Тактик.3

Глава 19 Фэнтезийный Колизей

В ложе распределена личная гвардия короля. Полсотни отборных головорезов в воронёных латах, с алебардами и мечами. Они были профессионалами, верными не королю, а своему командиру и звонкой монете. Сейчас они были главной преградой между нами и троном.

Но они смотрели не на толпу. Их взгляды, как и взгляды всех остальных, были прикованы к Арене. Они были расслаблены. Они были уверены в своей неуязвимости. И в этом была их фатальная ошибка.

Предварительные бои, наконец, закончились.

Рабов-статистов, живых и раненых, под улюлюканье толпы прогнали с Арены, словно скот. Служители в серых робах проворно выбежали на поле, торопливо засыпая свежим жёлтым песком бурые пятна крови. Настала короткая, но звенящая пауза, полная густого, напряжённого ожидания. Толпа затихла, предвкушая главное событие дня.

И вот зазвучали трубы. Громко, торжественно, надрывно. На противоположных концах арены с лязгом открылись двое массивных ворот. Глашатай, разодетый в безвкусную ливрею с королевскими цветами, вышел на середину арены и, набрав в грудь побольше воздуха, зычным, поставленным голосом закричал:

— По воле его величества, короля Коннэбля, защитника веры, владыки Южного Инзера и бича неверных! Сегодня, на этой священной Арене, пропитанной кровью героев, сойдутся в смертельном поединке двое величайших воинов нашего времени!

Толпа взорвалась оглушительным рёвом.

— С одной стороны — непобедимый мастер двух клинков, человек, чья скорость сравнима со скоростью молнии, герой десятков сражений, любимец богов и публики — несравненный Джингри!

Из правых ворот, под оглушительный рёв своих поклонников, вышел он. Ловкий, мускулистый, с двумя короткими мечами в руках. Он двигался легко, пластично, как пантера, вышедшая на охоту. Он вскинул мечи, приветствуя толпу, и его уверенная, почти наглая улыбка вызвала новую волну восторга, особенно на женской половине трибун.

— С другой стороны — дикий сын бескрайних степей, человек, чей лук не знает промаха, презренный пленник, который тем не менее силой своего духа и отвагой заслуживший право сражаться за свою жизнь и умереть во славу великого короля на этой арене — степняк Хьёрби!

Из левых ворот вышел он.

Высокий, стройный, с длинными чёрными волосами, перехваченными простым кожаным ремешком. В правой руке он уверенно держал традиционный для всадников (даже для спешенных) длинный изогнутый меч. Кто б сомневался, кто ж ему на Арену лук даст?

Он не улыбался. Его лицо было сосредоточенным и спокойным, как гладь горного озера перед бурей. Он шёл не как шоумен, а как воин, идущий в свой последний бой. В кабаках шептались, что он всегда был такой и всегда дрался, как в последний раз.

Толпа взревела ещё громче. Его любили не за красивые жесты, а за несгибаемую волю и смертоносное мастерство.

Глашатай улизнул, его поглотила второстепенная, окованная железом, бурым от старости и пролитой на неё крови, дверь.

Воины сошлись в центре арены.

Два совершенно разных воина, две легенды. Два заговорщика, чьи жизни (ведь славные парни собирались умереть и за это им отдельный поклон) и судьба всего королевства зависели от того, насколько хорошо они сыграют свою роль в этом смертельном спектакле. Они повернулись к королевской ложе и, как того требовал вековой ритуал, синхронно подняли оружие.

— Славься, король! Идущие на смерть приветствуют тебя! — крикнул Джингри, а Хьёрби промолчал.

В их глазах, если бы кто-то мог заглянуть в них с близкого расстояния, не было ни страха, ни раболепия. Только холодная, как лёд, решимость. Они обменялись коротким, почти незаметным взглядом. Это был их последний сигнал. Подтверждение, что всё идёт по плану. По их плану. На самом деле, сотканному хитромудрым пауком Цербером. Плану, который, в свою очередь, был лишь частью моего, более масштабного и далеко идущего.

Толпа ревела, скандируя их имена.

Люди делали последние ставки, споря до хрипоты, кто кого убьёт. Никто из этих тысяч орущих глоток не подозревал, что настоящая цель в этой игре — голова короля.

И что сегодня умрёт не один из гладиаторов, а его напыщенное величество.

«Триггер активирован. Скриптовая сцена началась. Все NPC на своих местах. Игрок готов к QTE-ивенту».

