СССР против НЛО

Глава 13. Смачная драка в межмирье

Тёмные гадкие сущности утащили бобины с плёнкой, и это была катастрофа. И катастрофа эта была бы полной и безоговорочной, но мне немного повезло. Да, повезло: мечась по кладовке от одной стены к другой и пребывая в состоянии, близком к тому, что называют аффектом, я обнаружил след.

След был слабый, но явственный и вполне отчётливый.

Граница между нашим миром и подпространством это не просто какая-то невидимая стена. Нет, есть и стена, вернее, мембрана, но за ней пролегают некоторые, так сказать, промежуточные территории. И по сути это целый мир, жутковатый и плохо пока изученный. Мы умеем в те места пробираться, хоть нам, оперативникам, это очень не рекомендуется.

Но сейчас у меня просто не было выбора. Так что я мысленно нажал нужную кнопку, вдохнул поглубже — и шагнул вперёд. И невидимая мембрана хлестанула меня по лицу, как хлещет мокрый парус попавшего во внезапные шторма яхтсмена.

До этого я бывал в этих сумрачных местах трижды: два раза на учёбе, с группой и под присмотром опытного и сердитого инструктора, а однажды уже в одиночку, когда вот так же гнался за такими же потусторонними ворюгами. И каждый раз всё здесь было иначе, всё было по-другому. Что сказать — мне не понравилось ни в один из разов. Потому что это такое место… Обычными словами тут не объяснишь. Ступаешь туда, и оказываешься как будто во сне. Или в бреду.

И вот я шагнул в это межмирье, и кожа моя ощутила дыхание его прохладного и липкого тумана.

На этот раз из тумана проступил коридор. Подкрашенная электронным зелёным ниточка уходила вдоль его серых казённых стен, и я устремился туда, за ней.

Но не успел я пройти и десяти шагов, как из тумана сгустилась фигура. С виду она была вроде бы человеческая. Фигура была одета в серую куртку и походила на вахтёра.

— Куда? — хмуро спросила серая фигура.

— Туда, — ответил я и шагнул мимо неё.

Дальше коридор, кажется, расширялся.

— Куда, куда? — взмахнула фигура руками и потопала за мной, не очень, однако, проворно.

А у меня на пути выросли ещё двое таких же, серых и неприветливых. За их спинами выплыла из тумана перекладина шлагбаума.

— Проход закрыт, — сообщил один из серых.

— Посторонним запрещено, — добавил другой.

Я рванул между ними, а шлагбаум с ходу перепрыгнул. Логика этого места предполагала не останавливаться и прорываться вперёд как можно быстрее.

За мной потопали трое. И ещё трое показались впереди, а за ними, поодаль, новые. Пространство коридора перестало казаться мне широким. Если дальше случится тупик, будет вообще весело.

Среди новых вахтёров оказалась женщина, строгая и неприветливая. У меня стали спрашивать пропуск и что-то говорить о членстве в профсоюзе. Я обходил этих серых топтунов, нырял под протянутые ко мне ладони, а хватающих слегка бил по рукам, благо держали они не очень цепко.

Но потом они стали держать всё цепче, а ещё напирать сзади и хватать за плечи. Немного помогало то, что толкались серые не только со мной, но и друг с другом.

— Я занимал, я занимал, — без конца повторял кто-то глухо и монотонно, и казалось, что звук тот идёт из-под земли.

— Люди годами ожидают, а он… — ненавидяще зыркнула на меня старуха в шерстяном платке.

Она протянула ко мне скрюченные пальцы, и я поскорее протиснулся от неё подальше.

— Куда ты прёшь?! — возопил тонкий склочный голосок, и было непонятно, принадлежит он мужчине или женщине.

В какой-то миг я споткнулся и чуть не свалился под ноги серой человеческой массе. Стало казаться, что из этой толчеи я могу и не выбраться, но тут впереди показался просвет, я рванул туда и вывалился из людской массы. Отошёл, обернулся, оценил численность собравшегося здесь непонятного народа и тихонько пошагал в нужном направлении.

Но мой уход не остался незамеченным. Через минуту вся эта толпа, серая и бормочущая, плелась за мной по пятам, а одна самая настырная тётка уцепилась мне в лодыжку и волочилась по земле, без конца повторяя что-то о моей характеристике с места работы.

