Бабье царство-4. Тайными тропами

Глава 4 Халумарское золото

Первым в эту пору встаёт из-за горизонта Сол. В такие дни говорят, что муж небесной богини пребывает в хлопотах о судьбах смертных. А ещё в эти дни принято молить этого бога о терпении и самим вставать раньше.

Но проснулась Аврора не от этого. Сперва сквозь стены донёсся вой, и лисья сущность, спрятанная внутри девы рода да Вульпа, встрепенулась и прислушалась.

А затем послышались залпы халумарских мушкетов. Когда же в окна ударил взрыв, что казалось, будто большая стая диких и при этом невидимых перепелов заблудилась во мраке и, перепутав свой путь, влетела жирными тушками во все окна сразу. На счастье, стёкла зазвенели, но не лопнули.

Зверомужи пришлых тут же засуетились, громко крича на своём языке.

А когда Аврора потянула носом, учуяла едкий халумарский порох, причём не чёрный, а жёлтый, как сушёная молотая облепиха. А ещё он не оставлял клубов дыма и не подходил для мушкетов и пистолей.

За грохотом и вонью волной прокатился дикий страх. Внутренний зверь заскулил и попытался спрятать испуганную морду в низ живота, под мочевой пузырь. И самым неприятным было то, что страх не самородный, а призванный чьими-то чарами, но Аврора никогда раньше не чуяла такого волшебства. Оно отличалось от всего, что девушка знала раньше. Ни Магистрат, ни Круг, ни жрицы богов так не колдовали.

Аврора сделала глубокий вдох и усилием воли подавила желание зверя убежать. Всё же, в ней куда больше от человека, чем от дикого лесного существа. Успокоившись, девушка быстро нырнула руками под подушку и выудила из-под неё стилет со вбитым в узкие долы серебром. Пистоль бы или мушкет здесь пригодились больше, но халумари изъяли пороховое оружие, поставив в оружейный погреб. Они после той выходки с дневальным, даже шпагу чуть не отобрали. Если бы не вставший на пути барон, она бы заколола всех, посмевших на такую дерзость. Никто не имеет права отобрать у дворянки шпагу и лишить её возможности смотреть телевизор! Никто!

Кроме барона, разумеется.

Но сейчас не об этом, а о страхе и чарах: успокоение пришло лишь тогда, когда пальцы стиснули холодный клинок.

— О, пресветлый Сол, дай терпения и сил в кротости, — закрыв глаза, прошептала девушка.

А вскоре мимо пробежал «данва́льни», а после в казарму вошёл капитан халумарской стражи. Он выругался и обвёл глазами разбуженных шумом наёмниц. Нет, испуга ни у кого не было, но некоторая взволнованность непременно имелась.

— Всё хорошо. Тревога кончилась, — с сильным акцентом произнёс капитан стражи и направился в свою канцелярию.

Аврора, которая стояла с ножом в руке и одетая лишь в коротенькую камизу, выдохнула, но ложиться смысла уже не было. А чуть погодя надобно отправляться в лечебницу, ведь, как сказал господин барон, предстояло быть осмотренной лекарями халумари.

Сонный Керенборг всполошился и шумел уже второй час. Расположенный в одном из самых укромных и тихих уголков Королевства, он уже и забыл, что такое канонада, и грохотало не абы где, а со стороны халумарской крепости.

И потому преподобная настоятельница Керенборгского храма быстрым шагом, и едва сдерживаясь, чтобы не перейти на недостойный её сана бег, двигалась по узким холодным коридорам, даже не накинув верхнюю одежду. Перед ней со свечой в руках, прикрывая ладонью огонь, бежала молодая послушница. Босые ноги девчушки шлёпали по камню, и рядом с преподобной суетилось незримое эхо, прижимаясь к стенам и старательно шлёпая вслед за юницей.

В узких, похожих на бойницы окошках мелькали задержавшаяся на утреннем небосводе Лампада и сонно прячущийся за деревьями Сол.

