Глава 16. Прививка от чудовищ

Гаишный человек поинтересовался, что находится у нас в мешке, и я снова насторожился. Но вроде бы всё вокруг было тихо и спокойно.

Что ж, любопытство ночного стража дорог можно было и удовлетворить. Положив руку на завязку мешка, я усмехнулся:

— О, вы удивитесь.

Верёвочный узел развязался, мешок шевельнулся, и из его горловины высунулась усатая и фыркающая морда, масляно заблестели большие звериные глаза. Очки куда-то делись ещё при запихивании этого гладкокожего туловища в мешок, и это было, наверное, к лучшему.

— Вай, кто там? — воскликнул гаишник, луч фонаря чуть отдёрнулся.

Фонарь вместе с его хозяином тут же приблизился обратно. Милиционер всмотрелся в усатую тюленью морду, и на лице его промелькнуло непонятное выражение.

— Его чито, эта… Тожи на шяшлик?

Сдержать улыбку мне удалось с большим трудом. Да, хорошо же думают местные жители о московских звёздах! Совсем, мол, зажрались, обычная всеми любимая баранина им уже не подходит, не лезет, им, вон, тюленятину подавай.

— Нет, что вы, — сказал я. — Наоборот: в дельфинарий везём возвращать.

Тюленья голова обеспокоенно шевельнулась, зато милиционера такой ответ, кажется, устроил. Он кивнул, бросил прощальный взгляд на Наталью Варлей, вздохнул: «Какой красывый женчин, вах-вах». Взял под козырёк:

— Спакойна вам даехат, дарагие!

***

Прошло несколько съемочных дней. Тёмная потусторонняя мошкара на глаза почти не попадалась, а ту, что попадалась, я активно и нещадно пылесосил до полного перемещения её на историческую, так сказать, родину. Отношения между членами съёмочной группы наладились, работа шла споро и весело (за исключением одного фактора, но об этом ниже). Оператор Окуляров после своей полуночной встречи с рогатым чёртом совершенно перестал закладывать за воротник, больше того, он и других всяческих склонял к трезвому образу жизни.

Нина с Шуриком, то есть Наталья Варлей и Александр Демьяненко, о недавнем приключении ничего не помнили. Той ночью, пока мы петляли по извилистым дорогам курортного городка, Александр Сергеевич вернулся в своё обычное человеческое состояние. И тогда я тут же накрыл их с Варлей лёгким и весёлым гипнозом. Подъезжали к гостинице они в уверенности, что побывали на экскурсии на заводе шампанских вин и немного там подзадержались. Они казались слегка подшофе, обильно шутили, и нам с Никулиным оставалось им только поддакивать.

Когда подъехали к гостинице, в форточку высунулся парторг Оглоблин, человек-бобёр. Он стал, топорща усы, что-то варнякать про моральный облик советского актёра, но, сражённый моим гипнотическим импульсом, тут же свалился в кресло и заливисто захрапел.

На следующий день я при первой же возможности поговорил с Ларисой Гузеевой. Я не стал ничего выдумывать и сказал ей правду. Что у неё обязательно будут большие роли, съёмки со звёздными партнерами и много чего ещё, но место в этом фильме — просто не её.

Чтобы быть убедительней, перед разговором я позаимствовал внешность у «мохнатого шмеля» советского кинематографа — Никиты Михалкова, и Лариса, ни на мгновение не отведя глаз от моих роскошных усов, тут же мне поверила. (За эти баснословные усы я как-то, предотвращая их похищение, рубился отломанными вертолётными лопастями с двумя исполинскими инопланетными кадаврами, так что нацепил их на себя вместе с остальной внешностью, в том числе и шляпой, я без малейших угрызений совести).

Когда Лариса мне поверила, державшее её всё это время тёмное воздействие схлынуло, и она тут же превратилась в девочку своего настоящего на тот момент возраста. И я отвёз её домой и сдал на руки родителям, на этот раз воспользовавшись надёжной внешностью крупной шкафообразной тётки, бабушки Серёги из главы про хоккей.

