Бабье царство-4. Тайными тропами

Глава 6 Лекари и крыши

— Вот такой кабан! Клыки, что моя рука!

Именно этот возглас встретил Аврору, когда она зашла в халумарскую лечебницу. Из-за ночного шума осмотр пришлось отложить и начать лишь после обеда. И вот время настало.

В помещении очереди ожидала дюжина солдаток, все в одних камизах на голое тело. Да и сама девушка лисьего рода была одета не лучше, разве что поверх нижней рубахи она накинула перевязь со шпагой.

Зайдя, Аврора принюхалась.

Хмельным почти не пахло — солдатки пили не больше кружки лёгкого вина к завтраку. А ещё обильно пахло хлебом, молоком и по́том.

От длиннорукой и широкоплечей девки лет тридцати с небольшим, морда которой была обильно разукрашена когтями леопарда или грифона, тянуло дорогой жжёнкой, жареным мясом, порохом и псами, отчего Аврора поморщилась — она не очень любила собак. Терпела, как полагается знати, но не любила. От ещё одной бледной и худощавой девушки, ровесницы Авроры — пахло слабым мёдом, обильными благовониями, свежим молоком и восковыми свечами. Если она из церковных, то худоба неудивительна — в храмах хорошо кушают только настоятельницы и приближённые к ним особы, а простые монашки и так зачастую недоедают, так ещё и постятся, несмотря на тяжкую и грубую работу от зори до зори, а то и дольше — при свечах.

Солдатки шумно играли в халумарские кости. На большой резной доске отмечен путь. Кто первый доберётся до конца пути, тот и выиграл. А на кону стояла исключительно медная мелочь. И даже можно решить, что они совсем бедные, но всё же думается, им попросту не дозволяли делать большие ставки. Что значит, держат в крепком кулаке.

— Следующая, — раздался голос из покоев целителей, и охотница со шрамами быстро ткнула пальцем в одну из наёмниц. — Иди, — проронила женщина, тем самым дав понять, что главная здесь именно она. Сама же осталась дальше тянуть свой рассказ рядом с монашкой:

— Девки гонят кабана на меня. Собаки лают. Я пищу от восторга, как с мужиком на сеновале. А кабан, как завизжит, и на меня. Я за дерево, и в руках только копьё, а он бок подставил, и я меж рёбер! А он, бездна его побери, живой и вертлявый, да так повернётся, что древко с хрустом, с щепками в разные стороны и пополам. Пришлось за нож хвататься. А у него этих ножей из спины торчит уже числом шесть.

Аврора повернула голову и снова принюхалась. В углу же сидела, забившись и глядя на мир колючим взглядом, девчонка, только входящая в сок, и пахла она странно — вроде бы и хлебом, и по́том, и даже дымом, но было ещё что-то другое.

А ещё от девчонки тянуло колдовской силой. Но зверь внутри Авроры не чуял в той силе подвоха и лишь принюхивался к ведьме, проявляя любопытство.

«Да! Именно! — озарило Аврору, — девчонка пахла редкими зельями и травами, как ведьма».

— Следующий! — раздался клич целителей, и рыжая дворянка направилась к покоям лекаря, а когда одна из солдаток попыталась пролезть вперёд, схватила за косу.

— Куда прёшь, гиена блохастая⁈ Ослепла, что ли⁈ — проорала Аврора на ухо солдатке.

Весь отряд тут же вскочил, ожидая команды, как обученные охоте собаки.

А взгляд рыжей скосился на главную. Но заговорила не эта со шрамом, а худая девица, пахнущая свечами и мёдом. Она растерянно захлопала глазами, торопливо осенила дерзкую лисицу знаком Тауриссы, словно прощая за дерзость, и полюбопытствовала:

— Должно быть, ты — Аврора?

Рыжая неспешно кивнула.

Медовая снова обречённо вздохнула:

— Господин барон обмолвился, что ты будешь его сопровождать.

