С Валероном пришлось выдержать настоящий бой. Свои конфеты он не желал отдавать никому. На мое напоминание о двух сожранных коробках, которые как раз для визитов к Куликовым и предназначались, он заявил, что, во-первых, это было уже давно, а во-вторых, княжнам конфеты вообще есть вредно. Ну и в-третьих, они могут это принять за намек, что я за кем-то из них ухаживаю, что в нашем нынешнем положении недопустимо.
— А паучиху они намеком не посчитают? — хмыкнул я.
— Могут посчитать, Петр Аркадьевич, — ответил за Валерона Павел Валентинович. — В нынешних неопределенных ситуациях с реликвиями за любой повод могут уцепиться. Поэтому вам стоит проявить аккуратность при вручении. Лучше заявить, что это подарок семье князя, чем кому-то конкретному.
Кстати, а считается ли нынче Василий Петрович князем? Его родственник заявил свои претензии на остатки княжества, но засвидетельствовать владение осколком у него не успели. У самого Василия Петровича нынче тоже ничего нет: ни реликвии, ни власти над княжескими землями. Да и самих земель по факту нет. Еще пару месяцев — и ему нужно будет куда-то перебираться.
— Спасибо за совет, Павел Валентинович.
— Поэтому без конфет Куликовы обойдутся, — подвел Валерон итог нашей беседе.
С чем я был категорически не согласен.
— Валерон, давай я тебе за одну потраченную на княжескую семью коробку куплю две.
На морде помощника отразилось настоящее страдание.
— Не продумал, — огорченно тявкнул он. — Знал бы о возможности такого обмена — коробку бы сохранил.
— Ты все сожрал? — опешил я.
— Не сожрал, а использовал для увеличения внутреннего хранилища, — оскорбился тот. — Конфеты в купели Макоши растягивают объем намного сильнее, чем одни конфеты. Ты же видел, какие контейнеры я приволок? Раньше они бы не влезли в меня. Но пришлось перед выходом использовать все.
— И какого размера теперь твое внутреннее хранилище? — заинтересовался я.
Валерон склонил голову набок, как будто к чему-то прислушиваясь, и тявкнул:
— Два рояля точно влезут.
— При чем тут рояли? — удивился я.
— В Тверзани, в нашем новом доме, есть один. В прекрасном состоянии. Я еще тогда подумал, что хорошая штука, но в меня не влезет. Но сейчас тащить сюда не буду, и не уговаривай.
— И не надо, — легко согласился я. — Обойдемся без рояля.
По огорченному виду Валерона стало понятно, что он как раз рассчитывал на уговоры, причем не просто так, а за конфеты. Ага, мне здесь только рояля не хватает для полного счастья. И вообще, какой смысл таскать мебель из одного моего дома в другой? Вообще никакого, если только это не влияет на растягивание внутреннего валероновского хранилища. И то, для этого можно найти путь попроще: мало ли у нас сейчас мебели, таскай не хочу из одной комнаты в другую.
— Запас конфет все равно нужен, — заметил Прохоров. — Лохматому для тренировок.
На морде Валерона огорчение сменилось живейшей поддержкой правильной идеи.
— В Гарашиху поеду — куплю. Но когда хоть немного подсохнет, иначе завязну. Все равно нужно было лыжи для зоны купить, а я напрочь о них забыл, когда мимо проезжали. Да и в любом случае крепить их было некуда.
Пришлось идти к Куликовым только с одной коробкой, которую я оставлял в машине, чтобы не травмировать Митю. А то еще решит, что паучиха слишком прекрасна, чтобы отдавать на сторону. Или, что гораздо хуже, — что ему самому уделили куда меньше внимания и сделали куда менее привлекательным. Или, напротив, посчитает розовую паучиху отвратительным извращением и начнет ворчать, что ее нельзя никому показывать, чтобы о нас не подумали плохо. Розовый цвет, бантик — фу, короче говоря.
Я было подумал до княжеского дома подъехать, но решил не дразнить князя, поскольку чем дальше он отходит от контроля собственной территории, тем более обидчивым может стать. Еще решит, что я на что-то намекаю. Или запросит что-нибудь в качестве ежегодной дани с меня как артефактора и механика. Других-то специалистов на его землях не осталось.
