СССР против НЛО

Глава 15. Животное и другие

Внимательно осмотрев удивительным образом заговорившего фантома, я заметил, что рубаха у него, хоть и тоже клетчатая, чуть отличается от тех, в какие одеты остальные. И штаны у него другие, к тому же замазюканные с одной стороны во что-то белое. И взгляд за очками шальной, на фантомный не похожий — живой.

Неужели?..

— Александр Сергеевич, это вы?

Обращался я, понятное дело, не к поэту Александру Сергеевичу Пушкину, а вполне себе к актёру Александру Сергеевичу Демьяненко.

Актёр Александр Сергеевич Демьяненко устало шевельнул плечами.

— Вроде да, — произнёс он. — Хотя, честно говоря, я в этом уже не очень уверен…

Да, всё-таки главный Шурик СССР составлял сегодня вечером компанию загульному оператору Окулярову. А потом, бредя с ним по ночным курортным окраинам, натолкнулся на толпу своих двойников. И затесался в их поголовье: от неожиданности, с перепугу, а может, сам того по пьяному делу не заметив.

Ну, теперь-то он, хоть выдыхаемый им воздух и изобиловал хмельным духом, выглядел отчаянно, безапелляционно трезвым.

Что ж, настоящий Шурик затесался в толпу поддельных очень для меня удачно.

— Александр Сергеевич, это очень хорошо, что вы здесь, — торопливо проговорил я. — Помогите открыть дверь.

— Никита… — выдавил из себя актёр Демьяненко. — Никита, вы должны мне многое рассказать…

— Обязательно, обязательно! — Я прижал обе руки к тому месту, где у меня обычно бывает сердце. — Но это потом, потом. А сейчас: откройте дверь!

Я тронул мятущийся разум актёра Демьяненко легчайшим гипнотическим тычком, помогая ему прийти в относительную психологическую норму — хорошо, хоть эта способность у меня не пропала.

Актёр Демьяненко секунду поколебался, потом вздохнул, размашисто кивнул крашеной блондинистой головой — и взялся за дверную ручку.

Дверь заскрипела, открываясь.

— Никого сюда не впускайте, — попросил я и нырнул в прохладный сумрак комнаты.

Как Демьяненко-Шурик будет эту просьбу выполнять, я представлял себе с трудом, но время поджимало и рефлексировать было совершенно некогда.

***

В комнате меня ждала Наталья Варлей, полтора метра очарования и грации.

Ну, как ждала. Это просто такой оборот речи: ждала, мол, меня там. Не ждала, конечно, и наш с ней разговор получился непростым.

Мой ореол всеобщей симпатии на неё, погружённую в другие гипнозы, не действовал, и Варлей такого участника съёмочной группы, как Никита Касаткин, не знала. Поэтому моё появление она встретила настороженно и даже разок швырнула в меня валиком от дивана. И, слава богу, не попала, а то физику столкновения этой детали мебели с моим превратившимся едва ли не в чистый дух телом предсказать было довольно затруднительно.

А потом всё-таки выслушала, но долго не хотела мне верить.

Всё дело в том, что гипноз, в котором пребывала звезда советского кино, был необычным, и пока я в этом разобрался, пришлось-таки помучиться. Он, гипноз, был как бы закольцован, замкнут сам на себя.

Наталья, преисполненная уверенности, что она не кто иная как её киношная героиня Нина, которую похитил морально нечистоплотный советский функционер Саахов, целый день напролёт строила план побега. Бежать она намеревалась обязательно и решительно, но — завтра. А наутро всё как бы обнулялось, и день снова оказывался наполненным составлением планов. Вытащить её из этого круговорота было нелегко, что и неудивительно: люди, бывает, живут в таком состоянии годами, причём без всяких гипнозов, если не считать гипнозами привычку и самообман.

Когда выяснилось, что всеобщего любимца Никиты Касаткина Наталья в теперешнем своём состоянии знать не знает, я стёр для неё эту нашу встречу, принял привычный облик Шурика и начал всё заново. И попутно отметил, что душить актрису гипнотическими воздействиями лучше умеренно — для её же блага.

