Глава 15 Форсирование событий

— Лексеич, ты уверен, что надо нам нужна именно она? Чем она поможет? — произнёс нынешний начальник базы, стоя возле кареты, в которой уже разместился генерал, готовый убыть спозаранку в Керенборг.

Пётр Алексеевич поправил фуражку и ответил нарочито мягким наставительным тоном:

— Ну, сам посуди, письма почтовыми соколами я маркизе, настоятельнице храма и местный филиал гильдии магов отправил. О содействии попросил. Но маркиза однозначно переведёт стрелки на исполнительницу, и думается, ею станет начальница стражи. А кто же ещё? Магички наверняка вежливо откажут, сославшись на то, что житейские дела им неинтересны, а по сути, потребуют кучу денег за помощь, с неизвестным результатом. Храм сделает то же самое — хорошо, хоть помолится перед местными божествами за успех нашего предприятия. От них будет только одна польза — не мешать. И вот с этим они справятся очень хорошо. В итоге я уберу из механизма лишние звенья и завялюсь напрямую к главе местной полиции.

Полковник пожал плечами и скептически осмотрел запряжённую белыми беговыми бычками карету. А за ней позади стояла вторая, с грузом, прикрытым обычным брезентом.

— Может, как-нибудь помощь требуется?

Пётр Алексеевич улыбнулся и кинув:

— Составь график званых ужинов, на которые ты поедешь. Ты же у нас маркиз, тебе надо связи налаживать, а я свои уже наладил.

Полковник мог бы взбрыкнуть, мол, я главный, я сам знаю. Но против авторитета, заработанного Петром Алексеевичем на Реверсе, не попрёшь — да и на верхах к нему прислушиваются.

Генерал уселся поуютнее и проронил небрежно:

— Ямщик, трогай.

* * *

Аманда да Карла сидела на добротном табурете, облокотившись правым локтем на писчий стол. В узенькие, похожие на бойницы окошки сторожевой башни падал утренний свет. Рядом, часто окуная гусиное перо в чернильницу, чиркала по жёлтой бумаге писарка в лёгкой кольчуге. Потрескивала небольшая жаровня, на которую рядом с пыточной кочергой поставили небольшой котелок с молоком и мёдом — работа работой, а горячий сладкий напиток всегда полезен.

Свет падал на пол и старую железную решётку, за которой сидела обычая воровка — таких много. Поймали с поличным на рынке, когда сунула руку в тощую мошну горожанки.

— Ну, сказывай, лягушачья шкурка, что мне с тобой делать? Руку рубить или выставить в колодках на площади?

Аманда с наслаждением вытянула ноги. Никаких тебе халумари, и даже бегунки по кошелькам не те, что в столице или в портовом Галлипосе. Там они под дланью ночных баронесс, и чёрные улицы кишат ими, как крысами — наглыми, злыми, сноровистыми, а здесь — тьфу, дурные деревенщины, увидевшие ротозейку с открытой сумкой.

— Я не хотела. Оно само так получилось. Демоны толкнули под руки, — лепетала воровка.

— Ну, раз демоны. Значит, будем изгонять, — ухмыльнулась начальница стражи, затем встала и взяла с жаровни раскалённую кочергу.

— Нет, нет, нет. Не демоны, мне просто очень нужно было серебро, — затараторила воровка.

— Ты уж решай быстрее, демоны это, или тебе руку отрубить? У меня уже молоко закипает, — почти ласково произнесла Аманда, подняв кочергу на уровень глаз. Сей инструмент ещё ни разу не прикладывали к человечьей шкуре, но всячески поощряли слух, о том, что в сторожевой башне каждый день чуется запах палёной кожи и раздаются крики несчастных, коих заставляют жевать раскалённые гвозди, а на окровавленной дыбе разное отребье становится на целый локоть длиннее. И слухи делали сброд, попавший в руки стражницам, намного разговорчивее.

— Не надо! — взмолилась воровка.

— Тогда отвечай. Одна ты была или с кем-то в сговоре.

— Одна, предобрейшая госпожа. Одна. Небесной Парой клянусь!

Эх, дыба в башне имелась, и на ней даже два раза растягивали дур, оравших непристойности про маркизу. Здесь же дело кончится тем, что воровку-неудачницу на несколько ночей выставят на площади в деревянных колодках, повесив табличку, за что наказана, но предварительно дадут сорок плетей. А потом пусть обиженные на кошелёчницу люди сами решают, что с ней делать — в колодках-то деваться некуда.

