Королевство Русское. Книга третья. Строитель

Глава 22

Событие шестьдесят четвёртое

«Искусный стрелок, не попадая в цель, вину не кладёт на лук или стрелы, но у самого себя в проронке, требует отчёта: однако для того бодрости духа и охоты не теряет»

Екатерина II

Успели с запасом. С большим запасом. Унгры, как оказалось, и сами не шибко спешили на сечу. Правда, это не хорошая новость, а плохая. Они… М… Он — король Шаробер бросил клич по своим магнатам и нобилям, а сам потрусил на север, вразумлять неразумного вассала или кого там? Приедет разберётся, главное — вразумить. И в этот его ручеек втекали другие ручейки. Присоединялись отряды его вассалов. Из ручейка скоро в полноводную реку войско унгров превратится.

Это позднее стало известно. А пока Санька, подгоняя медленно волокущих пушки и баллисты лошадок, спешил к реке Уж. Всё боялся, что не успеют они мост заминировать, а главное — артиллерию расставить. Да и для стрельцов нужно позиции наметить и по возможности замаскировать их, как это Андрей Юрьевич с засадным полком делал оба раза.

Подъехали к мосту вечером второго дня, хоть расстояние всего полсотни вёрст, даже меньше чуть. Но выехали не утром. И всё же баллисты и пушки вещь громоздкая, горшки с греческим огнём — вещь хрупкая, а порох так вообще страшновато ему везти. А надо три ручья — речушки преодолеть и два раза на приличную кручу забраться.

После обеда второго дня Санька не выдержал и с двумя десятками старичков-диверсантов из своей сотни, оставив весь отряд на воеводу Мечеслава, поспешил к мосту. Приехали, а там таможенники спокойно стоят и с купцами переругиваются. Тихая такая мирная жизнь. А где войско? Где, едрит его налево, король Карл I Роберт?

— Так Горыня вчера ещё под вечер на ту сторону перебрался со стрельцами своими. Гутарил, что весточку пришлёт, как унгры приближаться будут. Пока нет вестей.

— А купцы? Купцы чего говорят? — Санька ткнул перстом указующим в приличный такой караван из восьми заполненных мешками возов.

— Говорят, не видели никого, но они наши, с Мукачево. Продукты вам везут.

— Так чего ты их держишь⁈ — Санька уже не знал, где брать продукты, войско у него на глазах росло, а до будущего урожая ещё ой как далеко.

— Я не держу. Наоборот. Спрашивают возчики, где тут на отдых становиться, а я им говорю, чтобы убирались отсюда быстрее, тут утром бой может начаться.

— Правильно! Гони их отсюда. Только с вежеством. А то не повезут больше нам продукты. Оголодаем, — потерял сотник интерес к купцам.

Их небольшой отряд перебрался на другую сторону Ужа и, выставив вперёд дозоры, медленно двинулся дальше уже по венгерской территории. Далеко не уехали. Буквально через три версты наткнулись дозорные Юрьева на разведку Горыни.

Встретились отряды уже почти в темноте.

— Там, за леском этим большое поле, и река течёт ещё чуть дальше. На нём лагерь унгры разбили. Уже день за ними наблюдаем, а они и не собираются выдвигаться. Зато к ним только при нас три небольших отряда рыцарей прибыло и один приличный. Видимо тут место сбора, и пока они все не соберутся, дальше не поедут, — сообщил Саньке Горыня, — Я даже не знаю, нужно ли теперь на них нападать? Можем, наоборот, шугнуть их, они и выдвинутся, остальных не дожидаясь.

Юрьев задумался. В словах Горыни был резон. А с другой стороны — хороший враг — мёртвый враг. Их теперь пятьдесят человек. Как и планировали, бросить гранату, расшевелить этот муравейник и несколько минут пока там не попробуют отпор оказать безнаказанно пускать стрелы. Если это сделать рано утро, когда уже видно куда бить, то много народу можно положить. А потом отъехать. Шаробер чего предпримет? Ну, Санька бы человек сто в погоню послал. Разобраться с гадами, что им спать мешает. Шаробер три десятка лет воюет. Должен так же поступить. А они из этого леса всю ту сотню положат.

— Не, Горыня. Неправильно ты бутерброд держишь, как Андрей Юрьевич говорит. Обязательно напасть надо. Сейчас привал, а как рассвет забрезжит, так выдвигаемся.

