Стародум

Глава 17

На него напали целой толпой,

Воеводе приходилось сражаться одной рукой.

Ребёнок хныкал во второй.

Целый день мы идём к Ярому острогу.

Двигаемся по основной дороге между Новгородом и Владимиром на запад. Минуем деревни и отдельные домишки. Многие люди на дороге разбегаются в стороны при нашем появлении. Вроде и не выглядим как разбойники, но кто ж знает. Всяко лучше спрятаться, чем оказаться на пути целого отряда.

Наверное, стоило бы заходить в каждую деревню, спрашивать, кто из местных согласится отправиться с нами за уведёнными людьми. Может, ещё пару десятков человек насобирали бы. Каких-нибудь хмурых отцов, лишившихся дочерей. Но для задуманного нами дела хватит и тех, что у нас есть. Наверное, хватило бы меня одного с волшебным мечом.

Да, я в себе настолько уверен.

Оказалось, побеждать врагов очень просто, когда обладаешь оружием, способным разрубить человека в доспехах.

— Я тут был, — произносит Никодим, проходя мимо каждой деревни. — И тут был, и тут, и тут.

— Ты же из Вещего почти не выходишь, — отвечает Светозара. — Как ты мог тут бывать?

— В каждой из этих деревень я побывал ещё до того, как в Вещем меня приняли. Слонялся тут по лесам, еду воровал, спал в землянках. Чуть лешаки не утащили.

— Ты же говорил, что не помнишь ничего.

— Кое-что, оказывается, помню. Я тогда хворал много, вообще непонятно, как выжил.

Неплохой, конечно, Никодим путь проделал. Родился в Новгороде, скитался там по улицам как беспризорник, а потом пешком дошёл до Вещего. Триста вёрст по лесам, питаясь чем попало и ночуя где повезёт. Под конец пути его, истощавшего и без сознания, нашёл Игнатий.

Несладко ему пришлось, но теперь всё хорошо. Нашёл место для жизни, где все его любят.

По сравнению с Никодимом, Светозара вообще счастливица. Куча родственников, куча друзей, окружена теплом и заботой. При этом свободна как ветер.

— А вон там яйца куриные воровал, — Никодим указывает на далёкую деревушку в стороне от дороги. — Помнится, выпил целую кучу сырых, а потом меня стошнило. Так жалко было.

— Может, нам стоит зайти туда и извиниться? — спрашиваю. — За яйца украденные.

— Не-ет. Стыдно, ужас. Я же не со зла крал, а чтоб не сдохнуть.

— Зачем ты вообще из Новгорода в лес попёрся?

— А ты поживи в городе сиротой — поймёшь.

Топаем на запад.

Путь нам предстоит неблизкий: от Вещего до Ярого острога целый день пути. Утром мы вышли, так что на место прибудем только поздним вечером. Питаемся взятым с собой хлебом, в туалет ходим по расписанию, чтобы не останавливаться каждый раз, когда одному приспичит.

Гляжу на мужиков каролинских, а они всё больше мрачнеют. Оно и понятно. Напиться браги после сбора урожая, громко кричать и трясти рогатинами каждый может, а стоит отправиться на настоящее сражение, весь пыл пропадает. Многие уже наверняка жалеют, что покинули свою деревню.

— Волибор, — шепчу нашему здоровяку. — Может отпустить этих слюнтяев назад? Справимся без них, своими силами.

— Так и будет, Тимофей, — так же тихо отвечает Волибор. — Так и будет. Это же не воины, как наша сотня, только посмотри на них.

Кучка мужиков, молча глядящих себе под ноги. Идут, но очень медленно, всё больше замедляются во время похода, растягивают время. Надеются, что кто-то другой предложит развернуться и пойти домой. Так их гордость пострадает чуть меньше.

