Слияние

Глава 12

Слова у отчима с делом не расходились. К Воронову мы отправились сразу же. Стук в дверь — и ленивое «Войдите», произнесенное незнакомым голосом. Голос мне не понравился сразу, как и сам князь, полулежавший с книгой на диванчике в позе, которая больше подходила томной даме, чем мужчине, облеченному властью.

На моего отца, чья фотография висела на стене моей комнаты в бытность мою у Беляевых, этот тип походил как разжиревшая болонка на добермана. Рыхлый, с напомаженными усами, в полураспахнутом халате — он отличался не в лучшую сторону даже от моего отчима, что уж говорить про отца, подтянутого и бравого на фотографии.

— Юрий Владимирович? — удивился Воронов и не подумал привстать в знак вежливости. — Польщен, чрезвычайно польщен вашим визитом. А это с вами?‥

— Петр Аркадьевич Воронов, — ответил я.

— Позвольте, но он же погиб? Такое ужасное кровавое преступление. «Маньяк в поезде», — явно процитировал он заголовок какой-то газетенки.

— Как видите, Максим Константинович, Петр выжил. И после его рассказа у меня появился к вам ряд вопросов.

За что я ценил отчима, так это за умение четко вычленять главное. Мой длинный рассказ уместился в несколько коротких предложений, главным выводом из которых стала причастность Вороновых к покушению на меня. Как я понял, сам Беляев в эту версию не верил, поэтому обвинение имело совсем другую цель, для меня неочевидную.

Расслабленность Воронова испарилась, он резко принял вертикальное положение, побледнел и выпалил:

— Да вы с ума сошли, оба. Мы, Вороновы, никогда не стали бы убивать человека нашей крови. Это немыслимо.

— Даже ради части реликвии?

— Даже ради нее. Признаться, меня чрезвычайно удивило завещание батюшки. Я был уверен, что куски реликвии должны быть вместе. Но нет, внезапно один следовало отдать сыну Аркадия. — Он поморщился, то ли вспомнив гибель брата, то ли его самого. — Я даже душеприказчика просил договориться о выкупе. Но потом, здраво рассудив, решил, что реликвия нынче — всего лишь пустой символ, за которым ничего не стоит. Так что если Петр передумал, выкупать его кусок не стану. Мне достаточно остальных.

Как мне показалось, это он выдумал прямо сейчас, чтобы отвести от себя подозрения.

— И тем не менее фотографии явно намекают на участие вашей семьи, — обманчиво мягко сказал отчим.

— Юрий Владимирович, Петр, садитесь же наконец и поговорим как взрослые люди. — Он дождался, пока мы сели, и продолжил: — О фотографиях, присылаемых вдовой Аркадия, я понятия не имел. После смерти батюшки в архивах фотографий не было. Причитающуюся Петру часть реликвии при мне тоже никто не фотографировал. В том, что я не замешан в покушениях, клянусь честью.

Слова были не формальными — после их произнесения правая рука Воронова окуталась огненными всполохами, подтверждая истинность его слов.

— Возможно, кто-то из ваших родственников был недоволен решением выделить Петру кусок реликвии… — намекнул отчим.

— Юрий Владимирович, уверяю вас, остальные, упомянутые в завещании, получили куда больше, чем мертвый кусок кристалла. Честно говоря, я был изрядно удивлен формулировкой, которая скорее была похожа на изощренное издевательство, чем на стремление помочь внуку. Уверен, к этому приложила рука матушка. Она у нас весьма импульсивна, а Аркаша пошел ей наперекор. — Имя брата Воронов выговорил с явной неприязнью. — Он, знаете ли, был матушкиным любимчиком, этакий красавчик, бравый офицер. И партия ему была подобрана соответствующая. И внезапно образец для подражания, каким его всегда считала матушка, женится на актрисульке.

— Надежда Павловна никогда не служила в театре, — с явным неудовольствием напомнил отчим.

— Певичке? — поправился Воронов.

— Ею моя супруга тоже никогда не была. Дочь разорившегося купца.

— Что актриса, что певичка, что купчиха — одного поля ягоды, — пренебрежительно бросил Воронов.

Маменька, конечно, была не образцом для подражания, но и такого отношения не заслуживала. Воронов мне сейчас казался мерзкой гадиной, самоутверждавшейся за чужой счет.

— Я бы вас попросил воздержаться от оскорблений, — вмешался я в разговор. — Моя мать заслуживает уважения.

