Королевство Русское. Книга третья. Строитель

Глава 19

Событие пятьдесят пятое

Десятник Еремей Хвостов по прозвищу Хвост со своими людьми, которых теперь и не десять уже, а четырнадцать, расположился на опушке леса по правую сторону от дороги. Четверых ему местных… навязали. Самое правильное слово. Сотник их, его друг — Санька Юрьев удружил. Он же среди местных клич бросил, мол, ежели есть неодолимое желание венгров и папистов убивать, то вступайте в его сотню. Так ещё за исполнение их же желания дукат золотой платы. Деньги для местной голытьбы огромные. Вот за четыре прошедших дня их уже три десятка набежало.

Понятно, что испытание новобранцам проводили. Стрельцов… Ну, тех, кто умеет из лука стрелять хорошо, тех в стрельцы определили и к уже имеющимся людям в десятки добавили. Таких два десятка оказалось. Охотники местные в основном.

Остальных собрали в один десяток, прикрепили к ним легкораненого Андрея Корзуна и тоже теперь учат из лука стрелять. Но эти сегодня в бою принимать участия не будут. И без того лишку воев. Как разведчики доложили, к ним менее пяти десятков идёт. А их с местными восемь этих самых десятков. И они сидят в засаде, а те едут по одному, по двое в ряд. Удобнее мишени и не придумать.

— Кони погибнут, выгоню из десятка, — предупредил новичков Хвост, перед тем как отряд неприятеля показался из-за поворота лесной дороги. Вообще, эти охотники, как воины пустое место. Дисциплины никакой. Себя самыми умными считают. Учить и учить.

А чего, охотники же, должны уметь не туда куда-то стрелять, а туда, куда надо.

Молодцы паписты. Они не только коней хороших в подарок новому нобилю привели, так ещё и пять возов с ними чего-то. И телеги серьёзно загружены, по две лошадки в них запряжены. После поворота и до того места, где они дорогу расширили, треть версты примерно. Первыми ехали несколько тяжеловооружённых всадников. Немецкие вёдра — шлемы на голове. Сами в броне пластинчатой, и кони полностью в броне. Хорошая добыча. Это два пуда железа каждый с собой привёз.

За ними ехали тоже хорошо одоспешенные воины. Как дружина у князя Андрея Юрьевича. Кольчуги, шлемы, щиты, только копья тонкие и кони без брони. Таких десятка полтора. Дальше видно не было, отряд этот растянулся по всей дороге. За теми дружинниками как раз возы тащились, ну, а за ними непонятно пока кто.

— Приготовились, — свистящим шёпотом произнёс Еремей. И цепочка его воев повторила по очереди команду.

Чтобы едущие впереди всадники точно угодили в ловушки для них устроенные, немного пришлось накануне в земле порыться. Посреди дороги решили выкопать яму, не глубокую, зато почти во всю ширину и туда вёдрами наносили воды. За ночь лужа эта рукотворная почти высохла, только грязь осталось, но решили утром новой воды не доливать. Грязь смотрелась отвратно, и не понять было, глубоко ли там. Нормальный человек туда коня не пошлёт. Чёрт его знает, что там не дне, а конь — это имущество дорогое, так ещё и друг верный, кто же другом рисковать будет⁈

Впереди отряда парой ехали два воя в шеломах смешных таких, как треух, но с перьями петушиными на верху. Они добрались до лужи, придержали коней и не сговариваясь стали разъезжаться в разные стороны, огибая препятствие. Раздался треск и правый конь со всадником, что ближе был к Хвосту провалился передними ногами в заготовленную ловушку. Всадник, расслабленно покачивающийся в седле, перелетел через голову коня и, проломив укрытие ямы, рухнул туда. Вой и крик были такие, что все вороны, обитающие в замке и вокруг него, взмыли в небо тоже крича, как оглашенные. Второй всадник, ударил шпорами коня, не понимая пока, что происходит, но инстинктивно желая убраться от этого жуткого крика подальше. Тут и его конь провалился, но инерция была приличная, и он полностью рухнул в яму, да ещё и боком, тем самым своего наездника тоже насадив на острые колья. Ещё один предсмертный крик коня и всадника взбудоражил воронью стаю. Перепуганные птицы, ругая, что есть силы, придурошных двуногих и четвероногих, подались подальше от замка.

