Бабье царство-4. Тайными тропами

Глава 5 Свидание вслепую

— Какого хрена? — тихо бурчал Дмитрий, идя по коридору. Утром к нему в кубрик залетел красный, словно ошпаренный рак, посыльный, тараторя, что начальство вызывает. И обязательно, чтоб капитан был одет по-местному. Пришлось натянуть эти долбанные короткие штанишки, из-под которых по этикету обязательно должны виднеться ажурные края белых подштанников, но не более чем на ноготь. А ещё прилагался набитый поролоном гульфик алого, как пионерский галстук, цвета.

Пока напяливал непривычную прогрессорскую одёжку, оборвали весь телефон, торопя и подгоняя, а потом и вовсе самолично примчался дежурный по базе, бурчащий, что ему, старому подполковнику, делать нечего, кроме как за разными капитанами бегать, как собака.

В итоге дозастёгивать многочисленные пуговицы и шнурки на куртке пришлось на ходу.

Постучав в дверь Петра Алексеевича, Дмитрий аккуратно зашёл и встал, ибо генерал пытался прихлопнуть каким-то свитком муху. Отшвырнув на столешницу оружие геноцида насекомых, начальник смерил Дмитрия взглядом, сжал губы трубочкой, а затем задал странный вопрос:

— Дима, ты прогрессор или где?

— Тащ генерал, я где-то накосячил?

— Да нет, капитошка, поздравляю тебя с повышением.

Борщёв криво ухмыльнулся, не понимая сути происходящего. Вроде бы с утра всё начиналось хорошо: успел получить на складе местную одёжку и саквояж с вещами первой местной необходимости; позавтракал по прогрессорской диете, то есть к обычной каше добавили стопарик разбавленного родниковой водой вина; получил у психующего с недосыпу главбуха расходное серебро. И тут на тебе — ты прогрессор или где?

— Мне досрочно дали майора?

— Ага, раскатал губу, — приподнял брови генерал. — Майора — это слишком жирно.

Начальник вдруг расплылся в хитрой улыбке, распахнул объятия и обнял Диму, что при разнице в габаритах было подобно медвежьей хватке, аж рёбра затрещали.

— Здравствуй, дорогой племянник! Нагулял мой непутёвый братец сынка́ на стороне, а намедни признал! Радость какая — прибыло в роду барона да Лексы!

Когда генерал выпустил Диму из объятий, тот аж пошатнулся. А в голове чехардой заплясали мысли. И главная из них была: «Какого хрена происходит⁈»

Но следующие слова начальника и вовсе выбили почву из-под ног.

— Ты мальчик большенький. Так что теперь всё сам. И в поход тоже отправишься сам.

— Как сам? — опешил Дмитрий. — Это розыгрыш? Я же ни разу дальше Керенборгского рынка не мотался. И то всего раза четыре.

Генерал вмиг стал серьёзным и пододвинул Диме стул.

— Сядь. Никаких розыгрышей. Исходные данные резко изменились, и тебе действительно придётся отправляться самому. — Начальник неспешно достал из стола золотую баронскую печатку и протянул Дмитрию. — На, твоя милость господин барон.

— А если я накосячу? — спросил Борщёв, почувствовав, как на ладонь упал тяжёлый перстень. Тяжёлый, как предстоящая большая ответственность.

— Твоя задача — помимо того, что в сопровождении вооружённой охраны дойти из пункта А в пункт Б, делая пометки фломастером на карте, просто торговать физиономией и вести себя, как немного охреневшая кинозвезда. Видел таких? Закатывают глазки, типа в упор не видят черни. Говорят нарастяг с такой манерой, будто каждое словно — неподъёмное тяжёлое золото, иногда данное собеседнику в кредит под дикий процент, а лицезреть и слышать сие божество ещё надо заслужить. Ко всему относятся брезгливо, в меру того, насколько продюсер дал по шее и потребовал вежливости, то есть может иметь холодный взгляд и натянутую улыбку. Везде демонстрируют, что богаты и родились в бриллиантовой колыбели, и человеческий закон писан не для них. А если что, размахивают перед лицом свидетельствами избранности — корочками, пальцами с золотом или телефонами с номерами непонятных покровителей. И не перебивай, поверь, этот переполненный эгоизмом пафос типичен и для знати Реверса, и чем больше самомнения у элитной, утомлённой сиянием собственной исключительности задницы, тем больше крикливого гонора. Люди везде одинаковые.

