Королевство Русское. Книга третья. Строитель

Глава 16

Событие сорок шестое

— Венчается раб божий Александр к рабе божьей Катарине… — голос был хриплый и, кроме того, ещё и шепелявый. Отцу Фоме выбили пару зубов и губу нижнюю порвали паписты. Однако он ни за какие коврижки откладывать венчание не стал.

Сейчас они стояли с невестой перед алтарём в церкви городка Загор. Ну, так себе богатство. В смысле, не сильно понимал Санька папистов, что решили этим «СОБОРОМ» завладеть. Было бы что отбирать. Единственное достоинство этого сооружения, так это то, что оно каменное. А так больше на часовню похоже, чем на церковь. Маленькая и тесная. А ещё обшарпанная вся. Что извести нет, чтобы побелить? И внутри обшарпанная. Потоп что ли был? Фрески размыты и шелушатся. Бедно, видимо, люди в этом Загоре живут, что церковь у них в таком состоянии. И целый епископ приехал эту убогость забрать⁈ Или дело в десятине? Так вон как люди бедно одеты, и дома в городе глиняные, Санька осмотрел несколько таких. Из веток стены, просто глиной залеплены. Не все, конечно, есть из самана. Ну, так и там и там глина. Так хоть ровно бы облепили те прутья, а то как плюхнули комок глины, так и оставили.

А отец Фома этот, что не может хоть дорожки тут возле храма своего подмести, цветочки посадить⁈ Да, хоть вон засохшие ветки у деревьев около церкви отпилить? А то мёртвыми своими чёрными руками-ветками тянутся к тебе, когда мимо проходишь. Жутко. А храм должен мир и спокойствие в душе порождать.

Эх, если теперь это всё как бы его, то сколько же тут надо денег вложить и труда, чтобы не казалось всё нищенским и убогим.

Рядом всхлипывала невеста. Ну, не хотел он жениться на этой дивчине. Так неугомонный Светозар притащил в замок на следующий день отца Фому и несколько богатых загорцев. И все они плюхнулись перед ним на колени и просили защитить. А чтобы защита была законной, так жениться на панночке Катарине.

— Да, она не пойдёт за меня! Я её брата убил. Не хотел, так вышло, он дёрнулся. Я хотел просто у него саблю выбить. Ребёнок же совсем, — принялся отнекиваться Юрьев.

— Мы уговорим панночку Катарину. Объясним. И она и мы погибнем без вашей помощи и вашей свадьбы. Прими нас под свою руку воин.

— Как же нам жить, она вечно будет ненавидеть меня за убийство её родни, — не соглашался Санька.

— Её в католический монастырь хотели спровадить, уж больно непокорна росла. Не хотела веру менять и от старика мужа отказалась, сказала, что из окна выбросится, а за старика католика не пойдёт, — успокаивая сотника, поднял руки избитый священник, — Я объясню, этой светлой душе, что нет твоей вины, сын мой. А ты пойми, что без вас и твоих людей и нас всех убьют и её. Не бери греха на душу. Не становись виновником сотен смертей. Женись!!! — и даже ножкой топтун.

Смешно смотрелось. Санька его на две головы выше почти, а по весу так раза в три больше.

— Если она мне сама скажет, что согласна.

Нашли доводы послы эти. Зашли к девушке в покои и час там пробыли. А когда вышли, то уже с заплаканной Катариной, которая прошептала, хоть и вполне членораздельно, что согласна она выйти замуж за сотника.

Санька вздохнул и попросил прощения у девушки за брата.

— Не хотел я. Случайно… — Договорить не успел, девушка бросилась к нему и зарывшись под мышку зарыдала. Сотник принялся успокаивать, поглаживая по русой головке.

В этот же день Юрьев отправил двух человек при четырёх самых резвых конях во Владимир. Подробно разъяснил им, что говорить надо Андрею Юрьевичу. И про взятие замка в Загоре, и про то, что местные повесили епископа католического целого. И про то, что в замке был непонятно, что за шишка, но видимо большая — пан Штефан Чех комес Голичский. Хрен, мол, знает, что такое комес, видимо, что-то вроде князя нашего.

— Спроси, Матвей, у князя, что дальше нам делать? Явно паписты не простят убийство епископа и явно король Шаробер попытается отомстить за Штефана Чеха. Может, нужно нам подмогу прислать. Хоть сотню стрельцов. И главное — стрел побольше. Замок хорошо построен. С тысячей унгров совладаем, — напутствовал уже за воротами посланников сотник, — Стой! Попроси князя пару кадей извести послать. Нужно храм побелить.

