Тактик.3

Глава 17 Ферзь покидает доску

Я не видел этого своими глазами, но благодаря магии «Роя» — знал.

Сейчас, всё ещё в плаще королевского гонца, я стоял на крыше высокой мастерской у северных ворот, чувствуя, как холодный камень под сапогами впитывает тепло моего тела, и прокручивал сцену в голове с точностью часового механизма, который я сам спроектировал и завёл.

Каждая деталь, каждое слово, каждый жест были частью моего плана. Сейчас, в эту самую минуту, самый тихий и незаметный винтик государственной машины, советник Петурио Дегри, должен был с оглушительным скрежетом сорваться со своей резьбы и запустить необратимый процесс разрушения.

Ветер шептал о переменах.

Он приносил с севера запах дождя и пыли, смешанный с дымом кузниц — обычные для столицы ароматы.

Но сегодня даже воздух казался наэлектризованным, готовым взорваться искрами. Я прислушался к далёкому гулу Арены. Даже отсюда было слышно, как нарастает ярость толпы. Время шло. Каждая секунда была на счету.

Я представлял это так, словно смотрел пьесу, для которой сам написал сценарий. Двор главных армейских казарм. Пыльный плац, окружённый унылыми двухэтажными постройками из серого камня, почерневшего от времени и дыма. Ленивое полуденное солнце пробивалось сквозь редкие облака, отбрасывая острые тени от знамён и деревянных болванчиков-манекенов для отработки ударов.

Несколько солдат слоняются без дела, их кольчуги звякают от каждого движения, другие чистят оружие, методично водя точильными камнями по лезвиям, третьи дремлют в тени, положив голову на руки и посапывая. Обычная гарнизонная жизнь, пропитанная скукой и запахом дешёвой похлёбки из расположенных в углу казарм.

«Статичная ситуация. Уровень бдительности — минимальный. Идеальные условия для внедрения дезинформации», — автоматически отметил я, продолжая мысленно прокручивать сцену.

И в эту сонную идиллию, как камень, брошенный в болото, врывается Петурио Дегри. Человек, который ещё вчера был для всех невидимкой, серой мышью, боящейся собственной тени. Но сейчас он увидел своего сына живым. Увидел в нём искру надежды там, где раньше была только чёрная пустота отчаяния.

Часовые у ворот — двое здоровенных детин в потёртых латах с гербом королевства на груди, наверняка сначала даже не сразу поняли, кто это.

Солнце било им в глаза, и силуэт бегущего человека сначала был лишь тёмным пятном на фоне яркого света. Они машинально сделали шаг вперёд, приподняв алебарды, готовясь произнести заученную фразу.

Армейцы редко видели Петурио и помнили его как суетливого, сгорбленного старика в гражданской одежде, который всегда семенил, опустив глаза, и старался быть незаметным. Он был для них частью городского пейзажа, не более опасным, чем уличный голубь или бродячая собака. Военные привыкли, что он появляется изредка, что-то тихо бормочет про налоги или поставки зерна и тут же исчезает как тень.

Но перед ними был Петурио, которого они в первый момент не узнали.

Перед ними был человек, которому только что вернули смысл жизни. Человек, который увидел своего живого сына, спасённого из подвалов Цербера. В его глазах больше не было того мёртвого, потухшего взгляда, к которому все привыкли. В них горел огонь — смесь отцовской любви, благодарности и холодной, расчётливой уверенности в себе.

Его шаги были не семенящими, а решительными. Он не остановился. Он не попросил. Он оттолкнул одну из алебард, возможно, впервые в жизни применив физическую силу к кому-то, кроме назойливой мухи.

— Срочное донесение от его величества! — его голос, обычно тихий и вкрадчивый, сорвался на крик. Не на писклявый визг, а на властный, пусть и хриплый, крик человека, наделённого полномочиями. — Где командир гарнизона⁈ Немедленно меня к нему!

Слова эхом отразились от каменных стен, заставив дремавших солдат подскочить и вспомнить про несение службы.

Воздух будто заискрился от внезапного пробуждения. Кто-то выругался, кто-то завертел головой, пытаясь понять, что происходит.

Этот взрыв эмоций и власти от того, от кого его меньше всего ждали, должен был произвести ошеломляющий эффект.

