— Мать твою! — выругался Дмитрий по-русски, прячась в укрытии. — Стаканыч, ты цел⁈
— Не жди! Не сдохну! — отозвался через боль прапор. Он отполз за телеги и, роняя обрывки матерных фраз, сопя и надсадно завывая, смог оторвать рукав на рубахе и перетянуть ногу.
— А я и не жду! Ты мне, засранец, целым нужен! — выкрикнул капитан.
— Целым не получится! Токмо так! С дыркой!
Дмитрий натужно улыбнулся, раз прапор шутит, значит, будет жить.
Нападение быка завершилось столь же внезапно, как и началось, давая краткую передышку. И нужно что-то делать: пустая трата драгоценного времени, даже секундочки — непозволительная роскошь. Вот только что?
Дмитрий прикусил губу и быстро оглядел лагерь. Солдатки почти всем скопом прикрывали сестрицу Стефани. Там же была и Аврора. А её братец спрятался под повозкой, и лишь глаза блестели в свете костра.
Что же делать?
Взгляд наткнулся на съёжившуюся от страха Гвен. Волшебница прижалась к цистерне, стискивая в руках большую поварёшку. Так себе оружие.
Неподалёку от неё в отдельном кружке бесновалась старуха.
— Моя. Моя. Моя, — непрерывно бормотала она, мечась, как лев в клетке. И в голове капитана щёлкнуло, словно кто-то тумблером включил идею. Сработало бы.
Дмитрий облизал губы и закричал:
— Ро-Ро, прикрой меня щитом!
Казалось, Аврора сперва повела ухом, а затем, не поворачивая головы, быстро подхватила один из щитов и помчалась к Дмитрию. Не надо говорить о самоотверженности и самопожертвовании во имя любви, девушка — профессионал. Как профессионал она и действовала.
Привычно держа в руке большой круглый щит со стальным умбоном посередине, баронета прижалась всем телом к Дмитрию. Так она минимизировала площадь поражения при стрельбе.
Капитан почувствовал, как его взял за пояс. И когда осторожно направился к запертой в пепельном круге старухе, синхронно двинулась следом.
Дмитрий, как добрался до цели, встал на одно колено и пощёлкал пальцами, привлекая внимание твари. Но та даже не взглянула на человека, мечась в своей тюрьме. Это походило даже не на запертого зверя, а на наркомана в клетке, у которого была только одна мысль: «Доза!»
Старуха судорожно повторяла как заклинание: «Моя-моя-моя».
— Эй! — выкрикнул капитан и кинул в потустороннее создание горсть гальки, подобранной под ногами. Тварь заверещала и кинулась на землянина, но ударилась о невидимую преграду.
— Они хотят убить твою! Они там! — указав рукой на лесной мрак, почти по слогам проговорил Дмитрий. — Ты понимаешь⁈
— Моя! — заверещала старуха, начав биться кулаками и головой и преграду. — Не дам! Моя!
— Ди-Ди, вы в самом деле хотите освободить эту тварь? — прошептала Аврора, наклонившись к самому уху землянина.
— Да, — постаравшись изобразить полное спокойствие, ответил капитан. Он очень надеялся, что получится, но это было сложно.
— Вам, конечно, виднее, но я считаю, что это глупость.
— Вот и увидим, — улыбнулся Дмитрий и быстрым движением поцеловал девушку в щёчку.
Баронета тяжело вздохнула, а когда рядом громко воскликнула и упала на траву одна из солдаток, схватившись за пробитую стрелой лодыжку, молча кинула.
Дмитрий упал на оба колена и принялся прямо в ладони осторожно собирать излишки пепла. Вздрагивающие от малейшего дуновения ветра золотые угольки стали почти незаметны в тот самый миг, когда на поляну опустилась тишина, но всё равно остались. Казалось, они могли обжечь, но не обжигали и вместо этого дарили приятное тепло. Человек с земли сравнил бы их со слегка нагретыми светодиодами. Местному жителю сравнивать не с чем. Разве что с чудом.
Набрав ворох побольше, Дмитрий принялся с помощью тонкой линии прокладывать ровную дорожку, соединяющую святую клетку старухи со внешним кругом. Тварь туту же припала в нетерпеливом до дрожи в пальцах ожидании к светоразделу, который назывался ещё терминатором, то есть гранью между светом и тьмой. И сейчас он полностью оправдывал название. Осталось лишь стереть ту тонкую преграду между светом лагеря и лесной тьмой и спустить с цепи терминатора.