Не только ведь птицы переполошились. Воины, следовавшие почти впритык за попавшими в ловушки, успели тоже отвернуть от лужи и теперь, напуганные криками людей и предсмертным ржание лошадей, бросились с дороги и тоже угодили в ямы, количество криков и ржания увеличив сразу в несколько раз. Жаль мало этих ловушек подготовили, уже пятая пара в них не попала. Но радовались если этому вои, то недолго.

— Бей! — рыкнул Еремей и первым выпустил стрелу в своротившего с дороги дружинника, в таком же смешном шеломе.

Хрясь, даже показалось десятнику, что услышал он как четырёхгранный наконечник из булатной стали пробил лицевую кость паписту и погрузился в голову молитвами на латыни занятую. Хвост выхватил вторую стрелу, сто раз отрепетированным движением, одновременно глазами выискивая следующую цель. Вон тот воин в жёлто-оранжевом плаще. Вжих. Стрела ушла, но видел уже Еремей, что на секунду раньше вой в ярком плаще получил стрелу от кого-то другого. Стрела вошла в горло, почти туда же куда и десятник метил. Его стрела тоже попала. Вой голову в крике задрал, и она ему под подбородок прилетела. Не кричит больше.

Рука выхватила третью стрелу, но глаз новую цель выцепить не мог. Вражеские вои от сюда, от лужи, и до самого поворота уже валились с коней. Разве вон того с коротким плащом чёрного цвета. Ему стрела попала в плечо. Нет, пока Еремей в него пытался прицелиться и одновременно несколько, вставших на дыбы, коней не зацепить, его опять опередили. Теперь чужая стрела поразила паписта в горло, как и предыдущего, и он слетел с лошади, тоже решившей на двух задних ногах поскакать.

Событие пятьдесят шестое

Когда я становлюсь старше и, оглядываясь назад, вспоминаю всех людей, которых потерял на своем пути, начинаю думать, что профессия экскурсовода — не мое.

Как-то отправили профессора Виноградова… тогда ещё кандидатом был и доцентом, отправили на курсы повышения чего-то там в Санкт-Петербург. И надо отдать должное организаторам этого мероприятия. Днем до обеда была учёба, потом обед в каком-нибудь вполне приличном кафе или ресторане, где обязательно сам Гоголь наследил или Высоцкий чего пел. А потом везли на экскурсию. И вот на одной из экскурсий гид, тётечка такая рубенсовская и говорит, что Пётр, который первый, чтобы быстрее город построить придумал хитрый ход. Он строил переднюю стену дома и своему приближённому какому, ну там генералу Ягужинскому или Меншикову, его, этот дом недостроенный, дарил. И держал руку на пульсе, заставляя одаренного достраивать на полной скорости подарок.

Тогда у Андрея Юрьевича сомнения проскользнули. Дом — это на половину правильный фундамент, Петр наш первый под этой стеной только фундамент делал? Или как? Не спросил. Да, может тётечка, сошедшая с полотен Рубенса, и на знала.

И вот сейчас профессор Виноградов вспомнил ту экскурсию. У него та же самая проблема, что и у императора нашего первого. Ему нужно превратить Владимир в настоящую столицу. И чтобы не стыдно было, так как пока он столица княжества Волынского, завтра, ну через пару лет, пусть, Владимир станет столицей королевства Русского, а лет через двадцать и столицей Российской империи.

Значит что? Нужны широкие прямые улицы, где две кареты спокойно разъедутся. Нужны красивые дома со всякими пилястрами, капителями, горгульями и колоннадами по обеим сторонам этих улиц. Нужны парки среди этих улиц и даже озёра в них, чтобы зажиточные горожанки там выгуливали бэби и кормили уточек.

Начинать надо с малого. С одной хотя бы центральной улицы — Ленина… м… Ярослава Мудрого. Не. Владимира Святого. Теплее. Рюрика Варяжского. Ну так себе. Вещего Олега! Вот достойное название для главной улицы страны.