Да, можно было бы сказать, что всё идёт удачно и у меня, и создающих фильм людей. Киношники вовсю работали и в процессе, бывало, веселились, режиссёр Гайдай оставался всегда серьёзным. Никто и не подозревал о происходящей рядом с ними невидимой борьбе. И только Никулин с Вициным, знающие подноготную наступившего относительного спокойствия и благополучия, изредка обменивались со мной многозначительными взглядами.

Всё шло по плану — если бы не одно «но». Этим «но» был актёр Моргунов.

В этом своенравном лысом толстяке за считанные дни развилась жутчайшая, как это принято называть, «звёздная болезнь». Моргунов перессорился со всеми вокруг, запросто опаздывал на съёмки, дерзил режиссёру Гайдаю. Мог приехать на съёмочную площадку подвыпившим, притащить туда с собой каких-то посторонних, сомнительных, совершенно там не нужных личностей. В такие моменты взгляды Вицина и Никулина становились ещё более красноречивыми. Часто Леонид Гайдай выгонял Моргунова со съёмок, тогда вместо него приходилось снимать дублёра, такого же лысого здоровяка из местных, или же на ходу менять расписание работы.

Всё это, конечно, было результатом того, что во внутреннем мире актёра Моргунова сидели и делали своё тёмное дело вредные потусторонние сущности. Справившись с главным делом — возвратив в фильм Наталью Варлей, я собирался извлечь этих сущностей и вышвырнуть из этого мира вон. Мне представлялось, что это получится сделать без особенных проблем.

Как же я ошибался.

Тёмные силы, освоившись в пространстве внутреннего мира актёра Моргунова и обнаружив там для себя питательную среду, покидать тело и сознание актёра Моргунова теперь не спешили. Это и понятно: они чувствовали себя, как обжоры в ресторане или в кондитерской лавке. Сущности как бы забаррикадировались внутри, сумев каким-то образом сделать так, что мои стандартные попытки извлечь их оттуда оказались бессильными.

Так актёр Евгений Моргунов превратился в ходячий филиал тёмного и враждебного подпространства в этом светлом и беззащитном мире СССР конца шестидесятых.

О том, что дело повернулось достаточно паршиво, я догадался только на второй день, когда подкараулил Моргунова на завтраке и попытался извлечь из него всё ненужное своим невидимым пылесосом, врубив тумблеры на полную мощность. Мало того, что у меня ничего не вышло — тёмные сущности внутри актёра позволили себе ещё и огрызнуться и спалили мне агрегат до полной непригодности. Пылесос, сбегав к своему укрытому в складке времени трейлеру, я притащил запасной, а столовую официанты и повара проветривали до вечера и всё не могли понять, откуда же это так воняет горелым.

После того случая и стало понятно, что дела складываются не вполне по-моему плану. Но весь масштаб катастрофы я себе не представлял и близко.

Понятное дело, дальше ситуация с актёром Моргуновым лучше не становилась. Сущности в нём сумели как-то заэкранироваться, и я не имел возможности даже проверить, что же там, внутри знаменитого толстяка, происходит. Интуиция подсказывала, что назревают какие-то события, и я был далёк от мысли, что события эти принесут мне и окружающим какие-то радости.

В общем, тёмные сущности из внутреннего мира актёра Моргунова нужно было так или иначе срочно выселять. Поколдовав в лаборатории своего замаскированного трейлера, раз пять при этом позвонив своему умному напарнику Феде, я изготовил несколько граммов вещества, средства от таких вот ментально подселяющихся паразитов. У нас в Службе его называют коктейлем «Мечта экзорциста». По идее и по теории, при попадании в организм актёра Моргунова оно должно было посторонних сущностей оттуда изгнать.