Дмитрий улыбнулся такому сравнению. А когда добрался до внешнего края, то обернувшись и проверив, всё ли правильно сделал, быстро раскидал рукой пепел, открывая пепельную калитку. Потом вернулся и застыл, не рискуя остаться наедине с потусторонним созданием, с которым и сообща-то еле-еле справились.
— Была ни была, — выдохнул он, сделал шаг в сторону, взял с земли удачно подвернувшуюся палку и разорвал внутреннюю преграду.
Тварь старушечья сделала неуверенный шаг, а потом торопливо поковыляла наружу, приговаривая: «Моя».
— Неторопливый, однако, терминатор, — пробубнил капитан, проводив старуху взглядом, а потом глянув на недовольно нахмуренную Аврору. — А и ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Верно, Ро-Ро?
Старуха канула во мраке. Казалось, с концами, но вскоре в ночной пелене, среди ив, сырых от бесконечного плача, и белых берёз, отражающих тусклые всполохи света, вспыхнула яркая и длинная изумрудная спица, похожая на тонкую шпагу…
Всплеск чар.
Цитифур с силой зажмурилась и раскинула руки, ухватывая нити колдовства. Недавнее противостояние всколыхнуло пространство вокруг поляны так, что иные нити порвались и кружились сейчас в воздухе в полнейшем беспорядке, как если бы бутыль со скисшим молоком взболтали, и муть не успела осесть. И через эту взвесь из клочьев силы виднелся разрыв в пепельной защите и красно-зелёная клякса твари.
Волшебница раскрыла уставшие глаза и потёрла лицо ладонями. Вверх с хлопающим пшиком взмыл ещё один воздушный факел, начав щупать охристо-жёлтыми лучами стволы деревьев и кроны деревьев и тянуться сквозь прорехи в листве ещё дальше, к лесной подстилке и спрятанным там перворождённым.
Женщина сделала шаг в сторону, прячась от чуждого света. А вскоре послышались тихие, едва различимые шаги, и рядом возникла сестра.
— Они пытаются натравить на нас кошмар.
— Я видела. Справишься?
— Постараюсь, — ответила дозорная, пробежавшись пальцами по перьям на кончиках стрел. Их осталось не так много, но, если не быть расточительной, должно хватить.
— Будь осторожна, — дотронувшись рукой до руки сестры, прошептала волшебница. А ей самой нужно посмотреть, что ещё можно сделать.
Аргеферет молча кивнула и шагнула прочь, оттолкнувшись рукой от ствола берёзы. На пальцах остались мелкие белые как мел лохмотья старой коры. Под ногами пружинила прелая листва, а глаза, хорошо видевшие в ночной тьме, пытались углядеть всё, что можно.
Дозорная ускорила шаг и на полном бегу достал из колчана стрелу. Тонкое древко легло на склеенный из рога и древесины тиса лук. А когда между кустами показалось скрюченное чудовище, похожее на несуразную помесь сложившего крылья большого грифа и паука, набросившего на себя одежды сожранных ею жертв, то быстро, на разрыв, выстрелила.
Стрела быстро настигла создание. Острое железо легко пробило покровы, войдя до середины. Призрачная плоть потекла из раны зеленоватым светящимся в темноте гноем, как если бы растолкли в кашу гриб-гнилушку и смешали с густым маслом. Потёки медленными каплями покатились по серой хламиде, оставляя тусклые следы. Вот только сталь заставила тварь лишь дёрнуться и заскрипеть-заскрежетать противным голосом отборную ругань.
Вторая стрела, пущенная для верности, тоже не замедлила уродину.
— О, Великий Полоз, владыка духов подземных и тварей кромешных, помоги, — проговорила Серебряная Куница Аргеферет и быстро убрала лук в колчан. Ей сейчас нужно было другое оружие.
Дозорная, легко подтанцовывая, чтоб подбодрить себя перед схваткой, резко откинула в сторону запястье. Из воздуха почти мгновенно выскочила спица — жилка Великого Древа. Благородный зелёный свет разогнал мрак и отразился в больших глазах, больше подходящих сейчас кошке или сове.
Женщина выдохнула и кинулась на тварь. Расстояние, разделяющее их, сократилось за считаные удары сердца. Серебряная Куница в последний момент, когда тварь подняла руки, ожидая, что добыча попадётся в них, как муха в лапы паука, скользнула в сторону. Пробегая мимо, она всадила спицу в бок чудовища, оставляя колотую рану. И рана вскипела золотой пеной.