Впускал меня в дом тот же бессменный старый куликовский слуга, который со времени моего последнего визита в этот дом, казалось, еще постарел и надел еще более вытертую форму. Но это не помешало ему встречать гостей с нарочитой важностью и провожать их в гостиную: одновременно со мной пришел и Козырев.
В гостиной уже сидел Бочаров, опять один.
— Ваш коллега так из отпуска и не вышел? — удивился я.
— Скорее всего, в Дугарске он больше не появится, — ответил Бочаров. — Очень многие уже разъехались, даже побросав имущество. Остались самые упертые и особо отчаянные артели. С искажениями сейчас затишье, да и благодаря наработкам Павлова при открытии искажений в городе твари сейчас собираются в нескольких местах и, одурманенные, поэтому пострадавших среди дружины в последнее время нет. То есть я, можно сказать, бездействую. Если вы вдруг собираетесь очередное сродство использовать, — не без ехидцы сказал он, — то сейчас самое время.
— Спасибо, но пока желания рисковать нет. Хотя пара больших кристаллов имеется.
Вертевшийся на языке вопрос, куда собралась перебираться семья Куликовых, я оставил при себе. Мне казалось, что уж они будут держаться за иллюзию владения до последнего, не столько пытаясь заработать, сколько уничтожая тех, кто уничтожал их княжество.
Хотя в гостиную семейство Куликовых вошло так, словно они собирались на светский раут — при полном параде были не только княгиня и княжны, но и сам князь. Я их поприветствовал, отвесив каждой даме по паре нарочито неуклюжих комплиментов, а потом вручил коробку княгине как подарок прекрасной части княжеского семейства.
— Механический питомец, — торжественно объявил я. — Может выполнять мелкие поручения и вести беседу.
Старшая княжна презрительно скривилась, как только из коробки была извлечена паучиха. И чего это Марии Васильевне не понравилось? Вон какая блестящая розовая игрушка с бантиком. Уверен, механическая собачка княжны Волковой и вполовину не так хороша.
— Какую беседу, Петр Аркадьевич? — уточнила княгиня, любезно улыбаясь.
— Зависит от того, чему ее будут учить, Анна Александровна, — пояснил я. — База там небольшая, а что на базе вырастет, зависит от хозяина. Это создание самообучающееся. Я не проверял, что у нее нынче в активе, поскольку, если заполню контур своей энергией, она посчитает хозяином меня.
— Очень, очень интересное создание, — признала княгиня.
— Да только у самого Петра Аркадьевича паук может куда больше, чем болтать, — обиженно выпалила старшая княжна.
— Вы выражали желание получить компаньона, — напомнил я. — Механические создания имеют ряд ограничений. К примеру, Митя сейчас постоянно находится дома — на улице он двигается намного медленней из-за холода.
— Но она розовая! — возмущенно сказала старшая княжна. — Вульгарно розовая.
— Прекрасный алхимический краситель, — ответил я. — Прочный и ровный. Нет, если вам не нравится мой подарок, я согласен его забрать.
— Нам нравится, Петр Аркадьевич, — подвела итог нашему спору княгиня, бросив предостерегающий взгляд на дочь. Причем только на старшую. Младшую, похоже, ситуация забавляла — она перестала походить на сушеную воблу и с трудом удерживалась от смеха. — Более того, я потрясена, что вы в столь юном возрасте проявили себя умелым механиком.
Честно говоря, столь неприкрытая лесть от княгини, ранее меня намеренно игнорировавшей, напрягла еще сильнее, чем сменившееся обращение от Козырева. Княжеской семейке точно от меня что-то нужно, и я не уверен, что наши желания в этом плане совпадут. Точнее, уверен, что не совпадут.
— Я надеюсь, вы нас простите, что мы не станем активировать ваш подарок немедленно, — тем временем продолжала княгиня. — Он слишком хорош, чтобы к нему отнестись с небрежением. Нам необходимо будет подумать, кому именно будет принадлежать столь замечательное создание.
— Что значит подумать? — возмутилась старшая княжна. — Это делалось по моему заказу.
— Но выполнение тебе не понравилось, — насмешливо заявила младшая.
— Мне понравилось, но я хотела бы иметь больше возможностей, — ответила старшая, посмотрев на младшую весьма недовольно. — Тем более что у Петра Аркадьевича в его пауке функций добавилось.
— Они пока все отлаживаются, — ответил я. — Я не имею права ставить непроверенные улучшения в подарочный образец. Все новые функции находятся на стадии тестирования.
