являются богами, а Император, в свою очередь, не является одним из них. Никакой из тех вещей, в которые ты так веришь, нельзя доверять! Никакой! ’ Его голос превратился в осуждающий крик, что эхом отражался от мраморных стен. Колкан выглядел шокированным. Матьё опустился на колени, после чего склонил свою голову.

Гиллиман унял свой гнев, его голос превратился в грубый шёпот. ‘Тебе нельзя доверять. ’ Он сглотнул и продолжил уже в более выдержанных тонах. ‘Тот человек, что создал меня, сделал свою работу хорошо. Битва могла быть выиграна без любого вмешательства сил из варпа. Эта девочка была псайкером с редкими способностями и ничем иным. Её присутствие на поле боя могло нанести огромный вред нашим войскам. Приказав Иоланте… ’

‘Мой повелитель, я ничего не приказывал! ’

‘Не смей перебивать меня! ’ - сказал Гиллиман. Он поднял свои руки так, будто он собирался схватить Матьё за его грубую робу, поднять его в воздух и раздавить его череп, но пальцы примарха замерли в нескольких сантиметрах от головы жреца, не прекращая трястись от переполняющего Гиллимана гнева. ‘Приказав Иоланте, ’ – повторил Гиллиман, ‘привести дитя на поле битвы, ты подвергнул наши силы быть уничтоженными. Если бы она не справилась со своими способностями, если бы она стала проводником энергии варпа… ’ Гиллиман обнажил свои зубы.

Матьё никогда не думал о том, что в примархе может таиться настолько чудовищная злоба. Гиллиман всегда описывали как сдержанного и вдумчивого примарха, что был гением, которого не волновали ничем не подкреплённые слухи. В древних манускриптах указывалось, что лишь его братья, а особенно те, что стали предателями, имели склонность к неконтролируемым приступам гнева. Но сейчас примарх был разгневан, и этот гнев был первобытной яростью, что рождалась в сердцах измученных планет и ядрах быстро сгорающих звёзд. Пиком этой ярости был гнев, что был достоит самого Бога-Императора.

Матьё начал трястись от страха, но, тем не менее, он всё ещё чувствовал, как его религиозное начало вводит его в состояние священного экстаза. Мысль об уничтожении самим Гиллиманом, единственным живым сыном Императора, овладела им окончательно.

Гиллиман отстранился от того обожания, что пылало в глазах Матьё. ‘Ты мне противен. Я не убью тебя. Я не могу. Я просчитался, выбрав тебя. Мне следовало назначить другого паразита на твоё место, такого как Гисан или ему подобные. Вместо этого я решил, что лучше будет взять с собой человека, способного вселять надежду в сердца людей, дабы я мог извлечь пользу из твоей религии. И так ты платишь мне за моё доверие? Ты мог убить нас всех! Хаос пытался обмануть меня несколько раз – меня! Думаешь, что ты слишком ничтожен, чтобы стать целью сладкой лжи Хаоса? Тёмные Боги используют всё, что поможет им привести нашу расу к смерти. Убедись в том, что ты не откроешь им ворота в своё сердце. ’

‘Вы видели, мой повелитель! Вы видели свет вашего отца! ’

‘Он не мой отец, ’ – сказал Гиллиман. ‘Он создал меня, но я уверяю тебя, жрец, что Он не был мне отцом. Моим отцом был Король Конор. ’

Матьё взглянул на примарха. ‘Мой повелитель, умоляю. ’

‘Послушай меня. Ты живёшь лишь потому, что я позволяю тебе. Ты мог манипулировать Тетрархом Феликсом. Тебе даже удалось ввести меня в заблуждение. Радуйся своему успеху, ибо этого больше не случится. ’ Гиллиман протянул свой кулак. Матьё вновь подумал о том, что примарх собирается задушить его, но тот всего лишь указал на него одним пальцем. ‘Ослушайся меня вновь, Матьё, ослушайся моих письменных приказов или того духа, который свойственен выбранному мной стилю командования, попытайся исказить хоть одно моё слово, и я предам тебя очищающему огню, который так превозносится твоим культом, не заботясь ни о каких последствиях. Возможно, что ты хочешь набрать больше последователей, дабы попытаться склонить меня к вере. Этого не случится, никогда не случится. Я ни за что не опущусь до поклонения Императору. Я не позволю ни тебе, ни каким-либо другим жрецам поймать меня в ваши цепи. Я терплю Адептус Министорум как необходимое зло. Не заставляй меня пересматривать своё отношение к вам. ’

Матьё склонился перед примархом.