Оказалось всё не так просто. Венгры взяли и к границе леса выставили дозоры. И довольно часто шагах в ста — ста пятидесяти друг от друга. Всего от дороги до реки вдоль леса семь дозоров. В каждом по три человек. Дозорные сразу ломанулись в лес, натаскали хвороста и запалили костры. С одной стороны, они облегчили работу диверсантам, из темноты стрелять по тем, кто сидит у костра, одно удовольствие. Вот только… Как говорит князь Владимирский: «НО есть всегда». Тут оно прямо серьёзное. Нужно как-то так сделать, чтобы все семь дозоров отдали чёрту душу одновременно. А то увидят или услышат крик у соседнего костра и поднимут тревогу. Для диверсантов ничего страшного, ушёл в лес, и точно никто туда за ними не пойдёт. НО… но дело будет провалено.

Если бы Горыня был один, то его трёх десятков на такую операцию бы не хватило, а так посовещались командиры и решили. По семь человек на каждый костёр выдвигаются, и в каждого из дозорных стреляют по двое, заранее цели распределив, и один ещё выжидает с наложенной на тетиву стрелой, чтобы подстраховать, в случае если ворог живой останется.

И получилось всё не так, как планировали. Можно сказать, что провалили задание. Ну, если бы не сами себе такое задание дали. Два дозора подняли тревогу. И пары стрел на человека не хватило. Заорали. Стрелы попали, чего не попасть с двадцати саженей. А люди не померли и орать начали. Неправильные враги. Враг должен получить стрелу и тихо скончаться. Эти же орать начали. Неправильные.

— Бегом к лагерю! — завопил, что было сил, Санька и первым бросился к сонному царству венгерского войска.

Там начали просыпаться, начали подниматься, начали суетиться, даже факелы от редких костров принялись зажигать. Нобиль Юрьев послал ещё и гранату в один из костров. А чтобы не скучно унграм было.

Бабах. Уголья раскидало на десяток метров. И несколько попали на лошадей. Суматохи и криков сразу прибавилось.

— Бей!

Пять десятков стрел ринулись к мечущимся в сполохах редких костров воинов. Сотня. Две сотни стрел. Три сотни. Тысяча.

— Уходим! — Юрьев первым отправил двадцатую стрелу. Всё, колчан опустел. Что хотели, сделали.

Событие шестьдесят пятое

«Стрела не ищет цель, цель притягивает стрелу»

Мэттью Макконахи

Данила Осипов — сын сотника Емели на стену по канату не полз. У него было другое задание. Он с наложенной на тетиву стрелой ждал внизу. Страховал диверсантов, что забросили кошки на стену и ползли теперь вверх. Десять человек поднимаются и двадцать страхуют. Потом лезут ещё десять. Данила и в эти десять не попадал. Молод. Опыта ночных операций у вражьего города нет почти. Да и с силой пока много хуже, чем у тех диверсантов, что год назад начинали тренировки. Даже больше года прошло. Березень (март) был, а сейчас червень (июнь). Нет, он по верёвке с узлами на стену заберётся, пробовал уже, но гораздо медленнее тех, кто в первом десятке диверсантов был.

А вот из лука он стреляет не хуже, а если честно, то гораздо лучше многих. Ещё бы, его лучший стрелец Русского королевства учил — его отец Емеля.

Пока стрелять было не в кого. Не было брянцев на стене. Может, в другом месте, а может их настолько мало осталось, что городскую стену уже не могут блюсти и отступили к детинцу.

— Малой, Данила, ползи! — прошипели сверху и Осипов бросился к стене. Бросил лук, поймавшему его стрельцу вверху и схватился за верёвку. Ему показалось, что он в два удара сердца поднялся, но Иван Пегий десятник, что-то недовольное пробурчал и помог даже ему забраться, подтянув за ворот кольчуги, — Тяжёлый! Полбы натрескался перед выходом⁈Пошли.

Они пробирались по стене под козырьком в сторону ворот, а вторая половина стрельцов пошла в противоположную сторону к детинцу. Чудеса, но на воротах было всего трое воев. И они не ходили и не перекрикивались, как их учили, а просто стояли у ворот все вместе, прислонившись к ним, и спали. Стоя спали. Уметь надо.

Десятник Пегий жестами показал, кто в кого стреляет. Страховался Иван, на каждого воротчика выделил по три стрельца и по три стрелы, значит. Даньке он показал два пальца. И тот, мельком глянув на второго от них воя, наложил стрелу на тетиву. Не тяжело будет. Вой был в кольчуге и шеломе, вот только бармицы на нём не было, и, как подарок, брянец стоял к Далиле спиной, и белая полоска тела в свете почти полной луны отлично выделялась над темным железом кольчуги.