А ведь чудище когда-то было похоже на человека. Сейчас же у неё был крючковатый птичий клюв, кривые острые зубы и бельмы глаз, коих явно больше двух. И даже рук не пара, а не менее пяти. Они тянулись к дозорной тонкими длинными пальцами с птичьими когтями, острыми, как у коршуна.
Всё же, у девчонки больное воображение, раз рождает такие ужасы.
Дозорная быстро отскочила, оттолкнувшись ногой от попавшегося на пути дерева. А потом взмахнула спицей наотмашь. Тонкая зелёная жилка со свистом вспорола воздух, отсекая обрётшую вес и силу тень, которая текала из мрака под ногами.
— Моя! Она моя! — завизжало создание.
Теней, ставших продолжением рук старухи, прибавилось в числе.
Аргеферет несколько раз рубанула по ним, плавно отходя и соображая, как поступить. Старуха была слишком сильна. К ней просто так не подступиться.
Разве что попробовать стать ещё быстрее.
Женщина присела, готовясь к броску, когда тишину разорвал ружейный залп. Мимо просвистел рой свирепых, как потревоженные шершни, пуль. Ствол дерева рядом, что с ней, брызнул острыми щепками.
— Спица. Они стреляют в спицу, — выругалась дозорная отступая. Женщина разжала пальцы, и спица растаяла.
Значит, надо по-другому.
Дозорная снова вздохнула и стала петлять вокруг твари, как заяц. Оказавшись за спиной, быстро подскочила, вынула из воздуха жилку и воткнула в чудовище.
— Тлен.
По жилке проскочила яркая искра, нырнув в серо-бурую тушу.
— Тлен-тлен-тлен, — забормотало то, что раньше было старухой, а потом захихикало. Со стороны лагеря снова раздался залп, распоровший ночной лес стайкой пуль. Просвистело совсем близко, причём две пули попали прямо в холку сгорбленного чудища, разворотив плоть и оросив траву, деревья и дозорную мертвенно-зелёной жижей. На счастье, разбрызганная гадость быстро погасла, в отличие от ран. Но и те уже начали затягиваться. А если присмотреться, то в прорехах грязной ткани виднелись едва заметные шрамы, слабо светящиеся, словно через закопчённое над костром до черноты стекло.
Аргеферет чуть не взывала от досады. Тварь не быстрая, но не даст спокойно сидеть на месте, выматывая и беря на измор. Дозорная, переполненная злостью, как вскипающий на огне котёл с молоком, снова воткнула жилку Великого Древа. Прямо в шею.
— Боль.
Старуха зашипела и попятилась. Женщина едва успела вынуть спицу из туши и спрятать в воздухе, пока люди опять не дали залп.
А меж тем со стороны лагеря послышался протяжный крик. Словно на кого-то плеснули кипятком.
— Она моя! — заорал тварь громче прежнего и ринулась на Аргеферет, ломая кустарник и обдирая кору с деревьев. Казалось, она даже стала больше, а длинные руки — ещё длиннее. — Моя-я-я-я!
— Девчонка. Надо выбить девчонку, — прорычала дозорная. Но сказать проще, чем сделать. Убить даже простого смертного — это навлечь на себя гнев призрака, а если оборвать жизнь столь сильной ведьмы, да ещё и вызвавшей страх во плоти, это и вовсе опасно. Вполне станется, что она не уйдёт за край, а сольётся с этим же страхом и станет демоном, одержимом местью всему роду до десятого колена.
И всё же её надо выбить.
Дозорная бежала лёгким шагом, чувствуя, как в спину дышит призванная из-за края сущность, непрерывно подпитываемая силой ведьмы. Стоит остановиться, и окажешься в лапах. Быть разорванной на куски — весьма мучительная смерть.
Перворождённая достала на бегу стрелу и отломала у неё наконечник. Когда дело доходит до колдовства, холодное железо — последнее, что может помочь.
Женщина выждала момент, когда между ней и лагерем окажется толстый ствол, а старуха немного отстанет, извлекла из воздуха жилку и провела ею по лишённому наконечника древку стрелы, словно затачивала тростинку ножом. На тонком дереве остались быстро гаснущие изумрудные искорки, словно цветочная пыльца прилипла.