Настоятельница влетела в общий зал, где помимо алтаря Небесной Пары располагались молитвенные места другим сподвижницам Шаны и Сола. Это в столице для каждого божества полагалось иметь свой храм, а здесь провинция, здесь под одним сводом можно поставить несколько изваяний. И сейчас начинали сиять после ночной тьмы собранные из цветных стёклышек витражи с образами божеств: белой всевладычицы Шаны и мужа её золотого Сола; алой Агнии — хранительницы очагов и огненных ремёсел — кузнечного, гончарного, стекольного; синей да пречистой Аквы, хранящей во́ды колодезные и речные и оберегающей всю водную живность; двуликой и потому чёрно-белой Такоры — богини удачи; охристой Тауриссы, оберегающей скот и дающей богатства.

На высокие стены, расписанные фресками с главными событиями из истории Королевства, упали ранний, пока ещё серый, словно не проснувшийся, свет. А под куполом свода металось, как пойманная в силки пташка, гулкое и прилипчивое эхо.

— Матушка! — закричала при появлении женщины гостья в походном платье и высоких сапогах с отворотами. То была начальница стражи Керенборга. На ней, прямо поверх платья, бала надета ничем не украшенная казённая кираса, а на полу подле ног лежали аккуратно опущенные на грубый каменный пол широкополая шляпа с пером, кожаные перчатки и снятая с плеча расшитая серебром перевязь с двумя колесцо́выми пистолетами и полуторным мечом в ножнах, чья рукоять была перемотана серым шнуром смирения, ибо недопустимо быть ору́жной в храме.

Стражница упала на оба колена и подставила непокрытую голову под длань настоятельницы. Но едва пальцы коснулись тёмных волос, начальница стражи, коей было всего три десятка лет от роду, быстро вскочила на ноги. Звякнул о металл кирасы большой железный медальон с гербом маркизы Керенборгской — знак доверенного лица.

В помещении, кроме них, ещё были две заспанные жрицы младших богинь. Обе в серых накидках с подолами до самого пола и откинутыми капюшонами, но из-под серо-бурой нарочито грубой ткани виднелись дорогие шёлковые платья. А на груди знаки божеств: Агнии и Тауриссы. Именно Тауриссе молятся путники и землепашцы, запрягающие волов в повозки и плуги. Как молятся о неиссякаемом коровьем молоке отцы, оставшиеся дома для присмотра за детьми.

— Говори, — властно произнесла настоятельница.

— Ночью напали на наших дозорных, кои приглядывали за халумарской крепостью, — произнесла начальница стражи.

Матушка нахмурилась и выпрямилась, когда же заговорила, в голове прозвучало недовольство и даже злость.

— Прискорбно, что у вас такая стража, что её избивают все кому не лень, но это дело не касается храма, тем более не стоит того, чтоб отрывать меня от утренней молитвы, — процедила она и смерила стражницу холодным взглядом: — И почему ты отправилась ко мне, а не досточтимой маркизе? Думаю, ей было бы интереснее услышать твои слова. Ведь жалование страже платит именно она. И да, что за шум у крепости пришлых?

— Матушка, я уже была у госпожи маркизы. Она направила меня к вам. Я загнала до полусмерти пару отборных беговых тельцов. И я лучше покажу.

Начальница стражи пробежалась наполненным неуверенности взглядом по присутствующим и подалась ближе. Одновременно с этим извлекла из-за пазухи свёрток грубой ткани и протянула его настоятельнице.

Жрица вздохнула и недовольно развернула ткань. Проснувшаяся от ночи Шана уже показалась над горизонтом вслед за своим небесным супругом, и по сводам храма побежали лучи её света, окрашенные витражами. И в этом свете был виден истлевший позвонок, без сомнения, принадлежавший когда-то человеку. Но в этот позвонок сейчас впились зелёные побеги, проросшие из обычного жёлудя.

Настоятельница быстро глянула на послушницу, и та со всех ног бросилась прочь, без слов поняв, что ей здесь не место, и лишние уши не нужны. Только лишь когда дверь из залы захлопнулась, жрица подняла руку, сложила два перста в знак небесной пары, медленно провела сверху вниз и прошептала: «Идемони».

Жёлудь вспыхнул призрачным зеленоватым огнём и обжёг руку жрицы даже через толстую ткань. Настоятельница коротко вскрикнула, выронила свёрток и попятилась.

— Где это нашли? — взволнованно спросила она, неотрывно глядя на находку.