— Пускай идёт, — небрежно махнула рукой охотница, осаждая свою свору. И при этом уткнула азартный взор в рыжую, оценивая, словно промыслового зверя, встреченного на лесной тропе — справится иль нет. А потом вальяжно вытянула ногу и прислонилась к стене. Значит, решила, что сладит. Но ошибается — не по зубам ей древний род да Вульпа, и если суждено быть дуэли, значит дуэль.

Аврора оттолкнула от себя схваченную за волосы солдатку, отчего та чуть не упала, споткнувшись о ноги товарок, а затем гордо вскинула подбородок и зашла внутрь покоев.

— Ржавая мужнявая коротышка, — донеслось до острого слуха девушки через дверь, и зловредный голос наверняка принадлежал той солдатке, которую Аврора хватала за волосы. Мало хватала. Надо было вообще вырвать с корнем, как морковку из грядки.

Аврора зло выругалась, быстро развернулась и дёрнула за ручку, готовая забить клинок в эту вонючую глотку, но на ручке загорелась красная искра, и дверь совершенно не хотела поддаваться.

— Бездна! — рыкнула девушка, а потом услышала тихий мужской голос за спиной.

— Госпожа, если вы не возьмёте себя в руки, я донесу о вашем поведении господину барону, и он разорвёт с вами договор.

Аврора вновь повернулась и упёрлась взором в говорившего. Им оказался халумарский целитель, одетый в белые-пребелые одежды и сидящий за дорогим столом. И целитель глядел на баронетту да Вульпа спокойным и даже холодным взглядом, от которого захотелось поёжиться, как от попавших за ворот капель осеннего дождя.

Девушка поджала губы и сделала быстрый недовольный вздох, но спорить не стала, ибо рекомендательные письма нужны были ей очень-преочень. Впрочем, гнев быстро прошёл, и Аврора позволила себе удивиться обстановке. Красота. Тишина. Чистота. Все стены крашены в салатовый цвет. И на столе разложены портреты с именами. Да такие, что лучшие художницы королевства, если бы увидели, удавились бы от зависти — каждый волосок на месте, и глаза как живые. И когда только успели?

— Раздевайтесь, — негромко проговорил полупризрак и достал небольшую книжицу.

Взяв портрет Авроры, лекарь вложил его в книжицу, подписал.

А рыжая недолго думая, скинула с себя камизу, оставшись в одёже младенца, то есть ни в чём, и перехватила левой рукой ножны со шпагой. Лекарь придирчиво осмотрел. А что? Авроре не жалко, пусть любуется.

Но лекарь вместо любований велел сесть и постукал мягким молотком по коленям, отчего ноги подёргивались, будто обрели волю.

— Забавно, — усмехнулся призрак и добавил непонятные слова на своём языке, в коих чувствовался сарказм: — Метр восемьдесят и коротышка.

Затем прибежал лекарь помоложе, наверное, подмастерье, и начал водить по кельям. Водил до самого вечера.

То втыкали в руку тонюсенькие-претонюсенькие, как жало пчелы, иголки и делали кровопускание. То с ложечкой в рот заглядывали. То у большого такого белого сундука заставили не дышать и даже показали, как девушка изнутри выглядит, а выглядит забавно — как крыло мухи или стрекозы на просвет — все кости видно. А один целитель и вовсе промеж ног залез.

Когда важный лекарь, тот, что писал книжку, велел одеться, Аврора облегчённо выдохнула, ибо возникло чувство, что у неё изрядно поковырялись в потрохах. И всё вокруг пахло резко и весьма неприятно. Зато лекарь сказал, что такого отменного здоровья надо ещё потрудиться поискать, чтобы найти.

Но это был не конец. После привели к другому важному и напыщенному халумари, который раскладывал на столе необычные картинки и кляксы, требовал пояснить, что в них видно. Аврора много хмурилась и отвечала невпопад, а в конце лекарь важно пробурчал про какого-то Фр… Фрейда, затем добавил про незначительную ликантропию и покачал головой. Вот только непонятно, плохо это или нет. Потом долго задавал глупые вопросы и недовольно цокал языком. В итоге махнул рукой и сказал, что почти здорова.

Да как же? Тот лекарь говорил, что жизненных сил хоть ведром черпай, не убавится, а этот — почти здорова.