Оставалось моё чудо-средство в этот упитанный организм каким-то образом ввести. И это оказалось непросто.

Сделать это при помощи укола не получалось: Моргунов давно со всеми вокруг рассорился и никого к себе не подпускал. А меня — так особенно. Как-то, притащив на съёмки очередную барышню, он вдруг вспылил в мою сторону:

— Эй, ты чего на неё зыркаешь?!

Я действительно посматривал на моргуновскую спутницу довольно пристально, но исключительно для того, чтобы её просканировать. Надо же было выяснить, кто это здесь у нас появился, поддавшаяся на ухаживания толстой знаменитости обычная курортница — или же под обличием фигуристой девицы скрывается голем, чудище из тёмных пространств.

Сцена тогда вышла некрасивая, после этого в районе съёмочной площадки одновременно нам двоим лучше было не появляться, а звездой кино здесь был всё же не я, а Моргунов, так что…

Мы тайком встречались с Вициным и Никулиным, обсуждали, как же теперь быть. Они взяли у меня по миниатюрному шприцу, чтобы незаметно кольнуть Моргунова в процессе съёмок. Так мы выяснили, что тёмные силы воздвигли вокруг актёра Моргунова невидимый непроницаемый барьер.

Существовал ещё способ добавить вещество-«коктейль» в пищу. Я напропалую гипнотизировал и использовал поваров и официантов, но коварный Моргунов каким-то звериным чутьём определял нежелательные для себя блюда и напитки. В том ему наверняка помогали его теперешние соседи по туловищу.

Я чувствовал: что-то назревает, и моя внутренняя компьютерная система была того же мнения.

И тогда актёр Никулин придумал блестящий план.

***

Сюжетные события, что происходили в здании дачного особняка киношного злодея товарища Саахова, который (особняк, а не товарищ Саахов) якобы живописно прилепился среди скал и белел в пейзажном кадре на фоне гор, напоминая курортную достопримечательность замок Ласточкино гнездо, на самом деле снимали не где-то в горах, а в самом центре курортного городка. Выбранный для этого дом хоть и имел просторный двор, где даже высилась древняя каменная башня какого-то совсем давнишнего века, был довольно скромным по размерам, и толпа человек в двадцать киношников разместилась там в некоторой тесноте.

Съёмки шли полным ходом. Вазы и сервизы (а на самом деле специально завезённую стеклотару, которую принёс, краснея, в двух больших сумках оператор Окуляров) уже побили, актёра Владимира Этуша с торчащий за ухом гвоздикой увели переодевать облитый вином костюм.

В самую большую комнату натащили топчанов, и тройка главных комиков страны с шутками и прибаутками туда укладывалась. Актёры Александр Демьяненко и Руслан Ахметов (он же водитель грузовика Эдик) натягивали белые халаты и медицинские маски.

И вот к съёмке сцены вакцинации всё стало готово.

А момент, можно сказать, был критический. Час назад моя аппаратура зафиксировала поблизости, причём в совсем небольшом радиусе, наличие потусторонней активности нового типа. Можно было с большой вероятностью предположить, что на границе нашего и потустороннего миров формируется штурмовая группа големов. Значит, пребывающая внутри актёра Моргунова мошкара окрепла и стала готова к тому, чтобы открыть своим более крупным сородичам портал в нашу реальность.

Когда именно в воздухе воссияет огненное кольцо и из образовавшейся прорехи валом повалят иномирные чудища, было неизвестно, но это определённо было уже делом ближайшего времени. Более того: судя по всему, случиться это могло вообще в любой момент.

Актёры Вицин и Никулин укладывались на специально сооружённый широкий топчан рядом с актёром Моргуновым, который в данный момент уже был не вполне собой. Да, знаменитые комики по привычке шутили, но шутки их, честно говоря, звучали сейчас несколько натянуто. И натянутой струной звенело сейчас для меня напряжение момента. И другой такой же струной натянулись мои работающие на износ нервы.

