Даже уставший и обескровленный он оказался сильнее всех
Наступает моя любимая часть года — конец лета.
В это время самая лучшая погода: жарко, но не чрезмерно. Работы становится меньше, а отдыха больше. Можно чаще собираться с односельчанами и ходить на озеро.
А ещё варить пиво.
О, как я обожаю этот процесс. Без шуток я считаю это моим естественным призванием. Никто в селе не может тягаться со мной в мастерстве изготовления напитков, а может и по всей Новгородской земле — не имел возможности сравнить.
Все знают, как собирать и использовать хмель, но мало кто делает это с такой любовью и преданностью. Уже несколько лет подряд мы с Никодимом и Светозарой изготовляем столько пива, что хватает несколько месяцев гостей на подворье поить. Путешественники и торговцы оставляют у нас монеты, рубли и шкуры в плату, за которые мы могли бы покупать уже готовые мешки с хмелем, но это не для нас. Каждый год мы сами идём в лес и собираем его. Это стало нашей традицией.
— Палицу не забудь, — замечает Светозара.
— Зачем?
— Как это зачем? Медведей гонять.
— А, ну конечно.
Пока Никодим со Светозарой стоят на улице, я раскладываю на дубовых досках мокрые зёрна ячменя толстым слоем — в ладонь. Два дня они замачивались в чистой воде, впитывали влагу. Теперь они будут лежать под льняными тряпками с вышитыми оберегами и дважды в день переворачиваться, чтобы не закисли.
Как только прорастёт — отправим в печь сушиться.
А пока — самая важная часть. Поход за хмелем. Одеваемся поплотнее, чтобы комары по пути не съели, берём с собой коши и дубинки. Медведей по пути мы не встретим, конечно, но оружие всё равно нужно взять. Мало ли.
— Это там не Гром лежит? — спрашивает Никодим, указывая в сторону.
— Кажется, он…
Прямо за нашим участком по пути в лес мы встречаем нашего старенького сельского пса, встретившего смерть. Бедняга в последнее время стал совсем дряхлым: даже хорошо, что он отправился в лучший мир. Пусть его встретит море костей и бесконечное количество палок, за которыми можно бегать.
— Его надо похоронить, — замечает Светозара. — Он же был у нас как один из жителей села.
— Погодите тут, — говорю.
Вернувшись в сарай, хватаю лопату и возвращаюсь на место. Вдвоём с девушкой мы выкапываем яму поглубже, пока Никодим читает посмертную молитву. Вслух произносит, каким хорошим и добрым псом был Гром, как его все любили, и как мы все по нему будем скучать.
Гром прожил достойную жизнь. Не надо грустить по нему — лучше порадоваться за всё хорошее, что с ним произошло.
Никодим выдал несколько дурацких шуток по поводу того, что Гром за свою жизнь имел близость с таким количеством собак женского пола, что любому человеку стоит ему позавидовать. Светозара коротко хохотнула, и мы отправились дальше в лес за хмелем.
В очень хорошем настроении.
Уже когда мы отдалились достаточно далеко от дома, я оборачиваюсь назад и вижу Душану, стоящую на пороге и глядящую в нашу сторону. Знаю, что я собирался относиться к ней нормально, но глядя на неё волосы встают дыбом.
А ещё…
Гром был единственным кроме меня, кто заметил странную неестественность этой женщины.
Пожалуйста, скажите мне кто-нибудь, что она никак не причастна к смерти старенького пса.
«Опять надумываешь, — сморщившись твержу сам себе. — Нечего людей обвинять почём зря».
Встряхиваю головой и силой заставляю улыбку вернуться на лицо. Нельзя позволять дурацкой подозрительности портить настроение в такой замечательный день.
Я с лучшими друзьями иду в лес собирать хмель — это лучшая часть года. День, о котором давно мечтал.
Мы углубляемся далеко в лес. Взбираемся на холм, под которым располагается обрыв и река внизу. Дальше жители Вещего не ходят — там другое княжество, где нас не любят.
Хмель достаточно распространён, но где попало не растёт: он предпочитает хорошую, богатую почву в приречных зонах. Пару веков назад, когда люди только прознали, что можно варить пиво с хмелем, его целиком ободрали вблизи нашего села, да и сейчас не дают нормально распространиться. Как только находят хотя бы небольшое растение — тут же срывают, поэтому нам приходится идти к чёрту на кулички. Но нас это не напрягает — мы любим гулять.
Однако стоит нам прийти на знакомую опушку, как мы встречаем знакомые силуэты людей.
— Смотрите-ка, опять тут, — с усмешкой выдыхает Светозара.