— Ясно, — пробурчал Дмитрий, совсем не радуясь перспективе отыгрывать ролевую игру за полного козла. А вот самого пути не боялся, и не такое было, но не хотел подвести поверившего в него человека.

— Это ещё не всё, — продолжил генерал. — Отныне твой позывной — Барончик. Но поедешь не один, я с тобой отправлю прапорщика Сизо́ва. Я его давно и очень хорошо знаю. Его позывной будет — Паспарту́.

— Проныра? — переспросил Дмитрий.

— Ага, — потеплев во взгляде, улыбнулся генерал. — Значит, инструктирую: до возвращения на базу с девками не хороводиться, на спиртное не отвлекаться, с нечистью не заигрывать. Второй пункт — требую вернуться живым, а то бродют тут всякие скелеты, намекая на мементо мори. И в-третьих, — капитошка, не трахай мозг, если я сказал, что твоих сил достаточно, значит, достаточно. У меня выслуги и опыта больше, чем тебе лет от роду.

Дмитрий надел только что выданный реквизит на палец, и теперь на руках стало числиться: печатка, три простых очень тонких кольца и перстень с мелким фианитом, притом что сам был равнодушен к драгоценным металлам и ювелирке. И чтоб не иметь внутреннего конфликта культурного кода, Борщёв решил всё это воспринимать именно как реквизит в спектакле.

Генерал хлопнул капитана по плечу и легонько толкнул в сторону выхода.

Вскоре лёгкая повозка-фаэтон с мягкой, как у кабриолета, и разложенной сейчас крышей, легонько раскачивалась на неровностях дороги. В повозку был запряжён бодрый ездовой бычок, и виляющая между невысоких пологих холмов дорога вела до самого Керенборга. А трясло потому, что почва в районе базы изобиловала окатанными, как галька, камнями, и геологи только разводили руками, мол, это следы инвертированного русла доисторической реки.

Дмитрий, отвыкший от простора и свежего воздуха, жадно вглядывался в медленно плывущий пейзаж, состоящий из лоскутов степи, пшеничных и ячменных полей и небольших берёзовых колков. Пахло скошенным сеном и полевыми травами. Стрекотали кузнечики. Пели певчие птицы — и среди пернатых были не только привычные землянам, но и совсем уж как в той присказке: есть афроамериканцы, а есть афро-сибиряки. Особо же среди них выделялся здоровенный чёрно-белый страус, важно разгуливающий по пшенице. На страуса зло глядела загорелая до цвета горького шоколада крестьянка, но страус, как и вся прочая дичь в округе, принадлежит маркизе. Если грохнуть птичку, и об этом кто-то донесёт, а желающих разжиться медной монеткой стукачей весьма много, то е́герши подвесят браконьеру на дереве за ноги и будут лупить палками тем больше, чем больше весит дичь. Учитывая большую массу страуса, это смертный приговор. В общем, наглядный пример социальной несправедливости.

На ко́злах сидела местная возница, работающая с землянами по найму.

Через полтора часа прибыли в город. Нужный трактир располагался вне стен старого городища, рядом с северной торговой площадью, взятой в полукольцо несколькими двухэтажными домиками. Площадь была даже не мощёной, а просто подсыпанной изобилующей в округе галькой, что за мелкую монету свозили крестьяне. Притом что труженики поля всё равно расчищали землю от камней, и лишняя медяшка, полученная за попутно доброшенные камушки — отнюдь не лишние.

На площади было шумно от людской брани и визга продаваемых поросят и гогота гусей. Здесь же мычали, так сказать, припаркованные в достаточно большом числе ездовые бычки. Из транспорта имелись и сельские телеги, гружённые в основном сеном и хворостом, и пустыне фургоны.

Фаэтон остановился, и генерал вдохнул полной грудью, готовый к приключениям и свиданию, как он шутил поп пути, с прекрасной дамой.

А Дмитрий ухмыльнулся, ибо замечтался и не заметил, что у добротной трёхэтажной таверны был не один отряд, а целых два. Редкие жители города обходили стороной притихшее лишь при появлении землян сборище. Но группы всё равно стояли, ощетинившись друг на друга алебардами, пиками и мечами, ощерившись мушкетами и пистолями, и оскалитесь пастями рвущихся на цепи бойцовых псов.

