Бабье царство-4. Тайными тропами

Глава 2 Ночь и самозванцы

Аврора, заложив руки за голову, лежала на кровати и смотрела в потолок. Лежала поверх одеяла, будучи в одежде и слушая голоса людей. На полагавшейся наёмницам большой деревянной подставке с крестовиной висели красный дублет, используемый вместо поддоспешника, и начищенный доспех в три четверти. Через спинку стула была перекинута перевязь с бандальерками и пистолями, а под стулом лежали высокие сапоги с отвёрнутыми голенищами.

Лёгкий сквозняк доносил до лисьего нюха Авроры, который был даже острее, чем у легендарного орденского волчьего дозора, самые разные запахи: например, резкая вонь зелья, которое «динвални», то есть сменный халумари в зелёно-пятнистой одежде, добавлял в ведро для уборки казармы. К зелью примешивались сильный до неприятности аромат благовоний, кои халумари по своему обыкновению выплёскивают на себя, вместо того чтоб пропитывать подвеску-пома́ндер; мятный запах зубной пасты; вонь чёрного крема для сапог; привкус нагретой «пасма́сы», а также запах непривычной еды и халумарских напитков — чая и «кофа».

Полупризраки, если быть честной, имели много алхимических зелий, отвратительно пахнущих. Как-то Аврора оказалась рядом с поломанной самокатящейся повозкой, так зелье со смешным названием «бизин» чуть с ног не сшиб. Потом полдня кружилась голова, а в носу стояла тошнотворная вонь. Это ведь простые люди к запахам не внемлют, как тот слепец, что щурится в темноте и зажигает свечу поярче. И ведь сие есть оборотная сторона монеты, коей заплатили предки за сделку с лесным духом.

Оттого девушка и не любила сильных запахов, предпочитая лёгкий аромат хорошо мытого тела с примесью лесных трав и цветов. Ну, или запах кедра.

Наёмница потянула носом и тут же учуяла лёгкий аромат хмельной жжёнки — не иначе генерал-барон опять её в «коф» добавляет. Потом принюхалась сильнее — нет, кажется, пьёт прямо так — из бутылки.

Девушка немного поёрзала, устраиваясь в кровати поудобнее. Ей нравилась казарма. Было в ней что-то тёплое, как воспоминания о детстве: сперва в родовом поместье, а затем, когда Небесная Пара отмерила десять лет, учёба в орденской школе. Ибо по королевскому указу детей дворян, лояльных трону и храму, учили владеть силой, оружием и писчим пером в Ордене — в столице. Ух, как недоделанные орденские гвардейки не любили северных школярок, особенно за беспрепятственный выход в город. Чуть что, сразу дуэль до первой крови. А порой и до смерти. Взять хотя бы ту Джинджер. И хотя рыжая волчица тоже из эрлов, и даже из дальней-предальней родни из обнищавшей ветви клана, у Авроры сразу зачесалась кулаки. Во время учёбы раз десять с ней сходились на ножах, кастетах и длинном клинке по разным поводам, а потом ту бешеную, лишённую манер храмовницу выгнали, потому как не смогла удержать зверя внутри.

Тот день хорошо запомнился, их разнимали целой дюжиной школярок. Потом прибежали наставницы. Орали. Призывали к порядку. А затем Джинджер скрутили верёвками и увели. Будь тот бой на шпагах, было бы много трупов, но руки были пусты, если не считать тяжёлых деревянных кружек. А всё потому, что у Джинджер внутри дикая злоба, как бы бешенство души — так от неё даже лис отказался. И матушки нет — повесили за разбой, а уставший от безумств папенька, будучи не в силах ни совладать с дочкой, ни заплатить за обучение, сдал в орденские, а не к дворянским детям.

Аврора дотронулась долго заживавшей после той стычки челюсти, протяжно вздохнула и снова посмотрела на подушку. Конечно, тогда не было таких мягких подстилок, нежных простыней и бесподобных подушек — лишь набитый свежей соломой матрац, такой же соломенный тюфяк под голову, кусачее шерстяное одеяло и овечья шкура, выручавшая в холода. И даже дома таких подушек не было. А здесь она такова, что и королеве предложить не стыдно — мягче лебяжьего пуха.

Тогда бы, в детстве такую подушку.

Девушка улыбнулась, а потом опечалилась. Матушка с папенькой, да будут к ним благосклонны Шана и Сол, когда будут не в силах сами вести дела, передадут, как того требует традиция, имение старшей дочери — Виктории, почему и пришлось младшей Авроре пребывать в поисках ратных подвигов, ведь иные промыслы для дворянок порицаемы.

Но ничего, здесь рекомендация, там рекомендация, и может быть, получится добиться плаща королевской гвардии. И чем больше писем с гербовыми печатями, тем лучше.