Сегодня был подходящий день, чтобы озвучить боярам радостное известие, что им нужно будет в течение года построить дома во Владимире на улице Вещего Олега. Те двенадцать бояр, что решили вместе с Гедимином прокатиться до Киева — матери городов русских и взять его (её — мать) на копьё, вернулись. Вышло всё как в пословице: «Пошли по шерсть — вернулись стриженными». Киев сдался без боя. Вынесли Великому князю Литовскому знатные и богатые кияне ключи от города. И пограбить его не удалось. От слова совсем. Сначала туда зашли вои Гедимина, и только на третий день запустили бояр галицких и волынских с их дружинами. Там пир идёт. Гедимин поставил своего брата, в православном крещении принявшего имя Федор, князем киевским. Рядом с ним остался татарский баскак, поскольку Гедимин принимал во внимание сюзеренитет Золотой Орды над этими землями. И все новому князю подарки дарят. Пришлось и боярам отдариваться. А ещё продукты и фураж в Киеве так вздорожали, что каравай хлеба как бронь новая стоит. И не уедешь, не обидев Гедимина и нового киевского князя. Больше недели пировали бояре на чужом празднике. Еле вырвались из города и на полном ходу назад. А все селища и городки по дороге разграблены и ордынцами, и литовцами. Хорошо небольшой запас был, да трава уже подросла немного. Но голодными и без гроша добрались бояре до Луцка, где их тиун Данила сын боярина Андрея Борзеня хоть первый раз накормил вдоволь, а то чуть не месяц впроголодь жили.

Так и хотелось Андрею Юрьевичу ткнуть в них обличительный перст и проговорить: «А я вам говорил»! Не стал. Умные люди на ошибках сами выучатся. В следующий раз может прислушаются к его речам. Это если умные, а нет, так нет. Он сам ничего с этого не потерял, даже наоборот, как бы почти не нарушил договор с Гедимином, обещал же вместе с ним до Киева дойти. Вот, его вои до Киева добрались.

Встретив этих обобранных товарищей, профессор велел всем им на пару дней во Владимире задержаться. И вот сегодня все двадцать пять человек сидят в палате на лавках и на ковры бракованные любуются, да на гобелены с лошадьми, что поляк Марек теперь рисует.

— Бояре. Вот сейчас вам по рукам рисунки отправлю. Это фасад… парадный вид… м… это так будет ваш будущий дом здесь во Владимире выглядеть. Каждому выделю сто метров вдоль улицы. Одним с правой стороны, другим слева. Улица будет проходить вдоль реки. Начинаться будет в ста метрах от замка. Там несколько деревянных домов посада придётся снести, но это мои проблемы. Так вот, там двадцать пять рисунков, выбирайте какой кому понравится, это и будет передняя стена вашего дома. Строить их все будем в три поверха. Более того, фасад… ай, ну эту переднюю стенку я построю своими силами. И вам нужно будет потом построить три оставшиеся стены и крышу. Все крыши будут под черепицей. Её тоже получите безвозмездно, то есть даром. Всё, держите листы, — Андрей Юрьевич передал листы с эскизами главному боярину — тысяцкому Владимира Андрею Молибоговичу.

Тот положил большие листа формата А3 на колени и стал их медленно перебирать. Не долго. Уже на третьем он присвистнул и потащил его из пачки.

— Княже, мне сей дом с ангелами на углах нравится. Кто же ангелов сделает?

— Отольём из бронзы. Не проблема. Будут тебя, Андрей Молибогович, ангелы. Отправляй листы дальше.

Эскизы эти рисовали три человека. Ну, так себе художник из Исаака Аргира, но зато он видел дворцы в Константинополе и других городах Византии. Марек — художник поляк, поездил по Европе и тоже видел разные дворцы и замки. Ну, и Закария или Захарка. Видел дворцы в Гранаде. Побывал и в Венеции с Генуей. Потому, после споров и даже мордобоя все эти три знатока и художника нарисовали по десятку эскизов фасадов домов. Андрей Юрьевич осмотрела чудеса и выдал гойям этим новые листы бумаги.

— Вы, мать вашу, обуздайте свою фантазию. У нас просто мастеров таких нет. Кроме того, я сказал длина фасада двадцать метров. Высота три этажа. А это чего? Тут вавилонская башня нарисована. Рисуйте, что сказал. А эти рисунки потом вам назад отдам, и вы из них картины сделаете. В рамки резные поместим и мой замок украсим.

Хорошо, что у каждого боярина есть свое место в думе, в зависимости от старшинства, то есть от древности рода, от богатства, от того какую должность занимает. Драки за рисунки не произошло, чего профессор Виноградов побаивался. Знатные выбирали раньше, и может и хотели последние — худородные покопаться в эскизах, но дисциплина не позволила. Не ухватишь же за бороду Молибоговича? Он тебе так ухватит, и дома не понадобится. Домовина понадобится. (наши предки срубали толстое дерево, выдалбливали в стволе домовину, укладывали туда усопшего и водружали гроб на пенёк).

