В первую очередь я решил собрать наковальню из сета Сварога, а если пройдет по времени и ресурсам — еще и клещи. Прохоров с недовольной миной согласился изготовить простой артефакт из книги, не забыв проворчать, что для него одноразовые с целительством куда полезнее. На это у меня было стандартное возражение, что артефакторику нужно развивать, нарабатывая разные навыки, а одноразовые артефакты этого сделать не дадут. И добавил: пусть воспринимает это тренировкой — если удастся найти учебник по целительским артефактам, то я его куплю.
Не могу сказать, что Прохорова это успокоило, но после того как я начал раскладывать ингредиенты на столе, выяснилось, что для нас двоих поверхность маленькая: и мои с трудом умещались, а что касается Прохорова — для его работы места не хватало. Да и для моей, честно говоря, хватало впритык.
— Мож, стол сделать? — задумчиво сказал Прохоров. — Длинный такой, вдоль всей стены? Доски я куплю. Заодно и припасы пополню. Счас подешевше, а зимой, мож, не просто дорого, а ваще ничего не будет. Хотя кто знает, что там будет зимой-то…
Он вздохнул и посмотрел на меня с вопросом.
— Хорошо, покупай, — коротко согласился я, весь уже в мыслях по изготовлению. Как-никак артефакт сложный, если не божественного уровня, то с божественным названием.
Прохоров усвистал сразу же, я же продолжил изучать схему. Честно говоря, я раньше почему-то был уверен, что основу нужно будет ковать, но нет — выяснилось, что достаточно нужного количества металла, причем он даже не обязательно должен быть мелко нарублен, так как заклинания собирали все куски — и крупные и не очень — главное, чтобы был нужный вес.
До обеда я закончить не успел, только собрал два из трех контуров, хотя ни на что не отвлекался, даже на Прохорова, появление которого отметил, но в разговор не вступал. Меня не отвлекло и затаскивание досок и брусков, а потом и работа Прохорова с деревом. Пару раз Прохоров обращался ко мне с вопросами, что я понимал только по интонации, поскольку хоть и отмечал, что происходило снаружи, сосредоточен был на работе, отвлекаться от которой было нельзя.
Лишь когда остался последний контур, смог передохнуть. Потянулся, потом пару раз отжался и пошел на кухню узнавать, чего хотел Прохоров. Стол он, кстати, собрал и прошелся рубанком по поверхности, которая радовала глаз гладким слоем дерева. Нужно будет чем-нибудь покрыть, чтобы красота узоров не ушла со временем.
— Ну ты и силен работать, — заявил Прохоров, когда я вошел на кухню. — Ниче не слышишь, не видишь, токмо руки мелькают, а между пальцами искры проскакивают.
— Искры? — удивился я. — Какие искры?
— Махонькие совсем, — ответил Прохоров, — Но яркие. Смотреть невозможно.
— С моей стороны ничего не было видно.
— Походу, защита от постороннего. Чтобы никто схему не подсмотрел, — предположил Прохоров. — Схема-то не простая. Не то что в этих коломейкиных книжках.
— Сложная, — признал я. — Но результат нам нужен. Хочу закончить до того, как в кузню идти, там и проверим, что выйдет.
— Чегой-то я за лохматого переживаю. Он мелкий, один в зоне, да еще с повышенной жадностью. Как бы не влип.
Говорить, что жадность у него ничуть не больше прохоровской, я не стал. Сам переживал, хотя для Валерона это был не первый одиночный выход в зону, а из первого он вернулся целый и с прибылью.
— С ним пока все нормально, иначе я бы почувствовал. У нас связь.
— Лохматый говорил, что вызов косо прошел. Вдруг это и на связи отразилось, — продолжил гнуть он свое.
— Ты его сам отправил в определенное место. Я так понимаю, оно не в селении, а на дороге тварей меньше.
— Так-то так, но чтобы лохматый обед пропустил — такого давно не было.
— Ничего, вечером придет — съест в два раза больше.
За Валерона мне самому было тревожно, но он какой-никакой демон, не убежит, так заплюет. Бесплотность, опять же, в которой он ушел на дело, должна воспрепятствовать всем попыткам его повредить.