— Это подобрал личный ворон магессы, служащей досточтимой госпоже маркизе, — ответила начальница стражи. Женщина вслед за жрицей осенила себя защитным знаком и продолжила шёпотом: — Говорят, что это была нежить — бродячий скелет. Халумари до сих пор собирают его остатки и, думаю, найдут все, кроме этого. Наверное, это тварь из Гнилого березняка.

Настоятельница медленно покачала головой, ибо это не было тварью из проклятого места. Это было совсем другим, ныне почти забытым колдовством, не принадлежащее людям. И пресветлая Небесная Пара не любила источник сего волшебства столь же сильно, как и ревнивцы не любящие соперников.

Жрица оглядела присутствующих.

— Никому ни слова. Я самолично займусь этим происшествием.

— Это как-то может быть связано с отъездом халумарского барона? — тихо осведомилась начальница стражи. — Говорят, он по поручению сюзерена должен отобрать наилучшие корабельные сосны из северного леса. Наши соколятницы перехватили прошение в Коруну, адресованное главной королевской лесничьей.

Настоятельница нахмурилась и чуть было не выругалась, но спохватилась и посмотрела на жрицу Тауриссы:

— Марта, убеди господина барона отложить поездку. Скажи, разбойницы обнаглели.

— А если не согласится? — мягким, низким, но сильным голосом спросила жрица.

— Мне всё равно, что ты сделаешь, даже если отправишься с ним, но чтоб ни один волос не упал с его седой головы! –почти прокричала настоятельница со сталью в голосе.

— Матушка? — тихо спросила начальница стражи, не понимая причин такой чести в адрес пришлого.

Настоятельница посмотрела на стражницу. Во взгляде читалось недоумение, мол, а ты, оказывается, ещё здесь? Она поджала губы, но сменила гнев на милость и протянула руку, богато украшенную перстнями с разноцветными каменьями. Стражница снова упала на колени и потянулась к длани, дабы поцеловать, а жрица отдёрнула руку, но потом вернула:

— Что ты видишь?

— Вашу милость, матушка.

— Не туда смотришь, — огрызнулась жрица и пошевелила указательным пальцем с большим перстнем. — Это халумарское золото. Оно чище и дороже любого, что добывают в наших землях. А это халумарские камни. Фианиты. Они почти столь же красивы и ценны, сколь бриллианты. И барон обещал дать золота и камней на мастериц и мастеров, краску и инструмент, дабы украсить алтари богинь. Как думаешь, сдержит ли он слово, будучи мёртвым? — настоятельница смерила взглядом стоящую перед ней на коленях женщину ещё раз и тихо произнесла: — Что-то я много болтаю. Не пришлось бы пожалеть.

Стражница забегала глазами по подолу одежды жрицы, осмысливая услышанное, а потом быстро поцеловала самый ноготок настоятельницы.

— Я буду нема как могила.

— Не зарекайся, ныне и мёртвые могут говорить, — проронила жрица и небрежно повела рукой, отчего начальница стражи схватила с пола пистоли, шляпу и перчатки, повернулась к алтарю, осенила себя знаком Небесной Пары и быстро направилась к выходу.

— Солдафонка, — прорычала настоятельница.

— Прикажете устранить? — тут же осведомилась жрица Агнии.

— Нет. Я прикажу прикормить. Она глупая, но старательная. А ещё я прикажу подать перо, чернила и самую лучшую бумагу. Мне предстоит долгий день.

Пётр Алексеевич вздохнул и протёр руками лицо.

Утро было долгим. Особенно после ночного шума.

Нарушителем оказался ходячий труп. Работающие при базе местные быстро пришли к общему мнению, что до Гнилого березняка недалече, мертвяк вполне мог и заблудиться. Более того, в это верилось. Нечисти на Реверсе много, и она действительно часто бывает опасна.

А вот нейросеть разведуправления выдала анализ, что с некой долей вероятности это действия герцогини да Берты, претендентки на престол. Уж очень той не нравится, что пришлые поддерживает её соперницу. И зная повадки местной аристократии, можно ожидать дальнейшие удары с провокациями или подосланных ассасинок, целью которых станут он и начальник базы.

Но если по правде, на Реверсе нейросеть часто давала сбои в предсказаниях — слишком уж отличается мирок от Земли. Однако держать в голове вероятность надо.

— Да уж, задачка, — пробормотал Петра Алексеевич.