Наталья Васильевна насмешливо фыркнула. Кажется, ей показалось, что я чересчур набиваю себе цену. В моем случае кажущаяся молодость играла против меня: от меня никто не ожидал качественной работы, а княгиня и старшая княжна были уверены, что смогут мной управлять только так. Даже сейчас Мария Васильевна всячески намекала, что хотела бы получить улучшенную версию другого цвета. Но я усиленно делал вид, что намеков не понимаю и вообще туповат по жизни.
Продолжалось это ровно до того момента, когда всех пригласили пройти в столовую. Коробку с моим подарком при этом вручили лакею с наказом отнести в будуар княгини. Кажется, Мария Васильевна останется без механической игрушки, и ей будет нечем хвастаться перед княжной Волковой. Хотя, как мне показалось, она не теряла надежды получить с меня именно то, что хотела. Только для этого ей придется пробиваться через мою природную тупость — и пока она размышляла, как же это сделать, не нарушая приличий и не подавая мне надежды на взаимность больше необходимого.
Но князя эта мышиная возня волновала мало, как и подарок, пусть по факту уникальный и довольно дорогой. Во время ужина темы политики старательно избегались, а вот когда принесли десерт, Куликов наконец начал подводить меня к тому, ради чего сегодня приглашал.
— Петр Аркадьевич, вы сохранили свой осколок реликвии? А то, знаете ли, в последнее время очень часто их крадут.
Я поборолся с соблазном заявить и о краже у меня, но все же ответил:
— Я сохранил, Василий Петрович.
— Петр Аркадьевич, не подскажете, какие у вас отношения с родственниками со стороны отца?
— В настоящее время никаких не имеется, — ответил я. — Мы не поддерживаем отношений, о чем, признаться, я ничуть не сожалею.
— Не сожалеете о том, что не общаетесь с княжеской семьей? — удивилась Мария Васильевна. — Это власть, это деньги, это воспитание. Вам есть чему у них поучиться.
Выгонять ограбленных слуг на улицу? Спасибо, но это не то, чем можно было бы гордиться.
— Не так давно я познакомился с дядей, Максимом Константиновичем. И, признаться, не увидел ничего, что следовало бы посчитать образцом для подражания. Он произвел на меня самое неблагоприятное впечатление. Чему мне у него учиться? Лени? Небрежению к своим обязанностям? Любви к карточным играм? Или, может, транжирству?
— Вы слишком категоричны, Петр Аркадьевич, — улыбнулась княгиня. — В семье Вороновых не только один князь, там есть весьма достойные особы.
— Это вы про претендента на княжение, который обворовал нынешнего князя с помощью собственной бабушки?
— Фу, как грубо, — надула губы Мария Васильевна. — Разве можно говорить, что он обворовал, если ему передали осколки добровольно?
— В нарушение завещания, — напомнил я. — Покойный князь Воронов хотел, чтобы все осколки, кроме одного, оставались в одних руках. Неважно, кто воровал, важно, что этому способствовали и поддерживали.
— Вы максималист, Петр Аркадьевич, — заметила княгиня. — Увы, в жизни нет четкого разделения на черное и белое, всегда есть полутона.
— Петр Аркадьевич просто завидует, — внезапно зло бросила старшая княжна. — Антон Павлович к своим почти тридцати годам очень много добился. Настолько многого, что нашему гостю никогда не достичь таких высот.
— Это вы про обворовывание родного дядюшки? — уточнил я, потому что ситуация меня забавляла: фактически она сейчас оправдывала и мою деятельность. Потому что до моего размаха в похищении осколков кузену было далеко. Можно сказать, против меня он был все равно что дилетант против профессионала: спер всего лишь два осколка, и те с помощью бабушки.
— А хоть бы и так, — продолжила Мария Васильевна, хотя предостерегающие взгляды к ней полетели и от отца, и от матери. — Князем должен быть достойный. В роду Вороновых Антон Павлович — самый достойный, и вы меня в обратном не убедите.
— И не собираюсь вас ни в чем убеждать. Я не знаком с Антоном Павловичем, поэтому не могу судить о его моральных качествах. Придется согласиться с вами, что очень достойно пользоваться помощью бабушек в достижении своих целей. Украл не сам — остался с незапятнанной репутацией, хотя ворованное не вернул.