Но винить их не стоит: это же обыкновенные люди. Если они и держали в руках оружие, то для того, чтобы пни в лесу избивать. Никто из них не сражался, и даже трупоедов в лесу ночью не гоняли. Выйди на них сейчас лешак в две сажени ростом, половина обделается, а другая даст дёру так быстро, только пятки сверкать будут.

— Ладно, — говорю. — Уйдут как захотят. Ставлю на то, что их хватит до обеда.

— Не, до вечера протянут. Но как только солнце зайдёт, забьются в ближайшую нору и просидят там до утра.

— Это будет смешно.

Знаю, смеяться над таким нельзя, но как же забавно они изменили своё настроение с началом настоящего похода, а не воображаемого!

Продолжаем идти. Все вместе, пока никто не сбежал.

Двадцать два года назад, когда где-то в лесах грохнулось нечто и началась эпоха безумия, по этой же дороге шли войска безумца и людоеда. Говорят, они родились на самом краю Владимиро-Суздальского княжества, как два обыкновенных крестьянина. И ничего им в жизни не светило, пока силу огромную не получили.

Что досталось людоеду не знаю, но безумец, оказывается, смог людей подчинять своей воле. Руки им в пупки засовывать и заставлять слушаться. И вот этот крестьянин, возможно даже холоп или проигравшийся, подчиняя себе одного за другим всех окружающих, собрал войско больше, чем у многих князей. Так и получилось, что древние рода слегли, уступив место тому, кому лес больше силы дал.

Это произошло не только у нас — по всей Руси. В некоторых княжествах до сих пор князья каждый месяц новые. Наши же княжества столько лет князей не меняли только потому, что людоед с безумцем были братьями и горой друг за друга стояли, но сейчас, оказывается, повернулись один против другого. Значит и они скоро исчезнут: в эпоху безумия надо искать друзей, а не врагов. Слишком многие хотят забрать всё, что у тебя есть.

Время к вечеру.

Вскоре мы выходим на открытое место и вдалеке показывается Ярый острог. У меня отпала челюсть, некоторые замерли на полушаге, другие приникли к земле.

— Офигеть, они его отстроили, — вырывается у Жизнобуда, нашего мастера-кожевника.

— И расширили, — подтверждает Волибор. — В последний раз, когда я его видел, он был… поменьше.

Оказалось, что крепость, к которой мы идём, совсем не такая, какой мы её представляли. Широкая, высокая, мощная, это место, где происходят полноценные осады. Битвы, которые увековечивают в летописях. Глядя на неё, в голове всплывают образы, которые рассказывали странствующие барды. Лестницы, осадные башни, катапульты, требушеты, горящие в ночи снаряды, крики, плач, завывания скорбящих, вопли боли, сталь, ненависть.

Наш отряд рядом с Ярым острогом — кучка деревенских придурков, решивших выйти против нерушимой, первозданной силы.

Многие из нас и без того во время пути растеряли уверенность в себе, а сейчас и вовсе замерли, не в силах пошевелиться.

Но шанс на успех у нас всё-таки есть.

Нужно лишь дождаться ночи и всё сделать скрытно: гарнизон не должен быть большим. Основные силы безумец наверняка увёл на войну с людоедом. Малый отряд сможет перелезть через стены и…

Стоит мне только подумать о проникновении в крепость, как вдали появляется конный отряд из полусотни солдат с длинными копьями. Скачут по широкой дороге, поднимая пыль в воздух. При их появлении врата крепости открываются, впуская всадников внутрь. А мы стоим как истуканы, таращимся на крах всех наших ожиданий: слишком большая крепость, слишком много воинов безумца внутри.

Мы не вытащим своих. Это попросту невозможно.

Нам никогда не взять острог. Ни сегодня, ни за сотню лет.

Оборачиваюсь и вижу, что половина нашей группы держится из последних сил. Если сейчас кто-нибудь чихнёт, они побегут прочь не оглядываясь.

— Эй, посмотри на мужиков каролинских… — шепчу Светозаре.