— Чтоб я так на Земле жил, чтоб из-за меня барышни за ножи хватались, — пробурчал генерал.

Но надо помнить, что это позднее Средневековье, да ещё и бабье царство. Генерал здесь в роли не очень красивой и изрядно сумасбродной дворянки. Настолько сумасбродной, что позволил прибыть не в надлежащем по этикету наряде и без охраны.

— Ну, племяш, твой звёздный выход. Эти красавицы здесь ради тебя. В общем, ты сам, а я надменно погляжу за тобой из повозки. Как-никак, барон.

Капитан шмыгнул носом, поправил пышный берет на голове и встал, окинув сборище взглядом, словно перед ним подразделение на строевом смотре. Пафосно не получалось. К тому же не менее половины барышень имели откровенно уголовные физиономии, отчего сразу начинаешь их подозревать в массовых убийствах, грабежах и мародёрстве. Особенно выделялась сударыня в ярко-зелёной одёжке ландскнехта и охотничьей шляпе с пером, как у Робина Гуда. И морда в шрамах, как будто ножом полосовали. И если земные мужики-ландскнехты щеголяли гульфиками и густыми бородами, то у барышни в две длинные косы были вплетены ядовито-жёлтые шнурки, а отворот куртки раскрыт на распашку, да так, что левая грудь большого размера вовсе не была прикрыта, ощетинившись тёмным соском.

Выделялась и вторая дама — из другой команды, но была она, в отличие от первой, в добротной стальной кирасе, которая явно не по карману, и наверняка была трофейной. Но морда, хоть и менее шрамовитая, тоже тяжёлая и неприятная. При том что были они примерно одинакового телосложения и возраста — лет по двадцать пять и в самом соку.

Женщины наверняка были главарками этих двух шаек.

Дима замешкался и упустил момент, когда к повозке подбежала девчушка лет семи в простенькой одежде.

— Монетку, господин! — заорала она, быстро, но аккуратно проложив у подножки повозки на пыльную гальку площади циновку из свежего тростника, и протянула руку. Девчушка с опаской поглядывала на вооружённую толпу, но от возможной прибыли отказываться не собиралась.

— Ну, племяш, что сделаешь? — тихо, словно хитрый препод на экзамене, прошептал Пётр Алексеевич.

Дима смерил девчушку взглядом, стараясь делать это так же, как генерал. А вариантов всего два: прогнать прочь или дать копейку. Совсем как в ролевой игре, где поступок скажется на отношении персонажей и общей карме игрока. Вот только загрузить сохранение и переиграть или создать другого героя не получится — это всё на самом деле.

Дима молча вынул из кармана серебряную чешуйку, то есть монету самого малого серебряного номинала, а это полтора грамма драгоценного металла, и положил в ладошку ребятёнку. Так будет правильно. Ты щедрый. Ты великодушный. Ты богатый. Да и ребёнку в радость, а ведь на серебряную чешуйку можно купить жирнючего гуся или четыре не менее упитанные перепёлки.

Генерал за спиной у парня легонько улыбнулся, а Дима проводил взором девчушку, ступил на циновку и снова окинул взглядом две банды наёмниц, которых на Земле бы назвали конкурирующими за контракт частными военными компаниями. Правда, это очень маленькие чевэкушечки — почти как индивидуальные предприниматели с очень небольшим количеством убийственных сотрудников. Хотя так оно и было, ведь по местным правилам плату получает главарка, и уже она распределяет жалование среди своих девок.

«Ты — барон. Этого забывать нельзя», — мысленно напомнил себе капитан и внутренне собрался.

— Манеры! Где ваши манеры⁈ — заорал он на боевых баб, как на провинившихся солдат, и чуть было не добавил матерную концовку реплики, но сие было бы излишним.

— Ох же ж твою мать. Я аж сам испугался, — усмехнулся начальник за спиной. А из толпы действительно выдвинулись те самые разукрашенные девки, которые были определены как альфа-самки отрядов. И обе на ходу достали из отворотов кожаных перчаток свёрнутые в несколько раз бумаги.

Бумаги оказались рекомендательными письмами, и в каждой имелась приписка карандашом: «Не мог выбрать, отправил двух. Сам разбирайся».