— Немощь, — прошептала женщина заклинание. Теперь стреле не нужно было даже пускать кровь, достаточно просто коснуться, а уж выстрелить тростинкой без наконечника у дозорной опыта хватит. Главное — подобраться чуточку ближе. Зря, что ли, ей дали имя Серебряной Кницы?
Дозорная дождалась, когда люди выстрелят. Но на сей раз вместо залпа был лишь один выстрел, просвистевший совсем рядом с головой. Нет, порох и пули у них ещё не должны были кончиться. Они просто пугают, не дают остановиться. Или же, напротив, хотят, чтоб дозорная припала к земле, где её нагонит тварь.
Аргеферет сделала вдох и снова пустилась в бег. Но не к лагерю, а к сестре.
Изматывающая погоня затягивалась и давала о себе знать. И дозорная начала уставать.
— Мне нужны щиты, — прошептала она, поравнявшись с Цитифур, и побежала по дуге в сторону лагеря, уводя за собой настырную тварь. Хватит ли у сестры сил? Должно. Но мешкать не стоит в любом случае.
Собравшись для рывка, дозорная на мгновение сбавила ход, сделала глубокий вдох и помчалась, что было сил. В боку закололо, чего не было уж очень давно. Перед женщиной вспучивалась земля, и из неё, раздвигая мелкие камни и клочья травы, вырывались, словно подпружиненные, огромные листья лопухов, кои создавали заслон, и даже нестройная вереница выстрелов из мушкетов и пистолей не смогла пробить зелёную броню.
Дозорная бежала, и оказавшись почти у самого края пепельной границы, выждала момент и пустила стрелу. Девчонка стояла за пришлыми. Она была открыта, и промахнуться невозможно, но когда Аргеферет вернулась к спасительному пологу леса и выглянула, посмотреть на результат, то обомлела. Стрела не достигла цели, а словно уткнулась в воздух, как в подушку, и теперь медленно оседала под ноги пришлому. Тому самому, которого хотели взять в плен.
— Что? — не веря глазам, выдавила из себя перворождённая. — О, Древо, почему так?
Женщина с силой ударила кулаком по дереву и обратила взор в небо, словно в поисках подсказок или помощи. Было больно от обиды. Столько сил и впустую.
А потом глянула на реку. Остался единственный путь: крепость из повозок, щитов и вкопанных в землю кольев открыта со стороны воды…
Хозяин Хрустальной Речки стоял по колено в воде с едкой ухмылкой на лице. На ладони лежал серебряный листик. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как два отряда чужаков изматывали друг друга. Давно здесь не было подобного зрелища. Обычно просто маркитантки, ночующие у костра и набирающие воду. Он выбирал девок покрасивее, подкрадывался и, смотря от того, какой настрой был на душе, одних пугал внезапным появлением, других тискал за прелести. Девки, конечно, пугались, даже когда просто тискал, но терпели.
А сейчас были редкие гости с севера и ещё более редкие пришлые. И ни те ни другие не отмечены сенью Небесной Пары. К тому же людишки оскорбили его. Оттого было вдвойне приятнее смотреть, как одни сбились в плотный строй, а парочка других, не имея возможности передохнуть, набрасывались, как хищная скопа на рыбу. Кто-то же из них победит. И лучше уж чужачки, отмеченные Древом. А то чужаки слишком уж наглые, мало того. Что подарков не принесли, так ещё проявляют неслыханную дерзость: караси́н разлили и прочей гадостью грозились.
Кстати, а что такое бетон.
Хозяин усмехнулся и поискал взглядом пришлого, а потом прикрыл глаза и прошептал: «бетон».
Это сложно, отнимет много сил и не всегда даётся, но с другой стороны, человек не имеет знаков светлых богов, и не нужно спрашивать у них разрешения или ломиться через заслон. Зато можно просто подсмотреть или хотя бы почуять опасности. Многие так делают.
«Бетон».
Дмитрий напряжённо вглядывался в ночную тьму, держа в руках чугунную палочку, настроенную на силовое поле. А там, во мраке вспыхивала и гасла зелёная шпага, словно у киношных джедаев. И слово «бетон», возникшее в голове, казалось чужеродным, сказанным не им. Вот не думал он сейчас о бетоне. Совсем.
Но слово уходить не собиралось. Оно повторилось ещё раз, но уже с нажимом. И тогда голова поплыла, словно от стакана самогона, выпитого залпом.
Капитан неуверенно огляделся, вдруг кому сейчас тоже нехорошо, но нет. Все следили за боем во мраке.