— Бей! — свистящий шепот Пегого, как громом шарахнул по ушам. Осипов вскинул лук и, натянув тетиву, отправил стрелу в шею даже не пошевелившемуся вою. Так вот можно и жизнь проспать.

Кроме его стрелы в шею воротчика вошла ещё одна, и одна впилась ниже, но кольчугу пробила. От какой уж умер этот брянец теперь определи? А только, как подкошенный свалился. И два его товарища так же беззвучно рухнули в пыль у ворот.

— Спускаемся, — Иван решительно двинулся к лестнице, что вела на площадку к бойницам, а потом ещё ниже, заканчиваясь у самых ворот.

Внизу он проверил поочерёдно всех стражей бывших и одному сунул нож в глаз.

Дальше они, стараясь слишком уж много шума не наделав, заскрипев петлями ворот, открыли ворота и впустили остальных воев из их отряда. Всего теперь у Овруче их пять десятков. Больше и нет. Все пошли, даже легкораненые. В лагере только связанные пленные и свои раненые остались.

Город не пустой, всё, кто дома потерял в посаде, естественно за ограду бы не влезли, тем более со скотом и курями всякими, большинство в леса подались севернее города, но всё же тут и там под телегами лежали люди. Ночь. Спят. Даже костры не разводят. Ну, тут понятно внутри осаждённого в третий раз за последнее время города просто нечего жечь, всё что горело сгорело за первые две осады. И беженцев таких немного. Опыт уже есть. Нечего внутри города делать, гораздо спокойней уйти в леса. Тут чащи непролазные и десятки мелких речек. Коннице не пройти. Там и нужно ховаться.

Люди просыпались всё же, когда мимо них отряд под командованием Ивана Пегого проходила. Лошадь чутко спит. На чужого сразу реагирует. Лошади и будили жителей посада, перебравшихся сюда. Но не вои они. Просто ещё глубже под телегу забирались. Не встретив вообще сопротивления, стрельцы подошли к детинцу. Там уже шум стоит. Кто-то чего-то сверху со стены кричит, а Микула с ними переругивается.

— Что там? — Данила скользнул за Пегим к своим стрельцам, хоронившимся за перевёрнутой арбой.

Событие шестьдесят шестое

Гонец из Овруча застал Андрея Юрьевича за торгом. Прибыл второй караван из Шидлува. Ещё больше первого. Возов с мусором, в котором находились и осколки Лунного камня теперь было пятнадцать. Всё. На этом вполне можно остановиться. Сначала надо этот выработать. Так профессор и сказал стрельцу, которого в Польшу отправил.

— Перелай Пясту, чтобы больше пока не возил мусор. Объясни, что он очень нужен, и благодарность от меня передай. А только пусть на время остановится. А то почуют ляхи, что нам сей мусор нужен и продавать начнут, да ещё цены загонят за горизонт. Пусть на вопросы отвечает, что дороги хотели засыпать, но плохо получается, мелкий больно — Андрей Юрьевич покачал головой и добавил, — как следующая партия понадобится, так сообщу ему, пошлю гонца, а пока пусть мастеров наймёт, как договаривались, по обработке Лунного камня. Ну и большие куски пусть купит, чтобы было на чём ученикам тренироваться.

Кроме возов с крошкой прибыли три телеги с первым из таких мастеров — переселенцев. Камнерез, или точнее — ювелир, переезжал с детьми, новой женой и всем инструментом. Ну, и перинами всякими, которые успел из пламени выхватить. Смотря на это, Андрей Юрьевич, который был в курсе пожара и гибели жены мастера, морщился. Вон подушки перьевые успел из горящего дома вынести, а жену нет. Подушка для него важнее жены? Ну, хотя, не знает же он, как там на пожаре было.

Польская речь была понятна мало. Нет, когда мастер говорил медленно и руками себе помогал, то почти все слова становились понятны, но как только увлёкшись, погорелец начинал скороговоркой пшекать, так хоть морщись, хоть ближе ухо к нему подставляй — ничего не понятно.