По сигналу глашатая бой начался. И это было зрелище, от которого захватывало дух.

Мечи столкнулись с таким звоном, что, казалось, сам воздух зазвенел и раскололся. Искры ярким снопом посыпались на песок.

То, что происходило на арене, было похоже на танец смерти, на яростный, но в то же время невероятно изящный вихрь стали и человеческой плоти.

Джингри, как и подобало его репутации, был вихрем. Его два клинка мелькали так быстро, что за ними было почти невозможно уследить. Он кружился вокруг Хьёрби, как смерч, нанося удары под самыми немыслимыми углами, заходя то справа, то слева. Хьёрби же, напротив, был скалой. Он стоял почти на месте, его ноги словно вросли в песок арены, и отражал этот шквал атак одним мечом с удивительной, почти сверхъестественной точностью и спокойствием.

Толпа выла от восторга.

Это было именно то, чего они ждали.

Поединок двух равных по силе, но совершенно разных по стилю мастеров. Они видели ярость, они видели мастерство, они видели первую кровь. Но они не видели главного.

А я видел. Я видел, что это не бой. Это была хореография. Тщательно, до каждого движения, до секунды отрепетированный спектакль.

Каждый якобы неожиданный выпад Джингри был рассчитан так, чтобы Хьёрби мог его отразить. Каждый блок Хьёрби был поставлен ровно в том месте, куда должен был прийтись удар. Они знали каждое движение друг друга. Они репетировали этот смертельный танец десятки раз, втайне, по ночам, в сырых подвалах гладиаторской школы.

Чтобы сделать бой более реалистичным, Хьёрби, по их общему с Джингри плану, должен был получить несколько ранений.

В один из моментов, уклоняясь от особенно яростной атаки, он «не успел» убрать плечо, и один из мечей Джингри оставил на нем длинный, но неглубокий порез. Через несколько минут он «подставился» под ещё один удар, и второй клинок чиркнул его по скуле. В бою Хьёрби постоянно понемногу отступал, теснимый шустрым обоеруким наёмником, причём это самое сражение «случайно» переместилось ближе к ложе короля Коннэбля.

Кровь, ярко-алая на фоне потной и загорелой кожи, потекла по его лицу и груди, смешиваясь с пылью. Это вызвало новый взрыв восторга у кровожадной публики. Они видели, что степняк ранен, что он начинает сдавать.

Король Коннэбль, на время окончательно забыв о своей скуке, привстал со своего трона.

Он подался вперёд, опираясь на резную балюстраду ложи, и на его одутловатом лице играла откровенно злобная, торжествующая улыбка.

Он не мог скрыть своего удовольствия, видя, как его ненавистный враг истекает кровью. Он уже предвкушал момент, когда Хьёрби рухнет замертво на песок. Цербер, стоявший за его спиной, тоже едва заметно, одними уголками губ, улыбнулся.

Всё шло по его плану, потому что уж он-то знал, что гладиаторы намерены застрелить надменного короля.

Я же смотрел на это с холодным спокойствием.

«Первая фаза боя завершена. Противник, включая VIP-цели, введён в заблуждение. Уровень доверия к происходящему — высокий. Переходим ко второй фазе».

Бой продолжался, становясь всё более ожесточённым. Хьёрби двигался уже не так уверенно, он тяжело и с присвистом дышал, его длинный меч теперь казался зрителям неподъёмным. Степняк играл свою роль идеально. Он был жертвой, готовой вот-вот пасть к ногам своего победителя.

Настал ключевой момент нашего спектакля. Джингри, войдя в раж, провёл серию ослепительно быстрых, почти размазанных в воздухе атак.

Хьёрби, отступая под этим градом ударов, «споткнулся» о мелкий камешек и рухнул на одно колено. В тот же миг Джингри точным, выверенным движением выбил меч из его рук. Клинок, жалобно звеня, отлетел на несколько метров в сторону, блеснув на солнце. Нога Джингри тут же резко ударила в голову Хьёрби и тот упал, защищая голову руками.

Сцена была идеальной.

Степняк, гордый, но побеждённый, жалко валялся, согнувшись, тяжело дыша, истекая кровью и полностью обезоруженный.

Его противник, который тоже дышал часто и шумно, возвышался над ним с двумя мечами в руках, готовый нанести последний, смертельный удар. Толпа замерла в напряжённом ожидании развязки.