— Походу у них своего хмеля совсем не осталось, раз сюда приходят, — замечает Никодим. — Надо им в этом году так всыпать, чтобы навсегда забыли дорогу сюда.
— Ну, это тоже наша традиция, — говорю. — Каждый год мы ходим за хмелем и каждый год бодаемся с суздальскими.
На нужном нам месте уже стоят четверо человек: два парня и две девушки примерно нашего возраста. Все они собирают шишки хмеля в льняные мешки. Хмеля хватит всем, но мы хотим выбрать самые спелые, душистые. Из таких получается лучшее пиво.
Каждый год у нас происходит одна и та же перепалка, причём именно с этими самыми четырьмя. Кажется, у них это тоже традиция.
— Руки прочь от нашего хмеля! — кричит Никодим.
— А, явились! — кричит в ответ парень с длинными волосами, завязанными в косу.
Мы останавливаемся друг напротив друга: три на четыре.
— Это наш хмель! — властно произносит Никодим.
— Кто сказал?
— Я говорю!
— А ты кто?
— Дед Пихто. Вы на новгородской земле, поэтому должны спрашивать нашего разрешения, чтобы собирать тут.
— Это место ближе к нашей деревне, чем к вашему селу.
— А нам вообще похер.
— Ребята, у нас с вами каждый год один и тот же разговор, — говорю. — И каждый год вы отдаёте нам свой хмель. Так что давайте не будем тратить время друг друга. Высыпайте на землю свои мешки, мы заберём себе самые лучшие шишки, а вы оставшиеся.
— Хера с два, — отвечает одна из девушек. — В этом году мы забираем лучший хмель, а вы уйдёте с остатками.
— Мы же вам сейчас все рожи разукрасим, — продолжает угрозы Никодим.
— Ну попробуйте…
Один из парней замахивается кулаком, чтобы двинуть меня в челюсть, но я ловко ухожу в сторону и бью ему под дых. Второй парень пытается сбить меня с ног, но и это им не удаётся.
Завязывается самая обыкновенная кулачная драка, которая происходит каждый год в одном и том же месте: Светозара борется с одной девушкой, Никодим тягает за волосы другую. Один из парней пытается заехать большим кулаком мне по голове, а второй — борец. Он стоит в стороне и ищет подходящий момент, чтобы броситься в ноги.
Мы взяли с собой дубинки на случай, если нам повстречаются разбойники или того хуже.
Это же обыкновенные деревенские простаки.
Таких даже голыми руками бить жалко.
Проходит совсем немного, прежде чем мой противник со свёрнутым носом и разбитой губой, выставляет руки навстречу, сдаваясь.
— Всё, всё, — кричит. — Забирайте.
— Ну вот, — говорю. — И зачем было вообще начинать драку?
Чувствуется, что они немного позанимались кулачным боем, чтобы одолеть нас, но всё равно проиграли. Нет в них настоящего боевого духа.
— Хана вам в следующем году, — произносит парень, утирая кровь.
— Да-да, так же, как в прошлом и позапрошлом.
Все четверо вываливают шишки из мешков на землю. Мы с Никодимом и Светозарой отбираем себе самые большие, красивые и душистые. Те, что ещё не до конца поспели — оставляем им самим.
Они знали, что мы придём, поэтому старались набрать побольше всяких.
— Приятно с вами работать, — говорю. — Встречаемся на этом же месте через пару дней, когда оставшиеся дозреют. И приносите с собой сразу повязки, чтобы на раны накладывать.
Недовольные суздальские деревенщины уходят, а мы остаёмся, чтобы дособирать полные коши.
В месте, где растёт хмель, царит стойкий, терпкий запах. Если же начать собирать шишки, то он только усиливается. Маленькими костяными ножами мы срезаем добычу с ближайших деревьев. Хмель — лоза привередливая, предпочитает расти на ольхе и иве, но бывает и на других деревьях. Во время работы стараемся не повреждать растения, чтобы и в следующем году прийти сюда же.
— Даже не знаю, что мне нравится больше, — произносит Никодим. — Собирать шишки, или бить рожи суздальским.
— Мне — второе, — отвечает Светозара. — Я бы просто так сюда приходила, чтобы погонять этих недотёп.
Возвращаемся домой с полными кошами и улыбками на лицах.
Через три дня наши зёрна ячменя прорастают — их мы закидываем на печь для просушки. Часть из них кладём на дубовые листья для аромата, часть сушим на дыму, для терпкого, копчёного вкуса. Ещё через семь дней получаем проросшие, высушенные зёрна, которые перемалываем в грубую муку.