Всё было просто: или мы успеем кольнуть толстую задницу актёра Моргунова нашей спасительной иглой… Или другая, далеко не менее большая задница, придёт к любимому миллионами бесценному кинофильму. А может, и не только к кинофильму.

Комната, где собирались снимать сцену с уколами, была самой большой в доме, и всё равно из-за топчанов, съёмочной аппаратуры и кинематографического люда там было не продохнуть. Режиссёр Гайдай, недолго в этом всём потолкавшись, не задействованных непосредственно на площадке и тех, без кого можно было пока обойтись, стал выгонять в коридор. Я едва успел прикрыться гипнотической завесой и юркнуть в укромный угол, чтобы меня не выставили вместе с другими.

Потому что я был в этой комнате сейчас нужен, и ещё как.

Дубли, где Вицину и Никулину колют прививку от «эпидемии ящура», сняли достаточно быстро. Наступила очередь колоть Моргунова. Специально для этой сцены Юрий Никулин привёз из своего московского цирка большущий шприц, который называется «шприц жане», попросив цирковых ветеринаров дать ему из всех самый здоровенный. Вообще такие шприцы предназначены не для уколов, а больше для промываний, но именно к этому приделали иглу — чтобы воткнуть её в спрятанную от камеры позади актёра Моргунова специальную табуретку.

Игла, внушительная и походящая на удлинённое шило, и весь шприц в целом, для медицинского укола как такового приспособлены не были, просто не стояло перед ними такой задачи. Мне пришлось шприц этот из реквизиторской позаимствовать и в конструкцию его внести существенные изменения. Так что теперь получившийся медицинский мутант для нашей проникающей под кожу цели вполне подходил.

Памятуя о том, что вокруг моргуновского туловища имеется барьер, иглу я изготовил и прикрутил специальную, из антивещества — как раз завалялся небольшой его кусок в трейлере на антресолях. Игла из антивещества должна была пробить все барьеры.

Подготовка к съёмке сцены проходила долго. Оператор Окуляров устанавливал камеру, они с режиссёром Гайдаем выбирали разные ракурсы, осветители настраивали свет. Позади актёра Моргунова пристраивали табуретку. Сам Моргунов нервничал, бухтел на молодого актёра Руслана Ахметова:

— Смотри там, аккуратнее, не проткни того, чего не надо.

О наличии у него чудесного защитного барьера актёр Моргунов, видимо, и не подозревал.

Наш план был такой: в момент съёмки сцены укола я беру актёра Руслана Ахметова под гипнотическое управление, и тот вгоняет шприц не в твёрдую табуретку, а в мягкое место актёра Моргунова. Если же мой контроль Ахметова-Эдика достаточно качественным не получится (а такое случается, у управляемого начинает «плыть» координация движений), существовал план Б. Тогда гипнотически ведомый мной актёр Ахметов под предлогом срочно возникшей необходимости посетить санузел покидает комнату, а возвращаюсь обратно вместо него уже я, преобразившийся в его облик.

В полости шприца уже со вчерашнего вечера плескалась волшебная водица, только и ждущая того, чтобы попасть в один упитанный цветущий организм и начать изгонять оттуда тёмных ментальных паразитов.

Вот такой был план — незатейливый, но, как по мне, вполне рабочий. В нашем деле оно иногда так, чем проще, тем лучше. Кто же мог предусмотреть, что у актёра Ахметова окажется такое редчайшее свойство личности, как полная невосприимчивость к гипнозу?..

Да, да. Это бывает — приблизительно у одного человека на десять тысяч. То есть у 0,01% людей. Вляпаться в событие, вероятность которого даже 1% — это надо быть очень невезучим. Кем надо быть, чтобы с разгона врезаться в несчастливую вероятность в одну сотую процента? Понятно кем — мной, Никитой Касаткиным.

