Судьба вечности

49

АДРИАННА

Д

верь в кабинет Холлоуэя открыта, и за порогом виден мой вампир. Я замираю на месте, прислоняясь к дверному косяку, чтобы изучить его.

Его пальцы скользят по деревянному столу, установленному в центре комнаты, за которым находится широкое окно. Он поджимает губы, тяжело выдыхая, когда пустой взгляд поглощает его глаза.

Я никогда раньше не видела задумчивого выражения на его лице, и это не то, чему я очень рада. Часть меня хочет ворваться внутрь, потребовать узнать, что не так, и исправить все одним щелчком пальцев, но другая часть меня знает, что это не то, что ему нужно.

Возможно, я ему и нужна, но по выражению его лица ясно, что он переваривает больше, чем я могу себе представить, и меньшее, что я могу сделать, — это предоставить ему для этого пространство. Пока он сосредоточен на столе, я оглядываю остальную часть комнаты, отмечая, насколько она на самом деле пуста. Помимо серого рабочего кресла перед окном, справа стоит коричневый кожаный диван, а в дальнем углу комнаты — серый шкаф. Вот и все.

Ни одна фотография, ни одно украшение, ни один женский штрих не украшают остальное пространство, как будто женщина никогда раньше не переступала порог этих стен. Это странно. Каждый раз, когда я видела Холлоуэй, она была шикарно одета, и по какой-то причине я ожидала, что это отразится и на ее окружении, но здесь это явно не так.

— Ты когда-нибудь жалела, что ты фейри? — Мой взгляд устремляется к нему, когда его слова отрывают меня от моих мыслей. Мои брови поднимаются, когда я вхожу в комнату, мягкая улыбка пытается сформироваться на моих губах, когда я наклоняю к нему голову.

— Нет, никогда, — признаюсь я, осторожно приближаясь к столу. Он кивает, снова опуская взгляд в стол, и еще один вздох слетает с его губ. Заинтригованная тем, откуда взялся этот вопрос, я обхожу стол, осторожно требуя продолжения. — А что?

Он постукивает кончиками пальцев по столу.

Один.

Два.

Три раза.

Прежде чем поднять на меня глаза. — Потому что иногда я жалею, что я вампир. — Его кадык подпрыгивает, когда он пытается подавить эмоции, которые, я знаю, вызвали эти слова. Грустная улыбка, изогнувшая уголок его рта, выглядит слишком страдальческой, и прежде чем я успеваю передумать, я сокращаю оставшееся расстояние между нами.

Мои руки сжимаются вокруг его талии, когда я прижимаюсь лицом к его груди, вдыхая его запах, пока он обнимает меня, раскачивая нас из стороны в сторону.

Броуди проявляет свои эмоции и понимает их так, как может только маг. Крилл иногда ворчит, что они существуют, но по большей части он всегда кажется невозмутимым. Кассиан знает, как рычать, но принятие тех элементов своей жизни, которые причиняли ему больше всего боли, до сих пор было для него настоящим путешествием. Это урок, который он усваивает с каждым своим шагом.

Однако Рейден, возможно, способен выражать свои чувства и эмоции, когда они обращены в мою сторону, даже лучше, чем это делаю я, но когда речь идет о нем самом… это самое большее, что я когда-либо слышала, и в этом нет полного смысла.

Я нервно стискиваю губы, желая спросить, что происходит у него в голове, не задавая этот вопрос в самый неподобающий момент, но после вечности я понимаю, что идеального времени не будет, и если я хочу помочь, мне нужно направить его.

— Что заставляет тебя так говорить, Рейден? — Спрашиваю я, наклоняя лицо так, что мой подбородок упирается ему в грудь, когда я пытаюсь поднять на него взгляд. Его глаза мгновенно находят мои, тень усмешки трогает его полные губы, когда он замечает разницу в нашем росте, прежде чем мой вопрос, кажется, доходит до его сознания, и он вздыхает. — Ты не обязан, — бормочу я, отступая быстрее, чем думала, что это возможно, но он быстро сжимает меня в объятиях.

— Я в порядке, я просто перевариваю, — говорит он с обнадеживающим блеском в глазах, когда делает глубокий вдох, и на этот раз тяжесть мира не отражается в его выдохе. — Кассиан убил мою мать. — Мои глаза расширяются, а челюсть отвисает, когда удивление наполняет мои вены. Я пытаюсь сформулировать слова, но мой мозг подводит меня. — Все в порядке, я не ищу сочувствия или чего-то в этом роде. Не то чтобы я тоже считал это необходимым, мне просто жаль, потому что я знаю, что ты чувствовала то же самое, что и я сегодня.

— Да, — я прерывисто дышу, его слова крутятся в моей голове. Часть меня чувствует себя виноватой за то, что не спряталась, чтобы оплакать смерть моей матери, но это остается со мной, и я уверена, что с ним будет то же самое. — Мне жаль, Рейден.

— Не нужно. Она это заслужила. Меня больше раздражает то, что Кассиан фактически спас мне жизнь, так что теперь я в полной заднице, потому что буду вынужден вечно жить с тем, что он будет держать это над моей головой, — говорит он со вздохом и драматично закатывает глаза, но мой прищуренный взгляд, должно быть, дает понять, что бы он говорил конкретней. — Она была на волосок от того, чтобы свернуть мне шею. Он спас меня в последнюю минуту. — Его слова становятся тише, правда, стоящая за ними, сгущает воздух, когда гнев скручивается у меня внутри.