Девушка прикрыла глаза, а вскоре мимо пронёсся шлейф благовоний нового «натчалинк бази», коим был молодой, но дерзкий маркиз. Шлейф протянулся к выходу, значит, маркиз ушёл.

Аврора усмехнулась. Первым делом, что делает любой зверь, это проверяет вольные ветра́, щели и дыры со сквозняками, чтоб знать, куда течёт воздух. А воздух несёт с собой запахи — его тайное оружие.

Но вскоре со стороны кельи генерал-барона послышался громкий зов:

— Аврора!

Был бы на месте зовущего дневальный, девушка бы взвела курок пистоля, направила в лицо и громко пояснила: «Для тебя я — леди Аврора», но сейчас она просто рывком соскочила с кровати, схватив с небольшой тумбы широкополую шляпу и потянувшись к сапогам и шпаге. Валяться в кровати хорошо, но барон звал не просто так. Да и матушка всегда говорила, что безделье разъедает душу, как гниль поражает могучее древо, что снаружи кажется крепким, но внутри лишь труха. Более того, безделье убивает само человеческое тело, наполняя сырой глиной лени. А лень — смертный грех, наказуемый Небесной Парой. В посмертной бездне бездельники обречены на вечный голод и холод.

Аврора лёгкой походкой дошла до кельи генерала и встала в проёме открытой двери, где его милость сейчас неспешно ковырялся в большом шкафу.

Генерал-барон был высок для мужчины и даже доставал Авроре макушкой до бровей. От него действительно пахло кофом и пережжённым в перегонном кубе вином.

Сам барон, хоть и был богат, жил очень скромно. Слуг не имел, кроме временно назначаемых «динвални». Но скромно — не значит бедно. Шкаф, стол и стулья были на зависть богатыми и добротными в своей простоте. Одно только ровненько-преровненькое стекло поверх столешницы много чего стоило.

А ещё поговаривали, что барону уже триста лет.

— Аврора, — произнёс важный халумари, доставая из шкафа длинное удилище с хитрыми приспособлениями, вроде как одноручный во́рот, какой стоит на тяжёлых арбалетах, но с намотанной на него тонюсенькой полупрозрачной нитью вместо верёвки.

Затем на свет появились блестящие фигурки мелких рыбок и крючки.

— Отныне у тебя будет другое задание — ты не будешь сопровождать господина режиссёра, — продолжил генерал, глянув на наёмницу из-под густых седых бровей. — Мой сюзерен возложил на меня печаль, дабы похвастаться перед герцогом, и мне предстоит найти ненаходимое — перо феникса. Но пока будем искать, можно отдохнуть. Я порыбачу, погуляю по чистым лесам, посмотрю мир. И ты будешь меня сопровождать. Жалование обещаю, как полагается по чину — тройное.

Аврора улыбнулась и закатила глаза. Лёгкое дело. Знай себе — береги халумари от всякого сброда. А потом можно попросить даже рекомендательное письмо с золотыми печатями.

Обычно наёмницы не задают вопросов, а просто верным псом идут рядом, но Аврора не была бы собой, если бы толкаемая лисьим любопытством не спросила:

— А зачем вам это?

Генерал ухмыльнулся и извлёк из недр шкафа садок для рыбы. И только положив на стол, ответил:

— Деньги, Авророчка, деньги. Поездка хорошо оплачивается. К тому же свежий воздух. Природа.

Девушка усмехнулась.

— Я понимаю, что всякие герцогини за зиму так загаживают свои замки, что уезжают на лето в иные резиденции, пока те проветриваются, но здесь же не пахнет. И даже уборная чище, чем лечебница в Керенборге.

— Эх, Авророчка, тебе не понять. Ты не была в нашем мире. Мы его весь загадили. Нам некуда съезжать из резиденций. Но если уж разговор зашёл про лечебницы, то тебе нужно посетить нашу, чтоб осмотрели медики.

— Это зачем? — насупилась рыжая. — Я здорова. Хоть сейчас в поход.

Генерал покачал головой.

— Не-е-е. У нас новые правила. Если хочешь, чтоб тебе выплатили деньги, должна пройти осмотр. Тебе показать путь?

Рыжая скривилась. Не по нраву ей были врачеватели. Ещё с орденской школы, когда заставляли голышом стоять на холодном камне, покуда разглядывали, как алхимички — жабу на разрезном столе. Но ради денег можно и потерпеть.

— Я знаю, куда идти, — пробурчала Аврора и повернулась к выходу.

Пётр Алексеевич дождался, когда наёмница выйдет, и сел в кресло.

Интересно, как быстро местные узна́ют, что предстоит путешествие? И что из разговоров они услышали? Наверняка же ведьмы подслушивают, да и орден не дремлет.