Аманда ухмыльнулась, вспомнив забавное. Оно ведь как — в колодках голову не повернёшь, вдобавок ночью плохо видно, и часто после трёх ночей, проведённых на площади, воровки становились мамками, а через девять месяцев в приюте при местном храме всех божеств получалось на одного подкидыша больше.

— Готово, — произнесла писарка и осторожно подула на чернила. Сейчас бумага высохнет, и её положат на стол светлейшей маркизе, дабы та утвердила вердикт. Всё же начальница стражи не сумасбродная — и дела старалась делать по правилам. А через недельку воровку и высекут.

Аманда уже хотела глянуть написанное, но на лестнице послышались топот и стук окованного латунью кончика деревянных ножен по каменной кладке стены. И через мгновение в дверь влетела запыхавшаяся стражница.

— Это… там это… там халумарский барон, — указывая пальцем за спину, произнесла женщина.

— Ну так, проводи его к маркизе, дура, — рявкнула Аманда, быстро положив кочергу на жаровню, отчего вверх взлетел ворох искр, а серый пепел опустился на желтоватую шапку вскипающего молока. И так понятно, что барон к маркизе — знать только со знатью общается.

Но стражница покачала головой и сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить. А начальница недовольно насупилась: у половины стражи отдышка, надо начинать гонять по Маркизину Кольцу, что, значит, не меньше двух кругов бега с утреца вокруг крепости.

— Не, он тебя хочет.

— Меня? — удивилась женщина и стала перебирать в уме, чем таким могла налить кипятку на макушку, что барон лично по её душу прибыл. Не иначе тот большой зверомуж из любимчиков и вдобавок донос написал. Вот и осерчал барон.

— Кхе-кхе, — раздалось за спиной запыхавшейся стражницы. Та охнула и залетела в помещение, пропуская знатную особу и бормоча извинения, что встала на пути.

Аманда мысленно выругалась, но сумела натянуть на лицо улыбку, и при виде барона принялась размахивать схваченной со стола шляпой и делать лёгкие полуприседы.

Халумарский барон спокойно оглядел комнату, остановив взгляд на запертой воровке. И в башне ненадолго воцарилась тишина. Как говорится, ни капли звука, и даже упавшее перо будет слышно.

— Госпожа Аманда, — заговорил генерал-барон, а затем вдруг смолк на полуслове и уставился на женщину.

* * *

Пётр Алексеевич долго и пристально глядел на натужно улыбающуюся начальницу стражи. Не так он хотел начать разговор, не так.

А дело в том, что он понял суть этого параллельного мира. И соль этого мира заключается в силе личности и мнении немногочисленных окружающих. Земля — это мир победившей системы, человек медленно, но верно превращается в безликий нейрон громадной социальной сети и придаток к промышленным роботам. Он сыт, одет, согрет, и он один из серой массы, равномерно перемешанной интернетом по поверхности планеты. Здесь же мир кристаллизован в виде мелких самодостаточных мирков, плохо связанных между собой медленно волокущими повозки быками, малочисленными почтовыми соколами, полными разбойников и нечисти дорогами и жадными до крови дикими полями и лесами. Каждый городок и есть почти отдельный мир, где изредка попадается бродячая торговка, ищущий лучшей доли менестрель или странствующая рыцарка. Именно поэтому пилигримов и прочих благочинно выглядящих путников с удовольствием привечают, ибо они приносят глоток свежего воздуха в серую и монотонную жизнь. Жизнь, где нет отпусков и выходных, где все работают столько, сколько смогут, а не по трудовому кодексу. У мастера перед глазами одни и те же подмастерья и одни и те же, проживающие на соседней улице, заказчики. Неважно, что они заказывают, пошить ли одежду или обувь, отковать подковы для ездовых коров или гвозди, сколотить лавку или ставни на окна. Мир сжат до маленьких тесных коллективов, а уж в мелких деревеньках — вообще беспросветная серость, и лишь редкие ярмарки и храмовые праздники скрашивают будни. В этом мирке человек не превращается в биошу́м, а прохожие действительно приветствуют друг друга, а не изображают из себя слепоглухонемых, стараясь не запоминать лица людей. Может, в Коруне есть что-то похожее на Землю, но не здесь — не в провинциальном Керенборге.

Генерал-барон ухмыльнулся и важно задрал подбородок. А потом неспешно отвязал от пояса кошель с золотом и с важным видом бросил на стол.

— Милейшая, пропал один из наших. Надо, чтоб он нашёлся, — произнёс генерал без предисловия.