— Осторожнее! — заорал прапор, когда леса со спринтерской скоростью выскочила человекоподобная тень, быстро приближаясь к людям. И перед тенью мгновенно вырастали большие лопухи.
Тень проскочила всего в десяти шагах от светораздела, и в воздухе возникла стрела, остановленная силовым полем. А палочка моргнула оранжевым, намекая, что следующий выстрел станет последним, а затем у прибора сядет аккумулятор.
«Бетон», — с ещё бо́льшим давлением на голову вспыхнуло внутри черепной коробки. Можно было сопротивляться и сосредотачиваться на неведомых врагах, но капитан слишком устал и пустил мысли на самотёк. Ощущение было, словно вот-вот провалишься в сон, но никак не получалось уснуть.
Голова поплыла совсем уж неприлично, а вместе с ней перед глазами замелькали картинки, похожие на обрывки сновидений или дерьмовый набор изображений в исполнении нейросети.
Шершавый мешок с цементом, от которого веяло тяжестью.
Громадная и грязная бетономешалка с вращающейся ёмкостью.
Безликие люди с лопатами.
Забивающая сваи машина, от которой доносилось мерное «чак-чак-чак», и бетонная свая, медленно, но верно уходящая в грунт.
Большой бетонный мост.
С лица хозяина реки медленно сползла улыбка, сменившись угрюмой физиономией.
Пришлые не шутили, когда говорили про мост за полдня.
Когда же из памяти пришлого возник образ громадной плотины, перегородившей широкую, как море, реку, мальчугану стало нехорошо.
Божок выпустил человека из своей хватки и стал ходить вдоль берега туда-сюда, поднимая холодные брызги. А мысли побежали вперёд хозяина.
Если умрут, придут другие. Они подумают, что речка тоже виновата. Он же светлый, но не помог. Будут мстить.
— Сами виноваты! — вслух прокричал божок и пнул волны. — Я здесь самый-самый. Вы должны меня любить!
Слова потонули в грохоте ружейных выстрелов. Запахло пороховым дымом.
— Вы! Это вы виноваты! — закричал во всё горло божок. Он уже не ходил, а метался, как рыбий малёк, вспугнутый чьей-то тенью. — Вы сами пришли, сами и разбирайтесь, кто из вас виноват!
А если будут мстить? Перегородят реку? Зальют бочками караси́на?
Божок вытер потёкшие по лицу слёзы отчаяния и обиды. Он сел у самого берега спиной к людям и поглядел на подарок перворождённых, а потом вскочил и вытянул в сторону людей серебряный листик.
— Почему нельзя было сделать, как они? Просто подарок! Почему нельзя было бросить в воду серебряную монетку? Или хотя бы сказать, какой я хороший⁈ А северянки даже воду поцеловали!
Люди не ответили, громко перекрикиваясь между собой, им не было дела до хозяина реки. А среди деревьев бегало дитя Древа, тоже не обращая внимания на мальчишку.
— Я же хороший, — прошептал божок и снова сел на прибрежные камни, закрывая лицо руками. Из-под пальцев потекли обильные слёзы, которых не было сил сдерживать. Плечи когда-то утонувшего в речке мальчика сотрясались в плаче. На них упал весь груз страха и одиночества, скопившегося за долгие столетия.
Божок всхлипнул и подобрал колени, обхватывая их руками.
А если будут мстить, он же совсем умрёт или превратится в неказистую тварь, как духи болот.
— Ну почему так? — прошептал божок, а когда услышал тихие всплески и почувствовал живое прикосновение к своей реке, поднял зарёванные глаза. То была дитя Древа, которая попыталось под покровом тьмы пробраться к лагерю с краю.
Мальчуган глянул на серебряный листик, а потом размахнулся и швырнул его на берег.
— Я здесь ни при чём! Без меня решайте! — заорал он, срывая голос.
Перворождённая подскочила на месте, поняв, что её вот-вот выдадут, и бросилась назад.
— Прочь! — заорал мальчишка.
Северянка бежала назад, поднимая брызги выше головы, и вода становилась всё холоднее. С последними шагами она уже ломала тонкую хрустящую корку льда, а ноги сводило судорогой, хотя стояло тёплое лето.
— Я больше не могу, — проговорила Аргеферет, упав на колени рядом с сестрой. Женщина тяжело дышала.
— Держись, — прошептала в ответ волшебница.