Пришлось выводить Наталью из пространства бреда в пространство реальности, как ведут за руку маленького ребёнка. Медленно, медленно в сознании её истаивали яркие и фантасмагорические картины ненастоящего, а в глазах появлялась, наоборот, осмысленность. С меня за это время семь потов сошло — правда, поты эти были, как и я сам сейчас, призрачные, фантомные.

Исходящий из моего рта размеренный голос актёра Демьяненко говорил и говорил, нужные слова ложились перед Натальей, как укладываются в трясину брёвна, помогая человеку выбраться из болота на твёрдую почву. И актриса Наталья Варлей выбиралась на эту почву, постепенно и недоверчиво впутывалась из паутины потусторонних воздействий.

И когда цель была рядом и будущая звезда советских киноафиш почти согласилась, что эту непонятную комнату хорошо бы покинуть, в двери затарабанили.

Сначала в двери затарабанили, а потом они ещё и распахнулись.

— Никита! — заглянул в комнату актёр Демьяненко, сверкая очками и нервно размахивая руками. — Извините, но там…

Он не договорил: его толкнули в спину, и тут же в комнату вслед за ним вломились четверо фантомов, очкастых, белобрысых и перепуганных. Дверь за ними шумно захлопнулась.

Наталья Варлей смотрела на это явление широко распахнутыми глазами. Мысленно я с ней согласился, в комнате случился перебор с Шуриками: учитывая актёра Демьяненко, их здесь оказалась пятеро. А вместе со мной — шестеро.

Но скоро выяснилось, что количество Шуриков — величина очень переменчивая. За дверью протрещала автоматная очередь, пули прошли сквозь дверь, то ли прошив её, то ли просто не заметив. Эти пули были, наверное, какие-то самонаводящиеся — потому что из собравшихся в комнате их целей поражены оказались почти все.

Я тут же активировал зрение-сквозь-двери-и-стены, зафиксировал стрелявшего голема и парализовал его через дверь пальчичным импульсом. Но было, конечно, поздно.

Хлопнули, разлетаясь резиновыми клочками, два Шурика, а третий, испуская из пробоины в ноге воздух и душераздирающий писк, стремительно взмыл к потолку, исполнил несколько петель по замысловатым траекториям и окончил свой полёт, повиснув на люстре жалобной блеклой тряпицей. Четвёртый фантом, повреждённый только морально, прыгнул на пол, метнулся по-пластунски под кровать и взорвался уже там — видимо, не перенеся стресса.

Но это была ерунда — по сравнению с тем, что сделало попадание потусторонних пуль с актёром Демьяненко.

На том месте, где только что топтался истинный Шурик Советского Союза, теперь раскрывал зубастую пасть и фыркал обескураженным фырком крупный серый тюлень. Настоящий и живой. Шкура его влажно блестела, хвост шлёпал по полу, а на носу висели очки. Я машинально поправил на усатой морде эти сползающие очки и настороженно повернулся к Наталье, опасаясь увидеть вместо неё розового фламинго или старинную китайскую вазу времён династии Цин, а то и Мин.

Но нет, Наталья была на месте и при этом была собой — по ней не попали, повезло (впрочем, в неё, видимо, и не целились).

Зато, понял я с запозданием, попали в меня. Причём это попадание оказалось куда удачнее первого — в смысле, удачнее для меня (в кои-то веки!). Я вдруг перестал быть бесплотным бестолковым фантомом и снова стал собой, материальным Никитой в боевом комбинезоне.

Но радость моя продлилась секунды — моё тело тут же трансформировалось во что-то неведомое. Хотя нет, понял я, догадавшись взглянуть на себя летающими камерами: вполне себе ведомое. Я стал рогатым чёртом — тем самым, которым пугал недавно оператора Окулярова.

Да что ж такое!..

Я поймал застывший взгляд актрисы Варлей и тут же, изыскав внутри себя какие-то отчаянные резервы — то ли электронные, то ли моральные — личину эту с себя скинул. Заодно скинул и рога, они тяжело грохнулись на пол, и я поспешно забуцнул их под кровать. А потом, невероятным усилием воли, снова стал Шуриком — и тут же метнул в Наталью гипнотическим импульсом.