Прохоров продолжал беспокоиться. Похоже, чувствуя себя виноватым, что втравил мелкого беззащитного песика в авантюру, поэтому я добавил:
— Валерон может несколько дней не есть, если ему не нравится еда. И вообще, ему для существования еда не нужна, только моя энергия, а ее у него уже запас большой.
— Так-то пяти часов еще не прошло, конечно.
— Может и больше пройти. Он на несколько дней как-то в зону уходил. Вот тогда я переволновался. Но вернулся и целым.
Не знаю, удалось ли мне притушить беспокойство Прохорова, да и свое (чего лукавить, я сильно переживал за Валерона), но пообедали мы спокойно.
Доделывал артефакт я примерно час, потому что последний контур был самым маленьким, а соединение все в одно изделие заняло не больше пары минут. После чего на столе оказалась новехонькая блестящая кузнечная наковальня. И тяжеленная — столешница затрещала и рассыпалась под весом, пол тоже не выдержал.
— Твою ж мать! — эмоционально сказал Прохоров. Точнее, он сказал больше, но остальное по этическим соображениям в приличном обществе не говорят.
— Она самая, — подтвердил я, недоумевая, как такая тяжесть могла получиться примерно из двух килограммов ингредиентов.
Тащили мы наковальню в кузницу с Прохоровым вдвоем, под его ворчание, что такие вещи надо делать прямо на месте, а то можно и грыжу заработать. На что я отвечал, что у него исцеление уже десятого уровня — подлечит себя, с грыжей не останется. А может, и меня заодно.
Дотащив до места, мы с трудом водрузили новую наковальню рядом со старой. Смотрелись они как породистый жеребец на скачках и кляча по дороге на живодерню.
— Красивая, — признал Прохоров. — Че дает-то?
— По идее, прибавку должна давать к изделию.
— Ничесе, — присвистнул он. — Это ж золотое дно.
— Нужно сначала это изделие вообще сделать, — намекнул я.
— Ну дык, че стоишь-то? Харе лениться. Давай, горн разжигай. Вчерась все показал, седни ты сам.
Пришлось попотеть, недобрым словом вспоминая тех, кто не выдал мне вторую часть схемы артефактного горна. Что-то мне подсказывало, что для него уголь будет уже не нужен — заработает на чистой энергии, знай заполняй. Но пока правильного горна не было, приходилось вот так по старинке, с использованием угля не лучшего качества и Прохорова, работающего кузнечными мехами, создавать нужную для ковки температуру.
И сразу обнаружилась засада — не удавалось достичь температуры, нужной для того, чтобы ковать металл с механизмусов.
— Уголь плохой, — недовольно сказал Прохоров. — И ладно. Не надо тебе пока. Нужно навыки нарабатывать. Понимать, когда кувалдой, а когда ручником. Ниче, на пруте еще потренируешься, не так жалко будет, ежели че попортишь. А че хотел сделать-то?
— Да у меня есть почти все для арбалета, осталось деталь выковать, — с досадой сказал я. — И будет первый лично мной сделанный арбалет.
— А он тебе нужон? — скептически спросил Прохоров. — Ему ж тож учиться надо, и расходники дорогие.
— Я болты сам ковать могу, — напомнил я.
— От простых толку нет в зоне. Нужны с рунами.
— У меня есть руны со Взрывом и Ядом.
— И зачем тебе стоко одному? — погрустнел Прохоров.
— Как зачем? Мир спасать с голой жопой не выйдет.
— Дык все равно много.
— А я вот как представлю, что мне вглубь зоны надо будет переться, так понимаю, что мало, — отрезал я. — Ладно, давай простым металлом займемся. А что делать?
Вот так подрезаются крылья у мечты. Сколько я уже собираюсь сделать этот несчастный арбалет? И вот наконец все есть, но не хватает такого простого расходника, как хороший уголь. Обидно? Еще как.
В этот раз над наковальней я чувствовал себя куда уверенней, уже понимая, куда и чем нужно ударить, чтобы получить ту форму, которую хотел. Форму я выбрал простую — обычный нож, не слишком длинный, из тех, что можно носить с собой и использовать для разных целей. Его и ковал, хотя Прохоров скептически отнесся к моей затее, объясняя, что из плохого железа, с которым я сейчас вожусь, не получится ничего хорошего. Но стоило мне закончить работу и остудить уже не заготовку, а нож, как он сразу заблестел и получил дополнительные характеристики: самозаточка и прочность. Мне же достался новый навык — мастер-оружейник. Первого уровня, разумеется.