Авроре даже обидно стало. Она здорова! А если лекарь клевещет почём зря, то она приставит нож к его горлу и заставит взять слова обратно, и пусть радуется, что не прирежет. Она же здорова. И ведь главный целитель так сказал.

А после была самая приятная часть — перед Авророй выложили кучу денег — задаток. И халумарское золото оказалось непростым, то были маленькие прямоугольные монетки очень тонкой чеканки, запрятанные между двумя листочками прозрачной слюды. И не запрятаны одни, а вместе с яркими цветными картинками и переливающимися на свете узорами. И с такой монетой не обманешь, ведь для того, чтоб отрезать край от неё, слюду нужно либо распороть, либо сжечь, а поломав, обратно денежку не спрячешь — узоры на слюде ведь испортятся.

Серебро дали обычными круглыми монетами, но тоже тонкой работы. И много — думается, хватит даже на слугу и собственную колесницу с беговым бычком. А то как же без них. Все дворяне косо смотрят.

Аврора так и уснула в казарме с улыбкой на лице, золотом под подушкой и ножом наготове.

— Готов?

Пётр Алексеевич очень внимательно смотрел на капитана. Нет, не с ехидством, ведь сейчас не до кривляний и паясничества. Вопрос серьёзный. И хотя немного грызли сомнения, приходилось от них отмахиваться — некогда сомневаться.

Генерал присел на край казённой кровати в крохотной комнате офицерского общежития. Он сам уже переоделся обратно в офисную форму, а вот капитошка, которому предстоит привыкать к титулу барона-бастарда, до сих собирался.

Полностью капитана звали его Дмитрий Дмитриевич Борщёв. А за ворчание и вредность порой называли Борщевиком, в честь жгучего куста.

Время шло, но генерал не торопил новоявленного племянника. За спасение девчонки ругать не стал. Да и вообще, с человеком, на которого возлагаешь важное задание, лучше быть на короткой ноге. Ну а если оборзе́ет, то можно спокойно, без перегибов поставить на место. Не впервой.

Но при всём недовольстве из-за нелепой ситуации с девчонкой, Пётр Алексеевич и сам не знал, как поступил бы на месте капитошки. Могло статься, что не удержался и пошёл бы во вред делу в рукопашную на наёмниц. Ведь мучить беззащитную девочку не давало земное воспитание и, наверное, то, что у него самого имелись сыновья и внуки, и при этом ни одной внучки. А волшебница-самоучка как раз подходит по возрасту.

— Надеюсь, ведьмочка тебе пригодится, — тихо вздохнув, произнёс Пётр Алексеевич. Капитошка исподлобья глянул на начальника и продолжил заниматься важным делом — он прикручивал офицерский погон с золотыми звёздочками на внутренней стороне местной куртки, отдавая дань суеверию и традиции. Ну и сохраняя негласный пропуск на базу, ведь местные не знали значения звёздочек и эмблем родов войск, а чего не знаешь, то сложно подделать.

А ведь упрямый капитан даже одежду местного покроя заказал себе из ткани цвета морской волны, из какой шьётся парадная форма. Сама же одёжка состояла из расшитого жилета, к которому прицепили армейский аксельбант на золочёном шнуре, коротких штанов с завязками в районе колен, белой рубахи с кружевным воротом, средневековых белых чулок и туфель с серебряными пряжками. Но обычная эмблема прогрессоров на куртке была заменена: у официального белого кролика, помимо факела, теперь имелся небольшой меч, а над головой — небольшая баронская корона. Ибо негоже знатной особе быть таким же, как остальные, даже если особа — фиктивная.

Кроме аксельбанта, жилет имел короткие набивные рукава с разрезами. Недлинный, доходящий лишь до пояса плащ был накинут на левую руку и оставлял правую свободной. На голове чёрный бархатный берет с большим белым пером.