— Ну-ка, дай их мне, Димо́н.

Когда генерал взял документы и по очереди прочитал, то громко выругался:

— Вот же, Михалыч — зараза. Вот он свинью подложил. Ну, племяш, это твой второй звёздный час. Дерзай.

— Что-то многовато часов в пяти минутах. И что выбирать? Какая из этих уголовниц однажды ночью ограбит меня или прирежет? — пробурчал Дима. Но деваться некуда, надо действовать. Ведь придётся проводить самый настоящий кастинг. Причём быстро, да так, чтоб ни одна из сторон не затаила обиду.

— Ну почему, обязательно прирежет? — ехидно крякнул Пётр Алексеевич. — Думай более позитивно. Например, изнасилует.

— Мне от этого не легче, — снова буркнул капитан и набрал воздуха в лёгкие, чтоб начать расспрос о составе групп, их оснащённости и, что немаловажно, социальном статусе предводительниц, но из-за угла таверны послышался перезвон бубенцов и колокольчиков, затем вышла женщина в тёмно-коричневом балахоне и большим серебряным знаком Тауриссы на цепи — стилизованные рога в виде римской буквы V, но со слегка загнутыми и заострёнными концами, а низ, напротив, скруглён. Балахон был подпоясан серым поясом смирения, а на краю плаща виднелась аккуратная заплатка, но не оттого, что одежда прохудилась, а в знак скромности. Однако женщина даже на другой планете женщина, и заплатка подшита золотыми нитками.

На голове поверх белого с золочёными краями, подхваченного на шее золотой заколкой платка надет модный и в земном Средневековье головной убор эскофион — украшенный жемчугом чепец, края которого были сделаны в виде толстых рулонов войлока, причём места над ушами загнуты вверх.

Но в отличие от других подобных уборов, из эскофиона торчали два рога, сделанных из слоновой и имитирующие таковые у коровы. И вот на этих рогах в окружении ярких разноцветных шёлковых лент висели и звенели серебряные бубенцы и квадратный медный колокольчик.

Но надо помнить, что головные уборы в Средних веках важны, они наравне с поясами — статусная вещь. Это примерно, как на Земле мелькать модным смартфоном с червивым яблоком.

Женщина пылала красными щеками и явно прибыла в большой спешке. Увидев, что на неё смотрят, сделала глубокий вдох и пошла нарочито неспешно и важно. Но звон колокольчиков не прекратился.

А женщину Дима узнал, и всё из-за того, что та часто мелькала в докладах, а портрет висел на доске документации с перечнем важных особ местного разлива. Это женщина числилась в окружении настоятельницы Керенборгского храма, поставленного в служение тому пантеону божеств, какому здесь поклонялись. Зовут матушка Марта, ей тридцать лет, и она — жрица коровьей богини.

Но гостья была не одна. За её спиной, словно в тени, пряталась ещё одна особа, закутанная в недорогую, но чистую одёжку серых цветов, даже без показушных заплаток. Из белого на ней была только небольшой узенький подворотничок, пришитый к вороту. Но при этом на мирскую одежду платье смахивало куда сильнее, чем на земную монашескую сутану.

Небольшой серый эскофион, как и головной убор матушки Марты, тоже имел два крохотных рога, но выполненных, в отличие от аксессуаров матушки, из простого полированного дерева. А вместо целой звонницы колокольчиков висел одинокий медный бубенчик, словно жрицы божественной коровы рогами и бубенцами обозначали свой статус. Страшно представить, как выглядела главная столичная жрица Тауриссы.

А ещё от взгляда не укрылось, что на шее у помощницы висела чернильница, а руки, сложенные в замок и опущенные к низу живота — испачканы чернилами и исцарапаны, словно острыми когтями.

Когда осталось десять шагов, матушка Марта остановилась и протянула руку с одним-единственным золотым колечком.

— Улыбаемся и машем, — нарочито добродушно прошептал генерал, и Дима едва заметно поцеловал пальцы женщины, как принято по этикету.

Следом и начальник подался вперёд и приложился к руке храмовой особы, не спускаясь при этом на землю. Со стороны послышались голоса предводительниц команд:

— Матушка.

— Матушка, благослови.