— Мы уже все перепробовали. Всё без толку. И сопливый речной уродец подвёл, — покачала головой дозорная, а потом со стоном поднялась. Чудовищная старуха по-прежнему шла попятам, не давая продохнуть, но надо уводить эту тварь от сестры, чтобы там могла хоть как-то колдовать.
— Иди, я попробую последнее средство, — прошептала Огнекрылая Гусыня. Она сунула руку в небольшой кошель, висящий на шее, и достал из него лист великого древа. Не жёлудь, конечно, но сейчас выбирать не приходится. И опять всё, и одежда, и навешанные на поясе мешочки, мешает и отвлекает. И как же тяжело колдовать. Женщина горько усмехнулась и дёрнула за завязку плаща, который упал позади неё на прелую листву, на белые берёзовые веточки, на алую гроздь костяники.
Как же прекрасно пахнет живой лес.
Отпустило. Дмитрий тряхнул головой, ощущение, что кто-то сунул в голову веточку и ворошил там мысли, как хулиган в лесу — большой, сложенный из хвоинок муравейник, прошло так же внезапно, как и навались. И это явно что-то потустороннее. А ещё о чём-то истерично надрывался речной пацан.
Капитан потёр лицо, а после почувствовал, как его толкают локтем под бок. То оказалась Аврора, которая в левой руке держала большой круглый щит, а в правой — пистоль.
— Сейчас что-то будет, Ди-Ди, — прошептала девушка и пояснила, не дожидаясь вопроса: — Чую магию. Нос чешется. Сил терпеть нету.
Дмитрий угрюмо глянул на свою волшебную палочку аналогового образца с литиевыми батарейками, а по женскому строю прокатилось перешёптывание. Кто-то тыкал пальцем в лес, а кто-то бормотал молитву.
— Заткнулись и стоим! — тут же рявкнула Виолетта.
И капитан, быстро подняв глаза, увидел причину волнений: между берёзами вспыхнуло яркое зелёное сияние, словно на землю пролили жидкий изумруд, подсвеченный светодиодами.
Сияние некоторое время было неподвижно, а затем стало стекаться в одно место, вызывая чувство дежавю. Так собирал себя в кучку один жидкий робот-убийца из кино. Вот только собиралось изумрудное месиво не в человекоподобную фигуру, оно стало вытягиваться и превращаться в длинный и гладкий побег зелёного цвета, слегка подсвеченный изнутри. Толщина была с ногу человека, и из него вырастали тонкие, как обувные шнурки, и свёрнутые в спирали отростки и широкие листья, отдалённо похожие на те, что прикрывали собой недавно нападавшего противника. И стебель тянулся к светоразделу, стелясь по земле, вгрызаясь в неё отростками и ухватываясь зелёными пружинками за всё, что могло служить опорой. Лишь уткнувшись в пепельную преграду, как в стеклянную стену, начал извиваться и тянуться вдоль волшебной границы вправо, как слепой червь, пытающийся нащупать путь.
— Смотрите. Смотрите, — снова зашептали солдатки, когда между листьев показалась женская фигура, ступающая на цыпочках по земле. Фигура была обнажена и прижимала к груди обе руки, в коих было зажато нечто ярко светящееся, словно зелёная лампа. А ещё у женщины светились глаза. Конечно же, зелёным. Листья расступались перед фигурой, пропуская вперёд, а те, что были перед ней, старались прикрыть, как щитом.
— Я сейчас выстрелю, — прошептала Аврора, поднимая двуствольный пистоль-горизонталку земной работы.
Дмитрий не успел ничего сказать, как баронета бабахнула дуплетом. Но нагая женщина лишь усмехнулась, продолжая путь.
— Вы обречены, — раздался громкий потусторонний шёпот, притом что губы неприятельницы были неподвижный. — Вам некуда бежать.
— Стоя-я-ять, — не громко, но грозно прорычала Виолетта, когда по строю покатился испуганный шепоток.
— Вы умрёте, — снова раздался шёпот. А незваная гостья остановилась у самого светораздела. Она самодовольно пробежала взглядом по людям и остановилась на Дмитрии.
— Небесная Пара, помоги! — заголосила одна из воительниц из задних рядов.
— Она вам не поможет, — тут же усмехнулась гостья. А когда у двух женщин не выдержали нервы, и они открыли огонь из мушкетов, гостья захохотала во весь голос: — Жалкие людишки. У вас скоро кончатся пули и стрелы. Кончится еда. И вы попросите о пощаде.