Но всё же утро есть утро, а дела есть дела.

Генерал встал из-за стола, потянулся к фуражке, готовый отправиться на встречу с кандидатками в отряд. И хотя Пётр Алексеевич верил кадровику, местные наёмницы были подобный кошкам в мешках — у разных, так сказать, клубов свои уставы, а орденские не любят магесс. Гильдейские роты и терции с одной провинции плохо переваривают коллег из другой, и в свою очередь, все перечисленные на дух не переносят вольных стрелков, приравнивая их чуть ли не к бандам мародёров, решивших подзаработать на найме. А уж рыцарские отряды имеют совсем дикую логику отношений между знатными родами и прочим людом.

В этом плане чуждая всем местным одиночка, такая как Аврора — просто жемчужина. Пусть она взбалмошная, но профи, слово чести держит и в сговор с целью воткнуть нож в спину вряд ли вступит.

В общем, кастинг отряда подобен свиданию с незнакомкой, и придётся с ней пофлиртовать. Ну и что из того, что она наверняка сильно вооружена, не очень уж по-женски и сложена, да к тому же наверняка сука редкостная, но у неё должны быть другие хорошие качества. Например, у неё должен быть небольшой отряд смелых барышень, которые не прочь за звонкую монету ощетиниться пиками и прикрыть собой генерала или залезть по уши в болото, пострелять на природе из мушкетов, причём по весьма агрессивной двуногой мишени.

Петра Алексеевича забавляло сравнение найма помощниц со свиданием вслепую. Девушка же. Может, даже красивая. Воображение рисовало высокую, изящную особу в дорогом платье с глубоким декольте. И пусть поверх платья была бы декоративная кираса — здесь это в порядке вещей. Эдакая чугунная королевишна.

Генерал вздохнул, вспомнив Лукрецию. Эх, вот это была женщина. Ведьма, но прекрасна, как фотомодель.

Мечты развеял прозаичный стук в дверь.

— Да! — проронил Пётр Алексеевич, и дверь приоткрылась, а в неё заглянул дежурный по пропускному пункту.

— Товарищ генерал. Вам срочное письмо, — произнёс он и протянул завёрнутый в полиэтилен кожаный тубус. И тубус не простой, а опечатанный сургучом, на котором виднелась печать матушки Марты — правой руки настоятельницы местного храма. Сука та ещё, но когда касается связей с общественностью, то очень полезна. Поверх полиэтилена, в который был тубус упакован на КПП, прицеплена бирка с подписью о сканировании с помощью интроскопа, каким в аэропортах проверяют багаж, а также имелись штампик входящего номера и отметка, что вскрытие не проводилось, ибо не положено по протоколу. И вряд ли там яд или смертельные чары — с настоятельницей имелись очень плотные деловые отношения и почти любофф, завязанная на деньги.

Печать пришлось ломать плоскогубцами.

А когда дежурный умчался восвояси, генерал вчитался в длинный свиток, где сперва взывали к благоразумию, чтоб значит, побояться бунтовщиков и разгулявшейся преступности. Потом призывали к почтению божеств и благопристойности, мол, негоже барону шляться, лучше бы построил высокую башню и сел в ней, свесив ножки и поплёвывая с неё на мирские дела. В заключение были даже женские обиды, что мало ходит в гости на кружечку вина.

Из всего этого сумбурного набора букв была вынесена только одна действительно важная вещь: ночное происшествие не случайно, и, скорее всего, это происки личных врагов барона. Насколько это правдиво, неизвестно, но настоятельница очень не хочет, чтоб господин самолично отправлялся куда-либо.

Пётр Алексеевич едва сдержался, чтоб не швырнуть свиток в угол, но переборол себя и лишь ткнулся лбом в стену и задумался. Ссориться с храмом себе дороже, но и не выполнить рекогносцировку маршрута тоже нельзя. А тут ещё и рекомендация нейросети, и отправиться в путь самому — значит привлечь излишнее внимание и поставить мероприятие под удар. Значит, надо искать другой рабочий вариант, и опять всё упирается в человеческий фактор. К тому же пока прояснится с ночным переполохом, будет упущено драгоценное время.

Генерал отлип от стены и взял телефон:

— Борщёва ко мне. Срочно.