Гонцы ускакали, а на следующий день и свадьбу сыграли. Ну, как свадьбу. Обвенчали их в церкви и всё на этом. Траур у невесты. Родню хоронить надобно.

Тупо сидеть и ждать, пока вороги подойдут большими силами и их тут перебьют, Юрьев не собирался. Он пригласил местных охотников и стал расспрашивать у них про дороги и поселения ближайшие. Пытался что-то типа карты составить. Коряво получилось. Охотники путались и в сторонах света, и в расстояниях. До драки один раз дошло. Тогда Санька махнул рукой и обоих картографов братьев Птиц вместе с десятком воинов карту окрестностей рисовать послал, уговорив и пяток охотников местных за десять серебрушек каждому покататься с русами, дороги и селища им показывая. Ещё пятерых охотников отправил на все четыре стороны с благой вестью, мол если есть желающие унгров и папистов пострелять, то подходите в замок, дадим брони, сабли, шеломы и стрел, пусть и не самых лучших, в кладовых замка большой запас. За участие в войнушке по полгривны плата за месяц. Ну или дукат золотой.

Дукатов нашли в тайнике пана Салаши не больно много. И пару сотен не наберётся. И ведь это при том, что на его земле есть и медные шахты, и железные, и даже две золотые. Деньги должен сундуками считать. А тут нищета такая. Странный у Саньки тесть был.

Кроме того, к мосту тому самому сотник отправил десяток стрельцов. Раз взимали там таможенники сбор, то и нечего беспорядки нарушать. Переодел он своих в жёлто-зелёную одежонку, добавил двух охотников из местных и отправил крепить благосостояние нового русского княжества.

Эти же вои должны и разведку наладить. Если с юга из Венгрии войско пойдёт, то предупредить смогут. А то и мост взорвать. Пару мин им с собой Андрей Юрьевич выделил.

Событие сорок седьмое

Альдона (в крещении Анна) — дочь Великого князя Литовского Гедиминаса и жена князя Владимирского Андрея Юрьевича смотрела через закопчённое стеклышко на солнце. Вокруг во дворе замка Владимира толпилось полно людей и все с завистью и даже со злобой некоторые уставились на неё.

Сегодня было солнечное затмение. Вернее, оно уже почти прошло. Началось неожиданно. Вдруг ветер подул, потемнело на глазах и все из замка бросились на улицу, во двор. Там кричит уже народ, руками машет и на небо указывает. А там солнце обкусанное, нету уже кусочка снизу у него. В крик народ, на колени бухнулся и давай молиться и земные поклоны бить.

— Что там? — услышала Анна голос мужа, он из кузницы весь красный от жара вышел тоже на двор.

— Бог испытание нам за грехи посылает. Солнце исчезает, — повернул его в ту сторону отец Епифаний.

— Вона чё? — и князь, лишь мельком глянув на Солнце, бросился назад в кузню.

Народ ещё больше кричать стал и ещё истовее молиться. А Анька стоит и сквозь ладонь пытается на солнце взглянуть.

— Держи! — муж сунул ей что-то чёрное в ладонь, — сквозь него смотри. Не порежься. Стеколко это.

Анна перекрестилась, с перепугу забыла в какую сторону. Всё привыкнуть не могла, за что от отца Епифания столько раз выговор получала.

— Поднеси к глазу и смотри на солнце через стекло. Это просто солнечное затмение. Луна проходит перед солнцем и частично его закрывает, — князь повернул Аньку к солнцу и поднял ей руку к носу, — Да смотри же.

Княгиня очнулась от испуга и чуть приподняв чёрное стеколко взглянула теперь на Солнце спокойно. Там действительно чёрный диск краешком закрывал светило, прямо на глазах по нему передвигаясь.

— Держи, да, держи ты! — услышала Альдона голос мужа. Оказывается, он два таких стекла чёрных в кузнеце сделал и сейчас поднимает с колен дочь Евфимию и сует его ей. А та глаза зажмурила и продолжает крестные знамения творить.

На немного Анька вроде отвлеклась, а когда взглянула назад, то уже больше половины Солнца освободилась.

— Аргир, на тебе тогда! — в сердцах князь отпустил бухнувшуюся опять на колени дочь и сунул чёрное стекло византийцу.