— Но не с точки зрения моей матери, — вывернулся Воронов. — Она ее иначе как «эта актрисулька» не называет. Брак этот она Аркаше не простила. И если батюшка выражал желание познакомиться с Петром, то она всегда была резко против. Моя матушка вообще очень непримиримая особа. Именно поэтому, приезжая в Святославск, я стараюсь не останавливаться в нашем особняке, иной раз даже о приезде не сообщаю. Так что если вы планируете познакомиться с остальными Вороновыми, то я вынужден вас разочаровать. Официально я не здесь, а в княжестве.

— Мне кажется, вы уводите разговор в сторону, — холодно бросил отчим. — Это наводит на нехорошие мысли.

— Бог мой, Юрий Владимирович, с чего вы взяли? Я пытался объяснить, что в нашей семье никто не выигрывал от смерти Петра, а большинство вообще не знали о его существовании до оглашения завещания. Вот тогда были и смешки, и недоуменные вопросы, кому была завещана часть реликвии.

— А остальные части?‥ — спросил я.

— Достались мне как князю, разумеется, — ответил Воронов. — Лежат в сейфе столичной резиденции.

Невидимый Валерон ткнул носом мою руку. Мол, обрати внимание, куда нам надо наведаться: к этому типчику, точно злоумышляющему против нас. Но я и без него сделал в памяти отметку. Нужно узнать, где находятся княжеские резиденции утерявших реликвии семей и пройтись по ним, если выяснится, что восстановления одной реликвии окажется недостаточно для снятия печати.

— Если хотите знать мое мнение, то покушение на Петра вписывается в череду смертей, в последнее время накрывших семейства так называемых «князей без реликвий», — внезапно сообщил Воронов. — Предположение, кто за ними стоит, у меня есть, Юрий Владимирович, но эти знания вам сейчас излишни.

Отчим насмешливо хмыкнул.

— Вы про клику Молчановского, Максим Константинович? Я думал, он только воздух сотрясает. Хотя слухи ходят, да.

— Не только. За покушениями действительно стоит его коалиция, — возразил Воронов. — Поскольку они считают, что князья без реликвий — фактически не князья, а посему должны быть лишены княжеского титула тем или иным образом. Надежнее всего — через убийства, чтобы некому было наследовать. Ответственность за такие покушения не возьмет на себя ни одно княжеское семейство, а вот оплатить покушения в складчину…

— Зачем им нужны осколки реликвий?

Воронов пожал плечами.

— Я не слышал о других случаях, когда целенаправленно охотились за частью реликвии. Возможно, я повторю, только возможно, что в случае Петра кусок реликвии был не основной задачей, а его потом предполагалось тем или иным способом продать мне. Вообще, как правило, все части реликвий остаются в одних руках. Я слышал всего лишь о нескольких семействах, решившихся передать осколки сразу нескольким наследникам. Впрочем, Юрию Владимировичу эта информация не нужна и не интересна.

Было смешно наблюдать, как Воронов постоянно подчеркивал, что Беляев находится куда ниже его в иерархии. Хотя у Вороновых, кроме спеси, ничего и не осталось: ни денег, ни влияния. Говорить, что у меня есть информация именно об охоте за кусками реликвий, я не стал. Воронову эта информация, говоря его же словами, не нужна и не интересна. Союзниками нам не стать, а информации полезной он больше не выдаст.

— Покушения происходят только на членов княжеских семейств без реликвий? — уточнил отчим.

— Да. Как правило, на тех, до кого легче добраться. Я уверен, что заказ есть на всех, кто может наследовать титул, хотя бы в теории.

— То есть Петр продолжает оставаться под ударом?

— Все мы находимся под ударом, — отрезал Воронов. — Вы, честно говоря, совершили большую глупость, не придя ко мне сразу, потому что попади Петр в военное училище — был бы под защитой государства. Но ничего, еще не поздно. Моих связей хватит, чтобы отправить его туда даже после начала занятий. Можете его оставить, я позабочусь о племяннике, будьте уверены.

— Извините, Максим Константинович, но мне это неинтересно.

— При чем тут интересно или неинтересно? — усмехнулся он. — Все Вороновы проходили через военное училище. Только оно дает нужное развитие и огранку способностей.

— Неужели? — насмешливо бросил я. — Мне так не кажется.

Если этот Воронов проходил через военное училище и считает, что оно дало ему огранку, то мне страшно представить, каким он был до учебы там.

— Вот тебе простой пример. Юрий Владимирович сообщил, что в Лабиринте ты получил заклинание Искра. У тебя было время им заняться. Итак, какой у тебя сейчас уровень?