Получившийся солод смешиваем с горячей водой, получая «затор» — густую кашу. Выдерживаем несколько часов, полученную жидкость сливаем и кипятим с шишками хмеля в большом котле. Добавляем ржаные хлебные корки для брожения. Полученное пиво заливаем в бочки и запечатываем смолой для дальнейшего настаивания.
Но самое первое пиво мы всегда пробуем сразу.
— Тимофей, это лучшее пиво, что я пробовала, — замечает Светозара. — Даже не представляю, каким оно станет через несколько дней в бочке. Божественным, наверное.
— Я туда тмин добавил, — говорю. — Нравится?
— Намного лучше, чем в прошлом году.
— Ты это каждый год говоришь.
— Так у тебя каждый год всё лучше и получается.
Получилось и правда прекрасно.
Жду не дождусь, когда буду наливать его торговцам на подворье. Хочу видеть лица людей, которые пробуют сей замечательный напиток.
Одолжив у Вени кобылу с телегой, мы перевозим бочки на подворье. Однако стоит нам выехать со двора, как неподалёку происходит странное: Душана за руку уводит в лес соседского мальчугана — Предрага.
— Светозара, скажи, пожалуйста, что видишь то же, что и я.
— Ну да… куда они идут?
— Не знаю.
Время ближе к вечеру, в это время в лес не ходят ни за грибами, ни за ягодами. Какой чёрт потащил этих двоих в лес?
Будь на месте Душаны какая-нибудь другая женщина, я бы на это никакого внимания не обратил, но это вызывает странные, неосознанные подозрения.
Не сговариваясь, мы со Светозарой заводим кобылу с телегой обратно во двор и тихо, незаметно, начинаем следовать за женщиной и ребёнком. Не могу отделаться от ощущения, что чудище уводит из села одного из наших.
— Ты был прав, — произносит девушка. — Теперь я тоже это чувствую. Что-то неправильно с Душаной.
— Что именно?
— Не знаю, но мне это не нравится…
Мы следуем за женщиной, ведущей парнишку по лесу. Предраг весел, указывает на всё пальцем, веселится. Душана же двигается совсем без эмоций: прямо, без оглядки. Глядя на неё, у меня мурашки идут по телу. Кажется, она так и не моргнула ни разу за все эти дни. И я совсем себя не накручивал.
Они заходят далеко в чащу. Мы со Светозарой подходим всё ближе, но они нас не замечают.
— Я не вижу никаких огнептиц, — жалуется Предраг. — Ты говорила, что они будут сразу в лесу.
— Ещё чуть дальше, — отвечает Душана.
«Огнептицы?» — шепчу одними губами.
«Не знаю», — пожимает плечами Светозара.
У нас в селе водилось пару легенд об огнептицах, но каждый последний житель знает, что здесь их нет. Может быть далеко на юге, но не на нашей земле.
Однако Душана вдруг останавливается, поднимает руку вверх и указывает на высокое дерево.
— Вон она, огнептица, — указывает женщина.
— Где? — спрашивает Предраг.
Мальчик смотрит в нужную сторону, а сзади него Душана хватает его за горло и начинает душить. От увиденного у меня внутри всё обрывается: прямо на моих глазах происходит худшее, что можно вообразить. Я всегда знал, что рядом со мной находится чудище, но мне почему-то никто не верил!
Между мной и Светозарой появляется одинокий дух стремительности.
Я выбегаю из-за дерева так быстро, как только могу.
Несусь по лесу, собираясь уничтожить тварь, что предала доверие отца, односельчан, меня. Она ещё пожалеет… ох, сука, как она пожалеет!
— Стой! — кричу на ходу.
Однако происходит нечто совсем другое: Предраг падает на землю и тут же превращается в уродливую тварь с десятком ног и рук. Он широко открывает рот и в демонической пасти появляется множество длинных, заостренных зубов. Злобно пища, он пытается укусить женщину, но та прикладывает ладонь к его затылку, и отродье высыхает прямо у меня на глазах, будто жук, брошенный в печку.
Несколько мгновений, и передо мной лежит скукоженная уродливая оболочка, лишь издали напоминающая человека.
— Что за… — вырывается у меня. — Это что была за блядская чертовщина⁈
— А, Тимофей, — удивляется Душана. — Ты тут?
— Конечно тут! Сука, что я сейчас вообще увидел?
Вздохнув, женщина поднимается на ноги и долго смотрит на дьявольское отродье, скрюченное на земле. Длинный язык существа, совсем недавно выглядевшего как человек, высунулся из пасти и высох.
— Я не хотела, чтобы кто-нибудь это увидел, — произносит Душана. — Предраг был перевёртышем, и никто кроме меня это не видел.
— Как? Почему?
— Сынок, присядь, пожалуйста.