А навстречу лезли ещё и новые. Они брели на меня как зомби, протягивая ко мне руки и пытаясь не пропустить или хотя бы задержать, а я прорывался сквозь их массу, как нападающий в игре американский футбол.

В какой-то момент они, кажется, смогли проникнуть ко мне в голову. «Какой такой американский футбол? Почему американский? — звучал у меня в межушечном пространстве вкрадчивый голос. — Откуда это у вас такие сравнения?» Другой голос скрипел о том, что зомби это упадническая западная тема, и советскому человеку это чуждо и не нужно.

«А что у тебя за причёска? Почему штаны не как у всех? И отчего такое неправильное выражение лица?» — гомонила, перебивая друг друга, невидимая орава.

И постепенно я как будто увяз в этих словах и в серых этих людях. Мои ноги сами собой перестали бежать. Сам я как-то резко уменьшился, и окружившие меня преследователи показались мне теперь исполинами. Они нависали надо мной, разглядывали, обсуждали.

— Куда это он, почему бежит от коллектива?

— У нас честному гражданину бегать не́ от кого и незачем.

— Думается, он не достоин.

— Скажу больше: мне кажется, что он неблагонадёжен!

Внезапно я понял, что эти люди всегда и во всём правы. Они приняли на себя ответственность и олицетворяли всю правоту мира. А я был просто маленький человечек, никто, букашка. Они здесь всё знали и всё решали — за всех, и за меня тоже. И так было, конечно, правильно. Туда, куда я собрался, мне нельзя, я действительно недостоин. Нужно идти обратно.

Тут моя внутренняя система распознала, наконец, воздействие чужого гипноза и слегка тынцнула меня электрическим током. Я вздрогнул и замотал головой.

Ничего ж себе! Умеют, умеют, эти с-с… в смысле, с-сущности, использовать интонацию и дух эпохи. Но теперь я вырвался и знал, что нужно делать. Дух эпохи, он ведь тоже разный — и часто всё зависит от того, что ты в этом самом духе намереваешься унюхать.

Я оглядел хмурые, сосредоточенные лица и поднял руку:

— Тихо, тихо! — крикнул я им. — Слушайте все сюда! Слушайте, а кому не слышно, читайте по губам.

Они замолчали и уставились на меня, их глаза были серыми, как и их одежда, как и они сами.

— Бесплатная медицина, — произнёс я. — Дружба народов. Уверенность в завтрашнем дне.

Едва произнесённые, слова эти вспыхивали в воздухе и разлетались вокруг сокрушительным белым огнём. И от этой световой волны серые мрачные фигуры — то были, конечно, никакие не люди, а порождение этого мрачного межмирья, призраки — застыли, покачнулись, а потом рассыпались прахом себе же под ноги.

И это было правильно.

Это было правильно, только вот энергии у меня ушло ого-го сколько. Ну да ладно — авось на одну хорошую драку хватит.

А драка была не за горами, как не за горами были четыре тёмные фигуры, что удалялись в виду внезапно открывшегося чистого горного пейзажа. Коридор куда-то делся, но я этому не удивился, как не удивляются неожиданным переменам в сновидениях. Да, фигуры были не за горами — они, фигуры, были совсем недалеко, горы были куда дальше.

Они, видимо, почуяли меня, потому что остановились и обернулись. С ними была сумка, и вот это было правильно. Сами же тёмные эти фигуры были мне знакомы, такое я уже повидал. В таких двухметровых угольного цвета големов компонуется потусторонняя мошкара, что залетела в мир украсть наше кино. Такое с ней случается только здесь, в межмирье. Там, в мире, она просто растёт, если есть пища, причём растёт не очень интенсивно — максимум что я видел, это мошка размером с воробья, и та выглядела такой, как будто вот-вот лопнет.

Тёмные же големы, что поджидали меня, выглядели вполне атлетически. Они как-то угадали мои намерения — может, догадались, что я без оружия — и не спеша разминали шеи и широкие плечи.

А я — что я — я направлялся к ним и старался не подавать вида, как же я рад. Предстоящее противоборство, в просторечии драка, и правда радовало меня несказанно. Я человек, в общем-то, простодушный, и все вот эти гипнозы, мысленные внушения, хитрые замыслы — ну, такое. То ли дело благословенная драка руками и ногами — настоящая, честная, я бы даже сказал, душевная. Вот это дело по мне. (Только никому не говорите, а то примут за какого-то бессмысленного амбала без тени интеллекта).