— Тащ генерал, зачем нам жричка? — оторвавшись от одёжки, пробурчать капитан и достал из кучки одежды самый нужный в местном этикете предмет — большой красный гульфик, набитый поролоном. Гульфик пристёгивался золочёными пуговицами и торчал весьма неприлично, и даже угрожающе, но при этом в нём было что-то от костюмов героев комиксов, надевающих трусы поверх трико. Из-за него постоянно приходится напоминать себе, что мужчине ходить на Реверсе без оного изделия — всё равно что женщине на Земле заявиться в общественное место в прозрачной ночнушке без бюстгальтера.

— К жричке надо проявлять побольше уважения, — неспешно ответил генерал. — Сам знаешь, что она имеет реальный вес в нужных нам слоях населения, и никто не сможет лучше неё представить нас в хорошем свете одичалым деревенщинам, которые раньше никогда не видели халумари. К тому же она тоже подневольная, а инициатива исходила от настоятельницы Керенборгского храма. Так что тему закрыли. И с Авророй поосторожнее. Она дворянка, чуть что — за шпагу или дуэльный пистолет. Обидчивая, хуже подростка.

— И зачем нам такая? — оторвался от сборов капитан.

— Ключевое слово — орденская школа. Она хоть и не мутант, в полном смысле слова, но орден учит тому, на что простые люди не способны. Все девушки, прошедшие орденскую подготовку, показали себя выше всяких похвал. Жена нашего общего знакомого Юры — Катарина — тому пример.

Пётр Алексеевич замолчал, потому как в дверь постучали, и в щёлочку осторожно заглянул дневальный.

— Разрешите. Там транспорт подали.

Генерал кивнул, а сам потянулся к большому деревянному ящику, стоящему у ног. Когда открыл, то взгляду явились многочисленные пробирки с порошками, спиртовка, камни в коробочках, колбы с реактивами и несколько кубиков примерно трёхсантиметровой величины. Кубики были сделаны из алюминия, титана, хрома и прочих металлов. А ещё были карточки с цветными штрихами спектральных линий.

— Местные вряд ли всерьёз поверят, что нам нужен лес за тридевять земель. Лес здесь абсолютно такой же, как и там — не зря Марта на это давила при встрече. Она же не дура. Так что на, осваивай. Это чтоб сбить с толку шпионов. Пусть думают, что ты землю ковыряешь в поисках руд.

— Я же не геолог, — изумился капитан, когда с ошарашенным видом склонился над содержимым ящика. — И есть же всякая автоматика. Почему мы должны брать старьё столетней давности?

— Родина сказала: «надо», — улыбнулся генерал и закрыл ящик. — В конечной точке сделать замеры грунта. А что до старья, то сам знаешь, на Реверсе из-за шалостей местной ионосферы сложная техника работает через раз, не будем же мы таскать с собой по бездорожью сундук из чугуна и свинца. Там сундуков с полезным хламом и так много, по пути посмотришь. Я планировал сам разобраться, потому не рассказывал, а сейчас уже некогда. Придётся тебе.

— Тащ генерал, я ж ничего в этом не понимаю, — поморщился капитан.

— Ты, главное, записывай результаты в книжечку, а нормальные геологи сами решат, что нужно, а что нет. Вдруг убьём двух зайцев сразу и найдём что-то стоящее. Юра же нашёл платину.

Пётр Алексеевич, прищурился, с таинственным взглядом оглядел углы и окно комнаты и подался вперёд.

— Легенда такая: местные притащили камни, за денежки, разумеется. Они за медяки тащат со всей округи тонны камней, особенно дети. Геологов очень заинтересовала титановая руда. Надо проверить, но спецов не хватает. Твоё дело маленькое: найти булыжник, похожий на образец, сделать его спектрограмму, сличить с образцами спектра и отметить на карте место с результатами. И при этом на радостях не забыть этот более-менее подходящий булыжник в глухом лесу. И по прочему хламу не забывай про отчёты. Вдруг, что полезное получится.

— И для этого нужен целый капитан?

— Да ну тебя, — усмехнулся Пётр Алексеевич, — я зачем, по-твоему, удочки даю? На камни охотиться? Когда ещё выпадет круиз за казённый счёт? А там, глядишь, мемуары напишешь. Ладно, пойдём, капитошка, карета подана.