— Так. Бояре, сейчас к вам Исаак Аргир подойдёт, сдавайте ему ваш фасад, он там ваше имя запишет и номер дома. Завтра строить начнём. Кто первый дом построит, тот от меня получит ещё и статуй несколько, чтобы перед домом поставить.

Событие пятьдесят седьмое

— Бей! — Емеля Осипов натянул тетиву и отправил стрелу в приближающихся брянцев. Далеко ещё. Три с лишком сотни шагов. Не у всех даже стрелы долетят. Стрелял сотник высоко задрав лук в горизонт. Андрей Юрьевич говорил, и они сами потом много раз проверяли на тренировках, что дальше всего стрела летит при возвышении в сорок пять градусов. Про градусы просто всё. Прямой угол — это девяносто градусов, и получается, что сорок пять это половина. А прямой угол — ещё проще. Это камень на воду падает под углом девяносто градусов. Почему на воду, князь тоже объяснил. На землю тоже так же камень падает. Но земля может быть под углом, холмик там. А вода всегда ровная, она под углом не бывает. Но все эти премудрости теперь не интересны, нужно было просто приноровиться к стрельбе с определённым возвышением стрелы. Теперь не нужны никакие градусы, привычка сама всё за тебя посчитает.

Однако, объяснения князя Емеля заполнил, и теперь, как ему Андрей Юрьевич, он всем молодым в их отряде, да и у себя в десятке особенно, все эти мудрые ромейские подсчёты разъяснял. В ромейских книгах князь это прочитал. Видел Емеля тех ромеев, что часы сейчас делают. И листы с рисунками, кои у них на столе набросаны. Эти могут до таких умных вещей додуматься, как сорок пять градусов. Часы изобретают, чего уж про воду и камень им не знать.

Видимо, неправильно сотник определил дальность до брянцев. Практически все стрелы долетели. Ясно, что урон от такой стрелы мизер. Это тоже ромейское слово, мало означает. Но в десять первых всадников прилетело пять десятков стрел и одна или две попали в морды лошадей доспехом не прикрытые. Лошади споткнулись и повалились. Дружинники полетели с них под ноги набирающих скорость следующих лошадей. Сразу несколько лошадей кувыркнулось следом и тут в эту куча прилетели стрелы второго залпа, потом третьего.

Всё же дружинники князя Брянского были опытными воями, они обтекли упавших и, быстро сомкнув ряды, помчались вновь на тонкую цепочку стрельцов.

Дальше рассматривать куда стрела попала, да рассуждать о ромеях было некогда. Нужно было выпускать стрелу за стрелой в неуклонно приближающихся всадников. Седьмая стрела. Восьмая. Де…

— Отходим! Отходим за возы! — взревел сотник и подтолкнул даже увлёкшегося стрельбой сына, — Отходим!

Вовремя. Чуть не подставились. Еле успели вои его забежать за возя и щитами проходы закрыть, как к ним уже подскакали первые дружинники брянцы.

— Бей! — прорычал Емеля, а сам бросился к правому флангу, там возчики замешкались не успели выставить перед собой копья, уперев их в землю, и сразу за это поплатились. Трое всадников заехали между копий и теперь пытались брянцы достать возчиков мечами. Вот один покатился с прорубленной головой, вон второй. Но теперь Емеля уже рядом был. Он с пяти шагов выпустил стрелу в лицо вою, вновь заносящему меч для удара. Есть. Вторая стрела отскочила от шелома дружинника, но на мгновение его остановила и возчик, изловчившись засадил копьё тяжеленное в брюхо коню. Тот завалился под ноги третьему вою. Емелю же успел из колчана очередную стрелу дёрнуть и выцелить уцелевшего. Вжик. И стрела вошла в грудь воину. С такого расстояния ни одна кольчуга самого плотного плетения от стрелы с булатным наконечником не защитит. Брянец покачнулся в седле и стал сползать.

Емеля хотел передохнуть и оглядеться, но не тут-то было. Увидев прореху в обороне владимирцев сюда, на фланг правый, заворачивали коней сразу четверо дружинников.