Жрица быстро сложила руку в знак рогатой Тауриссы — ладонь сжата в кулак, но указательный палец и мизинец оттопырены, и небрежно провела рукой в формальном благословении, с намёком, чтоб не до вас. Примерно так же земной священник мог перекрестить кого-то авторучкой.

Взгляд Марты был направлен не на Диму, а на генерала, а это значит, надо молча стоять в сторонке, пока старшие разговаривают. Тем более что много кто отзывался о женщине нелестно. Она, как говорится, мягко стелет, да жёстко спать. Уж и винами угощали, и медовые речи вели, а как до дела, так эта стерва всех наизнанку вывернет. И без неё никак, ведь местное общество сильно религиозно, что, впрочем, не удивительно, когда боги являются смертным вживую.

— Господин барон, — вскинув голову, начала жрица, — неужто в округе не найдётся, достойного корабельного леса, что вас нужда заставила искать его за долгие мили отсюда?

Капитан глянул сперва на начальника, потом снова на женщину. Пётр Алексеевич уже рассказывал про ложные и истинные цели, и раз жрица заговорила про деревья, значит пока в ходу фальшивый вариант причины, и, следовательно, храмовые шпионы ещё не успели просочиться в помещения с новой системой защиты.

— Что вы, — вежливо заговорил генерал, расплывшись в зловредной улыбке, с какой он обычно готовился высказать какую-то пакость. — Мой сюзерен достоин только лучшего леса, а здесь лишь чахлые берёзки. Они даже в печь не годятся.

— У нас, на севере нашей провинции, тоже растут прелестные леса. Сосны до неба, ровные, как лучики света, — тут же возмутилась жрица.

Пока верхние эшелоны власти упражнялись в словесном поединке, Дима бесцеремонно разглядывал матушку Марту, и глаза его сами собой скосились на бубенцы, подвешенные на рогах. Такие бы на рыбалку, да на воткнутый в землю спиннинг прицепить. Серебряные колокольчики издалека слышно. И не ржавеют.

Тем временем жрица вдруг зажмурилась, демонстративно воздела руки к небу и тряхнула головой, отчего весь колокольно-рыбацкий набор единодушно известил о крупном улове.

— О, Шана, дай мне мудрости! О, Таурисса, дай сил. О, Сол, дай терпения. — Женщина выдержала театральную паузу, опустила глаза и продолжила более напористо: — Мне всё равно, какой именно лес вы будете искать, я взываю к вашему благоразумию. Нет, я требую вас отказаться от замысла! Я вас не пущу!

Генерал улыбнулся ещё шире.

— Не утруждайте себя. Пунцовый цвет лица вам не идёт, — мягко, но колюче-колюче протянул он, а затем спустился из повозки на землю и положил руку на плечо Борщёва. — Я прочитал ваше письмо. Моё дело продолжит мой племянник, Дмитрий. Но взамен прошу о содействии.

Дима собрался и выпрямился. Как говорится, маски сброшены. Из непонятного приближённого лица, которое могло быть и стряпчим, и эсквайром, да и вообще кем угодно, в прямо сейчас он стал официально вторым человеком после генерала.

Марта замерла, удивлённо приподняла брови и скосилась на капитана. Женщина не привыкла к тому, что ей надо скрывать свои помыслы, потому на лице отразилась целая гамма эмоций. И недоверие. И лёгкая, но при этом коварная улыбка. И облегчение, что не нужно будет больше бодаться с бароном. А затем жрица заново смерила Борщёва взглядом — уже с поправкой на новую информацию.

— Племянник, стало быть. Дмитрий, — проворковала она с лёгким прищуром и тут же продолжила: — И почему вы раньше не представили свету такого очаровательного юношу?

Дима был готов ко многому, но к откровенной лести — нет. Конечно, понятно, что это лесть, но как-то само собой нахлынуло смущение, а щёки запылали от прилива крови. В общем, жрица знала, куда бить.

— Он здесь недавно, братец попросил пристроить к делам, — проронил генерал.

— Странно, — прошептала жрица, — а мне показалось, я где-то уже видела этого юношу.

Настала очередь скрипнуть зубами генералу. Но он смолчал.

Жрица же вздохнула и сделала лёгкий поклон:

— Прошу прощения, ваша милость. Наверное, обозналась.

В очередной раз выдержав драматическую паузу, матушка Марта зазвенела бубенцами, повернула голову и властно обратилась к помощнице:

— Стефани, их милость попросила о содействии. Посему ты отправляешься с молодым бароном.