— Так, скоро же ночь.

— А строевой смотр? С вечера проверим, на рассвете тронемся. И тебя ещё с прапором познакомить надо. И дать втык, чтоб не лез с панибратством, а то водится за ним грешок. В общем, не забывай, что ты теперь — ваша милость господин барон Дмитрий да Лекса.

Первородные стояли на узкой улочке между домов Керенборга.

Город утопал во тьме. Неподалёку плакал младенец, а отец или старший брат со скрипом качал кроватку и тянул колыбельную песню. В подворотне часто попискивали и шуршали крысы и мыши. Лишь кое-где через ставни пробивались тусклые лучики света от масляных ламп, открытых очагов и восковых свечей. Но лесным полупризракам, чтоб видеть щербатые стены и кривые булыжники мостовой, было достаточно и этого. Главное, что их самих незаметно, и даже если кто-то встретится по пути, то мало ли кто шляется ночью.

— Мы потеряли жёлудь. Он в руках храма, — пробурчала Серебряная Куница Аргифирет.

— Не страшно. Всё равно надо было запустить лису в птичник и посмотреть, что сделают хозяева, — ответила Огнекрылая Гусыня Цитифур и посмотрела вверх, на крыши домов. Земля в городе дорогая, и жители старались не тратить и без того небольшие сбережения, отчего дома росли ввысь, а этажи делались просторнее. Перекрытия верхних удлинялось балками, и потому от этажа к этажу дом становился шире, нависая над улицей, как шляпа гриба. И если внизу улочки от стены до стены были около пяти шагов, то из окна третьего этажа при желании можно дотянуться до подоконника дома напротив. Улочки же фактически превращались в туннели.

— Я чую чары, — проговорила Цитифур и потёрла пальцами висок, а потом подпрыгнула и уцепилась пальцами за подоконник второго этажа. Подтянулась, перехватила поудобнее и устремилась дальше вверх, пока, наконец, не замерла на крыше, встав на одно колено. Этажи были невысокие, и потому взобраться для опытной дозорной, пришедшей в город налегке, дело не сложное.

Через несколько мгновений рядом почти бесшумно возникла и вторая первородная.

Чародейка прислушалась, затем выпрямилась, поставив ногу на конёк двускатной крыши. Она сделала глубокий вдох, медленно развела в стороны руки и прислушалась к разлитым в воздухе чарам. Город мешал ощущениям из-за многочисленного мелкого колдовства, и задача почуять что-либо была равносильна тому, чтоб рассмотреть камешек на дне быстрой горной реки, когда постоянно меняющиеся волны искрят и переливаются в ярком свете Небесной Пары. На это требовался немалый опыт, и он у Цитифур был.

Город же был наполнен бесчисленными амулетами: от сглаза и порчи, от нечисти и болезней, для мужской силы. Приворотные и отворотные. По свечению можно было даже определить, кто тратил денег на чары больше, а кто меньше.

Но там ощущались не только амулеты. Город просто кишел мелкими потусторонними созданиями, как бездомная собака блохами. На фоне этой магической каши маяком светилась далёкая башня, принадлежащая местному крылу Магистрата. А в центре городка приглушённо сиял замок маркизы, защищённый в сто раз лучше простых горожан.

Чуть в стороне от замка пульсировал небесной силой храм. А вот крепость самозванцев, напротив, зияла чернотой, что было немудрено, ибо она располагалась на одном из небесных пустырей, там нет ни нечисти, ни благодетелей. И подобно высоким горам, где можно руками дотронуться до облаков, здесь можно, если внимательно прислушаться, услышать иные мироздания.

А вот и то, что нужно.

Мастерица чар резко сжала правую руку в кулак, словно поймала летящую по воздуху паутинку, когда, предвещая тёплый день, с листочков взлетают крошки-паучки. Один конец тянулся к крепости самозванцев, второй же струился куда-то в город.