— Он более достоин быть князем, чем Максим Константинович! — выпалила старшая княжна, посмотрев на меня чуть ли не с ненавистью. Неужели была влюблена в бравого офицера, хотя тот был женат?
— Маша, — с холодком в голосе сказала княгиня, — кто более достоин быть князем, решать не тебе. К тому же притязания Антона Павловича не будут поддержаны императором.
— В самом деле? — удивился я. — А как же наличие двух осколков против нуля у его дяди?
— В том-то и дело, Петр Аркадьевич, что Антона Павловича тоже обокрали. Сейчас официально из всех Вороновых только у вас есть осколок.
— Как это обокрали? — удивился я. — После того как из княжеского дома пропали части реликвии, остальные могли бы охранять и получше.
Честно говоря, от того, что приходилось врать и выкручиваться, чувствовал я себя мерзко, пусть и понимал, что мои цели уворовывания осколков в корне отличаются от целей кузена. В первую очередь мне нужно было собрать реликвию, чтобы спасти собственную жизнь. Всяческие преимущества, которые мне давала собранная реликвия, были не столь важны. Я был уверен, что прекрасно проживу и без княжеских прав и обязанностей. Более того, я бы предпочел с ними не сталкиваться вовсе.
— Неизвестно, когда обокрали Антона Павловича, — пояснил князь. — Возможно, в тот же день, что и его дядю.
— То есть он даже не проверил наличие осколков, когда посчитал, что князь из него будет лучше, чем из Максима Константиновича? — удивился я. — Это по меньшей мере странно.
— Ему было не до этого, — безапелляционно бросила Мария Васильевна.
— Торопился занять место дядюшки?
— Сдается мне, Петр Аркадьевич, вы не уловили главного, — раздосадованно бросил Куликов. — Вы сейчас единственный представитель Вороновых, у кого есть осколок реликвии. Вы сами можете претендовать на титул князя.
На самом деле я уже давно понял к чему меня подводят, только пытался сообразить, что именно хотят на этом выиграть сами Куликовы.
— А зачем мне это, Василий Петрович? — удивился я. — Княжество на грани разорения, а у меня ни денег, ни возможностей как-то по-другому ему помочь. Кроме того, еще пару лет — и оно точно так же будет захвачено зоной, как и ваше, уж простите за прямоту.
— Но пара лет у княжества Вороновых еще есть, и за пару лет с зоны можно собрать хорошее состояние, — намекнул Куликов. — Более того, с парой лет вы погорячились, я бы сказал, что оно просуществует минимум лет пять. Как вы понимаете, зона захватывает княжества с разной скоростью, а княжество Вороновых куда больше нашего. Неужели у вас нет желания встать во главе?
— Нет, — ответил я и удостоился пренебрежительного взгляда Марии Васильевны. — У меня нет ни денег, ни другой поддержки, за мной нет силы, понимаете, Василий Петрович? Этот кусок для меня великоват. Меня пытались убить только за владение осколком, а что будет, если я заявлю права на княжество?
— Мы вас поддержим, — уверенно сказал Куликов.
— Но вы же поддержите не просто так. Вам понадобится ответная услуга, — усмехнулся я.
— Вот это уже деловой разговор, — обрадовался князь. — Что касается ответной услуги, то это разговор приватный.
А разговор о захвате княжества может слушать кто угодно?
— Но действовать нужно уже сейчас, чтобы добиться успеха, — продолжил Куликов.
— Мне кажется, сначала нужно дождаться решения императора хотя бы по одному из последних дел, — возразил я. — Быть может, он оставит княжество за последним князем. Строго говоря, осколок — это не реликвия. При наличии у меня в руках действующей реликвии вопрос стоило бы поднимать, но требовать себе титул на основании единственного осколка? Простите, Василий Петрович, это несерьезно. Возможно, пропавшие осколки всплывут где-то позже и дадут возможность заявить о своих притязаниях другому члену семейства Вороновых. Тогда я буду выглядеть очень бледно.
— А вы трусоваты, Петр Аркадьевич, — бросила Мария Васильевна со всем разочарованием, которое смогла изобразить.
Если она рассчитывала, что после этого я начну бить себя пяткой в грудь и вопить, что не трус и не боюсь никого и ничего, то зря.
— Мария Васильевна, я не собираюсь вам ничего доказывать, — улыбнулся я в ответ. — И не собираюсь принимать помощь такого рода у вашей семьи. Она накладывает на принимающего слишком большие обязательства.