Солдатам по уставу не положена гибкость мышления. У них есть шаблоны, вбитые палкой сержанта в учебном лагере.

Советник — тихий и незаметный. Воин — громкий и опасный.

Когда советник ведёт себя как воин, когда серая мышь рычит, как лев, их система даёт сбой. Они не знают, как реагировать, несмотря на то что военные априори не подчиняются гражданским, пусть даже и второму советнику короля.

Но в этом замешательстве единственной реакцией становится подчинение тому, кто выглядит более уверенным.

Я ощущал, как они переглядываются, как в их глазах мелькает растерянность, которая быстро сменяется покорностью. В конце концов, советник и так имел доступ к командованию, хотя никогда так себя не вёл. Я видел, как они расступаются перед ним, а один срывается в бег, чтобы найти по его приказу командира гарнизона.

Необычный, горящий решимостью вид советника заставляет их забыть о субординации и привычной осторожности. Он не просил — он требовал. И это работало, как ключ в замке. Забыв про всё на свете, часовой бросился выполнять его приказ, практически бегом провожая его в штабное помещение.

«Психологический фактор: разрыв шаблона. Успешно использован. Нейтральная фракция пришла в движение. Переход к фазе два», — отметил я с холодным удовлетворением.

Первый этап, самый важный, был пройден. Петурио вошёл в логово льва, и лев выразил готовность к выполнению приказа. Он пересёк границу между гражданским и военным миром, и теперь оставалось только поджечь фитиль, который я так тщательно протянул через весь этот пороховой склад.

Штабное помещение гарнизона.

Магия «Роя» включила Петурио его в свой состав в качестве нонкомбатанта, нейтральную не военную единицу, которая тем не менее могла осуществлять разведку.

Я ощущал до мелочей большую торжественную комнату с низким сводчатым потолком, пахнущая старыми картами, кислым вином и нестиранной одеждой.

Воздух густой, спёртый, пропитанный дымом курительного зелья и потом многих поколений военных.

По стенам висят карты королевства и схемы крепостей, потемневшие от времени, с обозначениями торговых путей. В углу стоит доспех на манекене — больше для красоты, чем для дела. В центре — большой дубовый стол, изрезанный кинжалами и покрытый пятнами от вина, на котором разбросаны игральные кости, пустые кружки и остатки вчерашнего ужина.

За столом сидят несколько офицеров, командиров сотен. Их лица расслаблены, глаза слегка мутноваты от выпитого за обедом вина. Они не ждут никаких событий.

Главное развлечение сегодня на Арене, куда им, к сожалению, нельзя — кто-то должен нести службу. А их служба — скучная рутина. Проверить караулы, подписать пару бумажек, выпить за здоровье короля. Они травят байки о прошлых походах, обсуждают вчерашнюю драку в таверне «Корона и Дева», строят планы на вечер, ленятся.

И в эту расслабленную атмосферу врывается стражник, а сразу за ним Петурио. Он не стучится, не ждёт разрешения войти. Дверь распахивается с грохотом, ударяясь о каменную стену. Он не даёт им опомниться, не даёт времени на вопросы и раздумья. Он действует по моему сценарию, как первоклассный актёр, который наконец понял, что от его игры зависит жизнь самого дорогого человека.

Офицеры оборачиваются к двери.

В их глазах сначала раздражение — кто смеет так врываться? Потом удивление — советник Дегри? Здесь? В таком виде?

Он тяжело дышит, его серое лицо покрылось красными пятнами от бега, на высоком лбу выступили капли пота, мокрые пряди редких волос прилипли к коже. Обычно безупречно выглаженная одежда измята, на плаще пыль. Он играет панику, но панику не труса, а гонца, принесшего страшные, но важные вести.

— Быстрее! — хрипло выдыхает он, подбегая к столу. — Времени нет!

Он небрежно смахивает со стола кружки и кости, не обращая внимания на недовольные возгласы офицеров, и с грохотом расстилает на освободившемся месте пергамент. Тот самый приказ, что я ему дал.

Подделка, но заметить это в суете невозможно, тем более важно, что принёс её не абы кто, а гражданский руководитель города.