По строю снова прокатилось роптание. Стоящая перед капитаном Аврора, торопливо перезарядила пистоль и снова вскинула его, наводя на гостью.
Кто-то судорожно уцепился землянину за куртку, а когда тот быстро оглянулся, оказалось, что это испуганный братец Авроры.
Меж тем среди солдаток нарастало паническое настроение.
— Стоять! — закричала Виолетта, часто пыхтя. — Кто побежит, посажу вас вашими бесполезными дырками на колья, потому что вы только колья заслуживаете, а не мужиков! Четвертую!
— Бойтесь, людишки, — усмехнулась фигура. — Ибо никто не придёт вам на помощь. А все ваши почтовые птицы погибнут. Вас даже никто не похоронит. Лишь гиены и стервятники позаботятся о ваших тушках.
Аврора снова выстрелила, заставив гостью усмехнуться. А рядом с Дмитрием затараторил Максимилиан:
— Серебром её надо Ро-Ро. Серебром.
— Это и было серебро, — огрызнулась девушка.
— Это бесполезно. Вы умрёте! — прорычала изумрудная гостья и снова уставилась на Дмитрия.
— О, бездна, будь к нам милосердна, — пролепетала какая-то солдатка из строя.
— Стоять, сучки! Всех порешу! — завопила, срывая голос, Виолетта. Но ещё чуть-чуть, и угрозы станут бессмысленными. Отряд и так на грани нервного срыва.
— О, боги! — раздался вопль, но испуганная женщина не бросилась в бегство, а, напротив, сорвала с шеи амулет и кинула его в светящуюся фигуру.
— Сдохни, — завопила вторая, в руках у которой оказалось древко от алебарды, переданная под наполненную святым пеплом биту. Именно ей загоняли в клетку старуху, которая, кстати, до сих пор ковыляла пор тёмному лесу и еле слышно бормотала «Моя!»
И Дмитрий отчётливо увидел, как вещица прошла сквозь тело, не встречая сопротивления.
— Так это же голограмма, — вдруг осенило землянина. Он даже выругался не на местном языке, а по-русски. И сразу стало как-то просто и легко.
Капитан быстро наклонился и подобрал с земли камушек, после чего швырнул в незваную гостью. И камушек вполне ожидаемо прошёл сквозь неё. Разве что заставил нахмуриться.
— Что вам надо⁈ — прокричал Дмитрий, а по строю прокатилась волна недоумённого перешёптывания, мол, халумари с призраками заигрывают, не зря же они сами полупризраки.
— Нам нужен ты. И остальные будут жить, если отдадут мне тебя, — прошептала гостья.
— А с чего бы это? Ты же просто иллюзия.
— Иллюзия⁈ — закричала гостья, сделав быстрый шаг вперёд. И в такт шагу толстый росток подобрал кольца, а затем распрямился, как тугая пружина, ударив по светоразделу. Незримая преграда пошла золотистыми волнами, как будто в идеальную гладь пруда залетел бегемот и принялся там плескаться и ворочаться. А там, где удары приходились в землю, оставались неглубокие борозды вывороченного грунта и клочья дёрна. Но преодолеть пепельную защиту стебель не смог, хотя и было видно, что барьер слегка прогибался.
— Мадрэ! — заголосили из строя. — Мама!
— Стоять! — уже осипшим и не столь уверенным, как раньше, голосом повторила приказ Виолетта.
Но было страшно. Было действительно страшно. И хорошо ещё, что стебель не додумался подхватить в лесу подходящее бревно и орудовать им как дубиной. Против обычного дерева святая защита бесполезна.
— Ро-Ро, я не хочу умирать, — пробормотал Максимилиан, — у тебя уже есть посмертный муж, а я не женатый.
— Заткнись, Ми-Ми! — рявкнула Аврора, прикрывая обоих мужчин, и брата, и капитана.
А Дмитрий решил продолжить разговор. Ведь не зря же противник решил устроить психологичную атаку. И сдаётся, не просто так корешок не швырял материальные вещи: думается, Дмитрий нужен живым.
— И что же ты хочешь? — выкрикнул капитан, вставая на цыпочки, потому сейчас весь вид загораживала Аврора.
— Тебя, — последовал ответ.
— Нет. Так не пойдёт. Скоро здесь будет подкрепление. Тебя уничтожат. Так что время на нашей стороне.
— Не будет подкрепления! Магия будет глуха, а почтовые соколы сдохнут!