— Ну, давайте, — прошептал я.

В общем, сначала атаковали двое, третий стал заходить со спины. Четвёртый пока не участвовал, сторожил сумку.

Они были похожи на чёрные манекены — высокие, с гладким рельефом, с безглазыми и жутковатыми лысыми головами. Но как раз на таких мы учились рукопашному бою на занятиях, так что на меня даже успела накатить мимолётная ностальгия.

Противники мои надвигались, и я отшагнул в сторону и оказался на одной линии с двумя нападавшими. Один не долго думая решил сразу приложить меня в глаз, но его кулак не достиг цели и ткнулся в пустоту, а вот сам он получил встречный удар — и выбыл из дальнейшей борьбы.

В это время третий поднырнул сзади и попытался схватить меня за ноги. Задумка была в том, что в это же время первый и второй атакуют меня, и я потеряю равновесие. Но первый теперь сидел на земле, а второй решал, с какой стороны его обойти, и из-за этого терял темп. Так что его третий товарищ получил ногой по рёбрам и сильно этому огорчился. Не знаю, испытывают ли эти существа боль, но было похоже, что таки да, предусмотрено, видимо, некое правдоподобие в физиологии. Хотя подбородки у этих ребят определённо твёрже человеческих.

Второй выскочил наконец на меня, ударил кулаком в поставленный блок, получил с ноги в колено и отступил. Четвёртый поставил сумку на землю и шагнул на помощь своему товарищу.

Эти двое решили наброситься на меня одновременно и тут же это своё намерение начали осуществлять. Но тот, которому досталось по колену, был уже не очень быстр и ловок: от первой же подсечки он рухнул, как шкаф с подломившейся ножкой, и решил, видимо, пока на подниматься.

Другой, видя такое дело, резво размахался и руками и ногами.

— Ф-фух!.. Ф-фух!.. — громко вырывался воздух из его рта при ударах.

Он даже успел пару раз ощутимо попасть мне по корпусу, но был остановлен жёстким блоком и уронен на землю жёстким же образом.

Довольный собой, я отряхнул одежду и руки — и тут обнаружил отсутствие сумки. Также недоставало одного распростёртого тела. Почему оно так, выяснилось быстро: тело, подхватив сумку, проворно неслось вдаль, к горам, и уже успело преодолеть на этом пути некоторое расстояние.

Ну, это оно, тело, затеяло напрасно. Потому что, хоть драться нас учили много, усиленно и без поблажек, но и бегу на наших занятиях уделялось очень большое внимание. Так что догнал я своего визави, к тому же отягощённого изрядного веса сумкой, без особенного труда. Да и вырубить этого запыхавшегося бегуна особенных забот не составило.

Очень хотелось умолчать, но сказать нужно — всё-таки буду с вами честен. Весь этот славный и феерический бой… Это не я настолько крутой боец. Просто эти, мои противники, на самом деле довольно плоховато дерутся. Ну а чего вы хотели от сделанных из тёмных мошек непонятных псевдо-людей.

Как бы то ни было, все четверо растянулись на земле и подниматься вроде бы не собирались. Тогда я поднял сумку, и она увесисто повисла у меня в руке, а внутри жестяно блеснули круглые коробки с драгоценными плёнками.

И я направился туда, откуда пришёл.

Идти мне теперь, правда, было не просто. Эти места имеют некоторую особенность — так называемое вязкое время. Меня берегла от него специальная защита, но теперь, когда почти вся моя боевая энергия истратилась на прорыв сквозь гипнотический заслон и на драку, пришлось ощутить его воздействие сполна. Воздух как будто превратился в густой кисель, и я чувствовал себя паровозом, что тащит за собой состав из десятков вагонов.

Но это было ничего, главное — дело сделано. И пусть за те час-два, что я буду отсюда выбираться, в мире, где снимают кино про Нину и Шурика, пройдёт хоть неделя времени, это не страшно. Всё равно тёмные вредоносные сущности из мира убрались — в свой решающий забег они отправились в полном составе. И пока они получат возможность пробраться сюда снова, пройдёт года два-три (наших, которые в будущем), такое вот свойство у мембраны, после её прободания она на некоторое время твердеет. А пропавшие бобины я заменил в коморке фантомными муляжами, которые в случае чего смогут мысленно внушить, что трогать их пока не нужно.