— Мне не жаль, что она умерла, — выпаливаю я, съеживаясь от резкости, прежде чем быстро добавляю: — Мне жаль, что она оставила тебя в таком состоянии. — Он кивает, поднимая руку, чтобы обхватить мою щеку и погладить большим пальцем по коже. — И просто чтобы прояснить, — продолжаю я, глядя в его глубокие глаза. — Я бы ничего так не хотела, как воскресить ее из мертвых и собственноручно убить за то, что она даже подумала о том, чтобы поднять на тебя руку.

Мне требуется вся моя сила, чтобы сдержать жестокое рычание, которое угрожает завладеть мной. Я хочу, чтобы он услышал эти слова, но ему не нужно, чтобы я перенаправляла свой гнев на нее вместо этого на него.

— Я не могу решить, что мне нравится больше, когда ты ревнуешь или защищаешь. Оба варианты довольно сексуальны, — размышляет он, и теперь моя очередь закатывать на него глаза, но когда я снова перевожу взгляд на его лицо, его черты становятся напряженными.

— Я начинаю ненавидеть в себе все.

Его слова — быстрый удар в грудь, от которого у меня перехватывает дыхание, когда я опускаю руки, чтобы схватить его за плечи. Я поднимаюсь на цыпочки так высоко, как только могу, пока мы не оказываемся почти лицом к лицу. — Как ты можешь ненавидеть мужчину, которого я люблю? — Хриплю я, правда сквозит в каждом слове, пока я пытаюсь дышать.

— Ты любишь меня? — Его зрачки расширены, руки снова на моей талии, когда он прижимает меня к себе.

— Не заставляй меня жалеть об этих словах, — ворчу я, когда он поднимает меня над землей, кружа нас так сильно, что с моих губ срывается тихий смешок.

— Но ты сказала это, — шепчет он, останавливая нас, когда нежно прижимается своими губами к моим, и я напеваю.

— Да, потому что я это чувствую, — признаюсь я, сдерживая волнение, которое постепенно охватывает мою кожу, оставляя за собой мурашки.

— Что ты чувствуешь? — он настаивает, снова поднимая меня, но на этот раз, усаживая на стол, проскальзывая между моих бедер, обхватывая ладонями мое лицо, уделяя мне все свое внимание, пока я пытаюсь подобрать слова.

Я подумываю перекатиться через стол и броситься к двери, но решаю этого не делать, когда вижу серьезный взгляд в его глазах. Этому мужчине когда-нибудь говорили, что его любят? Его мать могла бы сказать это за несколько мгновений до того, как попыталась убить его, но на самом деле, после всего, что он упомянул о том, что он вампир, это не кажется таким уж вероятным.

Он вырос не в такой среде, как я. У него были роскошь, изобилие и материалистичные вещи. Но это именно то, чем они были; вещи. У меня были мой отец, моя сестра и наша любовь. Это полярные противоположности одной и той же палки. Пытаться угадать жизни друг друга невозможно, но я вижу, что ему от меня нужно. Я чувствую это в своей душе, когда наша связь пульсирует с каждым ударом сердца, которое стучит в моей груди.

— Я ненавидела тебя с самого начала, — признаюсь я, и его щеки впадают, когда он выдыхает. — Слова, которые ты говорил, убеждения, которые у тебя были, — это было все, против чего я выступала. — Я провожу руками по его груди, надеясь показать ему, что связь между нами теперь другая, но несправедливо по отношению к любому из нас забывать, с чего все началось. — Но до этого… — начинаю я, и он хмурится.

— До этого ничего не было. Я увидел тебя в тот день в лесу и повел себя как полный осел, — ворчит он, ненавидя себя за это, и только это смягчает гнев, в котором я, помню, купалась в то время.

— Было. Может быть, пять секунд, но именно те пять секунд. Черт, все, о чем я могла думать, это о том, что кто-то не должен быть таким горячим.

Он закатывает глаза, его пальцы сжимают мои бока. — Знаешь, у меня есть нечто большее, чем внешность.

— Правда? — Я поддразниваю, наклоняя голову, расширяя глаза, и мягкая улыбка пробегает между нами, поднимая настроение. — Мне нравится, что ты признаешь свои ошибки. Мне нравится, что ты такой непримиримый, тебе абсолютно наплевать на то, что говорят или думают другие. Мне нравится, что ты понимаешь, что такое быть вампиром в нашем обществе. Мне нравится, что ты видишь во мне не ничтожную фейри, даже не принцессу Адрианну Рейган. Меня. Только меня.

Его рот оказывается на моем, как только я делаю вдох, сливая наши губы воедино, пока мои пальцы запускаются в его волосы.

— Я буду любить тебя вечно, — хрипит он, его губы скользят по моим губам, когда он обхватывает мою грудь через тонкий материал футболки.

В нескольких шагах от меня, находится половина чертова королевства, но я не могу оторваться достаточно надолго, чтобы напомнить ему. Его зубы впиваются в мое горло, заставляя мою голову откинуться назад, и я стону, когда звук того, как кто-то прочищает горло, разносится по натопленной комнате.

Бросив взгляд на дверь, я нахожу Флору с веселой ухмылкой на губах.

— Отвали, Флора, — ворчит Рейден без особого огрызка в своих словах, но я все равно бью его по руке для пущей убедительности, в то время как Флора просто посмеивается.

— Похоже, ты хочешь, чтобы я ушла, чтобы ты мог заняться сексом, Рейден, — поет она, когда голова моего вампира опускается в знак поражения.

— Чего ты хочешь, Флора? Мы были чем-то заняты, — парирует он, его пальцы впиваются в мою плоть так сильно, что я знаю, что там уже образуются синяки.

— Да, с этим «чем-то» придется подождать, потому что Боззелли готова сделать объявление.