Несколько раз он терял сознание, но каждый раз поднимался и шёл дальше.
Девушка глядит на меня, а я на неё. Волибор что-то говорит, но я этого совсем не слышу. Его речи облетают мою голову, не проникая внутрь. Из оцепенения меня выводит его тяжёлая рука.
— Чего застыл? — спрашивает.
— Да так, ничего.
— Я тут встретил моего старого друга, не мог бы ты оставить нас?
Мне на ум приходят слова Мелентия, старейшего из наших волхвов: «Встретишь любовь в ближайшие дни, как пить дать встретишь». Тогда я ещё посмеялся над его словами: это же надо сморозить такую чепуху! Я вообще не верю во все эти любовные шуры-муры. Доводилось встречать всяких девушек, и красивых, и умных, но ни на одну глаз не положил. Всегда обходило меня это стороной. Не встретил родственную душу и не верил, что когда-нибудь встречу. Уж слишком у меня характер неуживчивый.
А сейчас…
Гляжу на эту девушку и понимаю: я не смогу отвернуться от неё, пока кто-то силой не заставит. Но самое главное, у неё на лице видно всё то же самое! Та же искра в глазах, то же заворожённое разглядывание.
Прав был старый хрен! Ох как прав!
— Приятель, — повторяет Волибор. — Уйди, пожалуйста.
— Не могу, — говорю.
— В каком это смысле?
— Во всех.
Здоровяки рядом со мной переглядываются. Видимо, у них есть что-то важное для обсуждения, но при мне они ничего говорить не хотят.
Наконец, девушка опускает голову, отчего капюшон скрывает её лицо. Меня будто холодной водой окатили. Захотелось снова увидеть эти глаза… сердце бьётся так сильно, что вот-вот из груди выскочит.
Только посмотрите на меня! Ничто никогда не могло меня потревожить, ничто не могло вывести из равновесия. Даже когда я стоял на колодке с петлёй на шее, не чувствовал такого жара внутри.
— Ладно, — вздыхает Волибор. — Побудь тут, а мы с друганом поговорим рядом.
— Я не могу подопечную оставить, — возражает другой здоровяк.
— Поверь, с этим парнем ей ничто не угрожает.
После лёгкого замешательства, мужчина соглашается, и они отходят. Я остаюсь наедине с девушкой. Она одаривает меня короткой улыбкой, отчего я сам начинаю улыбаться как баран. Ничего не могу с собой поделать — губы свело.
Меня будто одурманили, только это не волшебство, пришедшее с эпохой безумия, это самая настоящая человеческая притягательность.
Чувствую, будто нужно что-то сказать, а вымолвить и слова не получается.
— Ты — Тимофей, правильно? — спрашивает девушка.
— Да, правильно.
Кажется, речь вернулась ко мне. Удивительно, какое влияние она на меня оказывает. До чего же у неё приятный голос!
— Меня зовут Снежана, — произносит она и зачем-то протягивает руку.
Не знаю, что означает этот жест — у нас в селе таких нет. Беру её руку и слегка сжимаю. Кажется, это её веселит.
Имя ей совсем не подходит — она совсем не снежная и не ледяная. Ей бы больше подошло нечто связанное с весельем и открытостью.
— Мы разве знакомы? Ты назвала меня по имени.
— Это не я, а Евсей, — слегка наклоняет голову в сторону здоровяка, который сидел с ней за столом. — Как только вы вошли сюда, он сказал, что тот мужчина уж очень похож на его старого приятеля…
— Волибор.
— Да, Волибор. А потом смотрит на тебя и говорит, неужели это Тимофей? Удивился, почему ты жив, да ещё вымахал так.
— Уж конечно жив! — говорю. — С чего бы это мне мёртвым быть? Жизнь в этих краях не сладкая, но мы не жалуемся.
— Это да. Представь себе, мне прошлым вечером умертвие платье порвало!
Девушка смеётся, положив руку на мою ладонь, лежащую на столе. Виду я не подаю, но меня будто бы обожгло. Её прикосновение оказалось таким приятным и тёплым. Я бы многое отдал, лишь бы больше никогда её не отпускать. Однако внешне никак это не проявляю: сижу с каменным лицом.
— Как это случилось? — спрашиваю.
— Мы с Евсеем возвращаемся из восточных лесов, где нечисть самая лютая, поэтому слегка расслабились. Вчера вечером приняли человека на дороге за раненого путника. Спросили, нужна ли ему помощь, а он как кинется!