— А? — спрашивает девушка. — Что с ними?

Перевожу взгляд на друзей и вижу, что не только пришедшие к нам мужики поникли: наша сотня вся какая-то кислая, да и Никодим со Светозарой мрачные как тучи. Кажется, один только я сохранил самообладание.

Смотрю на Волибора, он на меня. Нам даже не нужны слова, чтобы понять друг друга: следующие за нами люди не чувствуют себя достаточно сильными, чтобы справиться с задачей. Острог он потому и острог, что окружён стенами, стоит на холме, башни с лучниками со всех сторон. Он может сдерживать осаду целой армии, а мы — жалкая кучка крестьян, возомнившая себя героями легенд.

Хороший военачальник на этом месте произнёс бы речь перед воинами, чтобы поднять их боевой дух.

Но сейчас не та ситуация.

Защищать своё село от пришедших врагов — это одно, а идти маленькой, но всё-таки войной — другое. У нас нет ничего. Всё против нас. Мужики каролинские хотели вызволить уведённых у них троих человек, ими двигала сила справедливости. Но сейчас она уступила страху — гораздо более сильному чувству. Замерли, трясутся, лица белые, кое-кто крестится. Битвы сегодня не случится: не с нашими силами.

Из всех людей, выступивших в поход, только я и Волибор в нормальном состоянии. Ещё Никодим, но этого ничем не прошибёшь.

— Что делаем? — спрашиваю у Волибора. — Возвращаемся?

Кивает.

— Значит так, — говорю, поворачиваясь к остальным. — Поход отменяется.

— Как отменяется? — спрашивает Третий. — Почему?

— Мы с Волибором посовещались и решили, что негоже всей сотне умирать. Нас слишком мало, чтобы брать крепость.

Очевидная мысль, которая наверняка приходила в голову каждому из присутствующих, но никто не осмелился выразить её вслух.

— Сегодня вечером мы переночуем в ближайшей деревне, если нас пустят, а утром пойдём обратно. Это наше последнее слово. Спорить я не собираюсь.

— Ну блядь! — Самовлад со всего размаху бросает о землю камешек, который долгое время теребил в руке. — Так и знал, что не дойдём!

— Эх, а я было обрадовался… — добавляет мужчина с грязной бородой.

Кучка каролинских мужиков принимается недовольно ворчать, но в их голосах и позах чувствуется настоящее облегчение. Никто из них не может признаться себе, что испугался и очень хочет вернуться домой. Они всячески оправдывают недостаток мужественности чем угодно. Хотя, на мой взгляд, никаких оправданий здесь не нужно — не хотеть сражаться нормально. Ненормально, когда ты, наоборот, очень хочешь проливать кровь. Это уже беда с башкой.

Наша сотня выглядит получше, но тоже чувствуется облегчение: никто из них не хотел сегодня драться.

— Как же? — спрашивает Самовлад. — Зря шли, что ли?

— Не зря, — отвечает Волибор. — Было время поразмыслить. И мы решили, что нападать на острог — глупо.

— Чёрт!

Мужики каролинские злятся напоказ. Они счастливы от того, что мы отменили поход, но красуются друг перед другом. А вот если бы поход продолжился… а вот если бы им дали напасть на острог… ух они бы… всю крепость бы раскидали голыми руками.

А у меня такое весёлое настроение при взгляде на этих хорохорящихся людей, что грех не подколоть.

— Нет, ну если вы так хотите, то пойдём дальше, — говорю. — Не стану же я держать столько крепких, сильных мужиков. Раз уж вы сами говорите, как повезло защитникам Ярого острога.

Напыщенность Самовлада и его друзей тут же испарилась, как рукой сняло.

— Нет, ну мы могли бы, — заявляет он. — Коли бы оружия побольше было, да и доспехи там…

— Да и вообще я хромаю на одну ногу, — подтверждает грязная борода.