Тяжёлое золото, вопреки расхожему мнению, не очень громко звенит, ведь оно не столь упруго, как железо или бронза, и звуковые колебания гаснут в нём куда быстрее, чем в иных металлах. А чтоб звенело, к нему добавляют разные примеси.

Начальница стражи неуверенно поглядела на кошелёк. В ней боролись два чувства: желание, чтоб от неё все отстали, и нежелание упускать выгоду. Взяв мешочек, сшитый из крашенной в зелёный цвет кожи, она раскрыла и вытряхнула на ладонь содержимое. Когда вместо ожидаемого серебра на свет показался жёлтый металл, у неё приподнялись брови.

— Ваша милость, — начала она, подбирая слова и облизав пересохшие губы. Всё-таки два десятка монет — это почти что её жалование за полгода. А дома нужно подлатать камин, и стол новый нужен, и черепицу на крыше освежить, а то старая местами уже потрескалась. И детям необходимо купить новую обувь и одёжку, а то очень уж быстро растут. В общем, начальница стражи нервно сглотнула и подняла глаза на землянина: — Я немедленно объявлю о награде каждому, кто с пользой поможет в поисках.

— Сколько?

— По одной серебряной сликве тому, кто скажет, что недавно видел пропавшего халумари, и десять, кто приведёт туда, где он сейчас.

Генерал покачал головой, затем вздохнул и проронил по-русски:

— Я разворошу это сонное болото.

Сказав, достал из внутреннего кармана портмоне, раскрыл и извлёк небольшую стопку золотых слитков по десять грамм каждый, заламинированных под формат банковской карточки, а затем, разложив, словно веер, покрутил в руке. Мизерные для огромной земной державы деньги, но столь ценные прямо здесь и сейчас, когда на кону стоит жизнь и здоровье землянина — ведь золота всего тысяч на триста рублей потянет.

— Сколько на это потребуется времени? — проговорил генерал на местном языке.

— Два дня, — проронила начальница стражи надломившимся голосом.

— Слишком медленно.

— Но мы даже на беговых быках быстрее не успеем. Беговой только у меня есть, остальные по городу и ближайшим деревням пешком побегут. Да и стражниц под моим началом всего две дюжины.

Генерал недовольно вздохнул, развернулся и поманил женщину за собой, заметив, как та ловко подхватила кошелёк со стола. Быстро спустившись по лестнице со второго этажа, встал у подоспевшей вслед за каретой телеги, на которой сейчас два десантника скручивали брезент. А как скрутили, взгляду предстали пять серых скутеров. Небольших и не очень мощных — их до тридцатки кэмэ в час надо ещё умудриться разогнать даже при огромном желании, но весьма экономичных. Самое то, чтоб местные могли освоить без излишней головной боли, и при этом не разбились, не справившись с управлением. В конце концов, на них успешно учат ездить даже цирковых медведей и обезьян, чем жители Реверса хуже?

А ещё вместо ключей зажигания — простые поворотные флажки, плюс тюнинг под местные реалии. Например, сбоку имелись петли под ножны для мечей, колчаны со стрелами или больше, похожие на обрезы, пистоли.

Десантники опустили на землю один из скутеров, и генерал сел на него поудобнее и повернул флажок зажигания. Миниатюрное средство передвижения деловито зарычало, заставив появившихся зевак и ошалевшую стражу осенить себя знаками Небесной Пары.

Но ничего не произошло. Скутер от прочитанных молитв в абисму — то есть обитель всей нечисти — не провалился и даже не заглох, по-прежнему вызывая неподдельный страх у местных.

— Это мелкая самоходная повозка. Если прямо сейчас потратим час на то, чтоб научиться на ней ехать, к вечеру все деревни будут оповещены.

Генерал-барон сделала паузу и добавил:

— Научитесь ездить, получите ещё золото, не научитесь, мы сами будем извещать о пропаже. Золото останется у нас.

— Ваша милость, да как же это… — жалобно протянула начальница стражи, сжимая в руках кошелёк с монетами. Воистину, и хочется, и колется. А дома, если скажут, что упустила монету, будет пилить муж, мол, барон может, а ты не смогла? Дура, а не начальница стражи. И хочется махнуть рукой, путь обзывают как хотят, ведь эта повозочка действительно страшная и непонятная.

Аманда, чуть ли не плача, задрала глаза и, поискав встающую из-за горизонта Небесную Пару, осенила себя знаком и подошла ближе.