Прямо на глаз просветлело, и когда Анька в третий раз, опять отвлёкшись, глянула в стеколко, то только самый краешек Солнца был ещё чёрный. Раз и этот серпик чёрный исчез, и на голубом небе опять полное сверкающее светило.

— Всё Фима, вставай, кончилось затмение, — князь повернулся к монаху, — Ты, дурак что ли, Епифаний⁈ Какая кара? Ты же грамотный человек⁈ Земля крутится вокруг Солнца, а Луна вокруг Земли и рано или поздно они оказываются вот как сегодня на одной линии. Вот Луна, которая ближе и закрывает на время солнце.

— А что же сейчас той Луны не видно, — свёл брови монашек.

— Балбес! Бьёшь тут с вами, бьёшься. Темнота! Лета не видел! Потому что Солнце ярче. Кстати, сам не проверял, но говорят, что со дна глубокого колодца Луну и звёзды и днём можно увидеть. Аргир, ты же астроном. Скажи ему.

— Солнце и Луна кружатся вокруг Земли, иногда заходит Солнце за Луну…

— Спасибо. Иди отсюда. Знаток… Хренов.

— Муж мой. Ты обещал мне бусы из цветного стекла сделать. С большими бусинами, — глянув на стекло, вспомнила Анька.

— Вона чё? Обещал. Ну, обещал, сделаю… Стоять! — Андрей Юрьевич повернулся к отцу Епифанию, — Батюшка… м… Ты подойди к митрополиту… Попроси у него на полдня одного из иконописцев. Для жены моей и дочери нужно. С красками. Бумагу я сам им дам.

— Мне бусы, а не бумагу надобно, — топнула ножкой Анька. Боевая девка.

— Круче всё будет. Вот смотри… Бусы ты же видела, там цвета смешивать можно. Сейчас иконописец придёт и ты на бумаге красками рисуй бусины с таким рисунком, который хочешь получить. Зелёные с красными точками. Жёлтые с голубыми кляксами. Ну, какие хочешь, такие и рисуй. А мы потом твои карак… эскизы… рисунки отдадим мастерам, и они попытаются сделать именно такие бусины. Эксклюзив у тебя будет. Потом эскизы твои сожжём и ни у кого, кроме как у тебя, таких красивых цветных бус не будет.

— А можно двое. Одни для дочки пусть сделают, — просияла Анька.

— Для какой, мать её, дочки. У тебя дочка есть⁈ — выпучил князь глаза.

— Будет и не одна. Тогда трое бус, и чтобы у всех у нас одинаковые были. И по наследству их передавать будут они своим дочерям.

— Да, Анна Гедиминовна, поразительная ты дивчина. Хорошо. Так и сделаем. Рисуй, будет тебе трое бус.

— А дочку? — и ресницами хлопает.

— Попозже, договорились же. Да, ты Евфимию тоже посади рядом с собой рисовать, пусть и у неё будут бусы по своим рисункам. Только не списывайте друг у друга.

Событие сорок восьмое

Емеля шел к воротам крепости обливаясь потом. Ясно, что кольчуга плетения «8 в 2», с пластинами на груди и до колен почти, весила чуть не пуд. Да рукавицы латные, да шелом. Много на нём железа. А ещё поддоспешник войлочный кожей свиной толстой обтянутый. И всё это под лучами летнего солнца.

А только пот не от этого. Страшно идти, когда на тебя с привратных башен, наспех отремонтированных, после взятия города Великим князем Литовским Гедимином, целится десяток стрельцов. Не должны в переговорщика стрелять? Ну, не должны, а дрогнет у кого рука и сорвётся стрела, да в лицо, ничем не прикрытое кроме стрелки перед носом.

Однако, идти надо. Хватит своих бить. Через год, ну два, опять поганые появятся и гораздо больше их будет. А тут свои своих все поубивают на радость ордынцам. Сейчас Андрей Юрьевич враг князю Брянскому, а в следующем году возможно вместе против поганых выйдут.

Должны же князья, что в Овруче засели, понять, что лучше им сейчас уйти, со дня на день придёт Гедимин со всем войском.

Долго никто не выходил из ворот. Стояли на стене вои и на башенках у ворот и смотрели на него из-под деревянных почерневших козырьков, переговариваясь там. Емеля остановился в десятке сажен от ворот, и о чём разговаривают брянцы и гомельцы, не слышал, так общий гул долетал иногда, когда ветер ослабевал.