Помощница выпучила глаза и побледнела, словно ей объявили смертный приговор. Хотя, казалось, куда уж больше-то бледнеть, она и так бесцветная, как книжная моль.

Жрица же холодно посмотрела на Дмитрия:

— Это сестра Стефани. Обучена грамоте и счёту. Умеет обращаться с почтовыми соколами. Имеет толику благословения, чтоб противостоять мелкой нечисти и греховным соблазнам.

Дмитрий вздохнул, потому что даже самому тупому ежу понятно, что девчонка — доносчица. Но жрица была весьма уверена в том, что отказа от предложенной в виде монашки помощи не состоится, потому подхватила подол платья и важно пошла прочь.

И она права. Открыто ссориться с религиозными организациями — последняя глупость, которую можно совершить. Они могут быть очень мстительными и злопамятными. А ещё могут раскрутить в своих интересах маховик целой страны. Цепная реакция прокатится как ядерный взрыв. Знать. Орден. Гильдии магов. Простой люд. Все будут кипеть. Нет уж, лучше проверенная дипломатия долгих и упрямых бесед. А с сестрицей Стефани придётся обращаться, как с неопытным проверяющим. Благо, таких на своём веку Дима повидал очень много. В конце концов, Лукрецию тоже отправляли с Юрой как соглядатаю, и ведь подружились.

Дима натужно улыбнулся, вспоминая местный этикет. Кто старше в табеле о рангах монашка или бастард барона? Кто кому целует руку? Как её правильно приветствовать? Что можно говорить в её присутствии, а что нет.

— Господин, — раздался рядом голос, оборвав ход мыслей.

Дима повернулся. В десяти шагах от него стояла худющая девчушка лет пятнадцати. Платье серое, изрядно поношенное, длиной до колен и с рукавами до локтей. Коленки в синяках. Под платьем короткая рубаха-камиза с немного пыльным подолом. В качестве головного убора — простой деревянный ободок.

Дима вздохнул, вынул из кармана серебряную чешуйку и протянул девушке.

Но та поджала губы и глянула на монету, как на горькую пилюлю.

— Возьмите меня с собой. Я могу шить, мыть, стирать, ухаживать за скотом.

Дима, ещё не отошедший от новости про шпионку, без лишних церемоний бросил монетку под ноги девчонке. Мол, разговор окончен, ответ — нет. И без тебя хлопот хватает.

А девчонка вдруг нахмурилась и повела рукой, и монета, к огромному изумлению капитана, улетела в сторону, словно шайба после знатного удара клюшкой. Серебро звякнуло о стену трактира, где его тут же подобрали дети.

— Мне не нужны подачки, господин. Позвольте служить вам. Вы не пожалеете, — сухо и немного обречённо проговорила девчонка, при этом с опаской глянув на наёмниц.

— Проваливай, замарашка! — заорала одна из наёмниц — та, что в трофейной кирасе — затем быстро подошла и пнула девчонку в спину. Та ойкнула и упала плашмя на площадную гальку, разбивая колени в кровь.

И ни генерал, ни капитан не успели что-либо сказать, как рядом раздался очень недовольный голос матушки Марты, которая резко передумала уходить и, мелко семеня, подбежала к ребёнку.

— Тебе жить надоело? — негромко, но отчётливо спросила она. — Где твой патент на магию? Иди в свою деревню и сиди, чтоб никто не увидел. Или хочешь, чтоб вырвали язык и отрубили пальцы?

Жрица быстро, но не теряя достоинства, подбежала к девчонке и схватила за ухо.

— Позвольте мне с вами, ваша милость! — закричала та, поднимаясь с камешков.

— Дура! — заорала матушка Марта и под звон бубенцов залепила девчонке не менее звонкую пощёчину.

— Знай своё место, чернь! — закричала наёмница в кирасе — доставая из-за пояса небольшую плётку. — Матушка, позвольте, я проучу эту блохастую гиену!

Борщёв глядел на происходящее, стиснув зубы и часто дыша.

А когда глянул на начальника, то увидел, что тот замер, словно превратился в камень, и лишь глаза напряжённо сканировали пространство.