Присаживаюсь на траву рядом с мамой. Мне трудно её так называть, поскольку внешне она всего на несколько лет старше.
Светозара подходит сзади, удивлённая так же, как и я.
— Помнишь, я говорила, что не помню ничего между моментом моей смерти и тем, как Федот оживил меня?
— Конечно, как тут забудешь…
— Так вот, я помню. Всё это время я была в мире духов — все мертвецы попадают туда, поскольку сами превращаются в духов после смерти. И этот мир…
Лицо Душаны меняется при воспоминании о месте, где она провела много лет. На нём снова появляется та самая тьма, что я ощущал при взгляде на женщину.
— Пока не побываешь в мире духов, ты не сможешь представить что это такое. Он как наш мир, там есть Вещее, крепости, города. Новгород. Но при этом там всегда ночь, и там всё живое… Каждый камень живой, каждая травинка живая, каждая лужа на земле — дух. И там…
Душана запинается, не в силах продолжить. У неё на лице появляется такой ужас, который словами не описать. Что же такого она увидела там, в мире мёртвых, что оставило на ней такой отпечаток?
Теперь понятно, что я чувствовал, находясь рядом с ней. Оказывается, не она сама вызывала во мне неприятные ощущения, а та тьма, что осталась на ней.
— Я видела столько всякого там… теперь я легко отличу человека от твари, что ей притворяется. Предраг был одним из них — уродливым перевёртышем, который возвращается в деревню вместо настоящего человека.
— Значит, родители Предрага теперь не увидят своего сына?
— О, нет, всё будет хорошо. Со смертью твари настоящий Предраг окажется на свободе. Скоро он вернётся домой, можешь не переживать.
— А нашего старенького пса Грома тоже ты убила?
— Я. Под конец жизни его начало поглощать безумие — скверна из мира духов. Ещё несколько дней, и он стал бы нападать на жителей села. Пришлось прекратить его жизнь чуть раньше. Но Гром — не проблема. Пару дней назад возле села леший стал ошиваться — вот где настоящая опасность. Но не бойтесь, я его прогнала.
— Так ты теперь чувствуешь тьму, поскольку провела в мире духов много лет?
— Моя сила изменилась, — отвечает Душана. — Раньше я управляла водой, а теперь у меня нюх на чудищ. Когда рядом появляется тварь, она начинает смердеть для меня за версту.
— Никогда не слышал, чтобы сила могла меняться.
— Может, если с человеком происходит что-то большое. Но так даже лучше, теперь я смогу защищать село от нечисти.
— Спасибо, — говорю. — Что спасла Предрага.
Душана с улыбкой кивает.
— Расскажете ещё что-нибудь о мире духов? — спрашивает Светозара.
— Лучше вам о нём не знать, — отвечает Душана.
Мы втроём возвращаемся в село. Не успеваем мы дойти до нашего двора, как впереди начинается какая-то суматоха: люди бегают, кричат. Это настоящий Предраг вернулся домой: грязный, вонючий, со спутанными длинными волосами и в порванной одежде. С очень удивлённым видом, что сейчас лето, а не зима.
— Перевёртыш спрятал настоящего Предрага в лесу, — поясняет Душана. — Наверняка засунул в лисью нору или того хуже, где мальчик проспал несколько месяцев, невредимый. А теперь ожил и выбрался на поверхность.
— Спасибо, — говорю.
— Да ладно…
— Нет, я серьёзно. Спасибо, что помогла Предрагу. И извини, что я в тебе сомневался.
— Ничего, я тебя понимаю.
В честь примирения в семье хочется открыть пиво, но оно ещё не настоялось. Вместо этого мы ставим на стол брагу, которую я как раз сделал несколько дней назад. В ней нет хмеля, она не такая крепкая, но всё равно вкусная.
Это моё извинение перед матерью за то, что сторонился её и подозревал почём зря. Всё это время она была тем самым человеком, которого я знал. Разве что отпечаток на неё наложил мир, в котором она пробыла много лет.
Но это ничего.
Впервые с момента её возвращения мы садимся за стол как одна большая семья. Едим хлеб, пьём квас и брагу, все довольны. Однако всё очень быстро переворачивается с ног на голову:
— Дядюшка Федот! — кричит с улицы парнишка Волк. — Там какие-то люди идут!
— Какие люди? — спрашивает папаня.
— Не знаю! Люди из лесу идут!
С недовольством опускаю краюху хлеба на стол. Кажется, люди безумца пожаловали раньше, чем я рассчитывал. Но ничего, эти тоже узнают, насколько остр мой духовный клинок.
До появления крепости Стародум из земли осталось 13 дней.