Но Джингри не спешил. Он опустил свои мечи. Вместо того, чтобы добить поверженного врага, он развернулся к королевской ложе, картинно поклонился и закричал так, чтобы его услышали даже на верхних ярусах, перекрывая гул толпы:

— Мой король! Этот пёс недостоин умереть от благородной стали! Он степной лучник, так пусть же он умрёт от стрелы, как загнанный зверь! Позвольте мне прикончить его издалека, как собаку, из его же любимого оружия, из лука!

Это значительно отличалось по аргументации от видения, но звучало гораздо правдоподобнее и азартнее. Тут явно не была импровизация, а заранее подготовленная часть плана и она укладывалась в канву нашей революции.

Это было бы крайне унизительно для Хьёрби и невероятно лестно для короля.

Предложение было жестоким, зрелищным и в очередной раз подчёркивало абсолютную власть Коннэбля даже над тем, как именно умрёт неугодный человек на арене.

Король, опьянённый зрелищем, собственной значимостью и предвкушением скорой расправы, пришёл в неописуемый восторг. Его лицо расплылось в широкой, садистской улыбке.

— Позволяю! — попытался было величественно воскликнуть он, но его голос сорвался от радости. — Эй, дайте-ка ему лук! Пусть потешится! Сделай это красиво, наёмник!

Цербер, стоявший за его спиной, позволил себе едва заметную улыбку. Всё шло так, как он планировал. Эта театральная заминка лила воду на его мельницу. Он был уверен, что держит ситуацию под контролем.

Один из гвардейцев из личной охраны короля, стоявших у балюстрады, с готовностью снял с плеча свой короткий боевой лук и бросил его вниз, на арену. Вместе с луком он бросил и одну-единственную стрелу с чёрным оперением. Джингри шагнул и ловко поднял их, предварительно убрав мечи за спину.

Толпа одобрительно загудела.

Такого шоу они ещё не видели. Это было что-то новое, свежее, пикантное. Это было зрелище высшего класса.

Они не знали, что только что сами, своими аплодисментами, подписали смертный приговор своему королю.

Я медленно, чтобы не привлекать внимания, расстегнул пряжку плаща и положил ладонь на рукоять меча.

«Фаза два завершена. Ключевой объект („лук“) доставлен исполнителю. Внимание противника полностью сфокусировано на ложной цели. Начинаем финальную фазу».

И я стал отдавать приказы посредством своей магии «Рой».

Джингри неторопливо отошёл на несколько шагов от коленопреклонённого Хьёрби.

Он поднял лук, наложил на него стрелу и медленно, с показной, театральной тщательностью, натянул тетиву. Наконечник стрелы смотрел прямо в грудь степняку. Хьёрби дышал тяжело, хватая воздух ртом как загнанная лошадь.

Толпа затаила дыхание. Король подался вперёд так сильно, что казалось, вот-вот перевалится через балюстраду. В его глазах горел нездоровый, жадный, алчный к смерти огонь.

Это была кульминация. Момент, ради которого всё это и затевалось. Я видел, как напряглись мышцы на спине Джингри. Он держал натянутую тетиву несколько долгих, звенящих секунд, давая напряжению достигнуть своего абсолютного пика.

И в последний момент, когда он уже готов был отпустить стрелу, он «случайно» качнулся и оступился. Его нога чуть проехала на предательском песке, он качнулся, и стрела, сорвавшись с тетивы, ушла выше и левее, чем он целился. Вместо того, чтобы вонзиться в сердце, она с глухим, влажным стуком впилась Хьёрби в левое плечо, глубоко войдя в мышцы у самой ключицы.

Толпа расстроено ахнула.

Хьёрби же издал яростный, нечеловеческий рёв. Рёв не столько боли, сколько праведного, священного гнева.

Это был рёв раненого льва, которого пытались унизить перед смертью.

Он вскочил на ноги так быстро, словно и не был ранен всё это время.

Одним резким, рваным движением он выдернул стрелу из своего плеча, игнорируя росчерк хлынувшей крови. Его лицо исказилось от ярости, превратившись в маску мстителя.

Толпа загомонила, а король нелепо дёрнул головой от неожиданности.

Не теряя ни доли секунды, Хьёрби в три огромных прыжка, как разъярённый зверь, оказался рядом с «ошеломлённым» Джингри.

Он выхватил у него из рук лук, и в его движениях была вся ярость и мощь его степного народа. Он наложил на тетиву выдернутую из самого себя окровавленную стрелу с чёрным оперением. Наконечник был багровым от его крови.