Тем временем Марта подняла глаза к небу, но обращаясь при этом к девчонке:

— Беги отсюда, и я забуду, что видела тебя. Ибо мне до́лжно сообщить о тебе в Орден. Тебя заклеймят калёным железом.

Девчушка выпрямилась, на щеке пылал след от пощёчины. А в глазах горели искры последней надежды. Она не была намерена сдаваться.

Жрица нарочито тяжело вздохнула, мол, я пыталась вразумить эту заблудшую овечку, но тщетно, а потом отвернулась от ребёнка и глянула на наёмницу:

— Только не насмерть.

Здоровенные солдатки из банды наёмницы, что была в трофейной кирасе, быстро подошли к девочке, схватив под локти.

— Позвольте мне служить! — упрямилась юная ведьма вместо того, чтоб бежать. И Дима сейчас проклинал этот подростковый максимализм — либо всё, либо ничего. Жила бы себе спокойно, но нет же — нужно идти напролом.

С треском порвалась ткань. Одежда полетела в сторону.

Удар подкованным сапогом, и обнажённая девчонка упала на сбитые до крови колени на грязную гальку.

— Радуйся, что матушка в добром расположении духа, не то бы пылать сегодня костру с человечинкой, — противно рассмеялась главарка и замахнулась плёткой. А затем последовал хлёсткий, похожий на выстрел с глушителем удар.

Юная ведьма стиснула зубы и зажмурила от боли глаза. Но, кроме лёгкого стона, ничего не сорвалось с её губ.

— Я тебе жизнь спасаю, — проговорила матушка Марта. — Отправляйся домой, спрячься, или беги в магистрат с прошением патента.

— Дима, не вмешивайся, она будет жить, а ты можешь только хуже сделать! — тихо проронил генерал.

И снова удар плетью. И Дмитрий поморщился, словно его самого ударили.

— Хватит! — закричал он.

Наёмница поклонилась и выжидающе посмотрела на жрицу, а та тяжело вздохнула.

— Если юный барон желает нанять эту кухарку, то пусть внесёт в гильдию плату за патент кандидатки в школу магии. Но только Небесная Пара знает, зачем ему кухарка-волшебница-неуч? — с усталой хрипотцой произнесла матушка Марта и удручённо покачала головой, снова звякнув бубенцами.

Дима глянул на хмурого генерала, весь вид которого выражал одну короткую фразу: ты заварил кашу, ты и расхлёбывай.

— Дражайший дядюшка, — заговорил капитан на местном языке, чтоб остальные тоже слышали. — Вы сами сказали, что доверяете мне, так позвольте оставить этот поступок на моей совести.

И это были не просто слова. Сейчас Дима поставил под угрозу авторитет барона. Средние века этого не прощают, и нужно было срочно выкручиваться, потому что со стороны более знатного спустить это на тормозах, сделав вид, что не заметил, нельзя.

— Хрен с тобой. Только пусть медики на вшей глянут, и фээсбэшники побеседуют, а сам напиши рапорт на включение её в экспедицию под твою ответственность, — недовольно протянул генерал, причём не на местном, а по-русски. Но учитывая интонации, с которыми прозвучал ответ, суть сказанного была понятна и без перевода: барон недоволен, но лимит косяков племянника ещё не исчерпан.

Дмитрий улыбнулся и совершил неглубокий поклон, как это принято на Реверсе, когда меж собой общаются знатные родственники.

А ещё для самого себя Дмитрий уяснил, что лучше будет поступать по своей совести, чем вот так. В крайнем случае — он же просто аналог взбалмошной блондинки. Разве не так его инструктировали?

Тем временем к девчонке, бесцеремонно оттолкнув соперницу, подошла та наёмница, которая в яркой одёжке и с грудью нараспашку.

— Всё, иди, не берут тебя, жаба ты наша ретивая, — прорычала она в сторону потерявшей выгодный контракт, а потому скривившееся от злости и кусающей локти кирасирки, а затем достала из-за пазухи небольшую фляжку с вином, откупорила и произнесла:

— Потерпи. Будет щипать.

И вылила на спину девчонке пахнущую как самогон жидкость, отчего та зашипела и выгнулась дугой.

В общем, на этом кастинг и закончился. Без слов понятно, что сдержанная профессионалка, даже если и выглядит развязно, предпочтительнее фанатичной стервозны, готовой в угоду сильным мира сего забить до смерти ребёнка.