Он торжествующе на меня посмотрел, готовясь вдоволь поиздеваться.

— Сорок второй.

— Вот. А в училище был бы уже минимум десятый. Какой-какой? — вытаращился он на меня, только сейчас поняв, что я ответил.

— Сорок второй.

— Петр, Юрий Владимирович, воспитывавший тебя все эти годы, мог бы донести, что врать нехорошо. Особенно родственникам. Особенно ради пустой похвальбы.

Пришлось продемонстрировать ту самую Искру, раз уж на слово не верят. У Воронова жалко затрясся подбородок, отчим же смотрел скорее одобрительно, но и с некоторой опаской — боялся, что не удержу контроль. Пришлось заклинание развеять, а энергию опять втянуть в себя.

— Искра у меня даже чуть мощнее положенного на этом уровне, — не без удовольствия пояснил я, — потому что к ней прилагается еще двойное сродство к Огню и пиромания третьего уровня. Вы уверены, что военное училище столько бы мне дало?

— Но как такое может быть? Ты же ее только что получил! — возмущенно вытаращился на меня Воронов. — У меня тридцать девятый, а я не только практикуюсь, но и кристаллы вливаю.

— Значит, я практикуюсь лучше, Максим Константинович. И чаще — каждую свободную минуту. Мне ваше училище не нужно.

— Но все Вороновы…

Он радостно заблестел глазами, сообразив, что сильный маг повышает престиж рода. Пришлось его мечтания оборвать.

— Я не считаю себя Вороновым. Скорее Беляевым, пусть не по крови, но по духу. Юрий Владимирович для меня сделал куда больше, чем весь ваш род. И он не ограничивался пустыми обещаниями.

— Но позвольте! — возмутился Воронов. — Мы предлагали тебе полное обеспечение.

— После того как у меня обнаружилась магия? Спасибо, не надо. Я в состоянии обеспечить себя сам и прекрасно обойдусь без вас.

— Променять княжеское семейство на какого-то жалкого купчишку? — возмущенно взвился Воронов, устрашающе затряся всеми подбородками.

— Пожалуй, жалкий купчишка аннулирует ваши с ним договоренности, — холодно бросил Беляев.

Не знаю, как он отнесся к моему спичу — я не смотрел на него, когда говорил, но слова Воронова ему точно не пришлись по сердцу.

— Бог мой, Юрий Владимирович, ваш пасынок меня оскорбил. Я был вне себя, не понимал, что говорю, — заюлил Воронов. — Приношу свои глубочайшие извинения. Вы знаете, я всегда относился к вам со всем уважением.

Беляев посмотрел на него с легкой брезгливостью, но сказал:

— Ваши извинения приняты. Но в следующий раз вы ими не отделаетесь. Петр, у тебя остались вопросы к Максиму Константиновичу?

Он явно намекал, что нам пора прощаться с хозяином номера и уходить, но у меня появилось еще одно дело. Хотелось наказать эту сволочь за наглость и оскорбления. Только нужно придумать, как вывести Воронова на нужный разговор.

— Что за формулировка, вызвавшая веселье на оглашении завещания? — зашел я издалека.

Воронов явно обрадовался, что разговор перешел на другую тему, расплылся в нехорошей усмешке и пояснил:

— Она звучала так: «Внуку моему, Петру Аркадьевичу Воронову, я завещаю часть реликвии. Это все, что ему нужно, от остального он откажется, потому что добьется сам». И это при условии, что другим родственникам были отписаны крупные суммы и объекты недвижимости.

— Зря он так решил. От недвижимости я бы не отказался, — заметил я.

— Упомянутые в завещании — тоже. К сожалению, оно было составлено давно и большинство объектов уже накрыто зоной. У батюшки было развито предвидение, но почему-то такой вариант он не учел. Впрочем, в старости отказывают многие навыки. К сожалению, в нашем случае исключения не случилось.

Он тяжело, но фальшиво вздохнул, а я подумал, что в отношении меня покойный Воронов мог действительно что-то прозреть. Что-то такое, что показалось ему на тот момент сущим вздором.

— От недвижимости в зоне я бы тоже не отказался.

Воронов расхохотался. Громко, от души, вытирая выступившие от смеха слезы.

— Если уж тебе так хочется стать владельцем нашей недвижимости, могу предложить что угодно, хоть резиденцию в Камнеграде, — издевательским тоном сказал он.

— Хотите подарить, Максим Константинович? Или предлагаете купить? С содержимым?