Девушка рассказывает об этом, точно это самая весёлая вещь, которая могла только случиться. Улыбается, и сверкает глазами.
— Смотри, — показывает наспех зашитую ткань на плече. — Починю, как до города доберусь.
— Я этой ночью тоже с нечистью столкнулся, — говорю.
— Да? И что это было?
В голосе Снежаны читается подлинный интерес, а не пустая болтовня.
— Лось-человек-змея, еле отбились.
— Ух, бедолага! Эти твари сильные, хоть и тупые.
— Некоторые в селе так про меня говорят.
Маленькая шутка, чтобы заставить девушку улыбнуться. И она улыбнулась. Никогда не видел никого милее и очаровательнее. Даже сама её манера разговаривать: она очень открытая и дружелюбная, хотя мы видимся в первый раз.
Жизнь в селе сделала меня чёрствым, я всегда осторожно отношусь к незнакомцам, всегда начеку. Она же очень мягкая и мне это нравится.
— Ты здесь работаешь? — спрашивает девушка. — В этом кабаке?
— Мы называем это подворьем.
Девушка думает, что я подошёл спросить, что ей приготовить. Она ещё не знает, что настолько сразила меня своим появлением, что я попросту не смог пройти мимо. Догадывается, но точно не знает. Я же аки комар, ведомый запахом крови. Мне очень хотелось с ней познакомиться. Я бы никогда себя не простил, если бы не спросил хотя бы имя.
— Нет, не работаю, но я подхожу ко всем гостям, чтобы узнать их историю. Это часть оплаты, которую они дают за проживание здесь. Не хочу хвастаться, но именно я построил это место.
— Правда? А выглядит так, будто ты хвастаешься.
— Ладно… — говорю. — Ладно. Я хвастаюсь. Хотел показаться чуточку важнее, чем я есть.
— Не надо. Я повидала много важных людей, но ни про одного из них я не могу сказать, что горжусь знакомством.
— В таком случае я — самый незначительный человек во всём княжестве. Можешь всем рассказывать, что знакома с Тимофеем из Вещего. А когда у тебя будут спрашивать кто это, можешь смело отвечать: никто.
— Ты не никто, — Снежана снова кладёт руку на мою. — Каждый человек — кто-то.
— Приятно слышать.
— И как? Много интересных историй услышал?
— Много, только вашу с Евсеем пока не знаю.
— Наша история совсем не интересная. Нечем поделиться.
— Это не правда. Вы пришли из восточных лесов, а это уже что-то. Говорят, оттуда вообще мало кто возвращается. Ну… с тех пор, как там какая-то хрень грохнулась. И с тех пор как люди силу получили, и твари подниматься из земли стали.
Девушка мечтательно вздыхает. Во время разговора она периодически прикасается к кулону, висящему под одеждой.
— Мой дом там, — поясняет она. — На самом востоке Владимиро-Суздальского княжества.
— Правда? Там же полно нечисти.
— Да, полно, но это всё-таки мой дом.
— Понимаю. Слыхал, люди там живут суровые. Нечисть у вас, должно быть, как домашние питомцы.
— Вроде того, — смеётся Снежана. — Будешь в наших краях, обязательно заходи. Мы — люди гостеприимные.
— Обязательно зайду. Знаешь, ты не похожа на всех этих знатных людей, — говорю. — Ты совсем другая.
— Эх, так и знала, что выдам себя, — вздыхает девушка. — Что тебе подсказало, что я из благородных?
— А ты путешествуешь тайно?
— Да. Стараюсь по крайней мере.
— Ты совсем не похожа на обыкновенных крестьян, которые живут в Вещем и окружающих деревнях.
— Почему?
— Во-первых у тебя лицо не глупое.
Снова смеётся.
— Нет, серьёзно. Тут на подворье в основном торговцы, но если выйдешь на улицу и пройдёшься по селу, то будешь встречать сплошь кривые рожи. Люди любят ходить с открытым ртом, хмуриться, задирать брови, морщить нос. Я и сам так хожу, наверное. У тебя по сравнению с нами очень умное лицо.
— Значит, мне надо сделать вот так?
Снежана вытягивает лицо, принимая наигранно глупое выражение.
— На самом деле да, — говорю. — Именно так, отлично получается. Кожа тоже выдаёт.
— А что кожа?
— Слишком белая и слишком чистая. Тут большинство встаёт с рассветом и работает до заката. Люди загорелые, грязные, не все ходят на реку вечером чтобы помыться, поскольку устают.
— Значит, мне нужно измазаться грязью и постоянно ходить вот так?