Пётр Алексеевич тут же слез со скутера и указал пальцем:

— Покрутишь вот это — поедет, сожмёшь вот это — остановится. Это тормоз.

Начальница стражи облегчённо выдохнула. Тормоз и у простой колесницы есть. Что такое тормоз она знает. Уже половину выучила.

Когда за спинами раздался сильный и властный женский голос, сопровождающийся обильным перезвоном серебряных бубенцов, словно запряжённая в сани тройка коней, собравшаяся толпа оживилась и стала кланяться. А голос протяжно и насмешливо вещал:

— Ну же, смелее. Я благословляю.

Генерал обернулся, а перед ним стояла настоятельница храма собственной персоной в сопровождении матушки Марты. При виде Петра Алексеевича она сделала несколько шагов и протянула руку.

Генерал не стал медлить и припал перед жрицей на колено, поцеловав пальцы в дорогих перстнях.

Настоятельница улыбнулась и поглядела на начальницу стражи, а во взоре было столько холодной и острой стали, что и без слов понятно, что лучше уж сдохнуть на халумарской повозке, чем впасть в немилость светлейшей особы. Примерно так Пётр Первый рубил боярам бороды и переодевал в западные камзолы — либо борода, либо голова. И также заставлял придворный люд кушать непривычный картофель.

Когда настоятельница отвела взор от побледневшей Аманды и снова посмотрела на Петра Алексеевича, её взгляд весьма потеплел.

— Я получила ваше письмо, любезный господин барон. Решила самолично посодействовать. Благо, здесь совсем недалеко, и вижу, что прибыла весьма не зря.

— Очень рад вас видеть, преподобная матушка, — вставая с колена, произнёс Пётр Алексеевич, а затем повернулся к десантникам и кивком указал им на начальницу стражи, мол, что стоите, дурни, как столбы фонарные, помогите бабе разобраться с транспортным средством.

Настоятельница же и вовсе заулыбалась и заговорила медовым голосом:

— Дорогой барон, а почему бы вам, как благополучно закончатся ваши поиски, не отужинать в храме. Заодно покажу, как движется роспись фресками стен и потолка. Наняли такую превосходную мастерицу, что душа радуется, и молиться стало легче и светлее.

Пётр Алексеевич кивнул в ответ с лёгкой улыбкой. Конечно же, стоило соглашаться, хотя бы просто для того, чтоб послушать новые сплетни из первых уст. Ведь слухи, собранные на улице и на базаре — это то, что интересует обычных горожан, а когда ими делится лицо духовное, к тому же обличённое некоторой толикой власти, это совсем другое, более глобальное. Через настоятельницу можно понять политические веяния и теологические нюансы, совсем неглупые в контексте этого мира, потому как боги, духи и демоны здесь вполне реальны, а значит, имеют характеры, цели и настроения. Да и поклянчить друг у друга всякие ништяки тоже — самое время.

Размышления генерал прервал женский вопль.

— Поворачивай! — заорал вслед воплю десантник.

Обернувшись, Пётр Алексеевич увидел, как начальница стражи, вцепившись в руль и визжа на пределе возможного для голосовых связок, въехала на скутере в стену крепости. Скорость была небольшая, но женщину всё равно бросило вперёд, ткнув грудью в руль. Громко хрустнуло что-то пластиковое. В затем это подобие мотоцикла на минималках упало набок вместе с новой хозяйкой.

— Да мать твою! Дали дуре стеклянный хрен! — орал десантура русским матом, подбегая к начальнице стражи.

Та быстро села на колени и стала громко тараторить, эмоционально размахивая руками и тыкая пальцем в скутер:

— Бездна тебя побери! Я лучше на копья брошусь, чем снова сяду на эту штуку!

И хорошо, что женщина не понимала землянина, не то вышел бы конфуз в виде дуэли. Нет, с мужчиной ей драться зазорно, но требовать кого-то женского пола, чтоб защищал честь мужчины в поединке — запросто. А где ж их взять? Ночные охотницы сейчас ищут следы похитителей, и выдёргивать их с задания — верх расточительства.

— Товарищ сержант, язык прикуси! — рявкнул недовольный генерал, одновременно ставя в уме галочку, что контакты будут шириться, и рано или поздно придётся вводить штатную поединщицу, хотя бы чтоб урезонивать разных бретёрок или дур с клинком и гонором.

Стоящая рядом настоятельница покачала головой и мягко проронила в адрес начальницы стражи:

— Ещё раз.

И Аманда со вздохом встала, поклонилась и подняла опрокинутый скутер.

Загрузка...