Увы, импульс мой отскочил от неё, как отскакивает мячик от теннисной ракетки.

— Так вот это, Шурик, и есть та настоящая реальность, о которой вы говорили? — сверкнула Наталья-Нина на меня глазами. — Да, очень похоже на правду!

Красиво взметнулись её сердитые волосы, Нина-Наталья пнула валяющиеся ошметки лопнувших фантомов, прыгнула на кровать и забилась под стенку, прикрыв голову подушкой.

Я вздохнул и материализовал вместительный тряпочный мешок: что ж, забирать её отсюда всё равно придётся, так пусть тогда это будет по канонам.

Тут тюлень-Шурик влажно зашлёпал ластами по полу, ткнулся мне в колено и издал протяжный звук, хриплый и невнятный, но определённо печальный. Блин, точно, подумал я, чуть не забыл. Забрать актрису Варлей, но оставить здесь актёра Демьяненко, это что поменять шило на мыло. А своим ходом актёр Демьяненко уйти отсюда в ближайшее время точно не сможет. Да и получится ли вытащить его даже с моей помощью, ещё большой вопрос. Но мешок я далеко убирать не стал, в любом случае пригодится.

По всему выходило, что справиться здесь одному мне будет проблематично. Но так получилось, что мне имелось, откуда ждать помощи.

Я по-быстрому материализовал из воздуха пару свежих сардин, скормил их своему новоявленному ластоногому питомцу. Потом направился к окну, распахнул форточку и просвистел в дохнувшую ночной свежестью и остаточными запахами от дымовой завесы темноту условным свистом.

Несколько тревожных секунд ответом мне была только разбавленная далёким собачьим лаем тишина, а потом из-за забора послышалось негромкое:

— Хэй-гэй-гэй, хали-гали…

И я вздохнул с облегчением.

***

Вам когда-нибудь доводилось спускать 150-килограммового живого тюленя по приставной лестнице из окна второго этажа? Если нет, то поверьте на слово: дело это хлопотное и трудоемкое.

Но мы с актёром Никулиным с делом этим справились.

Мы справились и теперь мчались по ночному шоссе в немецко-русском кабриолете Никулина, который назывался «Адлер Триумф». На сидении рядом с давящим на педаль газа Никулиным расположилась актриса Наталья Варлей, и ветер красиво развевал её волосы. Конечно, она была здесь, в машине, с нами, где же ещё ей было быть. А я располагался на заднем сиденье, на пару с большущим и шевелящимся серым мешком.

Да, мне пришлось открыться кое-кому из съёмочной группы: вот, Юрию Никулину, а ещё актёру Георгию Вицину. По всем нашим существующим правилам это, понятное дело, строго запрещено. Но бывают же ситуации, предусматривающие исключения из правил. Да и разве хорош тот волк, что никогда не заплывает за буйки… То есть, конечно же, не забегает за флажки (про буйки это я оговорился — видать, из-за соседства под боком морского ластоногого обитателя).

И в своём решении открыться этим людям я не пожалел. Актёр Никулин, вот, появившись очень вовремя, ещё и с транспортом, помог успешно закончить операцию с изъятием из плена тёмных сил Натальи Варлей. А у актера Георгия Вицина была своя, особая миссия: он присматривал за актёром Моргуновым. Вести оттуда Юрий Никулин привёз тревожные, но об этом будет позже.

Да, нам удалось убедить Наталью уехать вместе с нами с заколдованной (назовём это так) писательской дачи. Вернее, удалось это не нам, а Юрию Никулину в одиночку. Когда, помучившись с окном, треща приклеенными ещё на зиму бумажными полосками и смахивая с подоконника засохших мух, я распахнул-таки обе оконные створки и туда заглянуло весёлое лицо в неизменной тюбетейке, Наталья Варлей высунулась из своего кроватного убежища.

— Наташка! — строго произнёс Никулин. — Ты чего тут разлеглась? Давай-ка скорее собирайся и поехали отсюда.

— Юрий Владимирович… — Глаза актрисы блеснули и радостью, и слезами. — Юрий Владимирович, а вы настоящий?