‘Я желаю служить лишь вам, мой повелитель. ’

‘Мы закончили. ’ Примарх подавил бушующий в нём гнев. Огонь ярости оставил комнату. Гиллиман вновь стал похож на самого себя.

‘Не забывай осматриваться почаще, жрец, ’ – сказал Колкан. ‘Лорд Гиллиман пообещал, что не тронет тебя, но меня не сдерживают никакие обещания. ’

‘Колкан, ’ – сказал Гиллиман. ‘Хватит. ’

Колкан указал на Матьё.

‘Я слежу за тобой. ’

‘Колкан! ’ Гиллиман направился к двери. ‘Стража, я закончил. ’ Его голос охрип от гнева.

Двери открылись. Матьё встал с пола и крикнул примарху со спины.

‘Однажды, ’ – сказал он. ‘Однажды вы увидите, мой повелитель! Вы увидите правду! Этот день будет великим днём, днём счастья. Я не оставлю свои попытки спасти вас! Я просто не могу! Это то, что уготовил для меня ваш отец! ’

Капитан Сикариус стоял на своём посту и отдал воинское приветствие в тот момент, когда Гиллиман прошёл мимо него, после чего он и его Виктрикс Гвардия выстроилась за ним и Колканом. Баланс обычных Космических Десантников и Десантников Примарис изменился. Те, кто пали в боях на Парменио, были заменены воинами нового типа.

‘Вы увидите! ’ – вновь крикнул Матьё. Двери закрылись, оставив его одного.

‘Император наблюдает за всеми нами, ’ – сказал он.

Жрец сложил свои ладони, после чего закрыл глаза и начал молиться.

‘Слава, слава, ’ – шептал он. ‘Гиллиман видит! Он начинает видеть! Слава, слава. ’

День и ночь на борту космического корабля – вещь довольно относительная. Стоит лишь выключить свет и этот бороздящий пустоту город погружается в сон. Один щелчок и на борту снова день. Возможность манипулировать такими вещами когда-то считалась прерогативой богов.

Робаут Гиллиман сидел на своём троне, воссоздав вокруг себя ночь. Скрипториум был пуст. За закрытыми дверьми на корабле продолжала кипеть жизнь, но здесь, в тишине, Гиллиман мог обманывать самого себя в том, что в этот небольшой промежуток времени звёзды сияют лишь для него одного.

Он сидел у своего рабочего стола. С того момента, как у него в последний раз было несколько свободных минут на то, чтобы посидеть и подумать, практически ничего не изменилось. Экран с данными продолжал пролистывать бесконечный лист с информацией, и, если раньше примарх относился к нему как к одному из своих самых важных элементов на рабочем столе, тот в этой ситуации ему не было никакого дела до него. Строки данных превращались в зелёный текст, пробегали по экрану и погибали во тьме, что ожидала у нижней грани дисплея, оставаясь незамеченными навсегда.

На данный момент все мысли Гиллимана крутились вокруг всего лишь одной вещи – той стазис капсулы, которую вручила ему Яссиллия Сулеймани, и той книги, которая хранилась в ней. Сейчас контейнер был закрыт, представляя собой лишь обычную деревянную коробочку, которая была украшена простым узором. Тем не менее, в этот раз она доминировала над всеми остальными вещами, что находились на столе. Гиллиман вспомнил о ларце из древних легенд, в котором были заключены горе и скорбь. Теперь же об этих легендах не помнил никто.

Он думал о том, стоит ли ему открыть контейнер и прочесть лежащую внутри книгу.

‘На её страницах не будет надежды, ’ – предупредил он сам себя.

Гиллиман никогда не читал ту книгу, которая лежала внутри. Он отказывался от этого с того самого момента, когда она впервые была издана. Никогда не поступая так с какой-либо другой книгой, в случае с этой он в открытую заявлял, что он будет игнорировать её. Давным-давно, во времена Века Просвящения, Гиллиман считал себя одним из наиболее разумных примархов. Он был учёным мужем, рациональность была его первым и последним доводом, и, тем не менее, специально порицал эту работу. Почему? Он делал это и всё остальное для того, чтобы угодить Императору, но это было не единственной причиной. Он хотел решить этот вопрос для себя самостоятельно. Он должен был ознакомиться с аргументами и проверить их, а не отбросить. Кредо Имперской Истины, как бы он не был к нему привязан, было всего лишь кредо. Оно имело недостатки и, конечно же, большая его часть была основана на лжи.