— А ниче так выглядит, — признал Прохоров. — Даже странно с такого-то железа.
— Первое изделие, — сказал я, любуясь. Конечно, красивых разводов не было — не сталь дамасская, но ножик получился рабочим. Нужно будет ножны для него придумать. — Он с самозаточкой и прочностью вышел.
Прохоров только вздохнул. Похоже, я сильно прошелся по его самооценке.
— У бати тоже часто с дополнительными навыками выходило, — сказал он. — Сродство к Кузнечному делу — вещь. Так что я понимаю, почему не меня он выбрал.
Понимает-то понимает, но все равно обидно.
— Наковальня же еще артефактная, — напомнил я. — С этой наковальней наверняка и у тебя с дополнительными свойствами получится.
Прохоров прикинул, что жара в горне хватит и азартно принялся выковывать нож и себе. Как ни странно, он тоже получился с самозаточкой. Видать, все же дело не в том, что изделие первое, а в том, что оно делалось на конкретной наковальне.
С кузней на сегодня мы закончили, но перед Митиным усилением я решил немного передохнуть. Все же работа в кузне сильно изматывает как физически, так и морально. Поэтому работу механика отложил на после ужина. Да и стол требовалось починить. Хорошо, что остались прохоровские доски. Ими не мудрствуя лукаво мы попросту перекрыли разломанную столешницу. Рубанком я прошелся сам, а потом покрыл и этот стол, и длинный новый алхимическим лаком, купленным в надежде на то, что теперь буду делать и арбалеты.
К ужину наконец появился Валерон, гордый, как тысяча демонов.
— Наконец-то, — обрадовался Прохоров, стоило песику проявиться на столе. — Что так долго-то?
— А разведка? А контейнер запихать? А после него скорость резко падает, — гордо перечислил причины задержки Валерон.
— Припер-таки контейнер? — одобрил Прохоров.
— Два. Один побольше, один поменьше. Выгружать?
— Не здесь же, — вмешался я в их милую беседу. — Не на кухне.
— Да, — согласился Валерон, гордо озираясь. — Маловато здесь места. — Тогда идем в самую большую?
Прохоров сразу же отложил половник, которым собирался раскладывать по тарелкам тушеную кашу с мясом — настолько его распирало любопытство. Валерона же распирало желание похвастаться. Возможно, было любопытно и Мите, но железный паук честно охранял порученное ему имущество и к нам даже носа не совал.
Вышли мы в комнату, которая раньше была гостиной или столовой — большая и хорошо освещенная, и Валерон принялся корячиться, практически выворачивая себя наизнанку, пока не выплюнул сначала один контейнер, довольно длинный, точно больше полутора метров, а потом еще один, поменьше, но высокий. Но даже по сравнению с контейнером поменьше Валерон казался слишком мелким для того, чтобы это хоть как-то в него поместилось.
Контейнеры были не такие, с которыми мы ходили в зону, а так называемые транспортировочные — большие деревянные ящики с повышенной крепостью, но без стазиса. Поскольку они были закрыты, Валерону вряд ли удалось проверить содержимое, а значит, там может быть все что угодно: от набора дамских шляпок до целой походной лаборатории. Или куча непонятной трухи, которая когда-то была вещами. Одним словом, лотерея.
— Слушай, ты говорил, что длина твоего хранилища ограничивается полутора метрами, — напомнил я, обходя по кругу большой контейнер. — И весит он точно больше пуда.
— А ты думаешь, почему я так долго добирался? — возмущенно тявкнул Валерон. — Хранилище я могу кратковременно растягивать. Выбрал два самых тяжелых контейнера — там наверняка что-то ценное, а не барахло какое-то. И двигался поэтому куда медленней обычного.
— Всегда говорил, что ты необычайно умный, — польстил ему Прохоров.
— Говорил он. Лучше дело, чем разговор. Открывай давай.
Валерон явно наслаждался собственным триумфом. Не хватало только звуков фанфар, когда мы с Прохоровым открывали одновременно запоры с обеих сторон. Но когда откинули крышку, Прохоров не удержал смешка.
— Ценное, — хмыкнул он. — Очень ценное.
Валерон запрыгнул на стенку и заглянул внутрь. Не знаю, что он рассчитывал узреть, но при виде кушетки ничуть не расстроился.