Когда мы выходили из Вещего, никаких препятствий у нас на пути не было. А сейчас, оказывается, и оружия надо побольше, и ноги здоровые. Но издеваться дальше я не собираюсь.

— Значит переждём ночь и утром идём по домам. Тут рядом находится Сырово. Глядишь, кто-нибудь пустит нас переночевать на сеновал.

Вскоре вся наша толпа сворачивает с дороги к деревне неподалёку. Оказалось, что у Волибора тут есть знакомые, даже несколько, так что нас приютили: кого в доме, кого в хлеву и сеновале. Все полсотни человек смогли разместиться на ночь.

Летом можно было бы переночевать и в лесу: чудища не такие дикие, не нападают, если не шуметь и костёр побольше развести. Но зачем ночевать в лесу на земле, если можно сделать это на мягком настиле?

— Всё-таки хорошо, что мы на острог не пошли, — заявляет Самовлад печально. — Перебили бы нас ещё на подходе.

— Это да, — отвечает Третий. — Крепости не берут такой кучкой оборванцев как мы. Ливонцы Ярый острог не взяли, а их было несколько тысяч человек. С оружием и лестницами.

— Только жаль наших, которых увели. У меня там брательник троюродный. Вот такой рыболов!

Мужики, раздосадованные, что не смогли отбить друзей и родственников, засыпают на сеновале.

— Пойду отойду, — говорю и выхожу на улицу.

Всё правильно сказал Самовлад: перебили бы нас ещё на подходе. Вызволять украденных людей нужно не группой из нескольких десятков человек. Для этого вполне сгодится один.

И этот один — я.

Так что, закончив с увлажнением земли, я не возвращаюсь спать, а иду обратно к дороге, по которой мы шли к нашей цели.

Глядишь, получится освободить жителей окружающих деревень вообще не доставая оружия. Но это вряд ли. Чувствую, пару голов отрубить всё-таки придётся. К тому же тайная вылазка намного лучше открытой тем, что безумец не сможет понять, кто именно проник в его крепость и увёл «добровольных» работников. Не сможет узнать, что за незнакомец с духовным клинком убил его людей.

— Далеко собрался? — спрашивает Веда, появляясь рядом со мной.

Каким-то образом я могу видеть девушку-духа даже в ночной темноте.

— Ты сама знаешь, куда, — говорю.

— Прогуляться к крепости?

— К ней самой. И приглашаю тебя побыть в этот ночной час со мной.

— О, я с большой радостью, — отвечает Веда. — Что может быть прекраснее, чем прогулка под звёздами? Только человек и его верный меч.

В итоге мы продолжаем путь почти в полной темноте, лишь луна светит в небе, создавая ровно столько света, чтобы мы понимали, где вообще находимся. Вокруг жужжат жуки, стрекочут кузнечики. Хорошо летом ночью. Это зимой, когда мелкие твари спят, в ночи раздаётся лишь далёкое завывание мертвецов и треск ломаемых веток от нечисти, бродящей в округе.

— Ты для меня не просто оружие, — говорю шёпотом. — Ты теперь одна из моих лучших друзей. Рядом с Никодимом и Светозарой.

— Ты даже не представляешь, как я рада это слышать, — отвечает Веда. — Ты тоже мой лучший друг. Даже…

— Что даже?

— Ничего.

Некоторое время идём в молчании. Вокруг так спокойно, ничто не говорит о том, что этой ночью прольётся кровь.

— Я знаю, что ты появилась на свет вместе с началом эпохи безумия, как и многие волшебные создания, но как именно это произошло?

— Я как раз недавно об этом вспомнила. Меня оживили.

— Как это, оживили?

— Очень просто. Когда-то я и правда была оружием: самым обыкновенным, из стали. А потом в меня вдохнули жизнь. Теперь я внешне похожа на человека, могу исчезать и появляться когда захочу. И всегда чувствую, когда владелец во мне нуждается.