Пробираясь сквозь тягучее кисельное пространство, я думал о том, каким же разным умеют быть здешние непонятные места.

В прошлые разы всё здесь было совсем по-другому. На занятиях с инструктором мы только и делали, что носились среди каменных лабиринтов, и ничего иного здесь не наблюдалось. А в мой единственный самостоятельный визит сюда я сразу заблудился в проступившем из тумана лесу и, упустив тех, кого упускать было вообще-то никак нельзя, бродил там долго и отчаянно. Лес тот был не простой, вместо деревьев там из твёрдой и оранжевой земли торчали огромные руки, это походило на картины в жанре сюрреализма и сильно действовало на нервы. К тому же вели себя эти руки как чёрт знает что. Они раскачивались из стороны в сторону, то и дело оглушительно щёлкали пальцами, а некоторые, когда я проходил мимо, тыкали мне в лицо дули или ещё чего понеприличнее. В общем, местность здесь, между мирами, горазда на различные выдумки.

Теперь же я выбрался с весёлым хлюпаньем сквозь мембрану в светлый мир прошлого. И там узнал, почему мой визит в межмирье прошёл так для меня несложно и почти прогулочно. И чем это всё чревато для моей дальнейшей миссии.

***

Выбравшись в мир и оказавшись в гостинице, я тут же увидел, что произошло что-то очень, очень неправильное.

Повсюду роилась и зудела тёмная мошкара. Она заполнила собой все коридоры, липла к стенам и потолку — и совсем меня не боялась. И надо сказать, пребывая в таких количествах, не бояться меня эта инфернальная мошка имела полное право.

Я увидел, откуда она здесь взялась, и от этого ужаснулся ещё больше.

Запрыгнув в первый попавшийся на моём пути автомобиль (это оказался чей-то блестящий «Москвич») и заведя его силой мысли, я понёсся по узким улицам курортного городка, а выбравшись на трассу, выжал из машины всё, на что та была способна. Впереди громоздились горы, справа синело широкое полотно моря, но любоваться всем этим мне, естественно, было некогда.

Бросив «Москвич» рядом с немецким кабриолетом Никулина, я поскакал по тропе наверх. Горькие южные ароматы лезли в ноздри, и цикады орали, как придурочные.

Подбегая к лагерю, я ещё издалека заметил белобрысую голову актёра Демьяненко, тот прятался от зноя в тени абрикоса и читал что-то, распечатанное на бумажных листах. Дальше, среди всеобщего движения и съёмочной суеты, показалась высокая и худая фигура режиссёра Гайдая. Мне вздохнулось с некоторым облегчением.

Пока я летел сюда, давя на педали допотопного колёсного механизма, в голову лезли мысли одна хуже другой. Особенно почему-то мне было тревожно как раз за Демьяненко. Изначально на роль Шурика пробовалось множество актёров — было просто удивительно думать, что Шуриком мог стать кто-то из них. Был среди них, например, такой Евгений Петросян. Потом, позже, он получил-таки свою долю известности, в несколько другом амплуа и отчасти другого рода. А в несчастливой Вселенной номер 13 именно этому самому Евгению Петросяну и досталась роль Шурика — там, где из всех возможных событий осуществляется почему-то самое плохое, и быть по-другому не могло. Можете себя представить, что это за мир.

Так что присутствие подлинного Шурика страны Советов я отметил с радостью. А потом увидел нечто не такое хорошее. Да что там — от понятия «хорошее» это мною увиденное отличалось, можно сказать, кардинально.

Снимали сцену, где Нина забирается на придорожный камень и поёт песню про медведей. Белая футболка и тёмные волосы мелькали над каменным монолитом, звучал женский голос, плыли столетия. Спали подо льдом северные моря, медведи тёрлись об ось, как ни в чём не бывало, а вот земля дрогнула и крутнулась у меня под ногами совсем не в ту сторону.

— Кто это? — спросил я, враз охрипнув и схватив дрогнувшей рукой первого попавшегося участника съёмочного процесса.

Первым попавшимся оказался помощник оператора Вася Ресницын.

— Как кто? — удивился он. — Это Лариса.

— Какая ещё Лариса?

— Так это, Гузеева.

Тут-то земля и рванулась у меня из-под ног.