Да уж. И всё это — в ту самую минуту, когда компьютерная система панически кричит мне в ухо о том, что потусторонние монстры толкутся вплотную к границе нашего мира, задевают эту границу своими жуткими тушами и вот-вот ринутся сюда, сметая всё на своём пути…

На прокрастинацию у меня ушло секунд пятнадцать-двадцать — меня всё же готовили ко всякому и учили прокрастинировать побыстрее. Я выдохнул, расправил плечи и уже сделал шаг из своего укромного угла, намереваясь приводить в действие придуманный только что прямо на ходу план Ж. План Ж предусматривал силовой вариант и «а там будет видно». Потому что воткнуть шприц жане с иглой из антивещества в моргуновскую выдающуюся Ж нужно было во что бы то ни стало — и как можно скорее.

Но привестись в исполнение моему импровизированному плану Ж было не суждено. И слава, наверное, богу.

А не стал я осуществлять этот недоплан вот почему. Актёр Никулин, который, видимо, глядя на моё лицо догадался о моих затруднениях насчёт гипнотизирования актёра Руслана Ахметова, уже подступил к этому самому актёру Ахметову поближе.

— Русланчик, мне кажется, ты делаешь немного неправильно. Дай-ка, покажу.

Актёр Никулин аккуратно отобрал у молодого актёра Ахметова шприц жане.

— Смотри: держишь вот так и…

С этими словами Никулин поднял шприц — и, внезапно изменившись в лице, с силой воткнул его туда, куда и было нужно.

То есть — не в табуретку.

— А-а-а!!! — заорал актёр Моргунов каким-то трубным, нечеловеческим голосом.

Его коллегу Вицина этим басовитым криком сдуло с топчана, и я не знаю, в переносном ли смысле — может, и в прямом. Актёры Никулин с Ахметовым проворно и синхронно шарахнулись к стене. Рядом со мной кто-то сдавленно ойкнул.

Туловище актёра Моргунова дёрнулось, вздыбилось над топчаном, а потом на эти же топчаны с грохотом и опасным треском рухнуло. Торчащий из понятно откуда шприц жане качался, но это никого не веселило. А в воздухе над моргуновским теперь тяжело ворочающимся телом стало твориться что-то нехорошее. Там смутно зароились, а потом стали оформляться и обретать чёткость и контуры зловещие тёмные фигуры. Нет, они были не похожи на мошек. И на шмелей они были не похожи тоже. Даже, блин, на куропаток. Нет, они, скорее, походили на медведей. На шерстистых медведей, зубастых, когтистых и летающих.

Возникшие, выбравшиеся из туловища актёра Моргунова летающие мохнатые медведи оглядели присутствующих недобрыми пылающими взглядами и глухо заворчали.

Присутствующие — из тех, кому повезло оказаться к злополучным топчанам не вплотную — застыли там, где настигло их это неожиданное явление. Режиссёр Гайдай и оператор Окуляров стояли плечом к плечу позади камеры и одинаково сверкали очками. Помощники и осветители жались по стенкам, две гримёрши под этими стенками уже лежали.

Актёр Мкртчян крестился, то и дело задевая пальцами свой выдающийся нос, а актёр Владимир Этуш тихо бормотал себе под нос что-то неразборчивое, но тоже, кажется, религиозное. И даже молодой актёр Руслан Ахметов бормотал.

Заглянувшая на шум Наталья Варлей, закатив глаза, медленно оседала у дверного проёма, и очутившийся рядом актёр Демьяненко в белом халате придерживал её, не давая упасть, хотя и сам был очевидно недалёк от обморока. Тело актёра Моргунова уже не вздрагивало и неподвижной глыбой застыло на топчане.

— А я говорил, ряженка сегодня была несвежая, — раздался из дальнего угла чей-то неровный и глуховатый голос.

И тогда началось такое, что не дай бог никому.

Загрузка...