Актёр Никулин обвёл взглядом комнату, ненадолго задержался на очкастом тюлене, что шлёпал туда и сюда, оставляя на досках пола широкую влажную полосу.

— Естественно, — серьёзно ответил он.

— А чем докажете? — всхлипнула Варлей.

Актёр Никулин подумал секунду, а затем улыбнулся. Это была та самая неподражаемая его улыбка, которую знала вся страна. Улыбка, которую невозможно подделать. (В том, что про невозможность подделки это не просто слова, я уже имел возможность убедиться ранее: было у нас такое, когда те же тёмные сущности задумали утащить к себе киностудию Мосфильм целиком — как раз на фальшивом Никулине они тогда и погорели).

Эта никулинская улыбка теперь убедила актрису Наталью Варлей принять верное решение, не упираться и отправиться с нами. Актёрским, женским, а может, просто человеческим чутьём она постигла, с кем здесь правда. И скоро уже помогала пихать в мешок не обрадовавшегося такому повороту ворчащего очкастого тюленя.

Теперь в свете автомобильных фар из темноты выхватывались кусты и низкие белые столбики по обочинам, и машина летела вперёд, глотая несущиеся навстречу макаронины разделительной полосы.

А потом фары выхватили из темноты не кусты и столбики, а гаишную светящуюся и пляшущую в воздухе палочку. А следом и всего гаишника целиком: с фуражкой, портупеей и мотоциклом «Урал» с коляской.

Актёр Никулин крутанул рулём и затормозил на обочине.

Я следил за фигурой с жезлом крайне настороженно. Может, сказалось волнение и темнота вокруг, но остановивший нас милиционер, мелькнув на секунду в свете фар, показался мне очень похожим на своего коллегу из фильма — старшину, что подъехал на мотоцикле, когда знаменитая троица складывала в свою легковушку спальный мешок с брыкающийся Ниной. И которому на вопрос «Что грузите?» простодушный Шурик ответил: «Невесту украли». Никулинский персонаж Балбес тогда находчиво бекнул по-бараньи и тем спас для злоумышленников дело. А вопрос, чем повернётся дело для нас, сейчас был открытым.

Неужели тёмные силы оправились от налёта и смогли организовать перехват?

Пока гаишник, светя себе под ноги фонариком, приближался к нам, я напряжённо всматривался и сканировал темноту вокруг: не готовятся ли оттуда выскочить зловещие фигуры с длинными и загребущими руками.

Тени тревожно двигались по обочине в такт милицейским шагам. Его, милиционера, я просканировал сразу, он оказался настоящим, обычным советским работником ГАИ. Но это ничего не значило, его могли взять под контроль и использовать, превратив на время в бездумно шагающую куклу, передвижной манекен.

Гаишный человек подошёл к машине, поздоровался, посветил на тех, кто сидел в кабриолете, то есть на нас, потом на пару секунд вежливо направил луч фонаря на себя. Теперь я увидел, что, хоть некоторое сходство и имелось, но был он другой: тоже смуглый и кавказский, но более гладкий, упитанный — что было для гаишника, хоть и советского, пожалуй, правильно.

Работник полосатого жезла снова посветил в машину и тут, наконец, узнал Никулина, а потом и меня, то есть Шурика из весёлого кино. Актрису Варлей он знать пока не мог, её известность была впереди. А может, и видел её уже здесь, в курортной местности — когда, например, перекрывали дороги для съёмок, тогда и запомнил, как не запомнить-то. В любом случае, она определённо произвела на него впечатление.

— А, артисты, — сказал гаишный человек с некоторым акцентом, и в голосе его послышалось удовольствие. — Пиривэт!

Он отвёл луч фонаря в сторону, поправил форменную фуражку.

— Чиго матаитэс по ночам, э?

Мы с актёром Никулиным переглянулись.

— Да так, работа, — туманно ответил стражу дорожного порядка Никулин.

— Начной съёмка, а? Панымаю, панымаю, — закивал милиционер.

Потом, как будто о чём-то вспомнив, снова посветил в салон кабриолета. Луч фонаря скользнул рядом со мной, высветил серую мешковину, округлённую и как раз некстати шевельнувшуюся.

— А чито там в мэшкэ?

Это был хороший вопрос.