Генерал достал коньяк и хлебнул большой глоток, а потом поднял трубку проводного телефона. Набрал номер и громко заговорил:

— Михалыч, стоит задача найти упавший в дальнем лесу метеорит. Для этого нужен универсальный отряд из местных, чтоб и мечами помахать, и плотницкими топорами. Есть на примете? Такой, чтоб не было стыдно пойти с ним небогатому барону. И, Михалыч, ты же опытный кадровик, у тебя глаз на местных намётанный, поищи что-нибудь поинтереснее.

В трубке некоторое время многозначно пыхтели и бормотали размышления, а потом выдали ответ. Генерал почесал переносицу и снова приложился к коньяку.

Отряд на примете был. Но для этого нужно ехать в Керенборг. А ещё нужно думать об имитации колонны. Даже на Земле обычный марш по бездорожью или лесным грунтовкам превращается в достаточно сложное испытание, а уж здесь — тем более. Нет инфраструктуры, нет подробных карт, неоткуда брать запасы топлива, еды, воды. Негде чинить сломанную технику. Вдобавок слишком много всякого отребья, которому королевская грамота не указ.

Пешим по машинному, с табличкой «КамАЗ» на груди солдата, пройти путь тоже не получится — слишком опасно.

Генерал сел в кресло и откинул голову на подголовник. Хороший ребус. Как говорится, задачка со звёздочкой.

Выстраивая логические цепочки, Пётр Алексеевич начал потихоньку раскачиваться в кресле, и цепочки были таковы: очень желательна тяжёлая повозка с земной подвеской и шинами, имитирующая удельное давление грузовика на грунт. Хотя бы допотопного шишарика. И надо рассчитать количество тяговых быков в упряжке, чтоб не сильно отстать от графика. А график — это как на газике на первой передаче да на понижайке.

Да много чего нужно. Например, помощник из прогрессоров для решения местных мужичковых вопросов. Кто бы ни упирался в матриархат, но местные маленькие и щупленькие самця́та весьма неоднородны. Иные претендуют на теневую власть, как в земном Средневековье иные женщины, сидящие у изголовья слабых или больных феодалов или замещающие уехавших в дальние страны мужей-купцов.

Генерал вздохнул и приложился к фляжке. Сам-то Пётр Алексеевич рожей не вышел быть красивым и скромным паинькой — сказывается ВДВ и разведка — и потому выходит, что нужен помощничек. Хотя бы из тех соображений, что заниматься мелкими делишками барону не по статусу. Здесь с этим строго — чуть оступишься, и будут плевать в спину.

Он размышлял, а по столу побежали двойные лучики местной двойной звёздной системы, пробивающиеся узкими полосками через бежевые жалюзи. Белая Шана перед закатом пожелтела, как земное Солнышко. Оранжевый Сол и вовсе стал охристо-красным.

Генерал скосил глаза. На подоконнике сидела большая ворона — дежурный шпион Магистрата. Они постоянно ошивались у этого окошка — весь подоконник загадили. Ворона моргала и пыталась подглядеть через жалюзи что-нибудь поинтереснее. Но подслушать-то у неё вряд ли получится — стеклопакет отлично держал звуки.

И Пётр Алексеевич давно сообразил, что лучше оставить как есть, а то ведьмы придумают новую гадость, ищи потом утечку информации. Проблему же решали очень тихим перешёптыванием — местные понятия не имеют о качестве пластиковых окон и набитых стекловатой и пенопластом стен.

Генерал встал и помахал руками:

— Кыш! Кончилась колбаса! Нету!

Ворона громко каркнула и захлопала крыльями, но не улетела.

И в этот момент зазвонил телефон.

— Что? — огрызнулся он, услышав голос дежурного по базе.

— Привезли, товарищ генерал.

— Что привезли?

— Зоопарк привезли. Зоологи с экспедиции вернулись.

Пётр Алексеевич со вздохом встал. Экспедиции — это сейчас в его обязанностях, и надо встретить.

Пару минут спустя он оказался у пропускного пункта. Уже зажглись фонари. А в ворота въезжали гружённые клетками фургоны со всяким зверьём и птицей, в основном небольшим, но оттого не менее ценным. Ведь это же инопланетная фауна, и были среди них даже колдовские твари. Вот рассаженные по углам соколиные грифоны, которые раскрыли клювы, и часто дышали и таращились по сторонам. Вот шипел и скалился зубастой пастью мелкий и пёстрый, как кукушка, дракончик. Вот режиссёр с оператором, которые бегали вокруг клеток, как заполошные козлы.