Снова делает глупое лицо. Теперь мы оба смеёмся.
— Это потому смешно, что это правда. У нас многие именно так и ходят.
— Хорошая у вас деревня, — замечает Снежана. — Красивая.
Поправлять её, что это село, совсем не хочется. Она из знатных, поэтому её не может удивить ни церквушка, ни это подворье. В городе такого навалом.
Стоило нам слегка отвлечься, как по селу прокатывается колокольный звон — отче Игнатий отбивает начало утренней службы. Он у нас мужчина лихой, пять-шесть раз в день трезвонит. Большинство жителей Вещего приходит в церковь каждый день, но многие делают это в разное время: кто-то утром, кто-то днём, а кто-то и вечером после работы.
Вместе с колокольным звоном Снежана, Евсей, Светозара и ещё несколько человек на подворье хватаются за уши. Девушка передо мной изо всех сил прижимает ладони к голове, защищаясь от проникающего звука.
Когда перезвон заканчивается, она убирает руки, на которых остаётся чуть-чуть крови.
— Придерживаешься старых богов? — спрашиваю.
— На востоке почти все поклоняются Перуну, Дажьбогу, Сварогу… Когда эпоха безумия наступила, мы получили силу, связанную со старыми божествами. Вот и получается, что для церкви христианской мы всё равно, что чёрные колдуны.
— Больно?
— Это чувствуется так, будто поп по макушке молотком стучит.
— Попрошу его трезвонить потише. Всё-таки у нас в селе появилось много приезжих.
Снежана достаёт платок, протирает им пятнышко крови на руке.
— Хочешь, покажу Вещее? У нас тут много красивых мест.
— Я бы очень хотела, — отвечает девушка. — Но мы с Евсеем с самого утра должны были отправиться в путь.
— Эх, жаль.
— Да, жаль.
В глазах девушки читается та же грусть, что овладела мной. Видно, что волшебство между двумя людьми сработало в обе стороны. Ей тоже понравилась моя компания.
Она смотрит на меня, что-то собираясь предложить, но не может. Я же думаю о том, каким образом могу остаться с ней: убедить её ещё немного побыть в селе или пойти следом. Ничто из этого не позволит быть рядом долго.
К нам в село часто заходят благородные люди, я встречал их в городе, со многими разговаривал. Никто из них не вёл себя настолько открыто и дружелюбно, как с ровней. Только она. Знать по большей части высокомерные, самовлюблённые, неприятные мерзавцы. Даже люди, приближённые к знати, становятся такими.
С девушкой же я чувствую себя спокойно и расслабленно. Я мог бы сидеть здесь хоть несколько дней подряд и просто разговаривать.
— Я очень рада, что остановилась здесь на ночь, — произносит Снежана.
— А уж я-то как рад, — говорю.
Пока мы со Снежаной болтали, здоровяки обсудили всё, что хотели. Я даже не успел узнать, как благородную даму занесло в наше село, а они уже возвращаются. Как же всё-таки мало у нас было времени.
— Я держу путь в Новгород, — произносит девушка. — А оттуда пойдём обратно во Владимир, так что на обратном пути мы снова зайдём в Вещее.
— Обязательно заходите, у нас тут рады гостям.
— Это я заметила.
— Я думал, вы путешествуете тайно, а ты просто так рассказала мне, куда направляетесь.
— Это потому… — впервые с момента нашего разговора девушка зарделась. — Ты выглядишь человеком, которому можно доверять.
Одинокий дух застенчивости показался в воздухе рядом с ней.
— Правда? Все остальные говорят, что я слишком хмурый. Прямо как остальные жители Вещего.
— Есть немножко.
Вернувшись, Волибор хлопает меня ладонью по плечу. Это означает конец нашего со Снежаной разговора. Пора возвращаться в серый, унылый мир.
— Тимофей, познакомься с моим другом Егерем, — Волибор представляет другого здоровяка. — Один из моих старейших приятелей. Мы с ним знакомы ещё с тех времён… даже не помню с каких.
— Зови меня Евсей, — поправляет мужчина. — Мы с Волибором оруженосцами были.
— Точно. У этого… Как бишь его…
— У Некраса.
— Точно, у этого болтуна Некраса. Язык без костей.
— Приятно познакомиться, — кланяется Евсей, но тут же выпрямляется, точно ужаленный. — Пойдём, госпожа, нам пора.
На прощание Снежана бросает на меня грустный взгляд своих голубых глазищ. Я выхожу во двор, печальный как никогда. Гляжу, как она залезает на красивую белую кобылу, в то время как Евсей запрыгивает на гнедого тягача.