— Вижу сплошные плюсы, — заявил он. — У меня появилось новое спальное место, а в гостиной — приличная мебель. Нужно будет вернуться за стульями.
— Как ты их там определишь?
— Просто перетаскаю все целые контейнеры, — гордо сказал Валерон.
Его энтузиазм скорее пугал, чем радовал.
— А риск стоит того, чтобы таскать кушетки?
— Да какой риск? Часть контейнеров вскрыли, и там теперь непригодные ни для чего обломки, — грустно сообщил он. — Вот что стоило людям аккуратно открыть, убедиться, что ничего не смогут унести, и так же аккуратно закрыть? Нет, открыли и бросили. Фу.
Чтобы не расстраивать Валерона, кушетку мы с Прохоровым из контейнера извлекли, и она встала по центру комнаты, где выглядела совершенно инородным предметом — изящные резные деревянные детали и обивка с пышными розовыми букетами. На такую и сесть страшно. Мы с Прохоровым и пытаться не стали. Поди, в будуаре хозяйки стояла. С другой стороны, хорошо, что не набор шляп, с этим не поспоришь. Сюда хоть гостя можно усадить. Или гостью.
— Красивая штука, — поддержал Валерона Прохоров. — Не зря сбегал.
Валерон гордо выпятил грудь.
— Вы еще второй не посмотрели. Он меньше, но куда тяжелее. Думаю, там сейф.
— Сейф бы артельщики вскрыли, — со скепсисом сказал Прохоров, но запор на крышке отщелкнул, саму крышку откинул, заглянул вниз и тяжело вздохнул.
Я тоже заглянул. Еще бы ящик не был тяжелым — он оказался доверху забит книгами. Сверху лежал толстенный тридцать четвертый том энциклопедии, со статьями «Ледье — Лопарев».
— Очень, очень полезная штука для самообразования, Гриша, — заявил Валерон. — Как знал, что для тебя тащу.
— Ну спасибо. Лучше бы ты мешок угля притаранил, — расстроенно бросил Прохоров и пошел на кухню.
— Мне кажется, или он чем-то недоволен? — спросил Валерон.
— Конечно, недоволен, — согласился я. — Книги есть, а книжного шкафа нет.
— Книжный шкаф пусть сам делает, — решил Валерон. — Вряд ли там найдется. Большие ящики все поразбили. Вот стулья могут быть.
Он бросился вверх по лестнице, не иначе как хвастаться Мите и освобождать его от охраны выданных ценностей, потому что на кухню они явились вдвоем. Прохоров молча положил Валерону порцию, еще раз тяжело вздохнув. А чего он ожидал? Песик крышку не откроет, проверить не сможет, а значит, не определит, что ценное, а что — не особо. Ну и эти книги точно не придется никому возвращать.
— Ты мне обещал вечером алхимией заняться, — напомнил Валерон, когда его миска опустела, а добавка в ней не появилась.
— Я собирался Митей заняться, да и тебе лишней нагрузки с выливанием зелий не надо.
— Да я, после того как контейнеры выплюнул, чувствую необычайную легкость, почти летаю, — заявил Валерон. — За меня не переживай. Митя тоже подождет. Он вообще лицо заинтересованное, потому что в емкостях должно быть хоть что-то, что можно впрыснуть. А ты так ничего и не сделал.
— Я подожду, — подтвердил Митя, наверняка заранее настроенный сообщником. — Хочу емкость уже с ядом.
— Мне бы простое зелье регенерации сварганить, — вздохнул я совсем без энтузиазма.
— Это чего они от тебя хотят, Петь? — спросил Прохоров.
— Чтобы я сродство к алхимии получил, как ты сродство к артефакторике, — пояснил я. — Путем многочисленных проб и не менее многочисленных ошибок. Пытался по справочнику сделать — ерунда выходит.
— Мож, на новом месте выйдет? — оптимистично предположил Прохоров. — А давай я вместе с тобой попробую? Вдруг че выйдет?
Вышло. Валерон еле успел отнести две склянки вместо одной на облюбованное место. В результате любой желающий мог всю ночь любоваться на местный вариант северного сияния. Как оказалось утром, тварей оно привлекало с утроенной силой, потому что к неощущаемым людьми запахам прибавились ощущаемые.