Капитан облизал пересохшие губы и быстро достал из кармана смартфон, а затем поднял над головой. По поляне пронёсся слегка искажённый динамиками голос: «Информацию принял. Оставайтесь на месте».
Вряд ли неприятель понял суть сказанного на земном языке, но главное — показать, а выводы пускай делают сами. Как говорится, делаем покерфейс и идём до конца, и чтобы закрепить результат, капитан пояснил:
— Я уже вызвал подмогу, и пусть идут в бездну и ваши птицы, и ваша магия!
— Выродок, — через силу прохрипела, трясущаяся от злости гостья, — ты лжёшь!
— А ты проверь! А лучше ответь! Зачем вам я⁈
Гостья сперва замерла, и на её лице отразилось смятение, а затем эмоции стали мелькать, словно калейдоскоп: то гримаса злости и ненависти, то поджатые от смертельной обиды губы. Но всё это в итоге сменилось диким отчаянием.
Гостья подбежала к преграде и со всей силы ударила кулаком с зажатым к руке изумрудным источником света. От удара по незримой сфере снова пошли волны, и даже показалось, что небольшие трещины, а из-под кулака брызнули зелёные искры и яркий белый свет, словно кто-то, точечно приложился сварочным электродом.
— Отдайте! Он наш! Мы его всё равно вернём!
— Кто ваш⁈ — закричал в ответ капитан.
— Хранитель рода! Я жизнью клянусь, что не остановлюсь, пока не верну! Отдайте!
Гостья била и била по преграде, разбрызгивая свет. Резкие всполохи выдёргивали из тьмы стволы деревьев и очерчивали тенями громадный стебель. А по лицу женщины покатились крупные слёзы.
— Нет у меня его!
— Он у твоего дяди, барона пришлых! Пусть он отдаст, и мы уйдём!
— Да нету у нас ничего!
— Врёшь! Ты всё врёшь! Я сама видела, что он там! — не унималась женщина. Она посмотрела на Аврору и закричала уже на неё: — Ты же знаешь, что такое хранитель рода! Я чувствую в тебе лису! Ты же знаешь, каково будет её потерять! Скажи им!
Аврора молча глядела противницу, и хотя сердце ещё колотилось, а кровь не знала, леденеть ей от страха или кипеть от ярости предстоящего боя, но в глазах уже промелькнуло нечто, похоже на жалость.
А Дмитрий, который сам уже надорвал голос, почувствовал, как на смену адреналину приходит усталость.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — произнёс он.
— Единорог! Отдайте его!
Капитан хотел возразить, но замер на полуслове с раскрытым ртом. А ведь когда готовились к убытию, на базу действительно притащили зверей. И единорог там тоже был.
— А почему вы сразу не сказали? — как-то негромко и подавленно проговорил вопрос землянин.
— О чём с вами разговаривать⁈ — сорвалась на истерику женщина. — Вы самозванцы! Вы назвались нами, творите непотребные чары, но вы же просто люди, такие же жадные и мелочные, как и прочие! Стоит сказать, что нам нужно, и вы назовёте такую цену, какой просто быть не может! Вы просто ублюдки! Ради долгой жизни вы готовы даже пить кровь богов и рвать их голыми руками на куски! Я знаю! Я видела, что могут люди!
Гостья пошатнулась и внезапно собрала нервы в кулак, хмуро поглядев на землянина.
— Отдайте, и мы уйдём, — проронила она.
— Ро-Ро, пусти, — произнёс капитан, отстраняя рукой баронету немного в сторону.
— Не надо, — прошипела девушка.
— Надо, — проговорил Дмитрий и неспешно пошёл вперёд, пока землянина и гостьею не стала отделять тонкая, едва заметно пульсирующая золотистым светом пепельная черта. И сейчас, казалось, у гостьи обнажено не только тело, но и сама душа. Да что там говорить, с её души будто кожу содрали, и она сейчас кровоточит. Такое было сравнение.
— Не нужно измерять нас по общим лекалам, — проговорил капитан, вздохнул и продолжил: — Да, мы люди, и среди нас тоже есть не самые лучшие. Но ведь мы другие. Лично я — другой. Почему бы просто не поговорить? И хотя, не я принимаю решения, могу позвать того, кто может.
Гостья подалась вперёд, уткнулась кулаком с зажатым в нём изумрудным фонарём словно в стекло в незримую волшебную преграду, по которой побеждали тусклые золотистые всполохи.
— Если обманешь, твоя смерть будет долгой и мучительной, — выдавила из себя женщина.