Удивительно. Я был знаком с ней совсем немного, но глядя как девушка удаляется по дороге прочь от подворья, чувствую внутри невероятную пустоту. Я никогда не считал себя влюбчивым человеком, но сейчас произошло именно это. Не думаю, что когда-нибудь смогу выкинуть её из своего сердца.
Мелентий, сука, нагадал так нагадал. Встречу — так отдубашу, спиной вперёд ходить будет.
Отъехав чуть подальше, Снежана оборачивается и машет рукой, я так же машу в ответ. Она знала, что я смотрю, а я знал, что она обернётся.
Только одно греет душу: на обратном пути она снова заедет к нам.
— Ну как? — спрашивает Волибор. — Понравилась?
— Шутишь? Пока мы сидели за столом, я думал только о том, в какой комнате её поселю.
— Эх, Снежана Ростиславовна не из тех людей, что смогут переехать в деревенский дом — не того полёта птица.
— Это я уже понял.
— Но тебе никто не мешает мечтать об этом.
— Паскуда ты, Волибор.
— Видел бы ты себя со стороны. Будто младенец, у которого мамкину сиську забрали и заставили пить из чаши рядом со взрослыми людьми.
— Хреново потому что. Ты лучше скажи, откуда твой друг Егерь знал меня по имени? Когда вы отошли побеседовать, Снежана сказала, что Евсей узнал меня и удивился, что я жив, да ещё так вымахал. Будто он знал меня ещё ребёнком.
Всё настроение Волибора внезапно пропало.
— Наверное, заезжал в Вещее как-то.
— Нет, — говорю. — Я хорошо запоминаю людей, и если бы встретил его в нашем селе, то не забыл бы. Судя по его удивлению, он видел меня ещё совсем малышом. Ещё в те времена…
— Глупости болтаешь.
Дослушивать меня Волибор не стал — идёт прочь от подворья, пиная лежащие на земле камни. Как бы здоровяк ни старался скрыть волнение, он только что мне соврал. А ещё он не допил своё пиво — он бы никогда себе такого не позволил в нормальной ситуации. Пиво в нашем селе — слишком редкая вещь, чтобы попросту о нём забыть.
Скрывает что-то.
Надо будет его расколоть потом.
В отличие от нашего здоровяка, я иду обратно в кабак, чтобы допить пиво. Никодим со Светозарой уже расправились со своим и жадно поглядывают на моё.
— Руки прочь, — говорю. — Мне сейчас очень нужна лёгкость в голове.
Выпиваю всё содержимое кружки одним махом.
— Плохо? — спрашивает Светозара.
— Плохо, — говорю.
— Понимаю. Прямо как у меня с…
— Только не надо опять про свою змею, — вздыхает Никодим. — Каждый раз про неё вспоминаешь, как кому-то плохо становится. Моя змея то, моя змея это!
— Она была мне очень близка!
— Даже если бы её не переехала телега, она бы всё равно умерла от старости ещё несколько лет назад — змеи столько не живут. Так что ты всё равно бы сейчас сидела и жаловалась.
— Не так я планировал провести этот день, — говорю очень тихо. — Ночью мы прикончили людей удельного князя, вызволили батю. Еле спаслись от чудища. Сегодня я собирался веселиться и праздновать, а не сидеть грустный с самого утра.
Светозара успокаивающе кладёт руку на плечо.
Вскоре мы расходимся по домам. Точнее, я со Светозарой домой, а Никодим на реку — стирать пропитавшуюся кровью рубаху.
— Знаешь, Тимофей, а ведь эта девушка тоже кажется мне знакомой, — произносит Веда. — Я кое-что вспомнила за последнее время. Помню, что была в Стародуме, помню, что была оружием княжны. Снежану я не помню, но мне кажется, что я её встречала.
Девушка-дух сидит у меня на плече с задумчивым видом.
— В каком смысле?
— Точно так же, как с тобой. Мне кажется, что я уже видела тебя однажды, но ничего об этом не помню.
— Если вспомнишь, обязательно дай знать.
— Конечно.
— А теперь извини, пойду домой. Буду мечтать, раз уж только это мне остаётся.
Однако дома меня встретил не Федот, занимающийся делами по хозяйству, и даже не Федот, пребывающий в ужасе после этой ночи. Меня встретила мама. Та самая, что умерла лет пятнадцать назад, жена Федота.
Ожила!
До появления крепости Стародум из земли остался 41 день.