Цитифур открыла глаза и осторожно потянула паутинку на себя, а потом пошла по ней, как по путеводной нити — лёгкими шагами и щупая самым носочком черепицу на прочность. Не то можно в одно мгновение провалиться и сломать шею, и никакое колдовство потом не поможет. Но, несмотря на осторожность, один раз глиняная чешуйка поехала под ногами, с грохотом рухнув на мощённую булыжником улицу.

Первородная выругалась, прислушалась и продолжила путь. Вторая двигалась следом молчаливой тенью.

На счастье, через пять домов нить скользнула вниз и уткнулась в крышу, а это значило, что колдуют здесь.

Сёстры переглянулись и снова прислушались, но ночные шумы так и остались будничными, и не было ни стражи, ни ордена. Лишь издалека доносилась брань: то какая-то пьяная женщина поздно вернулась из кабака, и муж попрекал чёрными словами, часто поминая бездну. В другой же стороне разок хлопнули ставни, и плеснулась на мостовую вода.

Цитифур поправила платок на лице, отчего виднелись только глаза, и вытащила из-за пазухи небольшой знак, оставив болтаться на шнурке так, словно тот нечаянно выпал. Медный амулет с большой зеленоватой стекляшкой посередине принадлежал гильдии стеклодувов. Люди запомнят его и будут искать, пойдя по ложному следу.

Первородная присела на корточки, закрыла глаза и осторожно потянула паутинку обеими руками, а затем прошептала: «Свет» и дёрнула, словно подсекала удочкой небольшую рыбину, вливая при этом в ниточку с избытком силу.

Изнутри раздались крики и голоса:

— Что случилось⁈

— Мои глаза! Больно! — орала опалённая чарами и потому ослепшая человеческая ведьма.

Огнекрылая гусыня Цитифур глянула на сестру, и та без слов скользнула к краю крыши, опустилась к окну и приготовилась. Мысленно досчитав до пяти, первородная мастерица чар резко провела рукой, словно толкала что-то невидимое, и ставни на окнах распахнулись с треском ломающейся защёлки. Одновременно с этим, словно подвешенные над самым ухом колокольчики, звякнули по чародейскому чутью сторожевые амулеты ведьмы и её подружек. Неприятное ощущение прокатилось вдоль всего хребта, заставив поморщиться, как от холода, но тут же заглохло, подавленное усилием воли.

И Аргифирет бесшумно скользнула внутрь.

В убогой комнатке, расположенной на третьем этаже дома, было всего три человека: по полу, закрывая глаза руками и вопя, словно недорезанная порчетта, каталась ведьма; над ней склонилась женщина с мокрым полотенцем; а у двери стоялая охранница в кольчуге и с кошкодёром в руках. Клинок был недлинный, но тяжёлый и острый. Получить таким — мало приятного.

На столе горела масляная лампа, освещающая три глиняных кружки, тарелки, ложки, ножи, а также чернильницу, гусиные перья и несколько исписанных бумаг.

Дозорная перворождённых подхватила увесистый табурет и огрела им по голове опешившую от неожиданности женщину с тряпкой. Та охнула и упала прямо на ведьму.

Вышколенная охранница тут же с криком бросилась на Аргифирет, но перворождённая подхватила со стола масляную лампу, кинула в нападающую. Огонь — страшная штука. Его боятся все, и наёмница не исключение. Охранница прикрыла лицо руками, и в этот миг Аргифирет, которую не просто так звали серебряной куницей, скользнула под клинком и ударила кулаком в живот. А потом ещё и ещё, покуда хватающая ртом воздух женщина не рухнула на пол. Шутка ли — на кулаке был надет зачарованный кастет, а он даже на железных кирасах оставляет вмятины. Что ему кольчуга?

К этому времени появилась Цитифур. Тьма ей не помеха, и чародейка быстро собрала в охапку бумаги, потом наклонилась к ведьме, отпихнула бесчувственную помощницу с тряпкой и несколько раз похлопала по щекам, приводя колдунью в чувство.

— За кем следили⁈ — прокричала мастерица чар, торопясь с допросом, в то время как сестра быстро сбила пламя с облитой маслом одежды охранницы.

А допрос был интересным, как и сами самозванцы, за коими шпионили ведьмы Магистрата.