Бумага нужной фактуры и цвета, чернила правильного оттенка, стиль письма, неотличимый от королевских писцов. И самое главное — печать. Массивная восковая печать с гербом Коннэбля, оттиснутая точной копией королевского перстня, которую гномы сделали для… было бы любопытно узнать, каких целей.

— Только что получен приказ! — кричит он, задыхаясь и хватая себя за горло. Его голос дрожит, но в нём слышны стальные нотки власти, которые он никогда не демонстрировал прежде. — Орды орков пересекли северную границу! Они жгут деревни в трёх днях пути отсюда! Там резня!

Он тычет дрожащим пальцем в карту, в случайное место на севере, ближе к границе с Северными королевствами. Это неважно. Важна сама новость, её внезапность и масштаб. Важно то чувство неотвратимой катастрофы, которое он должен передать.

— Тысячи клыкастых тварей! — продолжает он, не давая никому вставить слово. — Они убивают детей, насилуют женщин, жгут дома и амбары! Король в гневе! Он приказывает всему столичному гарнизону немедленно выступить на север! Воевода Архай уже выступил из своей крепости вам навстречу! Вы должны соединиться с ним и дать бой этим тварям! Каждая минута на счету! Каждая секунда промедления — новые жертвы!

Паника, как я и рассчитывал, заразительна.

Особенно когда её источник — один из глав королевства, формально четвёртый в иерархии после короля (официально, первый — это король, второе и третье место «Первый советник» и Королевский воевода — аналог министра обороны, а Цербер в номинальной иерархии ниже запуганного им главы личной администрации короля).

Паника подкреплена документом с королевской печатью и рассказами о зверствах орков, которые все знают из старых баллад и страшилок. Авторитет его должности, подкреплённый официальным документом, не оставляет места для сомнений.

Офицеры, ещё секунду назад расслабленные и довольные жизнью, разом становятся по стойке смирно, кто-то даже трезвеет.

Их лица сразу же становятся серьёзными и озабоченными. Кто-то матерится сквозь зубы, кто-то хватается за рукоять меча. Они привыкли к внезапным, нелогичным и зачастую откровенно глупым приказам своего короля.

В их мире это нормально. Королю могло что-то привидеться во сне, ему мог нашептать что-то очередной придворный подхалим, он мог просто решить развлечься, послав армию в бессмысленный поход. Они не привыкли анализировать приказы. Они привыкли их выполнять, не задавая лишних вопросов.

Я почти видел, как они вскакивают со своих мест, как их стулья с грохотом падают на каменный пол. Как они смотрят на пергамент, на красную восковую печать с чётко различимым гербом, на задыхающегося советника, и в их головах не возникает и тени подозрения.

«Дезинформация успешно внедрена. Использован фактор „непредсказуемость правителя“ (короля) для легитимизации ложного приказа. Эмоциональная составляющая работает. Переходим к устранению возможного сопротивления», — мысленно отметил я.

Мой план работал. Городская армия, главная военная сила, способная деятельно мешать или даже раздавить наш государственный переворот, уже готова была покинуть столицу, чтобы гнаться за призрачными орками, существующими только на бумаге и в воспалённом воображении советника-актёра. Но я знал, всегда найдётся кто-то, кто будет думать вместо того, чтобы просто подчиняться.

В любой системе всегда найдётся элемент, который работает не по правилам.

Винтик, который не поддаётся общей инерции, который крутится не в ту сторону. Человек, который думает собственной головой. Я предвидел это. И в штабе гарнизона такой винтик нашёлся.

Один из капитанов, старый, седой вояка с обветренным лицом и шрамом через всю левую щёку — след от орочьего клинка, полученный лет двадцать назад в одной из пограничных стычек. Он не поддался всеобщей панике. Он был из тех, кто привык думать, а не просто выполнять приказы. Таких людей в армии немного, но они есть. И они опасны для любого плана, основанного на обмане.

Капитан медленно поднялся с места.

Его движения были спокойными, обдуманными. Он не спешил, не суетился, как остальные. Он подошел к столу, нахмурив густые седые брови, и внимательно посмотрел сначала на карту, затем на приказ, потом на самого Петурио. Его глаза были ясными, трезвыми. Он изучал ситуацию, как опытный охотник изучает следы на земле.

— Странно, — его голос прозвучал ровно и спокойно, контрастируя с общей суматохой. — Очень странно, господин советник.