— Дом достраивают. Готов будет через три — четыре дня. Рядом с ним школу строят и мастерскую на пять человек. Получишь в ученики пять недорослей. Лет по тринадцать — четырнадцать. Три года у тебя Петер, чтобы сделать из них мастеров. Кормить их буду сам и одевать. Да, если какой инструмент нужен, то говори, не стесняйся. Или мне можешь, я наведываться и проверять твою работу буду или вон Наум Изотыч. Он по мастерам главный. Твоё дело только учить. И сам учись и детей своих учи русскому языку, письму. Ну, с детьми понятно, твой дом рядом с бывшим женским монастырём строят. Там школа для детей есть, в ней будут учиться. Там и для взрослых есть вечерняя школа. Счёту учат, письму. Тебе там место найдут. Но ты и сам русский учи, а то не поймёшь, что тебе монах — учитель говорит.

— А ежели я не хочу русский учить? — попытался ворохнуться лях.

— Ты, дурень, что ли? Ребята дать ему плетей, отобрать всё и выгнать…

— Не, не, пан князь, я хочу учить ваш язык…

— Наш язык. Это вы там от нашего исконного языка отказываетесь, шипения своего добавляете. Понятно, тяжело и плохо жить. Паны обдирают. Как тут не зашипеть. Всё, ребята, не надо его пороть. Отвезите в монастырь, там пусть поживёт, пока дом с мастерской достраивается.

И три последние телеги были с кусками Лунного камня. Необработанного. Из чего-то должен же мастер Петер свои поделки делать и учеников учить.

А сам гонец передал князя сумку брезентовую. В ней были всякие изделия из Лунного камня, что Пяст на деньги Андрея Владимировича купил в Шидлуве. Бусы, браслеты, подвески всякие. Не сказать, чтобы прямо снос мозг, но красиво. Особенно там, где камень был почти прозрачен. Явно не хватало чистоты обработки. Ну, да мало у кого есть специальные абразивы, как у него и целый токарный станок, где с помощью системы шкивов достигается очень приличная скорость вращения войлока. Обрадуются жена Анька и дочь таким подаркам.

Только мастера Петера увезли, как тут-то и прибыл гонец из Овруча.

Профессор Виноградов два раза заставил гонца повторить послание, а потом ещё пару часов расспрашивал о всех событиях, в коих тот самое непосредственно участие принимал. В том числе и захвате города и детинца в Овруче.

— И что, вообще никакого сопротивления вам в детинце не оказали? — развёл руками Андрей Юрьевич, мол как так-то? Что это за война такая? Где битвы? Где накал страстей⁈

— Нет. После того, как мы в окнах троих лучников убили они предложили нам перемирие. Вышел их князь Дмитрий Александрович и предложил отпустить их из города к себе в Брянск.

— И что дальше? Что решил Емеля Осипов? — князь Владимирский головой помотал и хохотнул, представляя себе состояние того князя.

— Емеля в лагере был. Он ранен в грудь копьём. Иван Пегий за старшего был. Он не согласился. Мол или умрёте все или сдавайтесь, тогда мы вас отправим во Владимир, а там пусть наш князь решает, что с вами делать?

— Сразу приняли? Ну, согласились сразу с требованием Пегого? — продолжал удивляться результатами отправки отряда в Овруч.

Он их послал посмотреть, что там с залежами алюмосиликата красного, в лучшем случае как-то попытаться завладеть шахтами или карьерами, где эти сланцы добывают. И что получилось? Стрельцы силами всего в шесть десятков человек не только захватили город, перебив в шесть раз превосходящие силы Дмитрия Брянского, но ещё и пленить самого князя Дмитрия Александровича с князем Гомельским в придачу умудрились.

Теперь их везут сюда. Там одних дружинников в плен сдалось четыре десятка. Всех и ведут сюда потрепанные диверсанты Емели.

— Поругались. А только Иван стоит на своём и всё. А ещё сказал, что и запалить детинец может. Брянцам-то куда деваться. У них стрельцов нет. Дружинники с мечами и копьями. Что они сделать могут. Мы бы их положили всех, пойди они на нас. Сдались.

— И что теперь за власть в городе. Что-то слышно про Гедимина? — странная получалась ситуация.

— Там теперь плохо всё, княже. Брянцы Витовта — сына Великого князя Литовского убили, когда город захватывали. Ранили, если точно. Но он от ран через два дня помер. А Гедимина не было пока.

— Витовта! Мать твою! Так чего ты меня сказками тут морочишь. Нужно туда срочно войско посылать. Ну, в смысле навстречу брянцам. Узнает Гедимин, что третий уже сын у него погиб и озвереет.

Добрый день, уважаемые читатели. Кому нравится книга и кто терпел до последнего, нажимайте на сердечко. Награды тоже приветствуются. Оставляйте комментарии.

С уважением. Андрей Шопперт.