— И кто тебя оживил?

— Горислав Лютогостович.

— Наш старый удельный? — от удивления я даже останавливаюсь.

— Ну да. В эпоху безумия он получил силу оживлять мёртвые предметы. Точнее… даже не так. У любого предмета уже есть душа, нужно лишь достучаться до неё. Вот он и оживил меня. Как и многие другие клинки.

— То есть, ты знала старого удельного? Лично.

— Знала, это был… очень своеобразный человек. Со странным чувством юмора. Любил голоса кривлять и всех передразнивать. Но не подумай, что он был дураком, это был умнейший человек, что я знала. Правда под конец жизни он сильно изменился…

— В каком смысле?

— Ни один человек не в силах оживить целую крепость. Чтобы выполнить такую большую работу он поглотил три осколка силы. Ну те, что ненадолго позволяют подняться в силе.

— Ага.

— Но никто тогда не знал, что поглотив осколок, тебя начинает тянуть к ним. А Горислав их целых три штуки, поэтому стал одержимым ими. Даже собирался поход организовать в леса, что аж за Владимиро-Суздальским княжеством. Там они прямо на земле валяются, говорят. Только живым оттуда уйти трудно.

Веда задумалась о своём. Видно, что воспоминания о создателе доставляют ей и удовольствие, и горечь, ведь того больше нет в живых.

— Но это пока всё, что я помню. Даже сама осада Стародума ещё не до конца всплыла в памяти.

Вот бы мне увидеть крепость, что ушла под землю… Волибор её видел, Веда тоже, многие крестьяне из нашего села. Красивая была, наверное.

— Тимофей, чего ты хочешь больше всего на свете? — внезапно спрашивает Веда.

— Не знаю. А что?

— Я тут подумала… Раз другие люди получают свою силу благодаря самому большому желанию, значит надо понять, чего ты хочешь. Так мы и найдём твою.

— Это сложно. Я хочу очень многих вещей.

— А какой из них больше всего?

Вздыхаю.

— Трудный вопрос.

— Не такой уж и трудный, — отвечает Веда. — Я вот хочу найти братьев.

— Братьев?

— Других духов. Помимо меня Горислав оживил много оружия, так что у меня есть братья и сёстры. И я очень хочу их встретить. Но сейчас речь не обо мне. Подумай, чего ты хочешь?

— Наверное, — начинаю говорить, но останавливаю себя. — Не, это идиотизм.

— Ну же, продолжай. Если и есть человек, которому ты можешь довериться, то это я.

— Ладно. Я люблю свою жизнь, свою мельницу, свою семью. Хлеб, квас, пиво — это моё призвание. Но это ещё не всё…

Останавливаюсь на мгновение в раздумьях.

— Продолжай, — подбадривает меня Веда.

— Мне нравится бить людей, но я никогда никому об этом не говорил. Люблю состязаться, понимаешь? Обожаю это ощущение, когда находишься близко к смерти и сам несёшь смерть. Это так будоражит… никакое пиво не пьянит так сильно. Но я не хочу бить кого попало, а только тех, кто сам на меня нападает. Чтобы у меня была хорошая причина бить в ответ.

— Это нормальное желание.

— Да, наверное.

— Правда непонятно, какую силу ты должен получить. Исходя из этого.

— Вот и я ломаю голову уже много лет.

Вскоре на нашем пути появляется далёкая оранжевая точка — факел, видимый с большого расстояния. Затем ещё один, и ещё. Мы с Ведой выходим из-за небольшого леса и перед нами предстаёт цель нашего пути. Теперь мы стоим к ней совсем близко и можем рассмотреть как следует. Крепость в форме звезды, расположившаяся на холме. Длинные деревянные стены, башни, крыши внутренних построек, очерченные лунным светом.

Ярый острог.

До появления крепости Стародум из земли осталось 12 дней.