Он развернулся лицом к королевской ложе. Все произошло за одно биение сердца. Все мышцы в его теле напряглись в одном плавном, текучем движении. Он не целился. Ему не нужно было целиться.

Степняки стреляют почти с того же возраста, что и ходят. Степняки стреляют с коня, верхом, в любом направлении, тысячи и тысячи раз, беспрерывно тренируясь и оттого чувствуют стрелу и её полёт, как движение собственного тела.

Степняк не мог забыть лук, не мог забыть, как стрелять. И пусть лук и стрела были ему незнакомыми, чужими, он вложил в свою попытку всю веру и все силы.

Расстояние до ложи было минимальным, не более тридцати метров. Это была дистанция, чтобы прибить человека камнем, а не для степного стрелка.

Он просто вскинул лук, вложив в натяжение силу израненного тела и со щелчком, который, казалось, слышит каждый в этой Арене, отпустил тетиву.

Стрела, пропитанная его кровью, ненавистью и, по моим ощущениям, первобытной интуитивной магией, со злым, режущим слух свистом пронзила воздух. Она была не просто куском дерева и металла. Она была воплощением мести степного народа над своим мучителем и убийцей вождя. Стрела была приговором, вынесенным и приведённым в исполнение.

Она вонзилась точно в грудь короля Коннэбля, чуть левее центра, пробив дорогие шелка, кожу, мышцы и кости.

Король замер. Его искажённая улыбка застыла на лице, превратившись в гримасу невыразимого ужаса и детского непонимания.

Он захрипел, изо рта пошла кровавая пена. Его глаза расширились, уставившись на чёрное древко, торчащее из его груди. Он сделал два неуверенных, шатающихся шага назад, наткнулся на свой трон, потерял равновесие и с шумом упал в него слабо трепыхающейся куклой.

На Арене Ворона на одно бесконечное, оглушительное мгновение воцарилась абсолютная, гробовая тишина.

Тысячи людей, гвардейцы, сам Цербер — все замерли, не в силах поверить в то, что только что произошло на их глазах.

Тишину нарушил лишь тихий, довольный голос Рэда рядом со мной:

— Попал. Ну что, двинули, а то там сейчас все заскучают?

Тишину взорвал хаос возгласов и шумов.

Сначала один пронзительный женский визг, потом второй, а затем вся толпа разом взорвалась криком ужаса, паники и какого-то дикого, первобытного восторга от столь грандиозного зрелища.

Механизм смены монарха, запущенный одной окровавленной стрелой с чёрным оперением, с оглушительным криком толпы пришел в движение.

И остановить его было уже невозможно, как нельзя было бы спасти короля.

В тот самый миг, когда окровавленная стрела Хьёрби пронзила грудь короля, мир на мгновение замер.

Я видел это не только как участник, а и тактической магией, как наблюдатель с высоты птичьего полета, словно моё сознание раздвоилось, а душа отделилась от тела и зависла под небом города.

Время растянулось, превратившись в густой, тягучий кисель.

Я видел, как сначала расширяются от ужаса глаза Коннэбля.

Видел, как затем на троне умирает его смертельно раненое тело, а от конвульсий двигается трон.

Видел, как Цербер, стоявший за его спиной, на долю секунды замер, и на его непроницаемом лице впервые за всё время нашего знакомства отразилось чистая, незамутнённая радость. Его план, его надежды и мечты, идеальная партия, в которой он как ему казалось, был единственным гроссмейстером, только что прошла свой шах и мат невероятной красоты ходом ничтожной пешки-пленника, совершённым через всю доску.

Эта оглушительная, звенящая тишина длилась не дольше удара сердца. Но в эту секунду я успел подумать:

«Сценарий сработал успешно. Финальный босс получил смертельное ранение. Активация фазы » Хаос ' инициирована'.

Общий гомон и вопли прорезал совершенно неожиданный звук. Не крик. Не рёв. А тихий, но пронзительно-отчётливый свист, пронёсшийся над головами тысяч ошеломлённых зрителей.

Высоко-высоко, на самом верхнем ярусе арены, там, где сидели самые бедные горожане и где мы заранее разместили одного из самых метких лучников Рэда, взмыла в небо огненная стрела.

Она не была нацелена ни на кого. Она просто летела вверх, оставляя за собой яркий, дымный след, словно кровавая комета, предвещающая конец старого мира.

Это был наш сигнал. Наш фейерверк в честь начала новой эры. Признаюсь честно, это мой штрих, отсылка к методикам моего прошлого мира Земли, где пускали сигнальную ракету.