— Что надобно⁈ — наконец услышал Емеля крик с одной из башен. Там стоял князь видимо, алый плащ и алые перья на сверкающем на солнце шеломе.

— Договориться! — Емеля белым стягом трясонул туда-сюда. Полотнище заиграло на ветру.

— Кто таков будешь⁈ — князь на башне чуть высунулся из-за ограждения, разглядывая переговорщика.

— Сотник князя Андрея Юрьевича Владимирского Емельян Осипов.

— Жди там, — князь отвернулся от Емели и стал говорить с воем в зелёном плаще.

Емеля ждал, ждал, снова ждал. Красный плащ и перья по-прежнему виднелись среди воев на башне. Когда уже всё терпение у стрельца кончилось, и он собрался плюнуть на переговоры и на самом деле ехать в Возвягль и там дожидаться возвращения Гедимина, ворота открылись, и как раз тот вой в зелёном плаще и вышел.

— Что ты хочешь, сотник⁈ — как на букашку посмотрел на него переговорщик, даже не представившись.

— Ничего. Хочу сказать, что Гедимин уже взял должно Киев. Попирует, оставит там брата князем и вернётся сюда. У него пять тысяч воев и один раз штурмом они уже Овруч взяли. Отпустите Витовта и езжайте домой. У вас сто с небольшим воев у Гедиминаса пять тысяч. Погибнете все, — Емеля говорил и по каменной физиономии воя пытался понять, доходят ли его слова. Но переговорщик брянцев за голову от страха не хватался, презрительно руками тоже не махал. Стоял совершенно молча и слушал, никак не реагируя на слова Емели.

Стрелец замолчал и стал с ноги на ногу переминаться, устал уже тут на солнцепеке стоять. Пот в глаза льётся и даже не вытрешь. Рукавицы тоже железом обшиты.

— А тебе это зачем? Владимирцы в холопах и у литовца ноне? — совершенно опять без эмоций проговорил брянец.

— Союз у Андрея Юрьевича с Гедимином. Вместе землю русскую от поганых чистим. Вы же на стороне ордынцев. Это ваши дела. Мне дела нет. У меня задание от князя в Овруче и вы мне помеха. Уходите. Я не уйду. И каждый день буду ваших воев убивать. Может и не увидите Гедимина с войском. Мы вас раньше положим всех здесь.

— Подло воюете. Как трусы. Выходите на честный бой! — наконец хоть какие-то эмоции на лице переговорщика в зелёном плаще проступили. Скривилась ряха под чёрной бородой.

— Ты, правда, этого хочешь, брянец? Поляжете все. Уходите домой. Там жёны, детки. Сиротами оставите, — хмыкнул и Емеля.

— Опять злякался…

— Как скажешь. Завтра вон на том поле, что у меня за спиною, встречаемся, как солнце взойдёт.

Переговорщик от брянцев, так и не назвав себя, развернулся и решительным шагом направился к воротам. Емеля стоял, смотрел ему вслед и поражался. Зачем⁈ Зачем ему это надо? Что князь Дмитрий Александрович Брянский и его зять Лев из Гомеля хотят получить от этой битвы? Славы? Так какая там слава? Их было три с лишним сотни. Все гридни, дружинники. И их перебьют шесть десятков стрельцов в лёгких доспехах, которые не воевать ехали, а выторговать себе, ну, точнее, князю, рудник небольшой.

Ладно, побьют их завтра брянцы. Нет, конечно, не побьют, но представить можно же, что так князь брянский думает. Побьют, пусть. И останется у него от дружины в три с лишним сотни воев хороших пару десятков. И? Всё одно придётся убираться домой, только без дружины. А ведь дружинник — это опытный вой, которого годами готовить надо. Снова триста человек опытных набрать не получится. И всё ради славы, что Овруч у Гедимина на месяц отбил и стрельцов князя Владимирского побил.

Не будет на Руси никогда порядка. Вечная междоусобица будет, правильно Андрей Юрьевич говорит, что все беды Руси от того, что князей на ней слишком много. Нужно всех убить, чтобы один остался, и тогда только дела на лад пойдут. Много убивать надо. Сотни князей сейчас и все Рюриковичи. Все за славой гоняются. Ну, сами напросились, завтра он постарается на двух Рюриковичей уменьшить количество врагов Руси.