— Да кому нужны эти руины, — махнул он рукой. — Там концентрация тварей высочайшая. Сколько раз пытались пробиться, сколько людей положили…

— Значит, дарите?

— Дарю, — усмехнулся он.

— Хорошо было бы получить договор дарения на руки, — заявил я. — И ключ от объекта недвижимости.

Отчим, до этого заинтересованно переводивший взгляд с меня на Максима Константиновича, счел, что его вмешательство необходимо, нахмурился и сказал:

— Петя, имей в виду, что воспользоваться этим имуществом ты не сможешь. Ни продать, ни взять под него залог невозможно.

— Юрий Владимирович, мне будет достаточно осознания того, что я являюсь владельцем родового гнезда Вороновых.

— Пафосно и глупо, — поморщился отчим. — Мне казалось, Петя, что ты повзрослел, но сейчас я опять вижу перед собой обиженного ребенка.

— И все же я бы хотел получить дарственную, — заявил я.

— Чувствую какой-то подвох, — задумчиво протянул Максим Константинович.

— Передумали дарить? — усмехнулся я. — Могу купить. К примеру, рублей за пятьсот.

— Княжескую резиденцию за пятьсот? — возмутился он. — Ну ты и нахал.

— Думаете, кто-то предложил больше?

Отчим неодобрительно покрутил головой. Он явно намекал на невыгодность вложения. Но если у меня будет полная реликвия, в резиденцию княжества придется прогуляться в любом случае. И хотелось бы туда пройти на законных основаниях.

— Никто не предложит ни рубля за недвижимость в зоне, — холодно заметил отчим. — Петр погорячился.

— Петр — взрослый человек, способный отвечать за свои слова, — отмахнулся Воронов. — Понимая его стесненное материальное положение, согласен продать ему княжескую резиденцию в зоне за пятьсот рублей. Прямо сейчас могу послать за нотариусом.

— Посылайте, — согласился я, изо всех сил отыгрывая восторженного юнца, наконец-то получившего возможность исполнить заветное желание.

— Петя, я не одолжу тебе деньги на ерунду, если ты на это рассчитываешь, — раздраженно бросил отчим.

— У меня достаточно собственных средств, чтобы оплатить.

— В банке? — намекнул он на фырченковский штраф.

— При себе.

— Растрачивая деньги на блажь, никогда не составишь капитал.

— Понимаю вашу обеспокоенность, Юрий Владимирович. Конкретно этот дом для меня принципиален. Я считаю его своей долей наследства. Других неоправданных трат не будет.

Я мог бы добавить, что именно это и было завещано покойным князем, когда мне отписывался кусок реликвии. Всю он завещать не мог, но кусок — это явный намек на то, что было увидено в будущем.

Воронов вызвал лакея и поручил ему привести нотариуса. Любого, лишь бы побыстрее.

В тишине мы сидели недолго. Ее опять разбил я:

— Кстати, мне показалось, что вы удивились, когда меня увидели. Но ведь у любой княжеской семьи есть артефактное фамильное древо, на котором указаны все живые представители княжеского семейства. Вы должны были знать, что я выжил.

Воронову мой вопрос оказался неприятен, его аж выкручивать начало от нежелания отвечать, но пришлось, потому что Беляев опять уставился на него с подозрением.

— Фамильное древо привязывается к новому князю через реликвию, — неохотно пояснил он. — Поэтому в моем случае этот артефакт не работает.

Получается, что для работы артефактного древа реликвия не нужна, только для привязки, иначе у Куликова оно тоже не работало бы. А вот у его наследников оно уже будет мертво.

— Княжеского перстня у вас тоже нет, Максим Константинович, — заметил отчим. Как мне показалось, сейчас он намеренно бил по больному месту. — По той же причине?

— Извините, Юрий Владимирович, но это не ваше дело, — отрезал Воронов.

От дальнейших расспросов его спас подошедший нотариус, который и зафиксировал продажу мне родового вороновского гнезда за символическую сумму. Он ушел, поднялись и мы. Я сложил документ и убрал в саквояж, после чего не без удовольствия заметил:

— А ведь князь Молчановский не так уж и неправ. Какой из вас князь? Без реликвии, княжеского перстня и княжеской резиденции.

— Пошел вон! — взбешенно рявкнул Воронов. — Ты такая же скотина, как твой родитель. Его черви уже давно сожрали. Глядишь — и ты с ними тоже вскоре встретишься.

Смотрел он на меня с такой неприкрытой ненавистью, что казалось: видит он не меня, а «горячо любимого» брата, чувства к которому за столько лет не остыли.