В комнате повисла тишина. Другие офицеры, уже готовые бежать и поднимать своих людей, замерли и обернулись к нему. В воздухе запахло опасностью.

— Вчера только общался с сержантами, которые вернулись с границы в ходе ротации, — продолжал капитан, не спуская глаз с Петурио. — И там всё было тихо, как под кроватью у монашки. Ни тебе следов орков, ни слухов от купчишек, ни дыма от вражеских лагерей. И потом… — он сделал паузу, давая своим словам впитаться. — Приказ такого масштаба должен был прийти через воеводу Архая, а не напрямую от короля. Он командует нами. Почему прислали Вас, а не кого-то из офицеров личной стражи короля?

Слова старого капитана были логичны. Они были зерном сомнения, которое могло прорасти и разрушить всё. Другие офицеры, уже готовые к походу, снова посмотрели на Петурио. В их глазах появились вопросы. Они ждали ответа. Они ждали объяснения.

Это был критический момент. Если Петурио сейчас дрогнет, запнётся, проявит неуверенность — всё пропало. Вся операция рухнет. А вместе с ней — наш единственный шанс на переворот.

Но Петурио не первый день во власти, он подготовился и к этому. У него есть оружие, куда более мощное, чем логика, иерархия и здравый смысл. Оружие, которое в королевстве Южный Инзор работало безотказно уже много лет. Страх перед королевским гневом.

Петурио выпрямился. Его усталая, согбенная спина распрямилась. Его лицо из испуганного и измученного превратилось в ледяное и надменное. Он посмотрел на капитана в упор, и в его взгляде была вся тяжесть королевской власти, весь авторитет трона, весь ужас королевских подвалов.

— Капитан… — медленно произнес он, растягивая каждое слово. — Как Вас зовут?

— Гердан Победитель битвы при Желудёвой реке, господин советник, — ответил тот, слегка напрягшись.

— Капитан Гердан, — голос Петурио прозвучал тихо, но в этой тишине было больше угрозы, чем в крике. — Будешь спорить с приказом короля?

Он сделал паузу, давая фразе впитаться в сознание каждого присутствующего. В комнате стало так тихо, что было слышно, как потрескивают поленья в камине и капает вода где-то в углу.

— Ты хочешь обсудить безупречную стратегию его величества? — продолжал Петурио, делая шаг к капитану. — Может быть, ты считаешь, что знаешь, как управлять королевством лучше, чем он? Может быть, твои сержанты лучше королевских шпионов? Пока вы тут рассуждаете и сомневаетесь, орки вырезают его подданных! Пока вы тут играете в мудрецов, они сжигают его земли и оскверняют храмы Парганаса!

И тут он нанёс решающий удар. Тот самый, к которому я его готовил.

— Ответственность за любое промедление ляжет лично на тебя, капитан Гердан, — произнес он, смакуя каждое слово. — И на всех вас. И когда король спросит, почему его приказ не был выполнен немедленно, я просто передам ему эти ваши слова. Я расскажу, как капитан гарнизона усомнился в необходимости молниеносного исполнения приказа и мудрости правителя. Как он решил, что знает лучше и больше, чем король. А вы все знаете, как его величество относится к тем, кто в нём сомневается.

Последние слова прозвучали почти шёпотом, но их услышал каждый. И каждый понял их истинный смысл. Упоминание короля, его параноидальной подозрительности, его любви к пыткам и казням за малейшее неповиновение, мгновенно изменило атмосферу в комнате.

Воздух потяжелел от страха.

Это был удар ниже пояса, но он бил точно в цель.

Каждый из присутствующих знал истории и не одну о том, как король расправлялся с теми, кто осмеливался подвергать сомнению его решения.

Никто не хотел становиться козлом отпущения. Никто не хотел оказаться в подвалах Цербера, объясняя палачам, почему он решил, что он умнее короля. Перспектива сразиться с орками или попусту потратить своё время, если их там нет, выполняя заведомо дурацкий приказ была куда привлекательнее, чем перспектива встретиться с королевскими палачами.

Старый капитан побледнел. Его лицо стало серым, как пепел. Он понял, что попал в ловушку. Спорить дальше было равносильно самоубийству.