То, что он отвергал этот труд, был просчитанным оскорблением. Он и Лоргар никогда не встречались лицом к лицу. Гиллиман был рациональным примархом, в то время как Лоргар преследовал метафизические истины. Вера была его главным инструментом в размышлениях, и Гиллиман всегда презирал такой подход. Способ ведения войны Несущими Слово раздражал его. Как мелочно с его стороны. Он знал, что отвергая верования брата так рьяно, он лишь ускорил приближение конца тому всему, во что верил Император.

Или всего лишь заявлял, что верил, поправил себя Гиллиман. Он никогда не имел возможности поговорить с Императором об истине. Война мешала этому, а когда она была окончена, Император уже находился за пределами коммуникации. Лишь в тот момент, когда Гиллиман вернулся на Терру и был в Его присутствии, он смог услышать от своего создателя нечто иное, чем тишина.

Он вновь погрузился в воспоминания о той встрече, всё ещё будучи не в состоянии вспомнить всё то, что он видел, и что могло произойти.

Возможно, подумал он, я не читал эту книгу лишь потому, что Лоргар был прав.

Как я могу узнать это, не прочитав её? Его не волновало то, что он осуждал Лоргара – в этот раз проблема заключалась в том, что он отворачивался от своей интеллектуальной строгости. Он, в каком-то роде сродни Лоргару, был всего лишь фанатиком.

Теоретически: Я должен поставить точку в этом вопросе. Практически: Я должен прочитать книгу.

Гиллиман откинул книжку коробки. Тонкая книжка находилась в маленьком разъёме, озарённая мягким синеватым светом стазисного поля. Она была старой, практически такой же старой, как и он сам. Вместе они были реликвиями других времён и утерянных навсегда вещей.

Внешний вид книги не выдавал той силы, которую она содержала. Но она была могущественной и настолько разрушительной, что Гиллиман лично запретил её после окончания Ереси Хоруса. Каждая найденная копия должна была быть сожжена, слова в этой книге были насквозь пропитаны ложью предателя. Она была вырвана со страниц истории, вычеркнута из всех записей. Люди умирали, защищая её. Верующие называли их мучениками, но тогда Имперский Культ был слишком мал, и Гиллиман игнорировал его. В тот момент книга уже сделала своё дело. Мысли были посланы, закрепляющийся в памяти вирус передавался от одного ума к другому. Остановить это было невозможно. Всё написанное в этой книге, мысли и верования архипредателя, стало основанием Имперского Культа.

Он думал о том, знают ли высшие жрецы Экклезиархии об этом факте.

Зачастую эта книга была плохо напечатана, будучи изданной где-то на подпольных фабриках. Эта же была сделана из отличных материалов. Скорее всего, ей владел влиятельный мужчина или женщина. Это объясняло тот факт, что она сохранилась до этих пор. Одинокое название книги было выжжено на сделанном из золото листе дерева, что был прикреплён к светло-коричневой коже. Автор указан не был. Нижний правый край обложки был пропитан потом предыдущего владельца. Это было единственное напоминание о той личности, что мертва уже десять тысяч лет, и что читала книгу бесчисленное количество раз. Представление подобных картин в уме для Гиллимана всегда было чем-то похожим на фруктовое дерево, что не приносило плодов, вместо этого отнимая драгоценное время. Он избавился от навязчивых мыслей.

С того момента, как эта книга была написана, Имперский Готик сильно изменился – даже самые древние и наиболее укрепившиеся слова были изменены волнами перемен. Тот почерк, которым она была написана, был крайне старым. Мысли о чтении книги ввергли примарха в пучину воспоминаний. Они лишь усилили те ощущения нахождения не на том месте, которые испытывал Гиллиман, после чего он тут же отбросил все эти мысли, твёрдо собравшись уничтожить книгу и эту коробку.

Но он не сделал этого. Его палец нащупал скрытый тумблер, который отключил стазисное поле. Он продолжал смотреть на лежащую перед ним книгу.

Гиллиман взял её из коробки. Кожа, которая служила ей обложкой, была высохшей и хрупкой. Бумага пахла так, как и подобает старой бумаге: острый затхлый запах, запах скрытой мудрости и погибающих воспоминаний.

Лишь спустя десять тысяч лет после того, как Лоргар Аврелиан прикоснулся пером к бумаге, намереваясь создать этот трактат, Гиллиман начал читать его.

Возрадуйтесь, ибо я несу вам великие вести.

Бог ходит среди нас.

Таковыми были первые две строки Лектицио Дивинитатус.