— Красавец, — цокнул языком генерал, когда через ворота въехала повозка со связанным единорогом. Нет, не белым, а золотистым, но тоже очень любопытным. Вообще же, мир был другой, и животина сея являлась не конём с посаженным на резьбу на лоб рогом, а благородным оленем, но всё с тем же воспетым в балладах длинным и витым, как бивень нарвала, рогом в количестве одной штуки.

— Умаялись мы с этой самкой, — произнёс подошедший начальник экспедиции.

— А что так? — усмехнулся генерал. — Среди вас не оказалось невинных юношей?

— Да ладно вам, — скривился зоолог и похлопал ладонью по повозке. — Это же колдовское млекопитающее. Поди, догони его в лесу, когда у него телекинез, и все кусты и ветки перед ним расходятся, как вода перед Моисеем. Мы его пробовали подстрелить транквилизатором из ружей, а ему хоть бы что — дротики просто-напросто вбок улетают. Я вообще удивляюсь, как при таком наборе адаптаций они редкий вид. Их же должны по лесу целые стада бродить. В общем, пришлось загонять в кевларовые сети и закидывать гранатами со снотворным газом.

— Мне бы ваши заботы, — пробурчал генерал и принял протянутую планшетку с документом о выполнении плана-задания.

Небесная Пара, устав от дневных забот, опустилась за горизонт. Большое белое и крохотное оранжевое божественные свети́ла, ещё некоторое время роняли из-за края мира на пушистые облака двойные тени, а потом уступили место ночной тьме. На небе вспыхнули звёзды, средь которых отчётливо выделились охристо-жёлтая Лампада и Полярный Треугольник.

Воздух был пропитан печным дымом, запахом сдобы, жареного бекона, коровьего навоза, луговых трав. Наполнен криками оконных перепёлок-несушек, лаем собак, хрюканьем порчетт и, естественно, людскими шумами — звоном кузнечных молотков по металлу, криками стражниц, плачем грудных детей.

Кузнечихи ковали по ночам, дабы во мраке лучше различать оттенок накала железа в горнах. Стражницы предупреждали о своём приближении, распугивая мелкое ворьё. Ну а дети не могут не орать, они от природы таковы.

А ещё воздух был тёплый, согретый за день, но уже не душный. И в этот послезакатный час по узким улочкам Керенборга быстрыми тенями шла парочка, укутанная в чёрные плащи.

Высокие, худощавые, молчаливые. Они даже не шли, а скользили во тьме, словно призраки. Один дом, другой, третий.

Парочка миновала рыночную площадь и вышла к пахнущей свежими досками улочке, где стоял новенький домик. А прямо над входом, над хорошо сделанным крыльцом из красного кирпича с дубовыми перилами горел яркий белый фонарь, который казался кусочком дня в этом мраке. Словно Шана заглянула в щель между кронами грустных сосен. А ещё было видно, как толстый чёрный жгут тянулся по крышам домов, словно столетняя лоза по древам, и продолжатся в сторону чуждого городища, роняющего на небо свет своих колдовских ламп, словно пожарище, обжигающее собой мягкое брюхо облаков.

Дом принадлежал халумари — полупризракам.

Парочка застыла. А при свете фонаря было видно, что спрятанные под капюшонами лица закрыты плотными платками, оставляя взору только большие глаза цвета морской волны. И эти глаза были разными. В одних — глубокое раздумье, в других — брезгливая нелюбовь.

— Самозванцы, их сердца — пища для Белого Полоза, — проронила одна низким и очень чистым голосом.

Человеку, не знающему язык северных халумари — не тех, что пришлые с «Дземли», а истинных, родившихся под светом Небесной Пары, но укрытых от взора небесных светил листовою Великого Древа, речь показалась бы мелодичной песнью, но на самом деле женщина ругалась, кусая клыкастыми словами самозванцев, нагло явившихся из другого мира и решивших занять место первородных, тех, что прибыли в сей мир раньше остальных. Даже раньше смертных людей. И даже потеряйцы тогда ещё были в рассвете жизни. Да и, в общем-то, хотя бы живы.

— Не спеши. Будь как сова — бесшумной и терпеливой, а ты мечешься из стороны в сторону и пищишь, как летучая мышь, — очень красиво проговорила, почти пропела, вторая. — Тебе ли не знать, что всегда сперва нужно понять, что они могут. Не то сами погибнем и покровителя рода не вызволим, а если вернёмся без него, с нас шкуру тонкими лоскутками срежут живьём и повесят проветриваться на ветви великого древа. И нас и шкуру. Там и выспимся.

— Во всем виновато сонное зелье самозванцев! Если бы не оно, я бы спокойно увела покровителя от погони! — в голос заорала нетерпеливая перворождённая, до боли стиснув кулаки.

— Сейчас надо не оправдываться, а придумать, как сделать дело, — процедила терпеливая и отправилась прочь.